Скверное дело

Как раз из факса поползла лента. Редактор подхватил на ходу.

– Что у нас сегодня? Опять блядюшник накрыли. Еще две аварии. Убийства по пьянке. Тут, как водится. Бомжа нашли в канализации, выясняют. Вот, убийство в гей клубе. Это, пожалуй, поинтереснее. Пьер Мустафа Кудум. Алжирец, что ли?

– А, а… – Заинтересовался Картошкин. – Я его знаю.

– Тоже посещаешь?

– Исключительно по служебной надобности.

– В Сан-Франциско епископы также, по служебной надобности.

– Я не епископ.

– Знаю, Федя. У них своя служба, у нас своя. Ну, иди, трудись.

Глава 13

В отличие от общения с сотрудниками, с тем же самым Шварцем, в делах официальных Сергей Сидорович Валабуев был педантичен и сух. Плахов здесь не в счет. Его – свидетеля нужно было подготовить, размягчить, разговорить, в конце концов. Сотрудничество, конечно, не самое лучшее слово, и наши граждане (по крайней мере, некоторые) противятся самым искренним намерениям найти преступника, подозревая у следствия зловещий умысел, облегчить себе жизнь и наказать невиновного. Таковы примеры из давних времен (хоть и не только), но память о них жива и не способствует успеху в работе. Плахов, например, от общения со следователем не отказывался, отвечал прямо, но за этой открытостью сметливый Балабуев ощущал протест, противодействие в ущерб общим интересам, раскрытию истины. Интеллигент, – думал по этому поводу Балабуев, не находя для своих подозрений ничего более определенного. Этим все сказано, потому что поправка на интеллигентность никогда не выглядела в глазах следователя отдельным достоинством (как, впрочем, у всех, кто стремится к точности смысла, заложенного в этом слове).

Но когда доказательств хватало, и улики материализовались в форму, достаточную для вынесения обвинительного заключения, Балабуев становился торжественен и официален. В том была честь его мундира, а мундир, как известно, не терпит умаления и игривого отношения. Надел – носи, снял – отряхни и повесь на вешалку.

Потому на вопрос Картошкина: по какому праву… вот так прямо на улице… среди бела дня… я протестую… и прочего лепета, Балабуев отвечал:

– Нет, гражданин Картошкин Федор Леонидович, повесткой мы вас вызывать не хотели. Ввиду серьезности обвинения, мы вас задержали. Если бы к вам на квартиру пришли наши сотрудники, и вывели вас на глазах соседей, лучше бы вам не стало. Для репутации, сами понимаете. Так что цените. Не забудьте принять во внимание. Будете сотрудничать, свою участь облегчите.

Картошкин протестовал голосом и всем возмущенным видом.

– Вы обвиняетесь, – бесстрастно тянул Балабуев, – в убийстве гражданина Кульбитина Павла Николаевича такого то числа и года. Что можете сказать по этому поводу?

– Не убивал. – Гневно возражал Картошкин. – Дичь какая-то. Бред…

– Вы узнаете голос? – Балабуев нажал кнопку магнитофона. Человек сообщил, что во время прогулки с собакой он обнаружил тело неизвестного. – Ваш это голос?

– Мой. – С вызовом отвечал Картошкин.

– Хорошо, что признаете. Но экспертизу мы в любом случае проведем. Для суда. А прямо сейчас, как можете пояснить?

– Я – репортер криминальной хроники. Домой мне позвонил дворник по имени Рустам.

– Пожалуйста, более точно об этом Рустаме. Это в ваших интересах.

– Я – репортер криминальной хроники…

– Это я слышал…

– В городе разного рода контакты… знают по работе… и вот этот Рустам. Дворник. Нашел тело Кульбитина. И мне позвонил.

– Вам позвонил? Не в милицию, не в скорую помощь, а вам?

– Он откуда-то… таджик, кажется, работает без разрешения, говорит по русски плохо. Боялся, начнут его опрашивать, а он… сами понимаете. Вот он мне и позвонил. Вы найдите, он обязательно подтвердит.

– Найдем. – Пообещал Волобуев. – А пока придется у нас переночевать. Ознакомитесь заодно, как живут наши подопечные. Вам должно быть близко. Вы ведь репортер криминальной хроники?

– Да. – Упавшим голосом подтвердил Картошкин. – А если под подписку? Я же… прямо тут… прямо сейчас…

– Категорически исключается. Сами понимаете, почему. Чтобы не оказать влияние на ход расследования. Вот если добровольное признание… в неумышленном… поспорили о смысле жизни… тогда… и то…

– Не убивал. И никакого отношения не имею.

– Положим, имеете. Сами признали. Но ничего. Посидите, познакомитесь с людьми, может, материал какой соберете. А то в древнюю историю ударились. Византия… Константинополь… Военных тем и у нас хватает. А уж любовных… В лагере сами убедитесь. Может, и вас полюбят…

– Я категорически протестую…

– Ладно, ладно. Еще не один разговор будет. Тогда и напротестуетесь. И адвоката пригласите. А пока зачем? Может, и так выйдет по вашему. Мы ведь не за статистикой гонимся (хоть и за ней, конечно), нам нужно преступника обнаружить и изловить. Чтобы понес неотвратимое наказание… Протокол подпишите… С ваших слов записано. Виновным себя не признает. Сейчас я дежурного вызову, он вас определит на место.

И Картошкина увели.

Но и это еще не все. Валабуев потер подбородок (была у него такая привычка для размышлений), достал телефонную книжку и набрал номер. – Слушай, Иван Силыч, – чувствовались, знакомы эти люди давно и дружески, – мне нужно таджика одного у тебя пристроить. Дворником, а то кем же. Хороший парень, глазастый. А мне дай русского. Условия мы создадим. Им что, не все равно, где тротуар мести. Только срочно. Сегодня на сегодня.

– Ловко это вы, Сергей Сидорович. – Напомнил о себе Шварц.

– Не хочет милицию уважать, значит, будем учить…

На следующий день следы добродушия с лица Балабуева бесследно испарились, как последние капли дождя с разогретого солнцем камня. И смотрел следователь на Картошкина по настоящему строго. Не скрывая. В углу невеселого кабинета, чтобы не мешать разговору, заложив ногу за ногу, сидел Шварц.

Но Балабуеву помешать никто не мог. Не тот это был человек. – Что же вы, гражданин Картошкин, вводите следствие в заблуждение. Говорили о каком-то Рустаме. Дворнике. Который якобы вызвал вас из дома.

– И сейчас могу повторить. – С вызовом отвечал одуревший от бессонной ночи Картошкин.

– Ясно, можете. Только нет никакого Рустама. Таджиков много, но живут они по другим адресам. В горах и оазисах. А по известному адресу никакого таджика Рустама нет.

– Да как же. Да я же сам… – Протестовал Картошкин.

– Вот официальная справка из жилуправы. Участок, где нашли тело Кульбитина, обслуживает Силаев Николай Иванович. Никакой он не таджик. У него даже тюбетейки нет. Русский. Мы его, конечно, вызовем и показания возьмем, вас он, нужно полагать, не знает. А теперь вопрос: как и с какой целью вы оказались на месте убийства гражданина Кульбитина? Советую говорить правду. Вам зачтется. А не рассказывать нам про какую-то собачку.

– Причем здесь собачка. – Вскричал в отчаянии Картошкин, ощущая, как земля уходит из-под ног.

– Вот и я говорю. Причем здесь собачка. Вы правду собираетесь говорить? Или нет? Последний шанс у вас – чистосердечное признание. Сразу легче станет.

Все это время Балабуев кружил вокруг несчастного Картошкина, заходя то сбоку, то со спины, и даже наклонялся, вкладывая слова прямо в ухо.

– Послушайте, я правду говорю. Вызвал меня дворник Рустам…

– Про дворника я уже слышал…

– И еще раз повторю…

– Только не мне, а присяжным. И про Рустама, и про собачку… А прокурор изложит факты. Что оказались вы на месте преступления как раз во время убийства по непонятной для любого нормального человека причине. Кроме того, вы еще и на поминках Кульбитина отметились. А это как? Это и на Сицилии не видано, чтобы киллеры на поминки своих жертв являлись… Может ты слышал, Леонид Германович?

Шварц подтвердил, что не слышал.

– Хоть бы вдовьих слез постыдились. – Обличал Балабуев. – Деталь для вашего облика… Интересовались древней историей, предметом исследований этого Кульбитина. Значит, знакомы были.

– Не был…

– Были, были, от того и поминки. Или просто проголодались и перекусить зашли? Дверь была открыта… Кто поверит? А вы им – присяжным расскажете про Рустама, и про собачку. Сколько это по статье за умышленное? – Обратился Балабуев к молчаливому Шварцу.

– Двенадцать лет, как минимум. Если без отягчающих.

– Пусть, без отягчающих. Мы – люди дюбрые. Зовите адвоката. Хоть сейчас. Может, он что надумает. А я вам по доброму подскажу, явку с повинной. Встретились, разругались, ну, а дальше… С кем не бывает… Может, вы и не хотели. Он первый начал. Так, ведь? Не хотели? А за это…

– Пятеркой может отделаться. – Подсказал Шварц. – Если по умному…

– Видите. Тут вам адвокат и пригодится. Характеристика с места работы. Вы ведь не привлекались? Мама больная…

– Почему больная? – Сквозь горе удивился Картошкин.

– Значит, здоровая. Еще лучше. Для нее. Для вас – хуже. У нас жалеть любят. А так на суд придет. Сядет, ручки на коленках сложит… слезы… сыночек… платочек… В брюках, говорят, нельзя… адвокат подскажет, как одеться… и все такое… Присяжные сами живые люди… Подписывайте, пока не поздно.

– Не подпишу. – Собрал силы Картошкин. – Делайте, что хотите, не подпишу. Не убивал.

– Ну, что ж. Вам не надо, а нам тем более. Так и запишем. С материалами следствия ознакомлен. Вины своей не признает. Следствие закончено, дело передается в суд. – И Валабуев стал заполнять бумаги. Чувствовал он себя хорошо (не то, что несчастный Картошкин), и даже голову склонил на бок от усердия.

– Ну, допустим, Картошкин. – Вступил молчаливый Шварц. – Вот вы – репортер криминальной хроники. Вроде бы, должны понимать. Как вы сами объясняете… если не вы, то кто? Ведь ясно, есть у вас интерес к этой истории. Из-за которой вы сейчас на нары собрались.

Нужно отдать должное, репортерская хватка брала свое, и поникший Картошкин ожил. – Я хотел для журналистского расследования. Думал, что-то есть. Потому интересовался. Но не убивал…

– Это мы слышали. – Подал голос Валабуев.

– А вчера еще одного убили. Из этой компании. В гей клубе… – Встрепенулся Картошкин.

– Не убили. А доставили в больницу в бессознательном состоянии, результатом черепно-мозговой травмы. Это ваши информаторы поспешили. Чуть что, сразу убийство.

– Иностранцами мы не занимаемся. – Вставил Валабуев, не отрываясь от писанины.

– Факт прискорбный. – Вел своё Шварц. – Для этой публики (извините, что я так говорю) специальная полиция нужна. Не поделили предмет страсти нежной. Но это, знаете, литература для ваших расследований. А у нас дело конкретное. Улики против вас достаточны. Сами должны понимать. Хоть, если бы удалось доказать, тогда, возможно… дела объединить. Но мы свое закрыли.

– Как это закрыли? – Встрепенулся Картошкин.

– Нашли и изобличили преступника.

– Вас, то есть, гражданин Картошкин. – Уточнил Валабуев.

– А дальше пусть суд решает. – Закончил Шварц.

– Я не убивал. – Бился в отчаянии Картошкин.

– Ладно, мы формалисты. Защищаем закон. Нам иначе нельзя. А чтобы вы стали делать? Ведь молодость спасать нужно.

– Я бы продолжил расследование. – Твердо сказал Картошкин.

– Какое расследование. – Балабуев, не отрываясь от бумаг, возмутился, но теперь солировал Шварц.

– Смотрите, Картошкин, как выходит. Вот закроют вас сейчас годиков на восемь…

– Десять, как минимум. – Поправил Балабуев.

– Восемь-десять, человек ко всему привыкает. Может, полюбите кого, так и выходить не захотите. А для нас главное, дело с концом. Улик достаточно. А если отпустим, тогда что?… дальше искать… шансы, сами понимаете… Когда не вы, то кто? А вы возьмете и сбежите. Что тогда? Как бы вы поступили на нашем месте?

– Я буду искать. Пока не найду.

– Леонид Германович. – Мягко упрекнул Балабуев. – Что ты начинаешь. Сам ведь слышал (кивок в сторону Картошкина). Невиновен он.

– Слышал. Знаете, Сергей Сидорович, пусть он пока в коридоре погуляет.

Вызвали дежурного, отправили Картошкина в коридор за плотно закрытую дверь. Минут десять понадобилось. Шварц все так же безучастно сидел в углу, Балабуев распоряжался.

– Ознакомьтесь с протоколом. Распишитесь. Обвинительное заключение. Вот здесь. Статья позволяет в исключительных случаях оставить обвиняемого на свободе под подписку о невыезде. И здесь распишитесь. Фамилию полностью. Найдете что-то новое, вновь откроем дело, а пока оснований нет. Вот этого человека благодарите. Леонида Германовича Шварца.

– Значит, так. – Наставлял Шварц, пока бледный и измученный Картошкин поспешно подписывал бумаги. – Дальше конечной станции метро не отлучаться категорически. Ночевать обязательно дома. Иначе, сами понимаете. Вот мой служебный телефон. Раз в три дня будете звонить. Если звонка не услышу, место ваше готово.

– И учти, Картошкин. – Добавил Балабуев. – Дело твое вот здесь, в сейфе. Через две недели плановый отчет. Прокурор спросит, почему в суд не передаете? Догадайся, что я ему отвечу.

А пока, вот, благодари, – Балабуев показал на Шварца, – это у него сомнения в твою пользу, у меня сомнений нет.

– И у меня нет. Пока нет. – Сказал добрый Шварц. – Но вы, Картошкин, в каком-то смысле наш коллега. А значит, имеете право на лишний шанс. Вот мой телефон… в любое время… Хочу спросить, как вы себе представляли ход вашего журналистского расследования. И что думаете делать дальше?

– Музей. – Почти прошептал обессиленный Картошкин. – Стану разговаривать. Нужно их между собой связать.

– Ну что ж. – Согласился Шварц. – Пожалуй, вам удобнее. Под видом интервью. Но никакой самодеятельности. И всяких нелепых идей. А то ведь пойдете в розыск, на каждом столбе фотографии будут висеть. А пока, Сергей Сидорович, выпишите ему пропуск и пусть идет.

Балабуев хмыкнул недовольно, но бумагу подписал. – Сержант проводит до выхода.

– А если что. – Засобирался обрадованный Картошкин. – Как мне представиться.

– Как всегда. Мужчина с собачкой.

И Картошкина отпустили на свободу.

– А что с англичанкой? – Задавал Балабуев вопрос. – Не привлечешь, не вызовешь. Явится с посольским юристом, потом неприятностей не оберешься…

– Но крестится она по нашему. По православному. – Напомнил Шварц.

– Ну и что? – Разъярился Балабуев. – Ты думаешь, Леня, одному тебе это интересно. Но ты мне скажи, с какой стороны это к Кульбитину пришить. А они только и ждут, чтобы вой поднять. И Плахова придется выпускать… Оснований для задержания нет. Пусть Федя с ними поговорит. У него свои методы и доверия к нему больше. Малый он борзый. Чувствую, влезли мы в историю. Генерал звонил, разберитесь, как следует, не торопясь. С чего это они все на уши встали? А мы… На щуку забрасывали, а вытащили Картошкина. Хоть он сам пришел. Ладно, пусть побегает, если вызвался.

Глава 14

Пока следователи работают, срезая пласты пустой породы, чтобы добраться до драгоценной жилы (рассказчик не силен в геологии, но смысл передан правильно), можно обратиться к непосредственным участникам этой истории, так сказать, с изнанки. Ведь все мы заинтересованы именно в достижении истины, которую некоторые личности (злоумышленники по преимуществу) намерены скрыть или исказить до неузнаваемости, не считаясь с тем, какие мрачные тени ложатся на лица и судьбы людей невиновных или даже невинных (первоначальное значение этого слова не отличает вину от греха). Практика разделяет понятия, отдавая установление вины органам правосудия, а искупление греха – церкви, и совпадение их отнюдь не обязательно (но желательно), хотя бы потому что предание анафеме (мера исключительно серьезная) не входит в состав статей Уголовно-процессуального кодекса. Именно поэтому анафему никто не отменял, даже по требованию самых рьяных человеколюбцев, хоть бессрочное пребывание в аду выглядит куда мрачнее, чем экзекуция на костре или электрическом стуле, хотя, конечно, и там приходится немного потерпеть. Кстати, в Стамбуле (или в Константинополе) есть специальная колонна – ветродуй, при появлении рядом с которой у грешниц вздымается платье. Для носительниц брюк имеются и другие средства, историкам это известно не хуже, чем практикам юриспруденции…

Плахов молча наблюдал, как женщина у стола готовит напитки. Женщина средних лет, загоревшая и, пожалуй, даже спортивная. Голова сохла после мытья и была обернута полотенцем

– Хотите виски? – Спрашивала женщина. – Расслабьтесь. Ничего не произошло. Мы остаемся коллегами. Но зачем избегать меня? Я не напрашиваюсь вам в жены.

– Не в этом дело.

– Тогда в чем? Вы меняете план?

– Я задерживаюсь всего на неделю. Поймите, если я полечу сейчас, они могут меня задержать, и это уже на месяцы. У них есть основания. Дело пойдет на принцип, и они найдут повод.

– Хотите, чтобы я осталась?

Женщина подошла ближе, вручила стакан, и устроилась на ручке кресла, совсем близко от Плахова. И оба застыли, молча. Ощущалось напряжение

– Что значит разлюбить женщину? – думал Плахов и нашел про себя ответ. – Понять, что она такая, как другие.

– Тяжелые мысли?

Плахов закашлялся и жестом показал, что сказать сейчас ничего не может.

– Мы – друзья? – Нейтрально спросила женщина.

Они еще помолчали, пока Плахов пил воду.

– Я не могу лететь с вами, пока идет расследование.

– Я не об этом спрашиваю.

Плахов отмолчался.

– Хороший человек Паша Кульбитин. Мне не повезло. Он был весьма, весьма…

– Ему не повезло больше.

– Он вас не любил…

– Мне только и рассказывают. Любил, не любил. Какое это теперь имеет значение.?

– Хотите угадаю, кто? Дочь этого византийца, любителя. Мне Павел ее как-то показывал. Намекал, что имеет доступ к каким-то рукописям. Предлагал сотрудничество.

– Какое еще сотрудничество?

– Разное. Если я скажу – денежное, вы поверите?

– Не очень. Почему вы не согласились?

– Алексей, я выбрала вас… Но впрочем. – Женщина встала, подошла к зеркалу, размотала полотенце, распушила и взбила волосы. Получилось у нее легко. Бывают моменты, когда на это обращаешь внимание. Вот и Плахов обратил.

– Хватит об этом. Ко мне по телефону напросился какой-то невозможный человек, молодой, с горящими глазами. Так я себе его представила. Какой-то Мартышкин. Он буквально осадил меня, просит уделить ему время. Хочет взять интервью.

– Картошкин. Это местный журналист. Репортер. Расскажите, как есть.

– Вы мне разрешаете? – С иронией в голосе спросила женщина.

– Даже буду просить. Элен, вы все понимаете. Наш проект под угрозой, по крайней мере, пока не это дело не затихнет. Сейчас, чем больше к нам внимания, тем лучше. Интерес публики очень важен. Пока вы здесь, используйте время с пользой. Расскажите, как есть.

– Начиная с турок?

– Естественно. Они защищают свои интересы. Так и объясните. Турки охватили имперской территорией полторы тысячи лет христианства, не говоря уже о Греции, Месопотамии, Египте. Места не хватит, перечислять. Всё у них, кроме того, что англичане и французы сумели украсть.

– Мне вы не должны этого говорить.

– Ну, конечно. Все претензии к нам, русским. А вы, значит, без греха. Сидели бы под своим Стоунхеджем, пока он вам на голову не свалился, и таращились на звезды. Так нет, растащили все, что плохо лежит.

– А вы Трою.

– Ладно, оставим эту тему. Троя наша. Дрезденскую галерею отдали, алтарь отдали. А кто возместит наши потери? Давайте не будем ссориться. Если о турках. Они должны дать разрешение на раскопки.

– Этот француз – их шпион.

– Просто вы – настоящая женщина. Не любите голубых.

– Он разноцветный. Можете мне поверить. И может все испортить.

– Элен, не сходите с ума. Что вы думаете со всем этим делать?

Как мы докажем, что это кости Константина. Их ни на какую экспертизу не примут. Никуда. Черепа нет, а без него нет предмета исследований.

– Алексей, над этими местами царит проклятие.

– Я что-то не заметил. Турки совсем неплохо живут. Через два дня вы еще раз в этом убедитесь…

– В чужом городе?

– Перестаньте. Вы – мистик. Одна история закончилась, другая началась и идет полным ходом. Турки в Европу просятся, без всякого насилия. И неплохо при этом выглядят. Я бы принял.

– Прекратите, – Гневно отмахнулась женщина. (Вообще, разговор велся на повышенных тонах). – Мы можем изменить мир. Если это кости императора.

– А как доказать? Да и вообще, Элен, не втягивайте меня в свои фантазии. Хм. Я ведь только сейчас обратил внимание. Вы – тезка Елены, которая убедила сына принять христианство. А что вы сами хотите, тезка?

– Я хочу, чтобы снова встал крест.

– Над Стамбулом? Держите эти пожелания при себе. Иначе вас арестуют за терроризм. Прямо в аэропорту. А женщина должна иметь детей. Тогда она занята делом, а не озабочена мессианскими проектами.

– Элен встала напротив Алексея. Волосы высохли и рассыпались по плечам. Она была хороша. Плахов отметил, но интереса никак не проявил.

– Почему я вас не ударю, Алексей? Отравляете мне жизнь, а я это терплю.

– У нас нет другого выхода. Смерть Павла…

– Ну и что?

– Как это что? Можно подумать, вы не понимаете…

Помолчали, чтобы не наговорить лишнего.

– А теперь идите. Через час придет этот репортер, я должна привести себя в порядок.

Плахов встал, приоткрыл дверь, выглянул в коридор. – Времена, конечно, изменились, но осторожность не мешает.

Глава 15

Картошкин, действительно, оказался молодым человеком, но выглядел нехорошо, в цвете лица преобладали акварельные оттенки – с желтизной, зеленью и голубизной, которые не присущи здоровой коже и даже больше, если говорить о молодости и бодрому, уверенному взгляду на жизнь. Розовых (для полноты палитры) щек не было и в помине, глаза нервно блестели. Видно, человеку досталось и продолжает доставаться. Прямолинейная Элен, а она, по-видимому, была именно такова, спросила: – Что это с вами?

– Ничего. – Ответил Картошкин и сглотнул страдальчески. Элен глянула проницательно (видно, не поверила), но допытываться не стала.

– Вы очень хорошо говорите по русски – заметил Картошкин, приступая к делу.

– Я хорошо говорю на шести языках, – Элен произнесла что-то непонятное, то ли на одном языке или сразу на нескольких.

– Не нужно, – попросил Картошкин. – Лучше, как прежде.

– Ну, а вы, молодой человек. Кто вы, как меня нашли?

– Репортер криминальной хроники.

– О-о… Со знанием уголовного мира.

– Стараюсь – Сказал Картошкин невесело. – Мы хотим разнообразить тематику. Нашим читателям интересна история. Без криминала.

– Без криминала истории не бывает.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.