Портрет Воланда. Фантастический роман-притча

– Процедуры, уколы, холодный душ… Все как положено, все делаем, не извольте беспокоиться. Питание, правда, диетическое, но в положении больного острая, возбуждающая пища противопоказана. Хотя повар у нас, я вам доложу, отменный, в Италии стажировался. Вздумаете задержаться у нас, окажите честь отобедать вместе, – безудержно изливался словами Тенгиз Мутноватый.

– Извините, но давайте ближе к делу, уважаемый профессор, – с трудом сумел вклиниться в его речь Григорьев. – Меня интересует теперешнее состояние больного и причины его внезапного помешательства…

– Да, конечно, товарищ полковник…

– Майор, – поправил его Виктор.

– Виноват, – расшаркался Мутноватый. – Докладываю. Пациент, с вашего позволения, пережил состояние сильного стресса, возможно, был кем-то или чем-то напуган. Поэтому и рассказывает всякие небылицы. Слуги дьявола, женщина-демон, говорящий кот, пропавшая картина, американская мафия. Не исключаю и возможность сильного гипнотического воздействия на его психику извне. Вот, взгляните, – он подсунул Григорьеву историю болезни лейтенанта. – Для сведения также сообщаю, что в крови больного обнаружено остаточное содержание алкоголя, эквивалентное значительной дозе спиртного, порядка двух-трех бутылок крепких напитков. Принятый им алкоголь, безусловно, усугубил воздействие на психику пациента внешних раздражителей. В ближайшее время больному прописан покой и стационарное лечение. Три месяца, не меньше. Но условия у нас хорошие. Комфортная палата, отдельный санузел, звуконепроницаемые стены, тишина… А тишина в больнице, знаете, какая-то особенная. Вы еще не видели наш сад для прогулок. Непременно посмотрите…

Григорьев резко оборвал не в меру разговорчивого врача:

– Я, пожалуй, вас тоже приглашу к нам, на Литейный, погостить. Особенно рекомендую для осмотра подвальные помещения следственного изолятора… – но, увидев, как расширяются от страха зрачки у Мутноватого, несколько смягчил последние слова: – Впрочем, я, возможно, воспользуюсь вашим гостеприимством и навещу вас завтра. Заодно и с поваром познакомлюсь.

Тенгиз шумно, с облегчением выдохнул:

– Вот спасибо, товарищ генерал… Ах, простите, товарищ майор.

– А теперь хорошенько запомните мои слова, доктор, – майор отчеканивал каждое слово, – к Ерошкину и Круглову никого посторонних не пускать, даже родственников. Проинструктировать соответствующим образом дежурных врачей и медсестер. Принимать все необходимые меры по установлению личностей тех людей, которые попытаются вступить в контакт с нашими подопечными. О любых происшествиях сразу же сообщать мне. В конце рабочего дня составлять отчет не только о состоянии здоровья больных, но и об их просьбах, высказываниях, воспоминаниях. Дело государственной важности. Могут быть замешаны спецслужбы иностранных государств. Все понятно?

– Так точно, товарищ майор. Разрешите идти? – по-военному поднял руку к голове Тенгиз Мутный.

– В армии говорят, что к пустой голове руку не прикладывают, профессор, – невольно улыбнулся Григорьев. – Идите! Пока, во всяком случае…

Круглова майор обнаружил забившимся в дальний угол палаты. Лицо его было закрыто ладонями, плечи судорожно вздрагивали.

Увидев Григорьева, повредившийся умом милиционер вскочил на ноги и замахал руками:

– Свят, свят! Чур меня, чур меня! Сгинь, нечистая сила! Сгинь, окаянный! Никуда я с вами не пойду! Знать ничего не знаю, и знать не хочу! Отвяжитесь вы от меня все. Я уже написал подробный отчет и отдал его лечащему врачу…. И джинсов у меня больше нет, все отдал Виктору Павловичу! Что вам от меня еще нужно?

– Прежде всего, успокойтесь, лейтенант Круглов, и ведите себя, как подобает мужчине и офицеру! – жестко произнес Виктор. – Что вы здесь истерики закатываете?

Невероятно, но слова Григорьева удивительным образом воздействовали на больного. Он успокоился, и медленно, хотя и с опаской, подошел к майору и спросил: «Скажите, кто вас ко мне направил? Разве не Воланд? Вы, должно быть, тоже из его шайки? Умоляю, скажите правду!

– Направила меня к вам Федеральная служба безопасности, вот мои документы, – Григорьев показал Виталию «ксиву», – и отныне вы находитесь под нашей защитой и опекой. Бояться вам совершенно некого, так что попрошу спокойно и подробно рассказать мне, каким образом вы попали сначала в Америку, а потом на больничную койку. По порядку.

– Хорошо, я готов, – послушно кивнул головой Круглов, но затем горькая гримаса появилась на его лице. – А разве вы не знаете, что местные врачи считают меня сумасшедшим? Грош цена показаниям психически больного человека…

– Нет, лейтенант, врачи считают вас человеком, пережившим сильный стресс, усугубленный обильным употреблением спиртного… – Щеки Круглова зажглись предательским румянцем, и это обстоятельство не ускользнуло от Григорьева: – Возможно, это было гипнотическое воздействие. Но в любом случае, скоро вы поправитесь и сможете выйти на работу. Итак, слушаю вас внимательно.

– Тогда разрешите задать вам один вопрос, который может показаться вам странным, товарищ майор, но тем не менее. Скажите, читали ли вы роман Булгакова «Мастер и Маргарита»?

– Да, читал. Вполне занятная сказка.

– Сказка, говорите? Я раньше тоже так считал, – грустно вздохнул больной. – Но боюсь, что все же это не сказка. Слушайте же, я расскажу вам, как все было… – И он поведал Григорьеву историю своих злоключений.

«Да, жаль парня. Похоже, с головой у него действительно не все в порядке, – подумал Григорьев, выслушав лейтенанта. – Хотя, черт побери, он сейчас совсем не похож на ненормального. Рассказывает последовательно, убедительно, не путается в мыслях. Глаза без всякой дури и хитрости. Или он меня разыгрывает? Если он и играет, то, надо отдать ему должное, играет великолепно, профессионально, на уровне заслуженного артиста, не меньше…

Как же он на самом деле оказался в Америке? Может быть, его накачали наркотиками и вывезли по чужим документам? Но в крови Круглова не обнаружено следов наркотических веществ. И кто мог это сделать? Мафия? Вряд ли. Спецслужбы? Ну, предположим. А с другой стороны, кому он на хрен сдался, в этой Америке? Они же там не дураки – вербовать сотрудника милиции таким скандальным образом. И зачем? Что он знает и что он может? Нет, здесь что-то не так.

Однако что я расскажу руководству? Сказку про Воланда, его свиту и пропавшую картину? Меня после этого в соседнюю палату, рядом с Кругловым поместят. Ладно, не буду волновать бедного больного, сделаю вид, что поверил ему. А дальше поставим в палате «прослушку», дождемся Ерошкина и с ним еще поговорим. Не будем торопиться…»

А вслух сказал:

– Ну, допустим, что вы не врете. Хотелось бы в таком случае своими глазами взглянуть на Воланда и его компанию.

– Я думаю, что вы сможете найти его на Большом проспекте, в квартире художника Рохальского. Или идите по следам пропавшей картины. Я уверен, что он захочет обязательно получить ее в свои руки. Возможно, просто вернуть на старое место. И, если верить Булгакову, то в нашем городе скоро начнут происходить странные и необычные события. И их будет предостаточно. Но умоляю вас, не делайте глупостей и не пытайтесь арестовать их или рассердить… – Круглов стал опять впадать в беспокойное состояние. – Мы сделали такую попытку, и вы сами видите, чем это закончилось, – он вновь прикрыл лицо руками – Боже мой, боже мой, неужели все это не сон? Мне становится страшно… Я боюсь…

Плечи его затряслись от рыданий.

Григорьев нажал на кнопку, и вбежавшие санитары мгновенно всадили расчувствовавшемуся больному лошадиную дозу успокоительного. Круглов уронил голову на подушку. Блаженная улыбка появилась на его лице, и он забылся продолжительным сном.

После больницы Григорьев направился на Большой проспект Петроградской стороны в известную читателю квартиру. Как выяснилось, там уже успели побывать ребята из технической службы и установить скрытую технику.

«Молодцы, – обрадовался майор, – оперативно сработали!».

Он облазил всю квартиру старого художника на коленях, но ничего подозрительного не обнаружил. Дважды ему показалось, что где-то рядом мяукнула кошка, затем прогавкала собака, вслед раздался заразительный женский смех, и все стихло.

Но внезапно противный мужской голос прошептал ему за спиной: «Ищи, Григорьев, ищи! Коленки не сотри…»

Майор резко обернулся и посмотрел вокруг. Никого. Тишина.

«Померещилось. Или наши технари прикалываются», – предположил Григорьев.

А невидимый собеседник тем временем добавил визгливо и ехидно: «Может, что-нибудь и найдешь. Например, от мертвого осла уши».

– Кто здесь? – не выдержал майор и резко выдернул из внутреннего кармана заряженный пистолет.

В ответ раздался гаденький смешок: «Кто, кто? Конь в пальто! Ты же видишь, никого нет! Протри глаза-то…» – и снова все стихло.

«Что за чертовщина? Что со мной? – Григорьев почувствовал, что холодный озноб прошиб его насквозь – Наверно, я заболеваю… И в квартире, кажется, очень душно. Надо срочно выйти на свежий воздух. Если наши парни с техникой забавляются, то придется им за это вмазать хорошенько… Тоже мне шутники».

Однако, выйдя на лестничную площадку, майор почувствовал резкое улучшение самочувствия и решил пообщаться с соседями. Но жильцы из соседних квартир были уже настолько напуганы последними событиями и частыми визитами людей в погонах, что замыкались в себе и отвечали неохотно и односложно.

Потеряв впустую три часа, Григорьев ощутил усталость, разбитость и некоторое разочарование: «Ладно, пусть милиция занимается поисками картины, а я на сегодня, пожалуй, закругляюсь. Завтра пойду разбираться в больнице с Ерошкиным».

Но и разговора с Ерошкиным не получился. К великому огорчению Григорьева, милиционер оказался совершенно невменяемым.

– Дьявол, дьявол! – закричал он, увидев Виктора, входящего в палату. – Изыди, сатана, изыди от меня!

Затем Ерошкин попытался лягнуть посетителя ногой, укусил его за палец и предпринял серьезную попытку въехать Григорьеву в ухо. Последнему намерению Ерошкина майор решительно воспротивился и вынужден был дать буйному больному «хорошего леща».

Придя в себя, подполковник открыл рот и… неожиданно заговорил по-японски. Из услышанного Виктор смог разобрать лишь «арригато» и «моси-моси». На этом его познания японского языка заканчивались, но, тем не менее, он решил записать на диктофон почти получасовое экспрессивное выступление новоиспеченного сумасшедшего.

«На всякий случай. Отдам нашим переводчикам, пускай разбираются, – подумал он. – Все-таки, что ни говори, уникальный случай. Врезал ему в челюсть, и он японский язык моментально освоил. А люди годами учат… Надо нашим преподавателям подсказать новый метод обучения иностранным языкам…»

Смазав йодом распухший палец, Григорьев рассеянно улыбнулся смазливой санитарке и направился к выходу.

«Если в словах Круглова есть хоть доля правды, то в ближайшие дни обязательно произойдет что-то необычное, – подумал он. – Подождем…»

И Григорьев действительно оказался прав. Странные события, одно удивительнее другого, начали происходить в городе на Неве. Поспешим же и мы навстречу новым приключениям героев нашего романа!!

Глава 5.

Путь к себе

1

Но прежде чем погрузиться в волшебный мир грядущих чудес и откровений, позвольте поближе познакомить читателя с одним из главных действующих лиц произведения, выведенного на страницы книги под фамилией Григорьев. Хотя справедливости ради следует отметить, что до определенного возраста его жизнь проистекала весьма обыкновенно и даже заурядно, без особых происшествий.

В школьные годы Виктор, возможно, несколько и отличался от других своих сверстников крайним любопытством, нежеланием воспринимать на веру получаемые знания и неумеренной тягой к остросюжетной и научно-популярной литературе.

«Во всем мне хочется дойти до самой сути» – эта мысль лейтмотивом сквозила во многих поступках подрастающего ребенка.

«Как? Зачем? Почему?» – вопросы непрестанно сыпались из него как из рога изобилия, и острые на язык одноклассники прозвали его Почемучкой.

Он жадно проглатывал тысячи книг, описывающих невероятные путешествия и злоключения отважных героев в далеких заморских странах, в пустынях и джунглях, на суше и на море, на Земле и на других планетах.

В ту пору его любимыми писателями были Жюль Верн, Майн Рид, Фенимор Купер, Александр Грин, Эдгар По…

Он до дыр зачитывал переходящую из рук в руки отечественную и зарубежную фантастику. Александр Беляев, братья Стругацкие, Илья Варшавский, Станислав Лем, Айзек Азимов, Артур Кларк, Гарри Гаррисон, Роберт Шекли, Клиффорд Саймак…

И надо признать, что фантастика давала обильную пищу для пытливого ума подростка и порождала огромное количество вопросов в его и без того беспокойной голове.

«Что такое время? Что такое человеческая мысль? Есть ли Бог, и если да, то, что Он Собой представляет? Что такое сон? Есть ли край Вселенной? Что такое звезды и кем они созданы?» – непрестанно мучил он подобными головоломками знакомых из своего ближайшего окружения.

Мальчик едва не свел с ума преподавателя биологии Ивана Васильевича Перепелкина, так и не сумевшего доказать ему состоятельность эволюционной теории Дарвина.

На одном из уроков он совершенно обескуражил старика, задав ему простой по сути своей вопрос:

– Скажите, Иван Васильевич, чем можно объяснить практически полное отсутствие переходных эволюционных форм, наглядно демонстрирующих, к примеру, превращение плавника рыбы в руку человека, или переход от внешнего оплодотворения икры к внутриутробному зачатию?

Старичок-преподаватель едва не выронил из рук указку:

– А-а-а…

– А ведь переходных форм должно быть несметное количество, во много раз превышающее количество существующих на Земле видов животных, птиц и земноводных. И почему нет ни одной эволюционной ветви, убедительно подтверждающей возникновение и самого человека как венца эволюции?

Бедный Перепелкин слегка отдышался и предпринял попытку поставить на место зарвавшегося ученика. Сладко улыбаясь, он пропел ехидным голосом:

– И что же, по-твоему, привело к появлению на Земле человека, будущий доктор наук Григорьев? Подскажи нам всем…

Ответ Виктора прозвучал как гром среди ясного дня:

– По-моему, это был акт творения!

Перепуганный насмерть Иван Васильевич схватился за сердце:

– Что за ахинею ты несешь, Григорьев? Какой такой «акт творения»? И думать так не моги! А если кто из посторонних услышит? Ты хочешь, чтобы нам всем припаяли религиозную пропаганду? Ах, держите меня, мне дурно!

И закатив глаза, старичок медленно сполз вдоль стенки на пол.

Староста класса Сашка «Ботаник» головой открыл дверь в кабинет дежурной медсестры:

– Мариванна, Перепелкин кончается! Где, где? На уроке! Витька Григорьев его вопросами допек.

Биолога, разумеется, спасли, а Виктору классная руководительница строго-настрого запретила задавать преподавателям вопросы теологического характера. Ибо в те годы одна только мысль о возможности существования Бога была повсеместно осуждаема и порицаема. Везде, кроме церкви…

А уж публичная декларация…

Время шло, Виктор взрослел, и вопросов накапливалось все больше и больше, а объяснения школьных преподавателей уже не удовлетворяли его. Ответы типа «этого никто не знает и никогда не узнает» казались мальчику неприемлемыми.

«Если есть замок, то непременно должен быть и ключ. Любое следствие имеет причину», – так думал он и пытался найти ответы на свои вопросы у других людей, в книгах, журналах…

Но книги и журналы стоили денег, а Григорьевы, к слову сказать, жили достаточно скромно. Двухкомнатная квартира со смежными комнатами, небольшая зарплата матери, работавшей простым инженером в проектно-конструкторском бюро….

Мать Виктора, Анна Петровна, рано овдовела, повторно же выйти замуж не захотела и перенесла всю нерастраченную любовь на сына.

Она часто плакала тайком от Виктора, а встречая из школы, обнимала его, гладила по голове и говорила: «Учись, сынок, хорошенько учись! Тот истинно богат, кто много знает. Знания откроют тебе дорогу к иной, лучшей жизни. Мир полон чудес, и надо всего лишь протянуть к ним руку…»

И он прилежно учился на пятерки, участвовал в школьных и городских олимпиадах по русскому и английскому языкам, литературе, физике, химии, посещал занятия театрального кружка, активно занимался спортом. И терпеливо ждал, как и все дети, когда же наконец Страна чудес распахнет перед ним свои двери.

Первый удивительный случай произошел с Виктором, когда ему исполнилось четырнадцать лет, и он очередной раз в рамках школьной программы вместе с одноклассниками должен был посетить Эрмитаж.