![Цыганочка без выхода](/covers_330/42648771.jpg)
Полная версия
Цыганочка без выхода
Ирка совершенно бесцеремонно выхватила у мрачной Сони соединенные скрепкой листы и с выражением прочитала:
– Любимый, прости меня, я поцарапала машинку! Я виновата, ты накажешь меня?
– Вероятно, дальше будет реклама автосервиса, – предположила я, попытавшись поднырнуть под импровизированный шлагбаум.
Не вышло – Ирка вовремя опустила руку ниже, продолжая меня задерживать.
– А вот и нет, дальше вовсе не про автосервис! – объявила она. – Дальше тема резко меняется: «Ах! Это же был мой любимый кружевной комплект»! Вот скажи мне, какая связь между машинкой и кружевами?
– Может, речь о швейной машинке? – Я снова поднырнула под руку-шлагбаум и на сей раз преуспела. – Ирка, не задерживай меня, нам еще пельмени лепить!
Аргумент сработал – подружка вспомнила, что нам бы надо освободиться из радиорудников поскорее, и благословила меня на трудовой подвиг в узких временных рамках:
– Ты уж постарайся управиться там побыстрее!
Я кивнула и мягко толкнула дверь нужной студии, не спеша оповещать звукорежа о своем появлении стуком и приветственными возгласами, чтобы не помешать этим какому-нибудь рабочему процессу.
Но мужичок за пультом не работал, а увлеченно ел бублик, так что я сочла возможным нарушить режим молчания и пожелать ему приятного аппетита. Не ожидавший этого бедняга подавился крошками, и мне пришлось энергично похлопать его по спине, после чего чопорно обмениваться рукопожатием показалось нелепым. Поэтому я просто опустилась на свободный стул и сообщила:
– Я Елена, меня Гриценко прислал к вам аудиокнигу начитывать. Вы же Дима?
Мужичок, едва успевший снова закусить свой бублик, опять мучительно закашлялся.
– Пугливый какой, – неодобрительно молвил мой внутренний голос. – Прям трепетная лань! Теперь понятно, почему Витя просил его не обижать – такой сам себя обидит до смерти при первом удобном случае в виде черствого бублика. Похлопай его, что ли, снова, пока он коньки не отбросил!
Но я нашла другое решение – подала чахоточному водички из кулера.
– С-с-спаси-ибо!
– Ой, боже, он еще и заикается! – разжалобился мой внутренний голос. – Звукореж-заика, это же надо!
– Сапожник без сапог, – пробормотала я.
Предмет беседы опустил взгляд на свои ноги в стоптанных домашних тапочках и мучительно покраснел.
– Сейчас вообще в припадке зайдется! – предупредил меня внутренний голос. – Давай уже без шуточек, иначе ты отсюда до вечера не выйдешь! А Дима этот вообще никогда не выйдет, его вынесут вперед ногами в этих самых тапках.
– Не могли бы мы уже приступить к работе? – спросила я багрового икающего мужичка со всей возможной деликатностью.
– Ха… Ха… Ха…
– Это он так злодейски хохочет? – Мой внутренний голос озадачился, но мужичок сумел договорить:
– Хорошо! – И мы с голосом успокоились.
– Те… Те… Те…
Дима отвернулся к захламленной тумбочке, зашуршал там бумагами, и я сама догадалась:
– Текст?
– Да! – Звукореж признательно кивнул. – Чи-читали?
– Писала!
– Ат… Ат… Ат…
– Атом? Атавизм? Атеист? Атлас? Атеросклероз? Атрофия головного мозга?! Черт, не могу придумать ни одной уместной реплики, начинающейся с этого слога! – занервничал мой внутренний голос.
– Ат-лично! – выдал Дима и протянул мне слегка помятую распечатку. – Сы… Сы…
– Сыр, сын, сыч, сыск, сытость? – старательно сдерживая бешенство, ускоренно перебрал варианты мой внутренний голос. – Сычужный, не побоюсь этого слова, фермент?
– Сы-сы-с п-первой сы-сы…
– Секунды? Страницы?
– Да!
– Кажись, взаимопонимание налаживается, – обнадежился мой внутренний голос.
– Читаю с первой страницы? – уточнила я. – И до какой? Ой, нет, не надо, не отвечайте! Буду читать ровно час, как обычно, можете меня не останавливать!
Я выхватила распечатку с текстом и убежала в кабинку.
Узкая, тесная, для лучшей звукоизоляции встык обитая коробочками из-под яиц, она здорово походила на вертикальный гроб. Сходство портили только небольшое окошко с видом на Диму за пультом и микрофон на штативе.
Поймав мой взгляд, звукореж потыкал пальцем в наушники и надел их. Я сделала то же самое (только пальцем не тыкала) и деловито изрекла в микрофон:
– Раз! Раз, два, три, четыре, восемь!
– А где пять, шесть и семь? – улыбнулся звукореж.
– С ума сойти! Он не заикается, когда работает! – приятно удивился мой вутренний голос. – Ну слава богу! У тебя появился шанс благополучно сделать эту начитку и не убить ни его, ни себя! Я уже начал думать, что придется вернуть аванс, а не хотелось бы…
Я кивнула – да, возвращать полученные денежки было бы очень неприятно.
Звукореж, на радость мне обретший дар человеческой речи, принял мой кивок за сигнал готовности и дал отмашку:
– Раз, два, три… Пишем!
– Шторку! – напомнила я.
Ну есть у меня такой бзик – не люблю делать начитку, когда на меня кто-то таращится. Коллеги об этом знают и специально для меня оснастили окна в звукоизолированных каморках кто ширмочкой, кто жалюзи. Дима вот шторку приспособил, явно кто-то из бывалых ему о моей привычке рассказал. Приятно: мы с этим Димой еще и знакомы не были, а он уже хлопотал, желая мне угодить. Решено: не буду его обижать.
Звукореж задернул занавеску, скрывшись с глаз моих, и мы начали работать.
Через час я вышла из студии, душевно попрощавшись со звукорежссером, который снова начал заикаться, как только снял наушники, и потому надолго застрял на своей финальной реплике:
– Да… Да… Да…
– Полагаю, это «До свиданья», хотя вполне может быть что-нибудь более эмоциональное, вроде «Да здравствует обеденный перерыв!», – рассудил мой внутренний голос.
– Да, есть уже хочется, – согласилась я, хлебнув водички из стаканчика, прихваченного на дорожку из студии – в горле после долгой громкой читки першило.
Взглядом я ассоциативно поискала в окрестностях потенциальный источник вкусной и здоровой пищи, то есть Ирку, которая недавно ездила за продуктами на рынок, но подружки в коридоре не было. Внештатная дикторша Соня тоже отсутствовала.
Я проследовала в приемную, по пути зачем-то искательно заглядывая под лавочки, как будто Ирка могла там спрятаться, хотя она точно не могла – не поместилась бы.
– Может, кофе? – предложила мне любезная секретарша в приемной, увидев в моей руке сиротский пластиковый стаканчик с простой водой.
– Спасибо, нет, хотелось бы чего-то посущественней, – отказалась я.
И строго в тему чего-то весьма существенного спросила:
– Вы не видели, моя подруга не выходила?
– Худенькая брюнетка? Она не просто ушла – убежала! – ответила секретарша, артистично округлив красиво нарисованные глаза.
Видно было, что она тоже пожертвовала ради безупречных стрелок на веках утренним завтраком. А ради макияжа в целом – еще и ночным сном. Такое лицо само по себе не образуется! На такое лицо уходит тонна времени и примерно столько же декоративной косметики.
– Худенькая брюнетка – это не моя, – отказалась я, помотав головой, потому что менее подходящее описание Иркиной внешности трудно было придумать. – Моя подруга похожа на Венеру Боттичелли, только постарше и размера Три Икс Эль!
– Такая? – Секретарша, продолжая таращить глаза, указала наманикюренным пальчиком мне за спину.
Я обернулась и узрела в открывшемся дверном проеме сияющую искренней радостью подружку.
– Где ты была и что там делала? – спросила я с подозрением, потому что точно такое же блаженное выражение лица у Ирки было в тот момент, когда она с дивной меткостью влепила сочный томат в лицо ведущего телешоу «Важный разговор», украсив его благородную физиономию красным клоунским носом. А он, надо сказать, здорово диссонировал с серьезной темой.
– Я была диктором! – Счастливая подружка обмахнула разрумянившееся лицо бумажными листами. – Поздравь меня, теперь я работаю на радио!
– Да? – Я оглянулась на секретаршу, но она только пожала плечами. – И как же тебе это удалось?
– О, очень просто! Но я все расскажу тебе по пути домой. – Ирка выбросила вперед руку, как кальмар – щупальце, сдернула меня с места и уволокла за дверь.
– Да… – прощально вякнула я в стиле заики-звукорежа: «свиданья» уже досталось вахтеру на входе.
К теме стремительной карьеры Ирки в медиамире мы вернулись уже в машине.
– Ну и как же ты так внезапно стала диктором? – спросила я, едва устроившись на пассажирском сиденье и пристегнув ремень.
Если в машине нет ее мелких, Ирка заочно, но всерьез конкурирует с Шумахером.
– Просто повезло, – подозрительно уклончиво ответила подружка, срывая машину с места.
– Ты прогнала малышку Соню, отняла у нее бумажки с текстом, вломилась в студию, взяла в заложники звукорежа и не отпускала его, пока он не записал твою начитку? – предположила я.
– Ха, а ты меня неплохо знаешь! – довольно хмыкнула Ирка. – Только Соню я не прогоняла и бумажки у нее не отнимала, она сама убежала, забыв их на лавочке.
– С чего бы это она сама убежала? – не поверила я. – Ей за начитку деньги бы заплатили.
– У нее дома беда случилась, соседи снизу позвонили с криком, что она их заливает. Орали так, что мне все было слышно даже без громкой связи! В такой ситуации, сама понимаешь, Соне надо было срочно бежать домой и перекрывать там воду.
– Бедная Соня!
– Дважды бедная, – кивнула подружка. – Во-первых, ей придется компенсировать ущерб, нанесенный соседям, а во-вторых, она не получит деньги за начитку.
– Потом начитает.
– Не-а! Звукореж сказал, что я это сделала гениально, так что теперь эта работа моя! – похвасталась Ирка.
– Я рада за тебя, но с Соней как-то неудобно получилось.
– Я ей что-нибудь приятное сделаю, – подумав немного, решила Ирка.
Моя подруга нахалка, но совестливая.
– Например, подарю японский бонсай в горшке – у нас в магазине как раз появились такие, – немного подумав, сообщила она. – Очень классные: дерево и фонтанчик в одном флаконе!
– Ага, и журчание фонтанчика будет вечно напоминать бедной Соне о трагических обстоятельствах, сопутствовавших вашему знакомству, – съязвила я.
– Ладно, тогда не бонсай. Подарю ей живую голубую ель, к Новому году будет самое то, – не стушевалась владелица магазина садово-огородных подарков. – Все, довольно про бедную Соню, давай подумаем, как будем подбираться к Лазарчуку с расспросами про тело в люке!
– Не обязательно сразу к Лазарчуку, кое-какую информацию можно получить по официальным каналам. Совсем забыла, хотела же Мусоргской позвонить, – спохватилась я, залезая в свою сумку в поисках мобильника.
Настасья Мусоргская уже лет десять работает в пресс-службе краевого ГУВД, а когда-то была моей коллегой по новостной редакции местного телеканала. До сих пор не понимаю, как она могла поменять богатую разнообразными событиями жизнь тележурналиста на скучное прозябание в режимном учреждении. Сама Настасья шутит, что это было неизбежно – мол, фамилия у нее такая, что к мусорам – прямая дорога. Хотя с той же вероятностью фамилия Мусоргская могла привести ее и в дворницкую, и в консерваторию, я считаю.
– Пресс-служба Главного управления внутренних дел, капитан Мусоргская, – голосом, в котором занятно смешались вежливость, безразличие и робкая надежда на то, что вот сейчас беспросветная скука хоть немножко развеется, ответила мне экс-коллега.
– Привет, сорокалетний капитан! – сказала я бодро. – Ты еще не покрылась пылью, не поросла мхом, не забронзовела в величии?
– С вами, журналюгами, разве забронзовеешь? – Приятельница заметно повеселела. – У меня сегодня по разным темам девять запросов от вашего брата!
– Считай, что я к тебе с десятым – юбилейным!
– Прям праздник на моей улице, – хмыкнула Настасья. – Ты же прекрасно знаешь, что неофициальные запросы мы не принимаем! Пиши на почту пресс-службы…
– Да что там писать, у меня элементарный вопрос, даже не вопрос – детализация рабочего процесса!
– Какого процесса?
– Штатного! Добавь, пожалуйста, мой электронный адрес в свой список рассылки криминальной хроники.
– И ты будешь черпать из нее темы для своих детективов? Ну нет! – Экс-коллега, некстати превратившаяся в полицейскую капитаншу, заупрямилась. – Наша рассылка уходит только в лояльные властям муниципальные СМИ.
– Так ты не личный адрес добавь, а почту нашей с Тетеркиным общественно-полезной программы на городском телевидении! – ловко вывернулась я, пребывая в уверенности, что за высокие стены ГУВД края новость о моем очередном уходе с муниципального ТВ еще не проникла. – Добавишь?
– Это можно, – согласилась Настасья. – Давай почту программы, я как раз собираюсь делать рассылку со сводкой за вчерашний день.
– Спасибо, дорогая!
Я продиктовала Настасье электронный адрес телепрограммы, надеясь на то, что после моего демонстративного ухода разозленная редакторша Катя Серебрянникова не сменила пароль.
Не сменила! Закончив разговор с Мусоргской, я с мобильника вошла в почту программы и минут через десять – мы с Иркой как раз удачно застряли в пробке на выезде из города – в нее упало обещанное письмо от пресс-службы полицейского управления.
– М-да, криминогенная ситуация в нашем городе оставляет желать лучшего, – отметила подружка, покосившись на меня, прокручивающую на экране смартфона бесконечный список происшествий.
Я пожала плечами – мол, что поделаешь, наш город не зря недавно официально признали миллионником! – и отфильтровала ЧП по локации «Городской Сад».
Доложила подружке:
– Осталось только три упоминания! Так, что тут у нас…
– Дай сюда! – Новоявленная радиодикторша бесцеремонно вырвала у меня смартфон и звучным голосом сестры-близняшки Левитана торжественно зачитала с экрана: – Около восьми часов утра пенсионерка Кострова Мария Никаноровна разбила стекло в окне кабинета директора парка «Городской Сад», бросив в него камень, подобранный, по ее словам, у основания монумента «Ангел мира». Прибывшему наряду полиции гражданка Кострова, не выбирая выражений, эмоционально объяснила, что упомянутый камень в падении травмировал ее любимую собачку, что и стало причиной выпада пенсионерки против нерадивой парковой администрации.
– А собачка не пекинес? – встрепенулась я.
– Не знаю, тут не написано, а что? Ты знакома с этой буйной старушкой?
– Нет, просто я случайно в курсе, что у нее жутко невезучая собачка. Совсем недавно вот так же во время прогулки какие-то злодеи вываляли ее в какашках.
– Ужас! – Ирка содрогнулась. – Так, значит, бабуля еще была необыкновенно добра и гуманна! Не представляю, что бы сделала я, если бы кто-то вот так обошелся с моей любимой собачкой!
– Действительно, ужас! – тоже вздрогнула я.
Иркина любимая собачка – мастиф ростом с лошадку. Чтобы полностью вывалять его в этом самом, понадобилось бы опустошить цистерну ассенизационной машины. А чтобы травмировать Иркиного песика, пришлось бы обрушить на него весь столб с металлическим ангелом наверху, а не просто одну плиточку прицельно уронить.
– Да я бы это здание администрации парка по камешку раскатила! – взъярилась любительница домашних животных. – Да я бы этому директору…
– Да ты ему и так уже неплохо подгадила, найдя на его территории труп, – напомнила я, и Ирка сдулась.
– Да, кстати, а где тут наш труп? – Подружка вспомнила, что именно мы искали в сводке.
– Дай сюда. – Я отняла у нее свой мобильник и по диагонали пробежала глазами второе сообщение. – Это тоже не то, тут про кражу в парке детской коляски…
– С ребенком?! – ужаснулась подружка. – Да я…
– Не знаешь, что бы сделала, если бы у тебя украли коляску с твоими ребенками, – понятливо кивнула я. – Полагаю, что демонически захохотала бы и срочно села в ближайшем кафе пить кофе с пирожными, торопясь успеть до того момента, пока Масяню и Манюню в коляске вернут тебе с доплатой.
Ирка хохотнула:
– С большой доплатой! Помнишь, как однажды…
– Потом вспомню, – пообещала я. – Давай не уходить от темы, вот, я нашла нужное. Примерно в четырнадцать часов в смотровом колодце ливневой канализации на территории парка «Городской Сад» был обнаружен труп неизвестной женщины. Установлено, что смерть ее наступила двумя днями раньше в результате перелома шейных позвонков…
– Я вижу, у полицейской пресс-службы проблемы с точностью! – возмутилась Ирка. – Во-первых, не «примерно в четырнадцать часов», а в тринадцать тридцать шесть! Когда мои детишки завыли, я специально посмотрела на часы, проверяя, не сигнал ли это учебной тревоги, его обычно в полдень включают. Во-вторых, что значит «двумя днями раньше»? Разве полиция оперирует днями, а не часами?
– Это релиз пресс-службы, а не внутренний документ полиции, Настасья с коллегами явно фильтруют и редактируют информацию. – Я пожала плечами. – Мне другое не нравится: из текста неясно, была ли смерть этой неизвестной женщины насильственной. То есть это убийство или несчастный случай?
– А вот это мы выпытаем у Лазарчука, – пробормотала подружка и нажала на газ.
До фамильного гнезда Максимовых в пригороде мы доехали в суровом молчании, которое лишь изредка прерывалось Иркиным угрюмым бормотанием. Подружка запоздало переживала из-за того, что ее детки, играя в парке на лужайке, оказывается, подвергались реальной опасности переломать себе косточки в люке. Я не стала напоминать ей, что малыши сами же его и открыли. Там, где резвятся дети, действительно не должно быть таких опасных ловушек.
– Есть предложение поддержать протестное движение пенсионерки Костровой – наведаться в администрацию парка и еще что-нибудь там разбить, – предложила я Ирке, стремясь вернуть ей оптимистичный взгляд на жизнь.
– Например, морду директору. – Подружка кровожадно оскалилась, но заметно повеселела.
Торжество справедливости – это всегда радует, не правда ли?
– Не подвиг, конечно, но что-то героическое в этом есть! – объявила Ирка, снимая и решительно отбрасывая в сторону кухонный фартук.
– Еще какой подвиг! – заспорила я, переводя взгляд с колонны свежевымытой посуды на окно, за которым в розовых предзакатных лучах на зеленой лужайке комфортно расположились эксплуататоры – Моржик, Колян, Лазарчук и Касатиков, прибывший вместе со своим боссом.
Даже не знаю, зачем Серега его притащил. Ирка решила, что это что-то вроде извинения – мол, Лазарчук одумался, раскаялся и дал понять, что на самом деле не возражает против того, чтобы его парней охмуряли и окольцовывали девицы Иркиного клана. Я не стала разочаровывать подружку, но подумала, что это скорее наказание, чем поощрение: похоже, Максимушка проштрафился, и Серега покарал его, заставив провести вечер в нашем пугающем обществе.
Хотя оно не было таким уж пугающим.
Или я просто привыкла?
Ужин сопровождался милым дружеским трепом. Колян в красках повествовал о взлетах и падениях биржевых курсов криптовалют, Моржик живописал свою последнюю рабочую поездку в Голландию, Ирка щедро делилась впечатлениями от дебюта на радио, я тестировала на фокус-группе сюжет задуманного детектива, дети вопили, хохотали и сражались за лучший кусок пирога – и все это одновременно, разумеется, но у нас так всегда. Потом Коля-младший надел наушники и возлег в гамак – слушать музыку и подпевать своим кумирам-рэперам, а Масяня с Манюней, осмотрительно держась вне поля зрения меломана, зажигательно плясали под его вокал а капелла. Любящие родители, созерцая это шоу, хохотали и аплодировали, а вот Касатиков и Лазарчук весь вечер преимущественно молчали. Серега – потому что за обе щеки уписывал сначала пельмени с кабанятиной, а потом свой любимый пирог, а Максимушка – потому что откровенно боялся ляпнуть что-нибудь лишнее.
Вообще-то я его понимала: обмолвится парень ненароком, что давно не вкушал такой дивной домашней еды, – и Ирка тут же разовьет эту вполне невинную фразу ритуальным «О, у вас купец, а у нас товар!», активно сватая Максу одну из своих многочисленных родственниц. Но мы с подружкой твердо решили вытряхнуть из полицейских друзей-товарищей детали и подробности, которых не было в релизе пресс-службы, так что отмолчаться гостям было не суждено.
Уже в потемках Ирка уложила спать близнецов, а я сопроводила на ночлег в мансарде своего условно мелкого. Затем мы с подружкой в четыре руки стремительно перемыли посуду и пошли украшать собой мужскую компанию в саду.
Шли эффектно, по длинной дорожке света от открытой двери, как по подиуму, модельной походкой от бедра, лелея коварные замыслы и поигрывая молотками, которые прихватили для того, чтобы колоть орехи (официальная версия) и ментов.
– У меня сердце замирает, когда я это вижу! – доверительно поведал Иркиному супругу мой собственный.
– Добавь в голос радости! – крикнула чуткая я.
– А мне хочется дополнить ландшафт нашего сада окопом поглубже, – признался моему мужу Иркин.
– Рой сразу на две персоны, пожалуйста, – попросил Моржика Колян, и они обменялись рукопожатием.
– Вот такая она – счастливая семейная жизнь? – не сдержавшись, опасливо пробормотал Касатиков.
– Смотри, слушай, привыкай! – Ирка покровительственно похлопала лейтенанта по крутому плечу и игриво взгромоздилась полубоком на колени Моржика, отчего тот крякнул, а стул под ним скрипнул и глубоко ушел в землю.
– Может, сменим тему? – ожидаемо занервничал Макс.
– Легко, – согласилась я, переставляя свой стул так, чтобы хорошо видеть Лазарчука и при этом оставаться в тени. – Есть одна важная тема… Готовы? Люк!
– Скайуокер? – заинтересовался Колян – большой поклонник «Звездных войн».
– Лучше «Джимми Уокер»! – Моржик с намеком помахал початой бутылкой, изъявляя желание наполнить бокалы.
– Ничего-то вы не знаете, – вздохнула я, одарив супруга сочувственным взглядом. – Настоящие драмы разворачиваются не на просторах Вселенной, а совсем рядом с нами!
– Где?! – Колян заинтересованно огляделся, демонстрируя похвальную готовность к драмам.
– На газоне! – перебила меня Ирка, не дав дипломатично зайти издали – с растояния в пару-тройку парсеков.
Моржик тоже огляделся, явно удивленный тем, что на его газоне есть что-то, ему доселе неведомое.
– Да не на нашем газоне! – досадливо уточнила Ирка. – На лужайке в Городском Саду! Там, чтоб вы знали, люк!
– Скайуокер?! – Колян ужасно обрадовался.
Еще бы, Городской Сад находится в двух шагах от нашего дома, это же какая близость к кумиру!
– Стоп, мы пошли по кругу! – Я жестом остановила подружку. – Давайте я сразу объясню, что речь идет о самом обычном люке над канализационным колодцем…
– С необычным содержимым! – снова влезла неукротимая Ирка.
– И разнообразными функциями. – Я сдалась, принимая навязанный подружкой формат подачи информации дробно, мелкими порциями. – Сначала там были только стоки…
– Потом мяч, который забили туда малыши…
– А еще потом нашелся труп!
– Женский!
– Со сломанной шеей!
– Двухдневной давности!
– И мы считаем, что вправе знать, кого нашли! – припечатала я и с вызовом посмотрела на Лазарчука.
– Так вы же уже все знаете, – попытался он вывернуться. – Интересно, откуда?
– Сказала бы – от верблюда, но не хочу обижать уважаемого специалиста пресс-службы ГУВД, – ответила я. – Колись, Серега! Ты же понимаешь, что мы не отстанем!
– А если ты нам не расскажешь, кем была та труп…
– Был. – Я машинально поправила речевую ошибку подруги. – Слово «труп» мужского рода.
– Кем была та трупка… Трупша… Трупиха? – Ирка забуксовала. – Трупесса?
– Давай переформулируем: кем была та мертвая женщина? – предложила я.
Ирка признательно кивнула и закончила угрозу:
– Если ты, Серега, не расскажешь нам, кем была та мертвая женщина, то мы не успокоимся, пока не выясним все самостоятельно!
– То есть нас сейчас бессовестно шантажируют, угрожая вредоносно путаться под ногами у следственной группы. – Опытный опер Лазарчук разъяснил ситуацию молодому специалисту Касатикову.
– Блефуют? – предположил молодой и зеленый.
– О нет! Так и будет! – уверенно напророчил бывалый.
– Ставлю на наших девочек! – громко нашептал Моржику Колян.
– Не спорю! – Верные мужья задорно стукнулись ладонями.
– Ага, будет следствие, значит, та женщина не сама сломала шею! – Я поделилась с подружкой выводом, сделанным из слов Сереги, и мы тоже ударили по рукам.
– Ну конечно, та женщина не сама сломала шею, – сдаваясь, вздохнул Лазарчук. – Если бы она случайно провалилась в люк, то падала бы вертикально, головой вверх, и сломала бы – что?
– Ноги, – понятливо кивнула я. – А она, значит, влетела в колодец головой вперед? Да, такой трюк без посторонней помощи не проделать…
– Ну почему? – вмешался Колян, вовремя вспомнив, что у него первый разряд по плаванию. – Теоретически при опеределенном навыке можно рыбкой нырнуть в люк, как в воду, так что я бы не исключал самоубийство!