Шарада

(Дина: «Ты этого не делал!»)

(Леша: «Ему нужно покинуть кабинет…»)

(Тим: «Всего лишь посмотреть, кто этот смельчак, который хотел со мной встречи»)

Тим повернул дверную ручку, и его обдал спертый воздух непроветренной квартиры, которую он и его новый знакомый сняли на пару часов.

–Именно так это и делается, – сказал он, обернувшись. – Непринужденно. Без сомнений.

–Хорошо, что не в кустах и не за первым поворотом, – добавила от себя Нелли.

Кабинет психологической разгрузки потерял свои очертания в тумане. На первом плане оказалась ванная комната. Тим увидел, что кран закрыт не до конца – вода не хотела останавливаться. Наверное, дело в незаметном волнении. Все делается не до конца. Он вернулся к раковине и потуже затянул крестообразную ручку крана.

Потом вышел в коридор, захлопнул дверь и выключил свет. Прошел в соседнюю комнату, где его ожидало плотское наслаждение. Паренек, его ровесник, разделся до нижнего белья, и сидел в ожидании на диване.

(Дина: «Нам обязательно это слушать?»)

(Сергей: «Женщины закрывают уши!»)

С одной дороги на другую дорогу, из одной постели в другую постель, от одного любовника к другому любовнику. От черного к красному. Теперь для меня нет спасения! Нет спасенья для меня! Но это нормально… Это нормально…

–Я скажу о том, что мне нравится.

Любовное выражение глаз, блеск которых видно даже в темноте (эти глаза сосредоточены не на внешности; они смотрят в душу, нагло заглядывают в нее, и честно находят там самих себя, в той или иной степени). Губы, цвета «облизанного барбарисового леденца» (встречаются редко, и потому занесены в Красную Книгу). Мягкие ладони, желательно теплые; холода мне хватает в самом себе. Стройность, атлетичность, самоценность.

Пожалуй, все. Именно эти эстетические черты я искал в разных людях, и встречал по отдельности, постоянно с сожалением понимая, что поиск может продолжаться до бесконечности, и что пора бы успокоиться; что прошлого не вернешь, и тот далекий образ, что остался позади, больше не повториться ни в ком другом.

Я старался рассыпать по полу все эти качества и распинать их по углам, покуда не дойдут руки до генеральной уборки – тогда уж точно все придется выбросить на свалку.

Но это только распаляло меня еще сильнее. Иногда желание обрывало все границы. Из одной постели в другую постель. От одного любовника к другому любовнику.

Это было нормально. Кажется, все, с кем я спал, так же переспали друг с другом. Надеюсь, мне только кажется…

Все это до того момента, пока джунгли не стихли. Впервые я почувствовал свой внутренний стержень. Впервые я почувствовал, что мне нужна пауза. Перерыв на неизвестный срок.

–Я призываю свою смерть.

Нелли удивленно посмотрела на него и спросила:

–Что, прости?

Он простодушно повторил:

–Я призываю свою смерть, – и глупо улыбнулся. – Не знаю, откуда это взялось. Просто слова в голове. Приходят ко мне в минуты отчаяния…

В тот момент, когда все обволакивает туманом. Когда ничего не видно. Когда пустота поглощает все с головой. Пожирает все оболочки, оставляя одни кости. Бесплодие разума. Мысли-блудницы, без разбора совокупляющиеся друг с другом.

–Видите ли, все задумываются о суициде. Рано или поздно, но это происходит. Современная тенденция такова, что молодой человек рассматривает вариант самоубийства как верный исход событий – именно так, и никак иначе. Без вариантов.

Не хочу сказать, что мне хотелось проделать над собой это грубое действо – стереть самого себя. Отнюдь. Могу сказать точно, что истероидные черты обошли меня стороной. Последнее, чего мне хочется, так это оказаться в центре внимания; чтобы все поняли, как мне было больно.

Боже! Оказывается этот мальчик страдал! Какой кошмар! Вроде бы из благополучной семьи. Общительный. Хорошо учился. И вдруг…

Нет. Эти спектакли не для меня.

Но смерть манила меня. Всегда. Ее лик. Ее прекрасный ужас…

У смерти есть образ – нечто, в саване, с косой. А у жизни? Какой образ можно придать жизни? Какую форму? Конечно, отсюда можно сделать вывод, что образ смерти – пустышка. Смерть так же сложна, как и жизнь. И накидывать на нее одежды, давать в руки крестьянский предмет, не более, чем вздор…

Почему же смерть выглядит для многих людей более привлекательно? Для меня в том числе. Подобно многим, я ищу в ней успокоение, избавление от собственного гнева, от щемящей пустоты, от боли и крика. В чем причина?

Повторюсь, что я никогда не собирался резать вены или вешаться на фонарном столбе.

И все же… Я призываю свою смерть… Я призываю ее, потому что не вижу смыслов и не нахожу ответов. Трагичность жизни не дает мне покоя. Я не способен посмотреть на нее со стороны, сделать ее своей подругой, своей сестрой. Мы постоянно в ссоре.

Я не согласен. И не знаю, что мне с этим делать…

(Леша: «Она должна была помочь тебе. Ты увидел свое отражение, опечалился ему. И теперь ее функцией являлось провести тебя дальше в том лабиринте, где ты заплутал»)

(Сергей: «Абсолютно верно! Она помогла?»)

(Тим: «…»)

Нелли посмотрела на него так, словно перед ней сидел ангел.

–Ты призываешь свою смерть, – повторила она. – Дай-ка я постараюсь сформулировать точнее… Выходит так, что ты отказываешься от греха самоубийства, обходишь его стороной, не признаешь его (и это верно!). Но при этом отказываешься жить.

–Точно, – обреченно сказал Тим. – Коротко и ясно.

–Ну что ж! Самое время поговорить об этом, если ты не против.

И они стали говорить. О том, каким прекрасным было его детство, и о его первой любви. О его несогласии с родителями – конфликт, который так и не разрешился. До сих пор он разговаривал с ними через себя; он продолжал чтить их, но только лишь потому, что того требовала жизнь. Без уважения к родителям, почему-то, все постоянно ломается, ничего уверенно не стоит на месте. Они заглянули в сторону, где таились промискуитетные связи, и выяснилось, что не все уж так было беспорядочно.

Из постели в постель. От любовника к любовнику. От черного к красному.

Но это нормально… Это нормально. Это нормально! Это НОРМАЛЬНО!

С одной дороги на другую дорогу! Из постели в постель! От любовника к любовнику! К любовнику! К любовнику! К любовнику!

Больше нет спасенья для меня! Нет спасенья для меня! Нет спасенья для меня!..

Действительно, обрести себя в бесконечных оргазмах с разными людьми невозможно. Напротив, можно себя раздать. Но после этого всегда приходилось собираться заново. Какой-то частью себя Тим понял это, и решил остановиться. Повиснуть в неопределенности. И даже на некоторое время отказаться от секса совсем (проще говоря, из крайности в крайность).

–Я поведал ей все, – однажды сказал Тим своей подруге.

Дина скептически переспросила:

–Все?

–Абсолютно все! – радостно подтвердил Тим.

–Зачем? – больше у себя, чем у него, спросила Дина, сделав ничего непонимающие большие глаза.

–Затем, что это консультация, и не нужно ходить вокруг да около, впустую растрачивая время.

–Я никогда бы не пошла консультацию. Это не в моем стиле.

–Кому же ты доверяешь свои тайные чувства и эмоции? Подушке перед сном? Или своему возлюбленному?

–Вообще то, я всегда доверяюсь тебе. А если я что-то подобное расскажу Кириллу, то он посчитает меня чокнутой, и будет шарахаться от меня сразу, как заметит на горизонте.

–Да… Но ведь я ничем не могу тебе помочь! Я не самый лучший советчик!

–Мне достаточно использовать тебя, как выгребную яму. Излила душу, и присыпала песочком до очередного стресса.

–Напоминает помойку.

–Ну, – она пожала плечами, – у кого какие ассоциации.

–Негодяйка!

Она смачно укусила пышный бутерброд с салатным листом и овощами, который готовила себе во время диалога.

–Ммм! – восхищенно промычала она. – Вкуснятина!

–Приготовь мне тоже! – попросил ее Тим.

Она сделала недовольное лицо и показала средний палец.

–Ну, пожалуйста! – настаивал Тим.

Она показала оба средних пальца. Затем еще раз откусила от своего бутерброда, положила его в тарелку, и принялась готовить новый. Для друга.

–Спасибо! – Тим расплылся в благодарственной улыбке.

–Ну, и каков же итог ваших разговоров по душам? – определенно, Дина относилась к индивидуальному консультированию весьма скептически.

–Мне стало намного легче, – сразу ответил Тим.

–Кто бы сомневался…

Дина шмякнула кусок салями на хлеб и хорошенько полила его майонезом.

–Это что б ты немножечко потолстел! – сказала она. – Перестанешь быть стройным, снова впадешь в очередную депрессию, и побежишь жаловаться нашей Нелличке.

–А она прижмет метя к своей груди и будет жалеть! Долго и страстно!

–Фу!.. Извращенец! Ешь свой бутерброд своими грязными извращенскими руками! – Она передала ему его порцию. – Ты сегодня моешь посуду! Ты об этом помнишь, раб?

–Да, моя госпожа!

–Так то! Знай свое место! Извращенец!..

(Сергей: «Джунгли умолкли. Туман сгущается».)

(Дина: «Извращенцы никогда не находят себе покоя»)

(Леша: «Здесь что-то не так… Что она тогда сказала? С чем тебе пришлось согласиться?»)

…И они говорили. Постоянной темой, проскальзывающей тут и там, было несовершенство мира. Трагичность жизни вечно выглядела удручающей. Тим со всем этим не мог согласиться, и Нелли поддерживала его несогласие, подтверждая достаточно жесткими примерами – несправедливость, психопатство, сильный побеждает слабого.

(Леша: «Укрепляла твою озлобленность. Вот, что она делала»)

И в какой-то момент пришлось открыть давно запертые двери…

–Я болен. – Тим пришел к удручающему выводу. – Ведь так?

Нелли с сожалением покачала головой: да, дорогой мой, ты болен.

(Сергей: «Старая стерва!»)

–Хотя, – тут же добавляла она, – гомосексуализм не такая уж страшная болезнь, на самом деле. Нужно всего лишь расслабиться, и получать удовольствие.

Естественно, Тим уже никогда не смог равнодушно реагировать на эту мысль. В тот же вечер, когда открылась эта карта, он выплеснул всю злость на случайном знакомом.

(Леша: «И тут же появляется наш таинственный мистер Икс»)

(Дина: «Айдын…»)

(Тим: «Вот, что я скажу. Все это бред! Ничтожный внутренний диалог!)

–Не нужно было оставаться наедине с самим собой! Напросился бы к кому-нибудь в гости, и все эти вздорные мысли обошли бы меня стороной!

В тумане промчалась огромная тень. Потом с другого бока.

–Черт! – Тим закрыл глаза. – Черт! Черт!

Он стал успокаивать себя: делал глубокий вдох и медленно выдыхал. Потом снова.

Его собеседники пропали. Вместе с дурными мыслями.

Когда он услышал музыку и голоса других людей, стало ясно, что туман рассеялся. Тим открыл глаза. Он снова оказался в своем любимом кафе, под мягким светом ламп. Был уже поздний вечер, и тепло сменилось прохладой.

–Наконец-то, – сказал сидевший напротив Айдын. – Я думал, ты уже не проснешься.

–Как ты здесь очутился? – Тим снял свои солнечные очки, и протер глаза.

Словно бы это помогло ему убедиться в том, что Айдын действительно сидел здесь же, за этим же столиком.

–Ты не поверишь! – ответил тот. – Я проходил мимо, и увидел, как ты сидишь здесь один. Как истукан. Подошел, толкнул тебя, а ты даже не отреагировал. Решил проследить за тобой, чтобы все было нормально. Не проходить же мимо, верно?

–Верно… – сконфуженно сказал Тим. – Сколько время?

–Скоро полночь.

–Я обещал Дине, что куплю чего-нибудь на ужин. Наверное, так и ждет.

–Что с тобой было? Все нормально? Ты разговаривал сам с собой.

–Кажется, меня кто-то гипнотизирует.

–Тебя гипнотизируют? – Айдын улыбнулся.

–У тебя никогда не случалось такого? Твои чувства не совпадают с мыслями. Ты хочешь сделать одно, но делаешь абсолютно другое. Словно кто-то другой приказывает тебе делать это.

–Это бывает только у тех, у кого рассеянное внимание. Кстати, на тебя это очень похоже.

–Неправда. Я умею сосредотачиваться на чем-то одном. В усидчивости я силен.

–Не будь таким серьезным.

–Что же тогда нужно делать. Выпить пива и расслабиться?

Было заметно, как Айдыну не пришелся по вкусу тон, которым с ним разговаривали. Но он был способен реагировать рационально, поэтому сказал:

–Слушай, я понимаю, что ты переживаешь. Произошел несчастный случай, и все такое. Теперь тебе повсюду видятся призраки. Тебе не по себе, а, возможно, ты даже испытываешь страх.

–Ты прав. И мне не стыдно в этом признаться.

–Я говорю тебе, здесь и сейчас. – Айдын наклонился в сторону Тима, и в его голосе прибавилось убедительности. – Все нормально. На самом деле, эту жизнь покинул еще один никому не нужный отморозок. Все это не имеет никакого значения. Я обо всем позаботился, и об этом никто не узнает.

–Ты говоришь об этом так, как будто сходил в магазин за продуктами.

–В этой жизни я ничему не придаю значения. Ближе к вечеру у меня выдался отличный секс. Так я был занят. Поэтому и не смог присоединиться к тебе. Я расслабился, получил удовольствие. Чего и тебе советую.

–У тебя был секс? Даже не верится!

–Ты думал, что я асексуален. Все так думают. Я не в обиде.

Они замолчали. Тим понимал, что немного нахамил. Но никак не чувствовал себя за это виноватым. Он испытывал к Айдыну злость за его постоянное спокойствие и непринужденность, даже когда дело касалось убийства (последнее слово трудно было произнести вслух, и Тим постоянно старался обогнуть его и в своих мыслях тоже). А еще его кольнула ревность.

–С кем это ты получал удовольствие?

–Не имеет значения. – Айдын даже не посмотрел в его сторону.

–У тебя завелась невеста?

Айдын, наконец, снова показал свои добрые глаза, посмотрел в упор на Тима, и по мальчишески произнес:

–Невеста не помеха.

Тим подумал, что ему это должно нравиться, то, как с ним флиртуют, стараются успокоить, придать уверенности. Только что-то всегда было за тем смешанным, неясным образом, который представлял Айдын. Это чувство пугало Тима, и он не находил возможности расслабиться. Его тело было в напряжении, его мысли гуляли вразнобой, его воля была сломлена сильными препаратами.

Что-то было в его лице… Оно говорило… Говорило о том, что Айдын станет его убийцей… Да! Так оно и было! Это его лицо Тим увидел его над собой, скрытое под саваном. Айдын и его палач – это один и тот же человек! Тим понимает это, когда Айдын перерезает ему горло холодным лезвием, и теплая кровь заливает шею и камень на котором он лежит обездвиженный она льется из его рта и голос этот проклятый голос ЕГО голос повторяет одно и то же

Война – отец всего

Война – отец всего

Окрой двери божественной силе

Ты ключ

Это голос Айдына Это он его гипнотизировал Это всегда был он

Он

Его друг и убийца

Тим почувствовал, как его жизнь обрывается. Сначала он провалился во тьму, а потом будто огромная пушка выплюнула его вверх, и он взмыл в небо, выше птиц и облаков, и ощутил вокруг себя свободу и свежий воздух, и смог, наконец, увидеть все то, о чем так долго мечтал! Всю красоту мира! Все архитектурные шедевры! Древние сокровища и новейшие достижения инженерной мысли!

Да! Его грезы стали явью! И он понял, что он, и вся планета – это единое целое! Что он, и все остальные – все связаны едиными нитями! Что рождение и умирание – есть непрерывный процесс, и в нем заключается великое торжество экзистенции!

Он был счастлив… Он видел своих родителей, видел свою покойную бабушку, видел своих друзей и возлюбленных…

Все это долго мчалось мимо него, и завершалось. Медленно. Тихо. Успокаивающе…

Он снова был на земле, на проселочной мостовой. Была ночь, и вдоль дороги горели фонари. Он стоял под одним из них, под тем, что горел намного ярче остальных. В его сторону ехала машина. Она пронеслась мимо, и Тиму показалось, что он как будто увидел себя со стороны. Словно он был пассажиром в том проезжающем автомобиле…

Машина скрылась вдали, и ее звук был последним, что было слышно в этом месте.

Тим вдруг почувствовал, как пространство вокруг него группируется, сжимается, и вот уже дорога с обеих сторон взмыла ввысь, и соединилась со звездным небом. Фонари разом погасли, и Тим оказался заточен в темной сфере, в невесомости, посреди бесконечного количества звезд. Он парил, и понимал, что его тела больше нет, что его жизнь окончена, и что у него есть выбор…

Ему вспомнился его убийца. И люди, которые продолжали с ним общаться. Он вспомнил Дину, своего лучшего друга, и что-то подсказывало ему, что она в опасности. Она и ее возлюбленный.

Что-то подсказывало ему говорить… Предупреждать… Являться…

Так беспокойная душа стала искать выходы в мир живых, чтобы предупредить их о том, что ей стало известно…

Эпизод 7

Сильный Характер

-Все, что тебе нужно, это зайти вовнутрь, спуститься по лестнице в подвал и найти комод, – сказал Айдын.

–Комод? – переспросила у него Дина.

Было заметно ее смятение. Ею овладевал страх перед неизвестностью (перед тем, что предстояло увидеть), терзала горечь (тот ее вид, когда осознаешь смерть близкого человека), и в то же время на ее лице оставалась печать смирения (молчание в этом случае таило в себе боль). Все это смешалось в ней, пропахивая внутри нее огромную борозду, которая вряд ли сможет зажить со временем.

Айдын ожидал подобной реакции, и поэтому ему было легче сохранять хладнокровие. Но он был потрясен самому себе: весь вид беспрекословного повиновения сложившейся ситуации вызывал в нем сочувствие и даже некоторую жалость к этой молодой женщине, в компании с которой ему довелось впервые в жизни испытать пусть и приблизительное, не точное, не до конца оформленное, но все же чувство дружественности. Раньше с ним такого не случалось. К чужой дружбе он был ровен, а к женской неспособности проявить черствость в стрессовой ситуации относился больше с нисхождением – в этой природной данности ему виделся огромный минус.

То, что сейчас происходило с Диной, стало для Айдына откровением. Но, как и всегда, он даже не подал вида.

–Да, – сказал он ей, – старый комод. Найти его и открыть. И быть сильной, Дина. Нужно быть сильной, не забывай об этом.

–Ты пойдешь со мной?

–Нет. Я останусь здесь. Кто-то должен остаться на стреме. Всякое может случиться. Я не могу быть уверен до конца… – Он понимал, что ее нужно подтолкнуть, и решил добавить: – Ты сможешь, слышишь!

Дина кивнула, и решительно открыла дверцу, впустив вовнутрь холодный ночной воздух. Она покидала салон с той симфонией звуков, которая рождается, когда человек в глубокой тишине выныривает из комфортной утробы современного автомобиля: язычок натянутого ремня высвобождается из плена пряжки, ремень вытягивается в привычную вертикальность, а кресло прощается со своим пассажиром, сохраняя его фантом.

Он дождался момента, когда она зашла в дом, и тьма поглотила ее.

Он вышел из машины и неслышимо двинулся вслед за ней…

Утро начиналось с разминки тела и концентрации ума. Пятиминутная растяжка, доведенная до автоматизма, помогала появиться солнцу из-под линии горизонта, отделяющей сон от бодрствования, которое проливало свет на поверхность сознания, на ту ее сторону, где, подобно душам умерших во тьме, метались несколько лишних мыслей, и лишь парочка важных. Необходимо было отделить зерна от плевел. Расставить приоритеты. Обнаружить цели.

Два десятка отжиманий попросили подождать какое-то время, а затем снова пропустили вперед бегущую линию раздумий, которая с каждым новым шагом – контрастный душ, быстрое бритье, сытный завтрак – становилась тоньше, до того момента, пока не превращалась в тонкий звон, фиксируя мысль в одной точке.

–Ну что ж, – говорил Айдын своему отражению, которое уже подружилось с новым днем, – время веселиться!

И он отправлялся навстречу своей жизни, чтобы в очередной раз заглянуть ей в лицо, и получить от этого моральное удовлетворение того типа, какое обычно наступает после хорошей встряски.

Всякий день готовит что-то новое.

Невольно оглядываясь назад, на эту долгую вереницу часов и минут, на этот черный клубок событий, Айдын обнаруживал в хаосе порядок. Не так давно он был способен только лишь сердито шипеть на врага; теперь же появилась возможность расчертить собственные границы, четко разделив территорию на свою и чужую.

Айдын отдавал себе отсчет в том, что он стал тем, кем он был сегодня, благодаря своим наставникам.

Нынешним ментором (четвертым по счету) была профессор психологии Нелли Артуровна. Для Айдына она была просто Нелли. Только ему позволялось в неформальной обстановке называть своего учителя коротко, по имени. Однажды она сама попросила его об этом, скромно прибавив, что в душе она все еще чувствует себя молодой.

Стоило отдать ей должное. Она перевоспитала его, помогла ему ощутить незримые грани воспитанной мужественности, в которых нервный подросток способен перерасти в усидчивого юношу. К его незрячему солдафонству она прибавила честолюбие и доблесть. Она рассеяла в нем мрак невежества и научила следовать свету бесконечного саморазвития. Она подарила ему ценности, которые он принял, взял на веру и неукоснительно следовал им.

Айдын был безгранично благодарен ей, и порой с теплотой в душе вспоминал то время, когда завязывались их отношения – ему казалось, что он наконец-то встретил родную мать, ту, которой он никогда не знал, не видел и не слышал. Теперь данный факт выглядел, как сентиментальная слабость, с которой трудно было поспорить – Нелли действительно проявляла материнские черты, достойные похвалы.

Неизвестных Айдыну родителей всегда заменяли менторы – сильные и волевые люди. В итоге, из мальчика-сироты вышел строгий молодой человек, не знающий атмосферы обыкновенной семейственности, и ориентированный на весьма нестандартные цели, отличающиеся от привычной схемы родиться для того, чтобы создать еще одну социальную ячейку и продолжить свой род.

В этом месте Айдын предпочитал оборвать свои нередкие размышления. Он не знал, нужно ли благодарить судьбу за то, что с ним стало, и чего с ним не было. Глубоко внутри себя он все еще стоял на перепутье.

Сильный характер не беспокоиться в отсутствии друзей. Ему с головой хватает самого себя.

Дружба обходила Айдына стороной. Он не находил отображения своих эмоций в других людях. Его сила воли и состояние пытливого ума останавливали даже легкую волну товарищества, случайно посланную разными людьми в разные времена его недолгой жизни.

Без проблем он был способен найти общий язык с любым встречным, если тот, конечно, не проявлял упрямого нежелания общаться. Айдын выбирал маску, создавал вокруг себя иллюзию и заставлял поверить в нее. Он был мастером перевоплощения, прирожденным хамелеоном и королем маскарада. Ложь украшала его бытие. Выдумка служила мостом к собеседнику, который Айдын безжалостно уничтожал, как только понимал, что завладел чужим умом, а иногда и сердцем.

Он никак не мог и помыслить, что настанет день, и вдруг приоткроется темный занавес, и забрезжит свет дружественности, который не сможет привлечь, не станет предметом исследований и не вызовет любования; но будет оплотом новых эмоций, таких теплых и порой проницательных.

Оказавшись в университете, Айдын долго держался аутсайдером. Он приезжал на своей машине и моментально привлекал к себе внимание окружающих – его высокий рост и спортивная осанка не могли не вызывать скрытого восхищения даже у самых заядлых завистников. В том, как он себя представлял, в его походке, в строгости взгляда – во всем этом отчетливо чувствовалось мужское начало. Чаще всего именно таких парней девушки находят весьма привлекательными (опасность, таящаяся за образом таинственности, есть слабость ума не только доброй доли юных леди, но и молодых женщин в том числе). Те студентки, что заручились овладеть этим загадочным юношей, хоть и ощущали вокруг Айдына ореол опасности, по обыкновению полагали, что все это до первого откровенного разговора, когда мужчина превращается в маленького мальчика, которому нужна еще одна мама. Они же в итоге вынуждены были не только разочароваться, но и не на шутку испугаться, если обладали хоть какой-то каплей ума. После некоторых бесед с Айдыном становилось ясно, что парень действительно занимается чем-то «нечистым». Было удивительно уловить это – по сути, он никогда и ничего толком не говорил о себе напрямую, но понимание приходило где-то между сказанных им слов.

Пару раз Айдын все же подпустил к себе двух разных красоток. Но только ради того, чтобы провести время с одной из них в своей машине на заднем сиденье, а с другой – в пустой аудитории, дверь в которую можно было закрыть на щеколду. Обе не испытали особого удовлетворения. Их партнер хоть и проявлял в некоторых моментах горячую страсть, но все равно оставался холоден, в сосредоточении самого себя, в своей крепости, в своей броне.