Лукоморье

Мама вскочила с дивана, почти отбросив Тимку в угол на плюшевую подушку. Загодя засиявшая улыбка предвкушения радостной встречи застыла, создавая странный диссонанс с выступившими в ее огромных глазах слезами.

– Что с тобой случилось? Как? Когда? Почему мне никто не сообщил? – выпалила она на одном дыхании и бросилась обнимать Василису.

– Полегче! Не задуши меня, ненормальная! – со смехом в голосе проговорила та, пытаясь успокоить сестру. Она нежно гладила ее по растрепавшимся волосам и приговаривала, – Все потом! Все потом! Тихо! Тихо! Наконец-то, ты приехала! – она улыбнулась нам с братом и поправилась, – Вы приехали!

– Как давно это случилось?

– В тот день, когда тебе пришлось уехать, сестренка. – со светлой грустью в голосе ответила она.

– Но почему мне не сообщили? Я имела право знать.

– А смысл? Что бы изменилось? Ну, хватит. Успеем еще наговориться. Я про тебя тоже много чего не знаю. Как ты жила все эти годы? Кто эти дивные создания? – тут тетя вновь улыбнулась нам с Тимкой – Познакомишь нас?

Дальше все понеслось, как по накатанной. Мы перезнакомились, обменялись кучей вопросов. Беседа лилась бурной горной рекой, не спотыкаясь о пороги неловкости или натянутую дамбу вычурности, которую взрослые порой любят выстраивать в разговорах с детьми. Всем было легко и уютно в нашей свежее сколоченной компании.

Я смотрела на смеющиеся лица мамы и ее сестры, поражаясь их сходству и, в то же время, различию. С одной стороны, почти одни и те же черты: идеальный овал лица, большие темно-синие, выразительные глаза с пышным веером ресниц, небольшой прямой нос, четкая линия подбородка под чуть полноватыми губами изящного рта.

Такие лица можно увидеть на полотнах Карла Брюлова. В прошлом году мы с классом ездили на экскурсию в Ереван. И там, в национальной картинной галерее, я не могла поверить своим глазам. Передо мной висел портрет моей мамы, у которой почему-то вместо ее темно-русых с медным оттенком волос были почти черные кудри. Она сидела на фоне красного дивана, с тонким меховым шарфиком вокруг шеи, в платье из тяжелого синего бархата, со светлой накидкой, отороченной мехом. И ниже была надпись: Карл Брюллов. Портрет М. А. Бек. 1840. Теперь же я видела, практически, оригинал этой картины в лице своей тети. На ней даже была туника цвета индиго.

Они с мамой напоминали одну и ту же фотографию, обработанную в Фотошопе. Мама работала дизайнером и учила меня пользоваться этой программой. Особенно мне нравилось «играться» с фотографиями, преобразуя их, то в нежную акварель, то в набросок карандашом, то в отпечаток на стене, а то в старинный холст, написанный маслом. Так вот, если маму можно было сравнить с акварельным рисунком, где все краски слегка размыты и неброски, то Василиса была вариантом, выполненным маслом. Предельная насыщенность красок.

– Что ты преподаешь? Наверное, свою любимую химию? – поинтересовалась мама. – Из наших учителей еще кто-то остался?

– Всё понемножку преподаю, по обстоятельствам. – улыбнулась тетя, отпив из своей чашки очередной глоток чая. – Из наших еще работают Колобок и Кикимора.

– Ух ты, настоящие? – вклинился в разговор Тимка.

За тетю ему ответила мама:

– Зинаида Фридриховна Кики-Мора вела у нас математику, а Борис Михайлович Колобков был географом. Он любил рассказывать про свое детство, как убегал из дома, от бабушки, от дедушки, от участкового и все хотел добраться до Африки, но так и не съездил туда до сих пор.

– Все так и есть. Постарели, конечно, но нрав все тот же. Зинаида Фридриховна живет с нами по соседству. Непременно встретитесь с ней, хотя… удовольствия от таких встреч не много.

Василиса почти не прикоснулась к пирожкам, пирогам и прочим блюдам, которые мы с Тимкой уплетали с неприличной скоростью, будто нас недели две не кормили. Мой братец даже не успевал задавать свои бесконечные вопросы, настолько его увлек калейдоскоп вкусов. Нет, вы только не подумайте, что у нас дома не водились пирожки! Мама умела и любила готовить. Но сейчас на нас обрушилось такое изобилие вкусностей, что контроль разума был потерян. Захарьевна то и дело пододвигала к нам то одно, то другое, повторяя, «А это что ж не попробуешь?». Прервав процесс закармливания всего на минуточку, она с гордостью выдохнула:

– Василиса у нас уже 7 лет, как директор школы!

– Так к тебе теперь только по отчеству надо обращаться? – поддела ее мама.

– Непременно! – улыбнулась в ответ директриса, – и не забывайте приседать в реверансе!

– А что у вас случилось такого, что ты даже не смогла встретить нас или, просто, решила сгладить первый момент, пощадила мои нервы?

– Прости, но о твоих чувствах мне совсем некогда было думать. Вчера на факультативе по химии у молодого педагога произошло ЧП.

– Нечаянно школу взорвали? – вставила я с иронией.

– Нет. Обошлось без взрывов. При лабораторной работе на тему «Жидкости, преобразующие вещества в невидимую субстанцию» произошла утечка газа из спец баллона и весь 9-й класс, включая учителя, превратился в невидимок.

– Шутите? – у Тимки аж рот открылся от удивления и он забыл о еде, – Такого же не бывает, да, мам? – он повернулся к ней за поддержкой. В его возрасте еще легко верить в сказки, Деда Мороза, говорящих котов, но уже не хочется выглядеть смешным, наивным малышом в глазах взрослых.

– Бывает. Но обычно используют минимальные частицы этого газа. Мы тоже делали подобные опыты в школе.

– Да, Маша, наши мечты о том, чтобы стать невидимками так и не осуществились, а этим вот «повезло».

– И что же вы сделали?

– А что тут поделаешь? Действие газа длится 24 часа. Пришлось ждать. Детей и горе-учителя изолировали в классе, чтобы избежать несчастных случаев. Это только в книжках весело быть невидимым и, якобы, всесильным, а в жизни одни проблемы. На улицу не выйти – машина собьет или прохожий налетит. Каждая дверь – опасность. Да что там говорить…

– Могу себе представить, какой переполох устроили родители! – с озабоченным видом произнесла мама. По ее лицу было видно, как она хмурится, примеряет эту необычную ситуацию на себя, представляя нас с Тимом невидимками. С ним и в видимом режиме проблем не оберешься, а в бесконтрольном состоянии абсолютной свободы получилось бы убойное оружие массового уничтожения.

– Некоторые из родителей с пониманием отнеслись к ситуации и готовы были терпеливо ждать. А вот другая часть закатила скандал, подняла шум на весь город, дошла до мэра и требовала закрыть школу. Несколько часов пришлось вести с ними переговоры, доказывая, что из-за единственного промаха нет смысла рубить под корень стоящее дело экспериментальной школы.

– И чем все закончилось? Кстати, мэр встретил нас, как ты и просила.

– Что? Костантин Касьяныч был на вокзале? Странно. Я просила Никиту. Ладно, разберемся. А в школе все пришло в норму. Паника сошла на нет. Дети визжат от восторга. – Василиса вскинула голову, будто отгоняя какую-то навязчивую мысль. Её крупные серьги с сиренево-синими камнями плавно закачались, сверкая завораживающим светом.

– Еще бы, такое приключение! И я бы хотела побыть невидимкой!

– И я! – поддержал меня брат.

– Нет уж, увольте! Хватит с меня невидимок! – тетя Василиса устало улыбнулась и тихо закончила, – что-то я устала, совсем сил нет. Надо прилечь.

– Еще бы не устать, больше суток дома не была! – проворчала Захарьевна.

– Все-все ухожу. – улыбка Василисы, сопровождавшаяся извиняющимся взглядом, скользнула по каждому из нас, словно прощаясь. – Маш, пойдем в мою комнату, посекретничаем!

– Конечно, иду. Нам столько надо выяснить! Только тебе и, правда, отдохнуть не мешало бы.

– Не стеклянная, не сломаюсь.

– Смотри… а то давай до завтра отложим все разговоры.

– Нет уж. Я сто лет тебя не видела и опять ждать?

– Хорошо, выпровожу свою саранчу в сад и приду. – мама поцеловала сестру в щеку и повернулась к нам:

– А вы, обжоры, ступайте-ка на воздух поиграть! Осмотритесь, что тут есть!

На выходе Захарьевна, заговорчески улыбаясь, тайком сунула нам с братом по несколько конфет. Я тут же закатила глаза к небу, всем видом показывая, ну зачем еще это, сколько можно есть. А вот братец взял их, сияя довольной улыбкой.

Глава 5

На улице заметно потеплело, по сравнению с утренней изморосью на вокзале. Я оглядывалась вокруг, все еще не очень веря, что нам придется жить здесь и, возможно, долго. Сад как сад, не видать ни аленького цветочка, ни Жар-птицы на ветвях, ни гномов, ни эльфов… Тимка сразу рванул куда-то в дебри по своим неизменно важным мальчишечьим делам.

Вдали я заметила очертание беседки, увитой плющом, и почти не видимой за плотными рядами яблонь и вишен. Посмотрим-ка, что там внутри! Посыпанная песком тропка привела прямо к зеленому строению, возвышавшемуся на каменном основании с семью ступенями. Нижний бортик был выложен из бревен и доходил мне до пояса, а выше шли деревянные колонны. Не столбы, я не оговорилась, а именно колонны из стволов живых деревьев. Их не срубили, а объединили в единое сооружение, используя богатую зелень крон, как крышу.

Внутри стоял стол и две лавки. Попробовала присесть на одну из них – жестко. Эх, сюда бы кресло-качалку! Вдруг, лавка подо мной начала плавно покачиваться. Ой, мамочки! Что это? Я глянула вниз и не увидела ножек. Оказывается, обе лавки подвешены на веревках к крыше, если можно ее так назвать. Да и веревки ли это? Скорее напоминают лианы. Жаль, что столик и ограждение не позволят раскачаться на всю мощь, как на качелях! Словно услышав мои мысли, стол мягко и бесшумно сложился. Он прилёг, как умная собака у ног хозяина, почти сравнявшись с полом. Одновременно с ним бревна бортиков приспустились за каменный пол беседки. Так же легко скатывался соломенный занавес в хижине у наших индийских друзей, когда мы гостили у них прошлой зимой.

Постепенно лавка начала набирать скорость. Я не из тех девчонок, кто боятся высоты и чуть ли ни сразу, присев на качели, начинают визжать от ужаса. Но от такой крутой амплитуды руки сами собой вцепились в лианы, а глаза стали, как у испуганного лемура. Спустя несколько судорожных вдохов я начала дышать ровно, успокоилась и погрузилась в чарующую магию свободного полета. Полный Восторг и Радость бытия! В какой-то книге я прочитала, что наиболее редко испытуемое чувство вызывает наибольший восторг. Нет, все же мама права. Слишком уж я люблю поумничать, докопаться до самой сути вместо того, чтобы наслаждаться простым процессом катания на качелях. Стоит закрыть глаза, и вот я уже лечу, как часто бывает в моих снах, высоко-высоко над землей. Ветер ласкает лицо, на душе спокойно и радостно, все мысли выдувает… голова легкая и пустая. Пустая? Совсем? Стоп! Да так и в полную дурочку можно превратиться. И вообще, хорошего помаленьку. Как у них тут отключается этот аттракцион? Алло, гараж, я схожу на этой станции!

И снова качели проявили исключительную чуткость. Тут же они начали сбавлять обороты, аккуратно опустив меня на пол. Уф! С приземлением! Ничего себе чудо техники со встроенными телепатическими элементами! Если бы мама не успела показать мне в доме лампу на светодиодах, которая распускается, как цветок, и начинает светить, как только темнеет, а при свете дня тухнет и сворачивается в бутон, то я решила бы, что здесь не обошлось без магии. Всё это изобретения дедушки. Но все же, от греха подальше, я решила поскорее отойти на безопасное расстояние от мудреного агрегата. Кто его знает, какие еще сюрпризы в нем таятся. Пока не узнаю, лучше не рисковать.

Ноги сами понесли меня поближе к дому. Я решила обойти вокруг и заодно найти Тимку, пока он не натворил что-нибудь. Не успев сделать и десяти шагов, я наткнулась на взъерошенного брата. Вернее, он сам налетел на меня с какой-то переполнявшей его информацией. Всем своим видом он сигнализировал, что новость исключительной важности и наивысшей секретности. Но, не смотря на угрозу взорваться от нетерпения, Тим потащил меня подальше от дома, где, укрывшись за кустами малины, наконец-то, выпалил:

– Я знаю, что случилось с тетей! Она сказала маме, что…

– Ты подслушивал?

– Нет, я гулял за домом и случайно услышал, окно было открыто и они громко говорили.

– Все равно, это нехорошо подслушивать! Надо было тут же отойти.

– Да подожди ты, Кирка, не перебивай! Там такое! – и Тим театрально-трагическим жестом схватился обеими руками за голову.

Я решила дать брату высказаться и набралась терпения. Вдруг, ему и правда удалось что-то узнать. В последнее время мы живем в окружении сплошных загадок и тайн. То папа уехал в какую-то слишком уж длительную командировку, из которой не звонит и не присылает е-мейлов, а нам запрещено даже расспрашивать, где он. То мы, вдруг, сорвались в один миг и сбежали из нашего города, словно за нами гонятся. Мама ничего не рассказывает. Думай, что хочешь. А неизвестность – хуже всего.

– Ладно, что ты там узнал? Только не части, говори спокойнее!

– Так вот… Оказывается, много лет назад Кощей похитил нашу маму и хотел на ней жениться, а тетя Василиса…

– Что за сказки ты мне рассказываешь? Какой еще Кощей?

– Ничего я не выдумываю, что слышал, то и говорю. Не перебивай! – брат обиженно насупился, но тут же забыл про обиду и зачастил, как пулемет: Тетя Василиса сделала все возможное, чтобы освободить нашу маму, но за это Кощей наложил на нее заклинание. Она постепенно теряет силы и в конце концов совсем окаменеет. Ничто не может остановить или отменить это страшное проклятие.

– А что сказала мама?

– Она даже повысила голос и сказала, что не будет сидеть, сложа руки, и смотреть, как гибнет ее сестра, не оставит этого так, вот только спрячет нас в место понадежней и все исправит.

Если уж мама повысила голос, ситуация и правда исключительная. Обычно она, невзирая ни на какие обстоятельства, сохраняет полное спокойствие и одним своим видом может утихомирить скандалящую толпу. Она учила нас азам поведения: «Настоящий аристократ должен быть сдержанным, обладать чувством собственного достоинства, но при этом корректно обращаться с окружающими независимо от их положения в обществе».

Сдержанность исключала любые всплески вроде истерик, капризов, кислых мин по утрам. У тебя плохое настроение, не хочется вставать и идти в школу? А зачем омрачать утро самым близким? Они виноваты? Нет! Борись со своими слабостями и улыбайся, хоть через силу заставь себя, а там, глядишь, и хандра пройдет, если не давать ей волю.

В одном современном детективе автор дал определение такому воспитанию:

«Аристократизм – это выработанная веками система выживать в любых условиях и при этом все время оказываться наверху. Аристократическое воспитание существует не для того, чтобы научить мальчиков шаркать ножкой, а девочек делать книксен. Нас с малолетства, словно охотничьих собак, натаскивают, как себя вести в любой ситуации. Это дополнительная защита, универсальное оружие.»

Вот и родители всегда ставили нас на место, не поощряя слез и жалоб. Сердобольные тетушки во дворе считали нашу маму чуть ли не бессердечным извергом, когда она не кидалась к упавшему Тимке, ревущему, как все малыши его возраста, начинающие ходить и набивающие себе шишки. А уж сколько охов вызывала наша чересчур легкая одежда! Не буду врать, босыми по снегу мы не бегали, но и кутать нас в сто одежек мама не старалась. Впрочем, что-то я увлеклась.