Авторы опубликованной полтора десятилетия назад книги «Нравственные ограничения войны» отметили «национально обособленный характер дискуссий о военной этике»[1], и следует признать, что с момента публикации этой книги мало что изменилось. Локальность и строго выраженный национальный характер этих дискуссий осложняют возможность построения универсальной системы этики войны, несмотря на то что в настоящее время войны, даже не будучи мировыми, имеют непосредственное влияние на всё мировое сообщество. Глобальный эффект локальной войны может быть непрямым, но он обязательно проявит себя в том или ином виде: через перераспределение политических ролей, появление неконтролируемого потока мигрантов или изменение цен на природные ресурсы. Такой глобальный характер современных вооружённых конфликтов, казалось бы, должен стимулировать создание единого фронта мыслителей, занятых решением проблемы сдерживания войны, однако этого не происходит. Интерпретация феномена войны напрямую зависит от специализации исследователя – будучи пропущенной через оптику права, экономики, политической теории, социологии, психологии, истории или антропологии, война получает самые разнообразные оценки, зачастую противоречащие одна другой. При этом нередко вопрос о моральном статусе войны выводится на второй план или вовсе не принимается во внимание.

Однако философская дискуссия о войне довольно богата. В рамках философии войны выделяется несколько крупных парадигм ― политический реализм, пацифизм, милитаризм и теория справедливой войны. В этой книге речь пойдёт о мыслителях, представляющих современный этап развития теории справедливой войны. Об этой нормативной теории войны сложно говорить обобщённо в силу огромного числа её последователей и различиях в их теоретических позициях. Ежегодно появляются десятки, если не сотни работ, концептуализирующих те или иные положения теории справедливой войны. Зачастую теоретики справедливой войны подходят совершенно по-разному к интерпретации одних и тех же норм и понятий и активно полемизируют между собой. Однако всех их объединяет общий подход к решению вопроса об этическом обосновании войны ― они разделяют веру в то, что «существует хотя бы теоретическая возможность судить об определённых войнах как справедливых, а также допустима теоретическая вероятность существования нравственных правил, которыми следует руководствоваться во время боевых действий»[2].

Можно сказать, что теория справедливой войны ― это одна из доктрин этики войны, доказывающая нравственную приемлемость некоторых войн. Основная задача теории справедливой войны ― объяснить, когда и почему война может считаться морально обоснованной, а также указать допустимые способы её ведения. Структура этой теории определяется разграничением двух категорий принципов, которые принято обозначать латинскими терминами jus ad bellum и jus in bello. Принципы jus ad bellum позволяют сделать вывод об обоснованности вступления в войну, а jus in bello, в свою очередь, предписывают нормы должного поведения во время войны. Подробнее об этих двух категориях принципов в их современной интерпретации мы поговорим в третьей главе этой книги. В последнее время началось активное обсуждение ещё одной, третьей категории принципов ― jus post bellum, определяющих понятие справедливости на завершающей стадии войны, когда боевые действия уже завершены и встаёт вопрос о построении справедливого послевоенного мира.

Принципам jus post bellum мы уделим внимание в четвёртой главе, посвящённой Б. Оренду.

В узком смысле теория справедливой войны представляет собой инструмент, позволяющий определить моральную приемлемость каждого вооружённого конфликта. Применение её в таком случае сводится к технической проверке войны на соответствие всем принципам ad bellum, in bello и post bellum, и если ни один из них не нарушается, война признаётся справедливой, нравственно обоснованной. Но к этому следует добавить, что теория или традиция справедливой войны может пониматься и в широком смысле – как «язык, на котором мы рассуждаем о конкретных войнах»[3]. Многие теоретические концепты, предложенные авторами теории справедливой войны, прочно закрепились в естественном языке и стали общепринятыми понятиями, к которым мы обращаемся в том числе и в наших частных беседах. К ним относятся, например, понятия самообороны, агрессии, военной необходимости, различия статусов комбатанта и нонкомбатанта и множество других.

Традиционно для теории справедливой войны отводят место между пацифизмом и реализмом. Эту точку зрения как правило озвучивают и сами сторонники этой концепции. Считается, что теория справедливой войны борется за пацифистский идеал отказа от насилия, но предполагает, что в данный момент обеспечение и поддержание мирного состояния невозможно без применения военной силы, что и позволяет говорить о близости с реализмом, согласно которому вооружённое насилие признаётся легитимным инструментом политики. Однако подобная локализация теории справедливой войны не кажется нам удачной. Вслед за Б.Н. Кашниковым[4] мы полагаем, что на самом деле место теории справедливой войны находится между пацифизмом и милитаризмом и это необходимо учитывать, чтобы точнее понять сущность этой нормативной концепции. Теория справедливой войны близка милитаризму именно в силу признания нравственной приемлемости войны в определённых ситуациях. Как и милитаризм, она говорит о моральном оправдании войны, в то время как реализм вообще не предполагает политического мышления в категориях морали и обосновывает войну как политически выгодное предприятие, опуская вопрос о нравственности применения силы. Для реалистов характерен моральный агностицизм и релятивизм, с которым идея справедливой войны не имеет ничего общего[5]. Теория справедливой войны оказывается, таким образом, между двумя крайностями: пацифистским отрицанием войны и милитаристским нравственным оправданием войны.

Большинство авторов, которые занимаются проблемой справедливости войны, работают в университетах США, Канады и Великобритании. Однако было бы ошибкой делать вывод, что теория справедливой войны ― это сугубо англо-американское направление в философии войны. В Северной Европе активно действует группа учёных, объединённых в Северную военную сеть (The Nordic War Network). В сообщество входят исследователи из Норвегии (Институт исследований мира в Осло), Швеции (Стокгольмский центр изучения этики войны и мира, Гётеборгский университет) и Дании (Орхусский университет). Теория справедливой войны находит немало сторонников во Франции, Нидерландах, Бельгии, Германии и других европейских странах. Включаются в дискуссию о нравственном ограничении войны и учёные из Азии и Южной Америки.

Но теория справедливой войны представляет интерес не только как академическая концепция, получившая широкое распространение. Эта доктрина инкорпорируется в международное гуманитарное право, используется политиками и специалистами по международным отношениям, включается в образовательные программы для подготовки профессиональных военных и, таким образом, создаёт наравне с концепцией политического реализма идейное поле, которое формирует представление западного мира о войне. Применение вооружённой силы в качестве средства решения конфликтов требует теперь не только правового, но и морального обоснования. В связи с этим дискуссия о нравственном сдерживании насилия и войны сохраняет свою значимость и можно прогнозировать, что её роль будет только усиливаться.

Однако в России в настоящее время обсуждение войны с этических позиций практически не ведётся, а философские традиции интерпретации войны и, в частности, теория справедливой войны остаётся малоизвестной и малоизученной. Во многом это объясняется пассивным отношением со стороны власти и общества к философско-нормативному дискурсу войны и отсутствием привычки к взвешенной этической рефлексии относительно феноменов политики. Это резко контрастирует с тем, что исторически Россия была активно включена в работу по созданию международно-правовой доктрины войны: можно вспомнить мирные конференции, которые проводились в Российской Империи или были инициированы российским правительством. Кроме того, в дискуссию о смысле и нравственном содержании войны были вовлечены и ведущие мыслители России конца XIX – начала XX вв[6]. В настоящее время мы не наблюдаем подобного интереса к проблемам этики войны со стороны российских философов. Лишь несколько исследователей занимаются сейчас исследованиями по этой тематике: Б.Н. Кашников, Р.Г. Апресян, А.В. Соловьёв, Е.С. Соколов, А.А. Скворцов, А.В. Михайловский, Т.А. Дмитриев, В.Л. Близнеков[7].

Проблемы войны и мира в России рассматриваются в первую очередь с позиций истории политических и правовых учений, социологии или политической науки. Но подобные исследования лишены осмысления самого феномена войны и этического анализа этого явления. Практически отсутствуют работы специалистов по этике, посвящённые комплексному рассмотрению проблемы войны, учитывающие особенности развития политики и международных отношений в XXI в. Подобное положение делает невозможным интеграцию российской мысли в мировую дискуссию о философии войны и в общегосударственном масштабе затрудняет построение полноценного диалога с ведущими мировыми державами.

Кроме того, существует языковая сложность с восприятием понятия «справедливая война». Концепт bellum justum или just war может быть переведён на русский язык и как «справедливая» война, и как «обоснованная» война, и как «правовая» или «законная» война. В европейских языках этические и правовые коннотации соединяются в понятии справедливости, сама мораль наделяется правовым содержанием. Такая правовая трактовка этики не характерна для русского языка и русской мысли. Этическая составляющая в понятии справедливой войны занимает для нас доминирующее положение по отношению к правовой. Это затрудняет мышление в категориях справедливой войны, поскольку в моральном плане любая война представляется неприемлемой и несправедливой по определению. Вследствие этого все, кто говорит о справедливой войне, причисляются к циничным милитаристам, прикрывающим свои агрессивные замыслы благовидным рассуждениями об этике.

Само словосочетание «справедливая война» не свойственно русскому языку, равно как и представление, что справедливой можно назвать войну, которая ведётся по каким-то правилам. Скорее сам духовный характер войны будет говорить о её оправданности. В большей степени мы привыкли давать моральное оправдание войне, определяя её как «священную», «отечественную» или «народную». Война получает легитимацию только тогда, когда сакрализируется и становится делом всего народа. Кроме того, такая война воспринимается как вынужденная, оборонительная или превентивная[8]. То есть, войны, которые ведёт Россия, справедливы в том числе и потому, что ей приходится отбиваться от врагов или предотвращать их вероломные атаки. В противном случае она не будет считаться обоснованной, её не одобрят современники и забудут потомки, что и произошло практически со всеми конфликтами, в которых участвовал СССР и Россия после Второй мировой войны.

Однако стоит оговориться, что неоднозначность в расшифровке ключевого для теории справедливой войны термина «справедливость» характерна и для самих сторонников этой теории. Понятие справедливости понимается теоретиками очень по-разному. Авторы книги «Нравственные ограничения войны» указывали, что в рамках их работы «справедливость означает беспристрастность»[9]. При этом под беспристрастностью понимается равное внимание и равное уважение к каждому человеку, политическому сообществу, государству. Х. Сисе, рассуждая о головоломке справедливой войны, пишет, что понятие справедливости в политической сфере предполагает «ценность жизни любого человека и основополагающую важность защиты всего живого и сохранения мира»[10]. В этой связи уместно говорить о справедливых причинах объявления войны и справедливых способах её ведения, и большинство теоретиков справедливой войны согласилось бы именно с таким определением справедливости. Зачастую «справедливость» используется как синоним «оправданности» (в первую очередь в моральном плане) или «легитимности». И именно в таком смысле это понятие и будет употребляться в этой книге.

Изоляции российской философии из дискуссии о нравственном ограничении войны способствует также отсутствие переводов программных работ, раскрывающих философские подходы к феномену войны. Хотя в последнее время были переведены некоторые действительно значимые работы, оставившие заметный след в дискуссии о войне[11], совершенно неизвестны широкому кругу читателей такие авторы, как Херфрид Мюнклер, Питер Сингер или Роберт Холмс[12]. Стоит отметить два упоминавшихся исследования, опубликованных на русском языке: монографию «Нравственные ограничения войны», выполненную интернациональным коллективом авторов, и книгу Хенрика Сисе «Справедливая война?»[13]. Эти работы служат хорошим введением в проблематику теории справедливой войны и отображают основные принципы и механизмы её работы. Они позволяют получить представление о категориях jus ad bellum и jus in bello, то есть, о том, что можно назвать ядром теории справедливой войны, а также о перспективах их практического применения и месте доктрины bellum justum среди других этических теорий войны.

Цель настоящего исследования ― сделать ещё один шаг в дальнейшем изучении теории справедливой войны. Российскому научному сообществу будут представлены ключевые фигуры современной теории справедливой войны, сопоставлены концепции четырёх авторов – М. Уолцера, Н. Фоушина, Б. Оренда и Дж. Макмахана, выявлены этические основания их концепций и определены возможности практического применения доктрины справедливой войны к новым типам вооруженных конфликтов. Мы не ставим задачу полемизировать с этими авторами и скорее ориентируемся на как можно более полное и точное раскрытие сущности их концепций, что позволит русскоязычному читателю составить представление об основных проблемах, обсуждаемых в настоящее время сторонниками теории справедливой войны.

Книга состоит из пяти основных частей. В первой главе будет представлена краткая история теории справедливой войны и выделены наиболее важные этапы её развития. Затем последуют четыре главы, каждая из которых посвящена одному из выбранных нами для подробного исследования авторов: М. Уолцеру, Н. Фоушину, Б. Оренду и Дж. Макмахану. Выбор именно этих авторов определён в первую очередь оригинальностью их работ и их влиянием на философский дискурс войны. Все они по праву могут быть названы современным классиками теории справедливой войны, их работы пользуются большим вниманием, читаются, переиздаются, становятся предметом горячих дебатов и споров. Но что ещё важнее ― каждый из них задаёт определённую парадигму этического анализа войны, поэтому знакомство с этой четвёркой авторов позволит составить представление о ключевых дискуссиях в рамках современной теории справедливой войны.

С именем Уолцера связан ставший уже ортодоксальным подход к теории справедливой войны, без ссылок на его работы не обходится ни одно обсуждение или исследование, затрагивающее вопросы этики войны. Уолцер стоит на позициях легалистской парадигмы (legalist paradigm) или парадигмы национальной обороны (national defense paradigm). Согласно этим парадигмам, мировое сообщество, состоящее из суверенных государств, должно управляться едиными законами, подобно тому, как граждане одного государства подчиняются законам этого государства. Единственным обоснованным случаем применения вооружённой силы признаётся самооборона, т. е. защита политическим сообществом своего права на целостность и суверенитет. Н. Фоушин развивает парадигму асимметричной войны (asymmetric war). Он предложил нестандартный способ адаптации теории справедливой войны к меняющемуся характеру войн нашего времени, отделив концепцию, работающую с конвенциональным войнами, от теории иррегулярных войн. Б. Оренд действует в рамках парадигмы прав человека (human rights paradigm), согласно которой обязанность государств вести войны связана с их обязанностью защищать личные права человека. Оренд предложил ряд новаций теории справедливой войны, в частности именно он инициировал дискуссию о справедливости post bellum. И наконец, Дж. Макмахан интересен своим радикально ревизионистским подходом к теории справедливой войны. Его парадигму можно охарактеризовать как ограничительную теорию справедливой войны. Макмахан встаёт на идеалистическую позицию[14], согласно которой справедливой можно признать только ту войну, в ходе которой не нарушаются права человека. Все остальные войны оказываются несправедливыми. Этими позициями не исчерпывается всё многообразие современных теорий справедливой войны, но они во многом парадигмальны, поэтому с обращение к ним будет полезно начинать знакомство с актуальными проблемами этики войны и мира.

Я выражаю глубокую благодарность всем, кто способствовал выходу в свет этой книги. В первую очередь, это Борис Николаевич Кашников, который поделился со мной многими идеями относительно современного состояния теории справедливой войны и при чтении ранних версий книги сделал столько ценных комментариев, что учесть их в полном объёме было невозможно. Моя жена Александра также взяла на себя труд прочтения черновиков книги, и её замечания повлияли на итоговое содержание текста. Она сделала всё возможне, чтобы обеспечить мне время для подготовки этой книги, и всё ещё с пониманием относится к моим странным занятиям. Мои родители, Елена Куманькова и Александр Богдановский, своей неустанной помощью и моральной поддержкой много содействуют моей работе. Коллеги из Европейского подразделения Международного сообщества военной этики (Euro-ISME) всегда были открыты для обсуждения и серьёзно повлияли на формирование моего видения содержания и задач морального анализа войны. Отдельно я хотел бы поблагодарить доктора Патрика Майлема (Patrick Mileham) за его энтузиазм и готовность поделиться своим опытом исследования и преподавания военной этики. Надеюсь, его оптимизм будет оправдан и со временем в России появится сообщество, состоящее в том числе и из военных, готовое к обсуждению этического измерения войны. Невозможно назвать поимённо всех студентов и аспирантов, с которыми я взаимодействовал на различных курсах в Национальном исследовательском университете «Высшая школа экономики» и Московской высшей школе социальных и экономических наук, а также в научно-учебной группе по изучению философии войны на базе школы философии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ. Их отклики и комментарии были неоценимы.

Глава 1

Краткая история теории справедливой войны

Стремление человека ограничить распространение войн и снизить степень их жестокости проявили себя ещё в самой глубокой древности. Подобные попытки делались в «Махабхарате» (в особенности в «Бхагавадгите»), законах Ману, китайских военных трактатах, Библии. Во все времена и во всех частях света люди рассуждали о правилах ведения войны, которые помогли бы избежать чрезмерных разрушений и страданий. Однако именно в западном мире появилась устойчивая традиция нормативного осмысления войны, определяющая правила ведения боевых действий и степень личной моральной ответственности её участников. Основы этой традиции были заложены античными авторами ― Фукидидом, Платоном, Аристотелем, Цицероном. Христианские авторы совместили аргументы античных философов и римских юристов с учением церкви. А авторы новоевропейской науки о международном праве секуляризировали христианскую доктрину справедливой войны. Если говорить предельно обобщённо, история развития дискуссии о нравственном оправдании войны может быть представлена следующим образом. Греческие и христианские авторы разрабатывают парадигму карательной войны, согласно которой в ходе конфликта справедливая сторона должна наказать нарушителя справедливости. Постепенно эта парадигма замещается парадигмой войны как самозащиты, в рамках которой предполагается, что единственной легитимной причиной войны является поддержание национальной безопасности, необоснованная агрессия служит достаточным основанием для вооружённого ответа, а цель войны состоит не в наказании, а в нанесении поражения противнику. В настоящей главе мы постараемся наметить основные этапы многовековой истории развития философской мысли о войне и мире и обозначим ключевые аргументы, которые использовались для морального, теологического и впоследствии юридического обоснования войны.

Этика войны в Античности

Грегори Райхберг, современный историк теории справедливой войны, называет Фукидида первым античным автором, предложившим этическую оптику рассмотрения войны[15]. Нередко Фукидид называется также первым политическим реалистом. В части пятой книги «Истории», известной под названием «Мелосский диалог», Фукидид вкладывает в уста афинян следующие слова: «право имеет решающее значение только при равенстве сил на обеих сторонах; если же этого нет, то сильный делает то, что может, а слабый уступает»[16]. Таким образом, Фукидид формулирует максиму политического реализма, для которого характерно признание силы и военной мощи в качестве основного средства регуляции политических отношений. С другой стороны, ни в этом фрагменте, ни во всех остальных частях «Истории» позиция самого Фукидида не определяется явно и однозначно. Текст Фукидида в основном дескриптивен, за описаниями событий не следует никаких выводов ― самому читателю надлежит проанализировать тот или иной эпизод борьбы Делосского и Пелопонесского союзов и дать ему моральную оценку. Но поскольку Фукидид как правило приводит мнения обеих противоборствующих сторон, читатель не может не попытаться сопоставить и оценить их. Подобный подход, а также ремарки о бессмысленности ужасов и страданий, которые сопровождают войну, позволяют сказать, что Фукидид действительно вплотную подходит к этическому анализу военных конфликтов.

В диалогах Платона мы не встретим полноценной философской теории войны, однако в ряде сочинений он затрагивает проблему вооружённой борьбы. Для Платона характерно описание войны как необходимого зла, которое люди принимают, чтобы добыть мир. Уже в этом можно увидеть установку на осмысление войны с этических позиций. В «Законах» и «Государстве» война описана как неизбежная спутница политической жизни людей, но Платону как политическому и моральному философу казалось необходимым наложить на неё ограничения и сделать конфликты менее истребительными и разрушительными. Так, в «Законах» мы находим следующий принцип:

«Если кто по частному почину заключит с кем-нибудь мир или пойдет на кого-то войной без общегосударственного решения, то и ему наказанием будет смерть. Если какая-нибудь часть государства заключит с кем-нибудь мир или пойдет на кого-либо войной, то виновных в этом стратеги привлекут к суду и в случае изобличения им грозит смертная казнь»[17].

Как видно, Платон указывает, что решение о войне и мире может принимать лишь уполномоченное лицо. Эта идея закрепится впоследствии в теории справедливой войны под именем принципа легитимной власти.

Но ещё в большей степени Платона беспокоят не условия вступления в войну, а правила её ведения, ведь если мир полемичен по своей сути, то на причины, толкающие людей к войне, можно повлиять лишь незначительно. А вот способы реализации враждебности должны быть отрегулированы.

Принципиальный момент в осмыслении войны как для самого Платона, так и для большинства греческих авторов и ораторов V–IV вв. до н. э., таких как Исократ, Демосфен, впоследствии Аристотель и др.[18], состоит в восприятии ими эллинского шовинизма и проецировании его на определение норм, которые предлагаются для руководства в столкновениях греков с греками и греков с их соседями, варварскими народами. Вследствие этого возможным стало разграничение между борьбой с варварами, которую как раз и именовали войной (πόλεμος), и столкновениями между греческими полисами, которые приравнивалось к раздору или распре (στάσις). Первые признаются справедливыми, вторые ― морально порицаются. Подобное теоретическое и практическое различение двух образов войны свидетельствует о характерном для указанных авторов панэллинизме, черты которого мы найдём и у Платона. Для него эллины «по природе своей друзья», поэтому междоусобица, царящая в греческом мире, свидетельствует о поразившей Элладу серьёзной болезни[19].

Излечением станет мир, но не вечный мир, который в действительности и невозможен, а мир между греческими полисами. Представляется, что нет оснований причислять Платона к числу сторонников пацифизма и вечного мира, как это иногда делается в отечественной литературе[20]. Энджи Хоббс замечательным образом доказывает ― даже в «идеальном» мире людям не удаётся усмирить яростный дух и склонность к удовольствиям, а это стимулирует распространение агрессии и, в конечном счете, приводит к войне[21]. Вожделеющее начало заставляет человека искать телесных наслаждений, а «яростный дух всегда и всецело устремлен на то, чтобы взять верх над кем-нибудь, победить и прославиться», он делает человека «честолюбивым и склонным к соперничеству»[22]. Разумное и кроткое начало души может воспрепятствовать реализации «врождённого потенциала к агрессивному поведению»[23], что позволит избежать агрессивных войн. Но даже в мире, управляемом философами, обучающими и усмиряющими своих граждан, этот сценарий остаётся лишь одной из возможностей, вероятность реализации которой не превышает вероятности реализации иных альтернатив.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3

Другие книги автора

Война в XXI веке

Арсений Дмитриевич Куманьков