ТалисМальчик

Та, что красивее заката, всё так же смотрела на оранжевеющее над маяком солнце, и теперь, в такт морю, ощутила лёгкие покалывания где-то глубоко, за левой грудью, будто сердцу обидно стало за зелёный камень, что хлещет мокрая тряпка волны.

− Пойдём, − парня одёрнул друг и потянул за локоть дальше. − Странная она какая-то, на своей волне. Такой комплимент пропал!

Алевтина усмехнулась и прошептала:

− Я красивее рассвета…

И двинулась вдоль парапета, увеличивая расстояние до молодых людей, взвешивающих свежие и испорченные комплименты. Почему люди так предсказуемы? И почему, порой, так трудно предугадать их порывы и поступки?

Они встречали рассветы. Это можно было делать вдвоём. А провожать закаты всегда находилось много желающих, и это исключало интимность действа и рассеивало волшбу.

Особенно ей запомнилось их последнее, самое взрослое лето, которое они с Денисом провели полностью вдвоём, уже без всякой визжащей вокруг малышни.

В тот год Дашка с головой и всеми другими частями тела погрузилась в личную жизнь, а братьев с Дальнего Востока не привезли. Только шестнадцатилетняя Аля радовала бабушкино лето, хотя и проводила дома не так уж много времени. Дни были заняты общением с Денисом, и обычно они виделись трижды за день.

…Они встречали рассветы – нежаркие, скромные, нежные. Уезжали на велосипеде за дамбу или выходили к ближнему морю. Был найден час, когда людей там не было совсем. Один спортивный дедушка маячил красной майкой. Но дедушка, сопя, пробегал мимо, и казалось им – они одни. Если стоять, обнявшись, смотреть на море и молчать, то будто за спиной дома не спят, не ждут нападок солнца злого. Как будто мир весь их, и вся планета – лишь пляж, и море, и песок… И смуглый дедушка в трусах и майке красных. Да ладно, бог с ним, с дедушкой! Они его почти пустили на своё необитаемое побережье. Вот эти звонкие минуты тишины и сцепка рук – вот чего ради они так рано просыпались: чтобы побыть вдвоём. Купаться не купались. Аля намеренно не надевала пляжного. Её любимый белый сарафан светился супернежно при пастельном солнце. Как хорошо, наверное, смотрелась там издалека на тонкой талии девичьей, Дениса загорелая рука. И так хотелось, чтобы он её чуть опустил! Но он не опускал. Ничем, ничуть не сдвинул Алю с пьедестала. Кто ж ведает, о чём мечтает недотрога?

Аля любила их рассветы и часто думала, какими будут их утра, когда одни с Денисом будут вместе. Совсем-совсем вместе.

Потом, сонные и прохладные, они возвращались домой. Алевтина шла досыпать, а бабушка только качала головой, видя мечтательную деву в белом, и приглушённо громыхала за закрытой дверью кухни, чтоб не тревожить сон единственной на то лето внучки. Проснувшись, Алевтина обедала, рассеянно, едва участвуя в разговоре с бабушкой, потом заходил Денис, и они шли купаться. А вечером, накидывая кофту для длительной прогулки допоздна, Аля мечтала, когда же он сорвёт и кофту эту, и платье, и её с пьедестала, на который сам поставил.

Засыпая после насыщенного Денисом дня, Аля вдруг вспоминала, что сегодня снова почти не общалась с бабушкой. Точнее, в те несколько часов, что она бывала дома, бабушка не успевала поговорить, потому что любимая внучка или спала, или прихорашивалась, или мечтательно улыбалась, поедая бабушкины обеды и ужины. Тогда Аля решала, что завтра они с бабушкой обязательно пойдут на пляж, когда солнце немного спадёт. Внучка, как и раньше, будет нести складной стульчик, а бабушка снова станет жаловаться на большие веснушки, что обсыпают кожу, прячься от солнца или нет. И у них – у бабушки и внучки – будет вдоволь времени, чтобы обо всём поговорить.

Но завтра встречало Денисом и рассветом, и Аля забывала о своём мысленном обещании. Ощущение того, что она теряет что-то очень важное, снова навещало перед сном, но девочка отмахивалась и засыпала. Какой серьёзности в шестнадцать ждать?

Ни родители, ни сестра не чувствовали связи с Бердянском. Бабушка – да, но не сам городок, и даже не море. Алевтина же росла как бы между Москвой и Бердянском, где была не только бабушка с морем, но и Денис с любовью. И в школе, и в университете она отвергала кавалеров, всегда очень приличных. Бердянский принц входил в планы московской принцессы так же естественно, как и бабушка, и Аля ни разу не задумалась о возможной семье с другим человеком. Она чувствовала, что место партнёра для жизни в ней уже занято. Так редко бывает, но им с Денисом просто повезло. Одно время Алевтина даже всерьёз собиралась перебраться в Бердянск – то ли от мегаполиса устала, то ли от опеки родителей, то ли к бабушке хотелось поближе быть и ещё что-то успеть ей дать, а не только взять. Скорее всего и то, и другое, и третье.

Так думала Алевтина до самого несчастья с бабушкой, неожиданного для всех.

На похоронах Денис вёл себя безупречно. Помогал с организацией, не отходил от Али, ей всегда было, в чьи руки упасть в обморок. Но обморок тогда не случился, хотя много раз она была на грани. Тогда слёзы спасли – через них вылилось всё горе. Тогда она выплакала себя всю – досуха, допуста. Слёзы помогли. Где же они сейчас? Какой день? Четвёртый? Десятый? Алевтина потерялась во времени. Нет, только пятый день после всего, а слёз не было.

Аля собиралась в августе, после поступления, погостить месяц у бабушки, и как раз в этот месяц, она решила, всё и должно произойти. Она уже считала себя достаточно взрослой и готовой к серьёзным отношениям, к тому же думала, что своим примерным поведением заслужила Дениса и всё то, что он мог ей дать.

Но бабушка умерла, и Аля долго страдала, не вспоминая больше ни о чём.

Потом была учёба и только. Алевтина немного отошла от траура и решила отложить торжественное вручение себя Денису на лето. Как раз после первого курса, уже восемнадцатилетней, это было бы уж совсем хорошо и правильно.

Но вдруг непонятно всё стало между Россией и Украиной, и папа решил продать бабушкину квартиру. Не оттого, что в средствах нуждались, а просто ухаживать за квартирой было некому, а заграничные курорты стали такими доступными и так хорошо себя зарекомендовали. Опустевшее жильё продали, не спросив у Алевтины, а саму Алю отправили в Карловы Вары, а не в Бердянск. Пришлось снова отложить день собственной капитуляции на неопределённое время. Алевтина нырнула во второй курс с головой – учёба оказалась ещё более серьёзной и захватывающей, чем на первом. Денис писал, звонил, обещал приехать на Новый Год, но Аля улетела с родителями в Финляндию на лыжах покататься. Денис собирался на майские праздники в Москву, но снова что-то не получилось…

Где-то совсем близко за спиной мелькнуло большое белое тело.

Машина! – пронеслось в голове Алевтины.

Будто из-за бетонной стены донеслась ругань перепугавшегося водителя.

Да что такое! Уже второй раз! И вчера машина чуть не сбила.

Алевтина сама была водителем со стажем – треть жизни за рулём, поэтому старалась не позволять себе некорректного поведения на дороге. Ей тоже периодически кидались под колеса всякие идиоты и идиотки, и она знала, как это страшно. Как минимум день после этого испорчен: содрогаешься от воспоминаний и мыслей типа «а что, если бы на долю секунды» и боишься сесть за руль. И вот теперь Аля сама в роли такой кидающейся под колёса курицы. Прости, дорога!

Идиотка! Как могла оказаться в такой ситуации?

Но это оттого, что её предали. Предали так, что, казалось, ничего не осталось здесь, в этом мире, за что можно было бы уцепиться и держаться всеми силами души и напряжением мышц.

Время от времени она замирала, застывая в самом необычном месте в нелепой позе, и ловила себя на мысли, что вот сейчас настал момент, в который она может просто исчезнуть, раствориться, испариться, уйти, переместиться в другой мир. Ведь известны случаи – об этом пишут, говорят и даже кино снимают, − когда люди бесследно исчезали поодиночке и целыми селениями или военными отрядами. Почему бы нет? Почему бы не исчезнуть и ей? И неважно, где оказаться – хоть в жерле вулкана или в пасти дракона, главное, чтобы подальше от этого мира, такого неожиданно подлого.

Но мир держит цепко. Але за него цепляться незачем и нечем, а он вцепился и держит. Вот бы отсюда – в иное время, в другое измерение, в далёкую галактику. С такими же душами неприкаянными познакомиться, которые так же когда-то сбежать хотели и сбежали. Интересно, они жалеют или нет?

Нет, всё-таки ощущение разверстой пасти никак не пропадало. Какой-то зев находился рядом, и Алю тянуло в него. Она чувствовала его – тянущее это – то сильнее, то слабее, иногда казалось, что стоит ей поддаться, только дать понять, что согласна, и её затянет, но вот только куда – в пасть дракона или под колесо автомобиля? И она старалась держаться: тот, кто за рулём, не виноват и не должен отвечать за неё и за него.

Можно, конечно, взять и уехать. Есть прямой поезд «Бердянск-Москва», но на него билеты раскуплены на месяц вперёд. Можно до ближайшего аэропорта автобусом, потом – самолётом до Москвы. Такие-то билеты точно есть. Но нельзя в таком виде дома появляться, там всё поймут, начнут сочувствием доставать. Фу! Нет! Нужно сначала успокоиться, прийти в себя.

− Ну, чего я так расстроилась? Ну, подумаешь, негодяй встретился! Женщины сплошь и рядом в таких мерзавцев влипают! Ещё и детей им рожают, и годами терпят. Так что это не самый плохой вариант.

Она всё пыталась успокоить сама себя, периодически произнося краткие монологи вслух. Просто для Алевтины и такое разочарование было страшным, ведь раньше никто не осмеливался так с нею поступить. После смерти бабушки это были её самые глубокие душевные переживания.

Внешне ей быстро удалось привести себя в порядок. Сначала не спала, не ела, потом стала жить. Механически. Начала отсчитывать секунды, минуты, шаги: сколько раз чай помешивает, сколько остановок до пляжа, сколько гребков в море сделала, через сколько волн перепрыгнула. Наверняка это ещё одна защитная реакция организма: постоянное напоминание о том, что секунды капают, время идёт, жизнь продолжается, и с каждым гребком Аля отдаляется от случившегося всё дальше.

Сжившись с образом обычной отдыхающей, гостья раздавала хозяевам психологические советы и консультации. Бескорыстно, от щедрости душевной. Она даже рассказала о приёмах самообучения английскому дочке хозяйки. Студентка кое-что законспектировала. Но будет ли толк? Вряд ли. Провинциалы обычно считают, что у них в жизни всё бы получилось, живи они в столице. Как будто у всех столичных жителей выходит всё, и в Москве не мёрзнут на рынках коренные москвичи! Мёрзнут, ещё как. И дворы метут, и мясом мороженным торгуют. В их нереализованности тогда кто виноват? Не провинцию надо винить, а собственную бесхарактерность. Столицы традиционно распахнуты для всех желающих – растягиваются до бесконечности. У их семьи было много знакомых, всего достигших, как и папа, только за одну жизнь в столице.

Перед сном наставало время сеанса психотерапии. Измученная самоконтролем, она доставала тетради, и одной отдавала то, что накопилось, из другой же, напротив, черпала запас сил. Похоже, позитивная психология уже давала эффект.

Жаль, что не взяла с собой лэптоп. Удобнее было бы писать. Хотя нет. Такое нужно делать вручную. Есть вещи, которые нельзя автоматизировать и тем самым умертвить. Нет, только вживую.

Я полностью свободна от прошлого.Я знаю, чего я стою. Всё при мне.Всё разрешится само собой наилучшим образом.Всё идёт хорошо.

На обеззвученном экране телевизора появилась Тамара Гвердцители. Алевтина включила звук.

Ах, далеко до неба!Губы близки во тьме.Бог! Не суди, ты не былЖенщиной на земле.

Умеет всё-таки эта женщина петь то, что хочется услышать.

И душу исцелять голосом, дрожащим на кончиках ресниц.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

Как Алевтина позабыла Дениса? Примерно так же, как все забывают свои первые любови. Она много раз пыталась вспомнить день, когда это произошло, но не могла. Зато точно помнила год: это был год появления в её жизни будущего мужа.

Как-то очень скоро он занял сначала всё свободное место в жизни Алевтины, затем место Дениса. Он был всюду и всегда. Любая проблема или проблемка, заглядывавшая в отлаженную жизнь Али, истаивала с его появлением или просто по одному звонку. В какой-то момент на девять мыслей о мужчине, что всегда рядом, приходила только одна о Денисе, а затем и та перестала навещать, и Алевтина решила, что она влюбилась по-настоящему, а значит, и замуж пора.

Но за три года отношения с мужем зашли в какой-то непонятный тупик, и вот как-то Але было нечего делать, и она почти машинально, обдумывая грядущий развод с мужем, поменяла фамилию в «Одноклассниках» на свою девичью. Нечего пудрить мозги и терзать сердце такому хорошему парню, пусть ищет женщину, способную полюбить его достоинства, у меня ведь всё равно голова другим занята, думала Аля. Заглянула на сайт через неделю, а там – сообщение от Дениса. Нашёлся Тот, кем голова занята. И всё ожило с их первого часа разговора в обеденный перерыв – оба это почувствовали.

– Мама сегодня звонила. Я ей рассказал, что нашёл тебя.

– Ну, и как она отреагировала?

Неожиданно хорошо отреагировала.

− Мам, а я Алевтину нашёл.

− Ну, слава богу, хоть кто-то кого-то нашёл! А почему ты ещё не в Москве?

− Ну…

− Она замужем?

− Разводится, как и я.

− Дети есть?

− Нет.

− Я к тому, что никуда ты там не встряёшь? Семью не разбиваешь?

− Нет.

− Так почему ты ещё не в Москве?..

Сначала Денис действительно хотел всё бросить и рвануть к Алевтине. Но потом они решили, что лучше будет провести вместе отпуск. Несколько дней в Москве получились бы сумбурными и неуклюжими, и могли всё испортить, а вот две-три недели летом – это было бы великолепно! Назначили время отпуска. Вышло, что увидятся они ровно 14 июля, в День взятия Бастилии, как показывал Алин рабочий календарь. Посмеялись по этому поводу и стали готовиться к поездке.

Алевтина подсчитала, что с момента её обнаружения Денисом в социальной сети до Дня «Х» ровно восемьдесят дней. «Восемьдесят дней вокруг… да около» – именно так она окрестила этот период. Ну, что ж. Достаточный срок, чтобы прояснить многие вещи до того, как.

И начались эти сумасшедшие дни. Многое нужно было только припомнить, на что-то лишь намекнуть – и воспоминания с эмоциями захлёстывали обоих: им было что вспомнить.

Но Але приходилось жить от звонка до звонка, у неё не было возможности выговориться кому-нибудь. Дашка – её лучшая в мире подруга и сестра – фыркнула сразу же, как только услыхала об объявившемся в виртуале Денисе:

– Ха! Только этого ещё не хватало! Явление с Христом на шее!

Даша не выносила Дениса и считала показушным большой серебряный крест на массивной цепочке, который тот не снимал лет с пятнадцати. Денис регулярно, несколько раз в году, освящал крест в церкви. «С Христом за пазухой как-то спокойнее», – говаривал он.

Не было ничего удивительного в том, что сестра недолюбливала бердянского ухажёра Али: Даша ещё в детстве нарисовала портрет мужчины, с которым младшенькой будет комфортно, и видела сестричку только с таким человеком. В этом они с папой как раз единодушны: придумали Але идеальную пару и обрадовались. А если они ошибаются, и именно Денис её идеальный партнёр? Алевтина знала, что только мама может поддержать её выбор, но пока ей ничего не говорила. В общем, на полное одобрение семьи рассчитывать не приходилось, и Аля окунулась в свой виртуальный роман сама, будто смело и никому не сказав, уплыла в открытое море.

Как героиня виртуальной лав-стори, Аля бережно вслушивалась во всё, что с нею происходит, и не могла понять, где больше чего роится, теплится и нежится – в голове, в душе или в теле. Кажется, в каждой клеточке всего естества что-то появилось: сколько клеточек, столько и мыслей, впечатлений, запечатлений, вспышек, фантазий и мечтаний.

За несколько дней они с Денисом многое успели сказать друг другу. И это при том, что всё время приходилось притормаживать и обходиться без самых главных слов.

Теперь утро начиналось не с будильника, а со звонка Дениса, у которого рабочий день на заводе стартовал в семь. Давно Алю так сладко никто не будил.

− Доброе утро, Солнышко!

− Доброе утро!

− Как спалось?

− Хорошо-о-о.

− Ой, а кто там зевает? Встаём, встаём, кому там на работку пора?

− Мне-е-е.

− И мне. Я уже почти пришёл. А что нам снилось сегодня?

− Нам? Кажется, ничего. Не помню. А тебе?

− А мне интересный сон приснился ‒ символичный. Мы с тобой ходили по ювелирному – огромный такой магазин, у нас здесь таких больших нет – и кольца выбирали.

− Ничего себе!

− Наоборот! Всё только себе! Всё себе. Надо так говорить, чтобы не отвадить от себя хорошее.

− Не думала, что ты интересуешься правильными формулировками мыслей. Ой, вспомнила, что мне снилось! Тоже покупки, только другие. Мы сначала с тобой ходили по бутикам и выбирали мне сапожки.

− И какие выбрали?

− Красные, яркие, высокие такие, у меня таких ещё не было. И, представь себе, тебе при этом не было скучно! А потом мы ходили по авторынку и покупали запчасти для машины.

− Для какой?

− Будешь смеяться. Для красной «Мазды», той, что ты мне в Интернете показывал.

− Отлично! У нас машина под цвет сапожек.

− Не это не главное. Главное то, что мне тоже не было скучно!

− Хороший сон. Тоже символический. Ну, ладно, Аленький, просыпайтесь, собирайтесь, а я уже дошёл до офиса, надо поработать немножко. Давай, как разгребусь с кучкой текучки – позвоню.

Денис выставил на продажу свой «Опель», демонстрировал Алевтине в Сети десяток фоток, а сам подыскивал себе новую машину, «нестыдную». Накануне показал Але красненькую «маздочку». Алевтина пока не стала разочаровывать тем, что понятие «нестыдная машина» у неё (и у столицы) сильно отличается от Денисового (и бердянского). В общем, для начала сойдёт, а там посмотрим, решила про себя.

Во время вечернего разговора снова всплыла «машинная» тема. Видно, Близнецы в знаке Водителя катались в тот день.

− Ну-ка, постой. Мне звонят. Номер незнакомый. Я перезвоню, – сказал вдруг Денис и отключился. Через минуту снова набрал Алевтину.

− Хохму хочешь?

− Ну?

− Звонок. Полдвенадцатого вечера, между прочим. Цитирую дословно: «Здравствуйте, вы «Опеля» продаёте? – Продаём. – А вы не спите? – Нет, «Опеля» продаём». Короче, мужик такой загадочный, по объявлению, во времени потерялся. Завтра перезвонит.

Когда после смерти бабушки связь с Бердянском оборвалась, и на Азовье ездить перестали, Денис ещё писал и даже звонил время от времени с работы отца, но как-то изошёл энтузиазмом и занялся обустройством личной жизни по месту проживания.

– А я всё время искал тебя в «Одноклассниках». А тебя нет. Думал, ну, не может такого быть, чтобы ты в какой-нибудь социальной сети не зарегистрировалась! Сейчас все через это проходят.

– А я под фамилией мужа была. Потом, когда решила разводиться, поменяла. А почему ты мне просто не позвонил и не написал на родительский адрес?

Вопрос этот хотелось задать тысячу раз: почему? Ну, ладно, он не мог знать адрес Алиной квартиры, но родители ведь место жительства не меняли, точнее, со временем папа приобрёл дом в Подмосковье, и много времени они с мамой проводили там, но городская квартира никуда ведь не делась.

– Ну… Как бы я позвонил? Я же не знал, как ты там. Может, у тебя уже куча детей и всё хорошо, а тут я со своей любовью неприкаянной. К тому же, если бы я на папу нарвался… «Одноклассники» показались удобнее. А у нас с тобой модные профессии – юрист и менеджер. Я и не думал, честно говоря, что ты менеджером станешь. Тебе бы пошло что-нибудь другое: модельный бизнес, визаж-макияж, дизайн одежды, языки на худой конец.

– А я тебя как раз юристом и видела. Есть в тебе что-то для этой работы. Вот, например, как ты сейчас тему разговора сменил.

− Ага, − хмыкнул Денис. − Юрист до мозга костей. Как в том анекдоте: «Но вы же человек!» − «Едва ли. Я юрист».

− Постой. Эт-ты мне зачем рассказываешь? Чтобы я от тебя большой человечности не ожидала?

− Нет, что ты! К тебе это не относится. И никогда не будет относиться. Просто невозможно со всеми быть белым и пушистым. Только с избранными.

− А с остальными – чёрным и гладкошёрстным?

− Ага! − рассмеялся юрист до мозга костей. – Нет, серьёзно. Я не думал, что у тебя будет такое образование. Считал, ты пойдёшь если не в дизайн, то на филологический, что-нибудь с языками связанное… Ты же немецкий с английским всё детство учила, да?

Учила. Точнее, один язык учила, другой мучила – не шёл. Но папа сказал: «надо», и Аля учила. Кажется, Марлен Дитрих считала, что единственное насилие над своим детством, которое дети простят родителям − это изучение иностранных языков. И Алевтина выучила. Дашка – нет, Аля – да. Хотя усилия, приложенные со стороны родителей и репетиторов, были одинаковыми. Правда, теперь, спустя годы, она бы подкорректировала педагогическое рвение взрослых: не стоит заставлять учить язык, который не нравится и «не идёт», ведь всегда можно найти те, что «пойдут».

− Нет, на языки и психологию меня папа не пустил, сказал, что это всё прикладное, а образование должно быть «настоящим», а не игрушечным. Ну, вот моё образование и сделало из меня босса. Сразу. В двадцать два года я уже была готовой начальницей. Хотя дома меня до сих пор психологом кличут.

Смешно, но всё было задумано всерьёз. И если бы не папин подарок в виде фирмы, бегала бы Алевтина где-нибудь после университета казачком на подхвате, пытаясь доказать, что она достойна быть начальницей.

Их всё время относило одной волной обратно в детство, туда, где у них всё было общим.

− А там, на скамейке у твоего подъезда, ножом вырезано «Алевтина». Ты видела?

Конечно, видела. И всякий раз, проходя мимо лавочки, ненароком бросала взгляд на неровные, но очень уверенные буквы. И огорчалась, если чья-то филейная часть закрывала надпись, которая была символом какого-то постоянства, эмоциональной верности, что ли. Алевтине обязательно нужно было отыскать своё вросшее в дерево имя и зацепиться за него взглядом.

И вспомнить.

И поверить.

И ждать чего-то.

Даже когда лавочку стали ретиво красить синей краской, щедро замазывая на деревянной доске трещины, зазубрины и царапины, «Алевтина» оставалась видна, правда, тускнела и мельчала с каждым годом. Сначала исчезла маленькая «а», потом утонули в краске и другие буквы, осталось только «Але»; но во дворе все знали, чьё имя запечатлено на лавке, и кто его выцарапал.

– А я себе Домовёнка завёл.

– В каком смысле?

– Комнату сдаю, а за это мне готовят и убирают. Воспитательница детского сада.

– Денис, ну, так бы и сказал: любовница. Что здесь такого?

– Нет! Хотя она там себе что-то напридумывала, но это её проблемы.

– И где ж ты её нашёл? На дискотеке?

– Нет. Знакомые попросили. Она из деревни сама, семьдесят километров от Бердянска, а жить негде. Зарплаты снимать не хватает, а мне так удобно: в квартире чисто, в холодильнике – еда.

– И сколько лет твоему Домовёнку?

– Лет двадцать два или три. Где-то так.

Ясно. Не хочет называть домовят своими именами. Ну, ладно. Почему-то наличие конкурентки Алевтину совсем не настораживало. Она привыкла, что там, в Бердянске, у неё соперниц в принципе быть не может. На данном этапе надо только посмотреть, как Дэн разберётся с этой ситуацией.

Теперь всё – прошлое, настоящее и будущее – принадлежало им, и они обсуждали каждую мелочь, о которой когда-либо хотелось поговорить, да не пришлось.

− Сегодня на турничок зашёл – форму надо восстанавливать, а то обленился совсем.

Накануне, разговаривая с Алевтиной, Денис заметил, что у него на животе складка наметилась, поэтому срочным образом задействовался турник.

− Представляешь, приходит мужик в камуфляже и начинает подъёмы переворотом делать. А там на лавочке пацанва местная водочку пьёт, курит, музычку на телефоне слушает. Так они затихли и смотрят на меня. Ну, я минут десять позанимался для начала, несколько подходов сделал. Уходя, оглянулся, смотрю, а они друг друга на турник подсаживают.

− Вот видишь, как ты на молодёжь хорошо влияешь! Может, они ещё и пить бросят.

Бросили. Ненадолго. На следующий день у них водки уже не было, только пиво. И когда Денис подошёл заниматься, шпанята спросили, долго ли он будет турник занимать, а то он им тоже нужен. Ещё через день исчезло пиво. А через неделю снова появилось пиво, а за ним водка, и турник им уже без надобности. Права Госпожа Психология: если изменение начинается извне, а не изнутри, оно только поверхность затрагивает, и надолго его не хватает. Мудрая она всё-таки Дама.