Сируш и Симбад

Пока наша Сируш спала под сенью могильного креста, ее муж, как задетый пулей волк, кружил в поисках добычи. Поняв по недовешенному белью и варящейся на плите хашламе5, что что-то не так, он, приглушая свое животное чутье, едва уговорил себя подождать жену дома, дабы не стать посмешищем для всей деревни. И хоть мать вилась вокруг него, как оголодавший шакал, рисуя красочные картины его гарантированного родства с парнокопытным обладателем рогов, он ждал. Перспектива оказаться рогоносцем не только задевала его мужское эго (какой-то учителишка), но откровенно злила. Тут просто руки почесать не выйдет! Придется отослать обратно, где взял, если останется жива. А это значит лишиться хорошей домохозяйки и самому растить трех дочерей. Не радужные перспективы…

Так и нагревались внутри него то сосуд с эгоизмом, то с животной яростью, доходя до градуса кипения и вырываясь наружу. И не дай Бог кому-то попасть ему под руку в этот момент. Это за доли секунды поняла Сируш и спаслась бегством в никуда, как добыча от хищника.

Была суббота, и школа была закрыта, но, конечно, он знал, где живет учитель. Прождав полчаса, выкурив полпачки сигарет, он направился к дому учителя, застав его на заднем дворе, где он возился с машиной. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что этот самец ничего не знает о том, где его самка. Но чтобы наверняка отбить желание, бросил ему в лицо угрозу убить обоих, если хоть что-то узнает о них.

Куда она могла деться в этой деревне, почти отрезанной от внешнего мира, он не понимал. Но считая ее многолетнее молчание проявлением трусости, он уверил себя, что вскоре она явится, так как с наступлением темноты было просто опасно выходить одной за пределы деревни. Да и холодно ночью. До села, где живет ее семья, далеко, а попутного транспорта можно ждать неделю. Приняв эту мысль, как единственно возможную, он сел ужинать, заранее ощущая себя победителем. Девочек он отправил переночевать в гости к брату, чтобы те не смогли помешать ему учинить расправу над женой.

В то время пока он прокручивал в голове разные сценарии своего правосудия, один жестче другого, наша Сируш возвращалась к реальности не менее жестокой, чем фантазии мужа.

Окончательно скинув вуаль Морфея, она решила дождаться темноты и сделать то единственное, ради чего стоило столько лет терпеть унижения и рисковать своей жизнью. Она хорошо знала каждый проулок в деревне, и как только стемнело, она пробралась тенью к дому учителя.

Высоконравственному человеку легко привить чувство вины. А будучи виновным, высоконравственный человек уже чувствует себя преступником. Вина другого человека может лишь на миг облегчить муки совести таким людям. И даже если они становятся жертвами тиранов, все равно не могут усмирить зудящие душу сомнения, что сами виноваты во всем. Только не знают в чем. Так мучилась долгие годы и Сируш. Теперь она хотя бы знала в чем ее вина. И она была готова понести наказание. Но так отчаянно хотелось испытать настоящее женское счастье! А вдруг если сильно-сильно зажмуриться и шагнуть в пропасть, то на дне будет не конец всему, а начало новой жизни. Размышляяобо всем об этом, она постучала в дверь учителя.

Дверь открылась, едва первый стук стих в тишине. Симбад взял ее за запястье и, почти не глядя, одним движением, как мотылька, перенес в предбанник. Он был одет, словно собирался сейчас идти на работу. Хотя была суббота, и давно было пора спать. Молча он провел ее на кухню, где горела лишь крохотная лампа с удивительным французским абажуром. И где он только приобрел это чудо?! На столе было все накрыто к чаю так, как будто дома были гости. Не говоря ни слова, он усадил ее на стул и налил чай, весь вечер греющийся в чайнике на печи. На доске лежал нарезанный хлеб, а на тарелке – овечий сыр и зелень. В хрустальной пиале искрился мед, а рядом лежало сливочное масло, готовое смешаться с медом согласно давней традиции. Пододвинув к ней все тарелки разом, он сказал: «Ешь», – и ей впервые захотелось послушаться не от страха. Но ей было так страшно и так стыдно, что не было сил поднять на него глаза. Она вздрогнула, когда его пальцы коснулись ее подбородка и мягко, но настойчиво подняли ее лицо. И ей ничего не оставалось, кроме как отдаться судьбе. Не дыша, она подняла глаза, понимая, что от этого взгляда зависит вся ее жизнь. Она была готова к чему угодно. Но не к тому, что увидела! Он смотрел на нее с благодарностью. Как смотрит человек, которому даровали свободу, отменив пожизненный срок. Сколько длился этот момент, секунды или вечность, они оба не знали, но точно знали, что обратного пути нет. К своему удивлению Сируш с огромным аппетитом съела хлеб с сыром и согрелась чаем с медом. Ей показалось, что так вкусно она ест впервые.

Симбад долил ей чай, но сам не пил, только смотрел на нее. Потом они начали обсуждать, что им делать дальше. Они вели беседу так, как будто прожили вместе тридцать лет. Было решено уезжать прямо сейчас, ночью, пока ее не начали искать. Старшая сестра Симбада жила в Тбилиси, и было решено ехать к ней. Сируш больше не боялась ничего, только в горле стоял ком при мысли о дочерях. Старшая уже совсем взрослая, но средняя и особенно младшая! Как их оставить? Было решено уехать вдвоем, пока ее не нашли и не пристрелили их обоих, а потом через ее семью попытаться решить вопрос с детьми. Ее не оставляла надежда на то, что девочки скоро станут обузой мужу, и рано или поздно он отдаст их на воспитание если не ей, то ее родителям. Эта мысль поселилась в ее голове и слабым обезболивающим приглушала нестерпимую боль расставания. Собрались они в считанные минуты, не зажигая свет во дворе, погрузили все в машину и, стараясь ехать подальше от жилых домов, выбрались на дорогу, ведущую в город. Сируш сидела притихшая, не только не оглядываясь назад, но даже не глядя в боковое окно.

Только вперед, в извилистую дорогу с видимостью лишь пару метров, выхватываемые из темноты слабым светом фар. Вокруг кромешная тьма. Эта дорога ей напоминала ее жизнь. И не было у нее ничего очевидного, кроме нее самой и мужчины, сидящего рядом за рулем. Странное чувство родства с ним все больше обволакивало ее сознание, удивляя и успокаивая одновременно. Даже не почувствовав, как сон опять захватывает ее в свою власть, она погрузилась в спасительное забвение.

К утру они приехали в Тбилиси и были приняты сестрой Симбада на удивление спокойно и тепло. Было очевидно, что это люди из одного теста. Добрые, уютные, настоящие. Они позавтракали и поехали смотреть крохотную квартирку, которую после смерти оставила внукам сестры двоюродная бабушка Симбада, не имеющая своих детей. Так Симбад и Сируш оказались у нас во дворе.

Двор быстро принял новых жителей, тем более что они оба с первого взгляда производили впечатление своих. Так бывает, когда новый человек приходит в семью, и сразу становится понятно свой он или чужой независимо от видимых характеристик. Один взгляд в глаза, и либо любовь, либо ничего. В их случае – любовь! Симбад покорил всех женщин своим заботливым отношением к Сируш, исполненным удивительной нежности и достоинства. Мужчины, конечно, ерничали над ним, но втайне завидовали таким отношениям. Все хотят любви и счастья, но мужчины часто только делают вид, что чувства им чужды.

Тем временем в селе события развивались совсем не так, как ожидалось. Не дождавшись к полуночи Сируш, муж начал терять уверенность хищника, а липкий страх заползал в душу все глубже и глубже. Одно дело – отыграться на беззащитной, но виноватой жертве, и совсем другое – остаться с носом. Он то рваными шагами мерил комнату, то резко выпрыгивал за дверь, всматриваясь в темноту, то замирал на ходу, свесив голову, и даже его мать уже затихла, чуя неладное. Идти искать ночью жену было глупо, на улице темно, как в гробу, и шум поднимать бессмысленно. Если что-то случилось, уже ничем не поможешь. Если кто-то приютил, то она придет утром. О других вариантах он думать не хотел.

Пробраться к дому учителя он решился лишь около часа ночи, когда наши герои были уже очень далеко. Он и сам не понимал, что ожидал там найти, но что-то его туда толкало. Сам не понимая почему, он пробирался тихо, как вор. И хотя было темно, и луна почти не спасала, он безошибочно нашел дорогу, как зверь находит добычу по запаху на ветру. Он дошел до калитки, тихо отодвинул засов, наощупь пробрался к двери, но постучать не решился. Он пошел вокруг дома, в надежде увидеть в окне того, кого ищет. Но дом был окутан тишиной и погружен в темноту. Уже собравшись уходить, он все стоял и стоял, не понимая, что его держит. Что жены в доме нет, он знал абсолютно точно, но в голове была какая-то мысль, зудящая как назойливый комар. Сам не зная, что ищет, он решил обойти весь дом еще раз, но это снова ничего не дало. И все-таки было что-то, что держало его, что-то важное. И вдруг он понял. Под навесом не было машины. Теперь все встало на свои места, и грудь прожгло так, будто в нее влили рывком чан кипящего масла. Схватив себя за волосы, он закружился на месте, словно юродивый, издавая какой-то безумный звук – то ли вой, то ли рычание. Спустя некоторое время, он сел на землю, ее холод остудил его, и начал приходить в себя. Словно обманутый купец, он был не в силах вынести то, что его товар увели у него из-под носа. Почти в бреду он пошел к навесу, нашел там канистру с бензином, медленно обошел дом, выливая содержимое на все деревянные элементы каменной жертвы, приговоренной к сожжению. Кинув спичку, он сел в стороне и с тупым спокойствием наблюдал, как горит свидетель его позора. Зачем ему это было нужно, он и сам не знал. Но убедившись, что огонь проник внутрь и вошел в свои права, он пошел домой, свалился на кровать и погрузился в сон, больше похожий на беспамятство.

Утром он решил ехать к семье Сируш, один. Разговор с отцом был коротким и жестким. Он поставил их перед фактом, что дочки будут жить с ним, никаких контактов с семьей матери и, естественно, с ней самой не будет. Девочкам скажут, что мама погибла. Если кто-то из их семьи попытается искать общения с ними, то репутация мамы в глазах дочерей будет уничтожена, он обольет ее той грязью, которой она достойна. Точка. Отец Сируш был человеком мягким и слабовольным. Понимая всю тяжесть ситуации, он не смог спорить. Только мама Сируш, слушая разговор за дверью, каждый раз как пощечину принимала хлесткое боз6. Она вышла в предбанник к уходящему зятю и упала на колени, умоляя не отнимать у нее внучек. Но зверь на то и зверь, чтобы наслаждаться своей жестокостью. «Внучек у вас больше нет, мама!»

Звук захлопнувшейся за ним двери прозвучал, как стук молотка, следующий за вынесением приговора.

Сируш написала письмо родителям, коротко, но емко описав ситуацию. Никого не осуждая и не оправдываясь. Не прося понять, но надеясь на прощение. Она была из того же теста, что и вся ее семья, привыкшая во всем винить себя. Так и ее родители проклинали не дочь, а себя за то, что отдали ее в руки тирана. Говорят, время лечит, но тот, кто ждет встречи с самым дорогим, что у него есть, становится жертвой времени, а оно – его изощренным мучителем.

Что остается делать человеку, истекающему кровью разлуки? Мечтать! Эта способность есть у многих женщин, но у нашей героини она была доведена до совершенства годами тюрьмы. Она строила одни воздушные замки выше и замысловатее других и этим жила.

Так прошло два года. Старшая дочь стала совсем взрослой, средняя скоро закончит школу. Сируш надеялась, что рано или поздно у них появится хоть какая-то свобода. Сируш мечтала, что старшая дочь уедет учиться в город, и тогда уже никто не сможет помешать увидеться с ней. Но все случилось даже лучше, чем она мечтала. Муж привел в дом новую жену. И то ли ей мешали девочки, то ли даже у каменного сердца есть живые прожилки, но вскоре девочек стали отпускать в гости к родителям Сируш, но при жестком условии, что мать там не будет появляться. О, как радовалась она встречам дочерей с ее семьей! Она целыми днями кружилась в мираже этих встреч со счастливой улыбкой, не сходившей с ее лица. Она воображала, как приезжает к ним, смотрит им в глаза, вдыхает их аромат, обнимает и смеется вместе с ними. Она представляла, как заплетает им косы, вплетая в них атласные ленты. И таким реальным и ярким был этот мираж, что ей слышался аромат горячей гаты7, только что испеченной ее мамой, с хрустящей корочкой, пропитанной медом, стекающим по пальцам. В ее мечтах они все вместе сидели на веранде, под нежными лучами солнца, пили чай с чабрецом, смеясь и отогреваясь за все прошлые холодные и одинокие зимы. В ее фантазиях было так много света и счастья, что их лица светились и даже слегка сверкали, как это бывает с драгоценными камнями при ярком солнце. Этими встречами она и жила, не сомневаясь, что совсем скоро они станут ее реальностью. Она даже начала мечтать, чтобы у новой жены ее бывшего мужа поскорее родился ребенок, и тогда ее девочек точно отпустят к ней! Так прошло еще некоторое время.

Каждое утро Сируш провожала мужа на работу, убиралась в доме и ставила на плиту джезву, чтобы сварить крепкий кофе на двоих. Этот аромат был сигналом для соседки спускаться к ней домой на утренний ритуал. Но этим утром все шло не так, как всегда. Ночью не спалось, и голова раскалывалась, а дурное предчувствие мерзким комом поднималось от желудка к горлу, сдавливая дыхание. Сируш старалась себя успокоить, сваливая свое плохое самочувствие на странные перемены погоды. Намочив платок уксусом, она потуже завязала им голову и пошла ставить кофе. В следующее мгновение ей показалось, что она теряет сознание, ноги подкосились, и она села на пол. Пол пошатнулся и замер. Так она и сидела, не в силах встать, не понимая, что с ней произошло. Она словно впала в ступор, и лишь сердце стучало где-то в висках. Она перевела глаза на календарь. 7 декабря 1988 года.

В 11 часов 41 минуту безумный демон, разинув пасть, попытался слизать все живое на многие километры, разрушив жизни тысячи людей, во многих районах не оставив даже деревца. Даже три миндальных деревца…

Примечания

1

Подлинное имя главного героя – Симбад (арм. Սմբատ от арамейского «победитель») – было изменено автором для удобства восприятия читателем

2

Повесть берет свое начало в 60-ые годы 20 века

3

Черный (арм. սեւ[sev] )

4

Джезва –(тур. Cezveиз араб. جذوة ) арабское слово, обозначающее «горячий уголь». Так называют сосуд с широким дном, длинной ручкой и узким горлышком, используемый только для приготовления кофе

5

Хашлама – блюдо народов Кавказа, чаще всего его ассоциируют с армянской кухней. Название произошло от армянского хашел (перев. мясо, сваренное куском).Готовится чаще всего из ягнятины или из телятины и овощей.

6

Падшая женщина, шлюха (арм. բոզ[boz])

7

Гата (азерб. Kətə – Кята; арм. գաթա) – распространённое закавказское национальное кондитерское изделие, представляющее собой слоёные пирожки