Те же и Скунс – 2

Вот он и возникает. Да такой, что мы за голову хватаемся… в очередной раз забыв, что «само» в нас способно проявиться лишь диктуемое нашей биологической природой. Над которой без должного воспитания ничто не возвысится, не сделает двуногое существо настоящим Человеком Разумным.

Между тем стайная мораль сама по себе не хороша и не плоха. Она всего лишь заботится о сохранении вида, оставляя за скобками всякие мелочи, например индивидуальность. И поэтому в ней присутствует как «не обижай маленького» и «лежачих не бьём», так и «выживает сильнейший»… Человек может поднять эту мораль на качественно иную ступень. Сделать неприкосновенным не только детёныша своей стаи, но и вообще любое дитя. Оказать уважение не только своей самке, своей подруге, – любой женщине…

Но может он и использовать свою разумность для разрушения даже первобытного кодекса, доставшегося от дикого предка.

Этот кодекс, в частности, именует юных самцов племени братьями. Подростки, уже озабоченные иерархическими интересами, но ещё не нажившие ума и оттого способные всерьёз покалечить друг дружку, не смеют поссориться. Безобразие мигом пресекут взрослые во главе с мудрым вожаком, умеющим отличить опасную драку от безобидной возни. Выбитые зубы, сломанные кости – ущерб для стаи. А ей, стае, нужны все её сыновья, будущие воины и добытчики, будущие отцы…

…Вам не понравилось только что прочитанное? Вы не поверили? Тогда приглядитесь внимательнее к собственному сыну, городскому цивилизованному подростку. С какой неохотой он отправляется в булочную за хлебом! Лень? Ничуть не бывало. Просто по пути вполне может встретиться компания сверстников, исповедующая один принцип: дави всякого, кто слабей. А взрослые, могущие оказаться рядом, не только вмешиваться не будут, но и постараются скорее исчезнуть. Проверенный факт.

Ещё недавно Олег старательно обходил дворы за магазином «Аквариум». Там, в этих дворах, ему пришлось пережить немало эпизодов, столь невыносимых для гордости, что он ни словом не обмолвился о них дома. Только молчал и отворачивался, когда родители выговаривали ему за истерзанную куртку или шапочку, явно побывавшую в луже. «Не ценишь трудовых денег, не бережёшь вещи! Вот мы в твоём возрасте…» Что взять с родителей, у них одна заезженная пластинка на все случаи жизни. Теперь Олег мысленно оглядывался на тогдашние проработки и великодушно прощал. Да и как не простить, если самый грозный житель опасных дворов, носивший, и не зря, прозвище Питбуль, встретился с ним на углу и внезапно заулыбался:

– Я тя с Жирафом видел, слышь?..

– Ну, – без прежнего страха согласился Олег. – Нас Плечо боевым искусствам… в общем, тренирует. В «Факеле»…

– А нас привести в зал можешь? Хоть посмотреть?.. – просительно проговорил Питбуль. Обычно в его голосе звучали совсем другие интонации.

– Ну… – повторил Олег. – Поговорить надо…

Он слишком хорошо помнил, как Питбуль год назад вытирал ноги о его новую куртку. Потом старательно топтался в грязной луже – и опять вытирал.

– И ты к нам приходи, слышь? Мы ж теперь выросли, это мы раньше… Так скажешь Жирафу?

Мирное соглашение следовало подкрепить действием, и Олег смягчился:

– Ладно. Жирафу-то я скажу, надо только, чтобы ещё Плечо добро дал. Если даст, я вашим просигналю…

Его самого привели в додзё лишь недавно, и Плечо он в глаза видел только три раза, но и эти три раза дорогого стоили. Все, с кем он прежде боялся столкнуться на улице, теперь уже издали дружески кивали ему. В общем, уровень самооценки Олега Благого стремительно пошёл вверх.

Уличные взаимоотношения были главной причиной. Но не единственной.

Как ни странно на первый взгляд, своё увлечение математикой Олег никоим образом не связывал со школьной учёбой. Анна Павловна добывала ему толстые умные книги, и он их штудировал просто потому, что ему это нравилось, вовсе не имея прицела заработать отметку повыше.

Поэтому его изумило и даже напугало неожиданное происшествие на контрольной.

Математику вела в его классе лично завуч Надежда Ивановна. Она начертала на доске условия задач – по три штуки на каждый вариант, – и класс напряжённо затих, уткнувшись в тетрадки. Спустя минуту завучиха перестала грозно озирать ученические затылки, села к столу и занялась классным журналом. Тогда ребята начали беспокойно переглядываться, и не только забубённые двоечники, вечно суетящиеся, у кого бы «скатать». Задачки по стереометрии обещали стать крепким орешком для всех, кроме, может быть, отличницы Маши. К ней уже плыло с парты на парту несколько записок, но без особой надежды. Всем было известно, что Маша списывать не давала.

Олег в общем смятении не участвовал. Его слегка озаботила только третья задача, да и то тем лишь, что в условии обнаружилось «лишнее» данное, и он из спортивного интереса стал проверять, согласуется ли оно с полученным решением. Всё в общей сложности заняло минут десять. Потом он стал смотреть в окно, и постепенно на него напала зевота.

– Благой! – резкий окрик завучихи заставил его подпрыгнуть. – Ты, я смотрю, всё уже решил?

– Я… ну, в общем… решил.

– Неси сюда.

Олег, провожаемый хихиканьем классных недоброжелателей, подошёл и положил тетрадку на учительский стол… Надежда Ивановна бегло просмотрела его контрольную и брезгливо сунула тетрадь обратно ему в руки.

– Всё неправильно! Иди переделывай!

Олег вспотел и отправился переделывать. Этим он занимался до самого конца урока. Его тетрадь обогатилась несколькими способами решения каждой задачи, но – вот беда! – результаты остались прежними.

На следующем уроке выяснилось, что первую задачу Надежда Ивановна сверяла не с тем вариантом, по второй в учебник вкралась ошибка, а что касается третьей – она настолько не ожидала от Благого толковой работы, что не стала её и смотреть.

Она поставила Олегу пятёрку. С жирным минусом за плохой почерк. И никак не прокомментировала случившееся на уроке.

Цхрыслер

В почтовом ящике время от времени возникала многокрасочная коммерческая газетка. Она была отпечатана на полиграфическом уровне, достойном альбомов про Эрмитаж, и приглашала питерцев стройными рядами в один из ближних городов Финляндии – за покупками. Соответственно, разворот газетки являл собой панораму тамошних магазинов. И паноптикум счастливчиков, сделавших невероятно выгодные приобретения. Рожи у приобретателей новой мебели и кухонных комбайнов были всё такие, с какими полагалось бы переживать высший духовный взлёт напряжённой творческой жизни.

– Нырните в мир унитазов от «Кяймеля»…[29] – фыркнул, повертев газетку в руках, тёти-Фирин жилец Алексей. Если бы этот циник изрёк нечто иное, было бы поистине удивительно.

Валя Новомосковских настроен был не так радикально. Рекламный листок одновременно радовал его и огорчал. Огорчал – ибо на сегодняшний день у Вали ещё не было возможности запросто кататься к «финикам» и обратно, прикупая под настроение то шубку жене, то водный мотоцикл для себя. А радовал тем, что обрисовывал перспективы и позволял помечтать. Ведь когда-нибудь наступит же день!..

Кроме того, в газетке было много приколов, позволявших ощутить себя утончённым интеллектуалом. Например, реклама фирменного салона японских автомобилей. Под названием «Харакири». Ни больше ни меньше. Соседний магазин хлестался осчастливить клиента любым автомобилем Америки: «фордом», «шевроле», ещё всякими разными и… «ЦХРЫСЛЕРОМ».

Напоровшись на этот орфографический шедевр, Валя Новомосковских вначале недоумённо нахмурился. Даже на секунду решил, будто штатовцы выродили новый автогигант, о котором он по некоторой причине ещё не слыхал. Потом до него дошло. Нерадивые финские газетчики «перевели» на русский язык слово «Chrysler», ничтоже сумняшеся подобрав каждой английской букве вроде бы соответствующую русскую. Ноги бы выдернуть тому, кто такое соответствие выдумал. Чтобы вместо всем известного «крайслера»… «То есть знаю отлично я, как они произносятся, но что-то весьма неприличное на язык ко мне просится…»

В общем, Валя тот раз хохотал долго и от души. Всегда приятно почувствовать себя умнее кого-то. Самым же пикантным ему показалось то, что у «фиников» под рукой не нашлось русскоговорящего мэна, к которому можно было бы обратиться за консультацией. Ещё ладно бы где-нибудь на островах Раротонга, там, может, русских со времён Крузенштерна действительно не видали. Но за двести вёрст от Питера – ой, мамочки, не могу!..

В этом плане Валю было не надуть, ибо он, как положено любому уважающему себя бизнесмену, в Финляндии всё-таки пару лет назад побывал. И первый же прохожий, к которому он, мобилизуя рожки и ножки английского, зачем-то обратился на улице, ответил: «А может, по-русски?..» Мужик оказался россиянином, женатым на финке и постоянно проживающим в Хельсинки. То есть, как в Святой земле, «на четверть бывший наш народ». Рекламщики, едрёна-матрёна!..

Косвенным следствием той давней уже публикации являлась Валина неадекватная реакция на «крайслеры», время от времени встречавшиеся ему на питерских улицах. Вот и теперь, подъезжая по Фонтанке к мосту Белинского, закрытому на вялотекущий ремонт, и поглядывая на зелёный металлик идущего впереди автомобиля, Валя неудержимо расплывался в улыбке, периодически хмыкая:

– Цхрыслер!

Звучало как анекдот.

Минуя мост, набережная образует ощутимую горочку. Светофор впереди горел красным, и «крайслер», подъехав, остановился на подъёме, а Валя – следом за ним. По ту сторону стёкол сгущались зимние сумерки, но внутри громко пела о мальчиках-хулиганчиках Маша Распутина и было тепло. На светофоре вспыхнул сначала красно-жёлтый, потом зелёный. Машины по сторонам сорвались с места. Валя включил передачу… но «крайслер» не двигался. И даже клочья белого дыма перестали взлетать из-под кормы. Оплошность водителя была тому виной или общая изнеженность иномарки, не рассчитанной на наши условия, – осталось неведомо. Мотор машины капитально заглох, и пока водитель безуспешно пытался его завести, «крайслер» начал скатываться под уклон. Задом наперёд. Прямо на…

– Блин!!!.. – заорал Валя и принялся отчаянно сигналить. Было, однако, уже поздно. Зелёная корма иномарки тупо бухнула в передок его машины и тяжело навалилась.

И вот тут Валин «жигуль» сполна отплатил хозяину за небрежение, за то, что, думая в обозримом будущем сменить ржавую «шестёрку» на нечто более престижное, он гонял её на износ, откупаясь от техосмотра традиционной бутылкой. Настал момент истины: Валя ругался и что было мочи давил на тормозную педаль, но давно облысевшая резина, в мирной-то жизни еле державшая «жигули» на скользком подъёме, с добавочным весом справиться уже не могла. В результате сцепленная с иномаркой «шестёрка» тоже заскользила назад.

Неотвратимо надвигаясь на маленький, отчётливо дамский «ситроен»…

В «ситроене» действительно сидела молодая элегантная дама. Однако разудалые сатирики, привыкшие иронизировать по поводу женщины за рулём, очередной раз сели в галошу. По части самообладания у неё оказался полный порядок. Она оглянулась, увидела, что позади никого нет, и проворно откатила свой автомобильчик на безопасное расстояние. Потом вывернула руль, невозмутимо объехала участников происшествия – и была такова.

Две машины сползли наконец с подъёма и остановились. Валя ткнул кнопку аварийных огней, забыв, что они, как ещё многое в его «шестёрке», давно не работали, и выскочил обозревать материальный ущерб.

Останавливаясь, машины немного отошли одна от другой – подробности соприкосновения удалось рассмотреть без труда. Валя сразу испытал немалое облегчение, увидев, что вправду имело место лишь соприкосновение, не более. Бампер «шестёрки» был немного помят, но, поскольку он и прежде не блистал новизной и чёткостью очертаний, заметить новое повреждение мог только хозяйский намётанный глаз. Более приземистый «крайслер» от контакта с советским изделием заработал цепочку небольших вмятинок и царапину на крышке багажника.

Тоже не бог весть что для подержанного автомобиля.

Валя успел даже решить, что проявит великодушие и отпустит владельца «крайслера» с миром… В это время захлопали дверцы, и из иномарки не спеша выбрался экипаж. Два молодых человека, оба – симпатичные очкарики, похожие на кандидатов философских наук. И с ними третий, по виду – вовсе пацан.

Именно этот «пацан» и подошёл к Вале, чтобы жизнерадостно сообщить:

– Ну, мужик, ты попал!..

– Чего-чего?.. – не поверил своим ушам Валя Новомосковских.

– Чего, чего! Того самого, – передразнил «пацан». – Давно, спрашиваю, тормоза-то проверял?

– Какие тормоза?.. – Валя не находил слов.

– А те самые. На которых ты в нас въехал.

Валя молча открыл и закрыл рот.

– Вешаем на тебя три штуки зеленью, – подвела итог противоборствующая сторона. – Сразу отстегнёшь или счётчик будем включать?..

Князь на белом коне

Все привокзальные кафе называются «Встреча». А что? Не «Разлуками» же их, действительно, именовать. Название должно содержать положительный аспект. Позитивный, как теперь принято говорить.

Владелец данного конкретного заведения решил, видимо, проявить фантазию и оригинальность. Небольшое уютное кафе, расположенное рядом с Московским вокзалом, именовалось «Посошок». Кормили здесь хорошо, а поили и того лучше. И не подлежало никакому сомнению, что «Посошок» внёс далеко не худшие страницы в народную летопись опозданий на поезд, случившихся из-за слишком тёплых прощаний.

Если, впрочем, не страдать дурацкими комплексами насчёт названия, здесь можно было достойно отметить и встречу. Игорёшка толкнул стеклянную дверь, и они шагнули из темноты и сырости мозглого зимнего вечера в уют, тепло и тихую музыку: сам Сморчок, за ним Тарас Кораблёв и браток по имени Тёма, только что вернувшийся из Казани.

Дом был старый, и в незапамятные времена в этом помещении, возможно, функционировал при жилищном управлении «красный уголок», куда родители водили малышей в кружок английского языка. Теперь возле входа располагалась стойка с дверью на кухоньку, посередине стояли два довольно больших, персон на шесть каждый, стола, а пространство у дальней стены аккуратно разгородили на «кабинетики».

В данный момент большие столы были сдвинуты воедино, и за ними шумно веселилась компания. Стояли полные, пустые и полупустые бутылки, на пол падали вилки, в салатничках с недоеденными закусками дымились окурки. Разгорячённые лица, слишком громкий разговор, щедро сдобренный красотами русского языка… До плясок на столах дело пока ещё не дошло, но опасность кому-то не успеть к поезду присутствовала однозначно.

Тихвинцы (к которым уже некоторое время причислял себя и Тарас) скромно прошли мимо шумной компании и устроились в угловом кабинетике. Почти сразу появилась девушка, обмахнула стол, разложила салфетки-вилки-ножи, принесла свежую пепельницу, подала Игорю упакованное в пластиковый кармашек меню. Девушка была совсем не такая, какую ожидаешь увидеть в подобном месте и на подобной работе. Все знают, что официантка должна быть решительной и разбитной, способной одним взглядом урезонить алкоголика и поставить на место зарвавшегося клиента. Эта – может быть, станет такой через годик, только лучше бы не становилась. Тихоня с нежными маленькими руками, краснеющая от мужских взглядов… Тарас посмотрел ей вслед и задумался. Она ему кого-то напоминала. Кого?..

– Ехал я, блин, раз на поезде, – сказал вдруг Сморчок. – Давно. Ещё предки в Сочи возили…

– Было же время, мать его так-то, – кивнул Тёма.

Они были взрослые люди, помнившие, что и как (а также почём) было лет пятнадцать назад. Не чета нынешней мелкоте, для которой добеловежский период сразу переходил в каменный век.

– Так вот, – продолжал Игорь. – Только-только отъехали, выясняется, что в соседнем купе зависают какие-то пэтэушники. Звездорванцы, ясное дело. Первый раз от мамок оторвались. Бельё не берут, а всего багажа – сплошная водяра…

Тёма кивнул, щёлкая зажигалкой:

– Которую они, ясный перец, тут же хлестать…

– А то, – хмыкнул Игорь. – Ещё по Питеру едем, а они уже на такой кочерге… Мои маманя с папаней переживать, как, мол, будет ночью и всё такое. А там проводница была… – Сморчок даже глаза закатил. – Вах, какой жэнщина…

Тёма с Тарасом заинтересованно ждали продолжения.

– По коридору вагонному она, в общем, боком ходила. – Игорь широко развёл руки, очерчивая в воздухе контуры роскошной фигуры. При электрическом свете ярко блеснула алмазная крошка на его «гайке». Эту «гайку» он великодушно давал Тарасу примеривать, но, во-первых, она ему на палец не влезла, а во-вторых, Тарас пришёл к выводу, что перстень на руке создаёт страшное неудобство – и как только Сморчок управляется?.. – И притом… с такими яйцами баба, что ё-моё, да и только, – рассказывал тем временем Игорёк. – Как щас помню, стоит она перед дверью купе, где их шобла обосновалась, и одной рукой пацана за грудки трясёт, так что у него пятки чуть не над полом мелькают, а в другой руке держит пузырь, у него отнятый. «Ты, мать твою, – кричит, – мне ещё раз лекальник разинь!!! Так тебя, вот так, ещё так и растак!!!» И – хлобысь бутылку в окно! Лето было, жара, блин, да поезд только что у перрона стоял, внутри крематорий, окна все нараспашку…

– Это что, – посмеявшись, сказал Тёма. – Мне вот хуже пришлось. Я нонеча до Москвы с одним семейством в купе ехал. А у них пацан лет этак трёх…

– Абзац, – вполне искренне посочувствовал Игорь.

Тёма страдальчески сморщился:

– Не то слово, абзац! Они через каждый час его на парашу сажали. Горшок то есть ставят на полку и киндера сверху, чтобы жопку сквозняком не надуло… И потом подтирают его прямо у меня перед мордой… А мне и наружу лишний раз не свинтить…

Причина его мученичества, из-за которой он путешествовал поездом, а не самолётом, покоилась в тяжёлой и ужасно таинственной сумке. Тёма тотчас по прибытии положил её в камеру хранения на вокзале. Может быть, сумку оттуда уже и забрали. Кто? А кто надо.

Между тем девушка, принимавшая у них заказ, появилась из кухоньки с большим подносом в руках. Она направилась в сторону «кабинетика», стараясь как можно дальше обойти гогочущую компанию за сдвинутыми столами, и Тараса вдруг осенило. Княжна! Так могла бы в первые советские годы выглядеть княжна, скрывшая «нежелательное» происхождение и поступившая на работу. Тарас читал о чём-то вроде этого в книжках. Пока ещё жива была бабушка и заставляла его книжки читать…

Тарас смотрел на приближавшуюся «княжну» и думал о том, что она и сама была где-то как-то похожа на его покойную бабушку – какой запечатлели её древние фотографии в бархатном альбоме с застёжками. Тарас спохватился, начал ни к селу ни к городу вспоминать, где конкретно у него в комнатухе валяется этот самый альбом, и решил про себя, что, вернувшись, обязательно вытащит его. И сравнит.

– Приятного аппетита… – Девушка аккуратно разгрузила поднос. Тёме – фирменные котлеты. Сморчку – копчёную курицу. Тарасу – ломоть жареной осетрины с гарниром из овощей. Теперь он мог себе позволить даже и не такое, и было смешно вспоминать, как совсем недавно он пёр домой сумку картошки с родительского участка и радовался временному продуктовому «изобилию».

– Спасибо! – единственный из троих поблагодарил он официантку. Не то чтобы он был таким уж вежливым и воспитанным. Просто иного способа привлечь внимание девушки с ходу придумать не удалось.

Она не отреагировала. В смысле, не посмотрела на него, не улыбнулась. Лишь коротко кивнула:

– Пожалуйста.

Тарас неожиданно огорчился, осознав: он-то для неё никакой не особенный. Не князь на белом коне. Всего лишь очередной из, наверное, ста посетителей, которых она видит за день… Он даже слегка обиделся, что, понятно, было совсем уже недостойно крутого бандита. Мрачно уткнулся в свою осетрину – и стал есть.

Приглушённый девичий писк заставил его поднять голову. Оказывается, «княжну» всё-таки подозвали гулявшие за сдвинутыми столами, и процесс заказа очередной порции спиртного плавно перетёк сначала в заигрывание, а потом – в попытку усадить девушку к себе на колени. Оказать решительное сопротивление значило устроить скандал, и официантка попыталась решить дело миром. Что было подвыпившими мужчинами закономерно воспринято как кокетство.

Маячивший при дверях крупный дядька, облачённый в неизбежный камуфляж, оглянулся на шум, но ничего не сделал и не сказал.

Тарас ещё не силён был в «понятиях» и не утрудился задуматься, полагалось ли в данной ситуации заступаться за жертву. Он просто вмиг забыл про еду, издал глухое рычание и сделал движение подняться. Увы, дизайнер, строивший кабинетики, спроектировал их в явном расчёте на худосочных дистрофиков: крупный, мускулистый Тарас едва не застрял.

– Мужики! – опередил его Игорёк. – Дело прошлое, мужики, вы чуток потише бы, а?..

Реакция на вежливую (как было принято у тихвинцев) просьбу тоже оказалась вполне предсказуемой. Девушку ущипнули за мягкое место, обозвав «дрючкой». Трое молодых людей были удостоены ещё менее лестных эпитетов. После чего в выражениях, очень далёких от придворного этикета, им было предложено удалиться. Не то, дескать…

Тёма с Игорем переглянулись, одновременно улыбнувшись. Затем столь же синхронно, не вставая, развернулись к обидчикам. Одинаковым движением сунули руки в карманы, извлекая украшенные дорогим деревом складные ножи «Buck». И разом выщелкнули длинные широкие лезвия, предназначенные резать вовсе не колбасу.

Менее опытный Тарас чуть отстал от приятелей, но это лишь придало его «появлению на сцене» ещё больше тяжеловесной значительности. Он отодвинул мешавшую перегородку и вырос за спинами у Игоря с Тёмой – метр девяносто пять, косая сажень, волосы в хвост, как у Горца по телевизору!.. Неторопливо запустил руку в недра просторной кожаной куртки и… выволок чудовищный свинорез. Благо выпуклые мышцы позволяли укрывать под одеждой не то что нож – даже небольшой пулемёт. Пользоваться кинжалом, аккурат накануне купленным в «Солдате удачи», Тарас толком ещё не умел, но что при виде него Рэмбо точно сдох бы от зависти – не вызывало сомнения.

От дальнейших агрессий тихвинцы воспитанно воздержались, однако такой надобности и не возникло. Последовала немая сцена. Решительные граждане за сдвинутыми столами начали стремительно трезветь. Тот из них, что минуту назад всех громче ругался, теперь только и придумал ошалело спросить:

– Реб-бята… а вы откуда приехали?

Когда человек наступает на грабли, грех ему не помочь. Тёма дружески улыбнулся мужику и ответил чистосердечную правду:

– Из Казани.

Это было последней каплей. Кто-то немедленно посмотрел на часы, и, естественно, оказалось, что до отхода поезда осталось всего ничего. Компания оперативно принялась собираться, потребовала принести счёт. Когда они выходили, дядька в камуфляже подержал им дверь.

Тарас поставил на место сдвинутую перегородку, и тихвинцы возобновили прерванный ужин.

Валя Новомосковских сидел в ванной на табуретке, запрокинув голову и прислонившись затылком к облупленной кафельной стенке. Кафель приятно холодил, доставляя некоторое облегчение. Больше ничего приятного и хорошего в жизни не было. Кое-как добравшись домой, Валя первым долгом позвонил своему непосредственному работодателю, сирийцу Фараху ан-Наджара, чтобы попросить помощи и защиты. Фараха «крышевал» очень большой человек – вор в законе Француз. Если бы такой человек замолвил словечко… Фарах Валю ценил. Он пообещал сделать что сможет, однако предупредил: последнее время его покровитель пребывал в очень уж дурном настроении – как бы под горячую руку, мол, не попасть… Теперь Валя сидел неподвижно, зажмурив глаза, и лишь слегка вздрагивал, когда супруга, Витя-Виктория, меняла у него на лице мокрое полотенце. Вале было больно дышать, а из разбитого носа обильно текла кровь. Витя возилась с ним уже, наверное, полчаса, но кровь никак не хотела униматься. Валя всё время ощущал во рту её отвратительный, солоновато-металлический вкус, от которого мало-помалу начинало мутить.

– Господи, – простонала Витя, отжимая очередное чистое полотенце и бросая в раковину снятое с мужниного лица. По белому фаянсу разлетелись бурые брызги. – Валь, дай я лучше «скорую» вызову…

Валя приоткрыл глаза и сразу зажмурился от света лампочки, казавшегося ему ослепительно-ярким.

– Нет!.. – прогнусавил он, сглатывая очередную порцию слюны пополам с кровью. Он никогда ничем не болел и общался с врачами исключительно на шофёрской комиссии. Вызов «скорой помощи» казался ему шагом в бездну. «Скорую», как всем известно, вызывают к умирающим. Так не хочет же Витя в самом деле сказать…

Его одолела очередная волна дурноты, и он сосредоточился на том, чтобы её победить.

Эсфирь Самуиловна Файнберг, вышедшая из своей комнаты с бидончиком для воды, сразу приметила на коридорном полу маслянистые пятна, вереницей тянувшиеся из прихожей. Старая женщина поставила бидончик и проворно нагнулась, присматриваясь. В коммунальном коридоре царили подслеповатые сумерки, но бывшую фронтовую медсестру обмануть было невозможно. Так и есть. Кровь!..