Самиздат в СССР. Тексты и судьбы

Юлия Анатольевна Русина

Самиздат в СССР: тексты и судьбы

© Ю. А. Русина, 2019

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2019

Предисловие

Определенная хронологическая дистанция, отделяющая нас сегодня от исторических условий, породивших феномен самиздата, позволяет исследователям обратиться к научному анализу, а обществу – к осмыслению тех явлений советской истории, которые мы именуем «инакомыслием», «оппозиционными настроениями», «диссидентским движением», «противостоянием власти и интеллигенции». Однако самиздат даже в современной интеллектуальной среде часто ассоциируется только с запрещенной к изданию художественной литературой, в то время как социально-политические самиздатские тексты обладают огромным информационным потенциалом и общественной значимостью. Они разносторонне характеризуют культуру инакомыслия в СССР, и без их вовлечения в практику исторических исследований невозможно разобраться в философских, национальных, социальных и психологических основах диссидентского дискурса.

Хотя тема советского самиздата историографически находится в начале своего пути, уже можно говорить об исследовательских направлениях и первых результатах научных изысканий.

В определенной степени задачу популяризации данного феномена советской культуры выполняют документальные и справочные публикации[1]. Крупным информационным ресурсом документов советского самиздата является сайт общества «Мемориал», где, например, представлена полнотекстовая база данных всех 64 выпусков известного бюллетеня правозащитников «Хроника текущих событий» (1968–1982)[2]. На просветительские функции, естественно, нацелены библиотеки, публикующие свои каталоги по данной тематике[3]. Цели не только образовательного характера, но и расширения кругозора заинтересованных читателей преследуют учебные пособия, подготовленные вузовскими преподавателями[4].

Если говорить о работах, сочетающих аналитический взгляд и доступную широкому кругу читателей стилистику, то первой следует назвать книгу Л. М. Алексеевой «История инакомыслия в СССР. Новейший период»[5] (1984, 1992). Это исследование, основанное на личном опыте автора и материалах выпусков «Хроники текущих событий», до сих пор остается самым востребованным и цитируемым среди историков, социологов, политологов, занимающихся изучением оппозиционных настроений и движений в Советском Союзе. Тема самиздата, безусловно, присутствует в российских и зарубежных работах, посвященных истории диссидентского движения и разномыслия в СССР и также рассчитанных на большую читательскую аудиторию[6].

Книгу Е. Н. Савенко «На пути к свободе слова: очерки истории самиздата Сибири» (2008) хотелось бы выделить особо. В этой работе рассматривается толкование термина «самиздат», анализируются присущие ему черты, кроме того, приводится подробная характеристика различных видов неподцензурных изданий, выходивших в Сибири в советские годы. Самостоятельные главы этого научного труда посвящены изучению литературного, публицистического, религиозного и музыкального (рок) самиздата.

Социум, в котором рождался самиздат, его нравственные ориентиры, образ жизни, атмосферу эпохи помогают понять книги мемуарного, художественного и научно-исследовательского жанров: Раисы Орловой и Льва Копелева, Петра Вайля и Александра Гениса, Бориса Фирсова, Ирины Уваровой и др.[7]

Особенности бытования самиздата и практика заполнения его текстами альтернативной информационной среды связаны со спецификой действия в советском обществе инструментов цензуры, которые раскрываются в работах А. В. Блюма и Т. М. Горяевой[8].

В предлагаемом читателю издании проанализировано смысловое наполнение понятия «самиздат» и его трактовка разными специалистами, изучающими этот социальный и культурный феномен. Кроме того, уделено внимание такой сложной проблеме, как классификация исторических источников в целом и текстов самиздата в частности. Книга состоит из четырех глав. Логика повествования подчинена движению от классических самиздатских текстов, оставивших заметный след в культуре инакомыслия, к самодеятельной художественной и политической литературе, отразившей разномыслие и оппозиционные настроения, копившиеся в советском обществе и заявившие о себе в годы послевоенного духовного подъема и «оттепели». Издание снабжено кратким библиографическим списком по теме и приложениями с копиями оригинальных самиздатских текстов и рисунков.

Глава 1

Что такое самиздат и где он хранится?

Я на мир взираю из-под столика.Век двадцатый – век необычайный:Чем столетье интересней для историка,Тем для современника печальней…Николай Глазков

Слово «самиздат» чаще всего ассоциируется с литературными произведениями «трудной судьбы», чей путь к читателю был усеян цензурными шипами. В иронично-сатирическом рассказе Андрея Синявского «Графоманы», написанном в 1960 г., писатель-неудачник, чьи рукописи не принимало ни одно издательство, изобрел «домашний» способ публикации своих книг: «На обороте последней страницы мелким шрифтом было набрано: Редактор С. Галкин. Художник-оформитель С. Галкин. Технический редактор С. Галкин. Наборщик С. Галкин. Тираж 1 экземпляр»[9].

Действительно, существование самиздата напрямую связано с цензурой, но являлся он не только в форме художественного произведения, а мог быть и публицистическим, и религиозным, и научным историческим или философским текстом, и аудиозаписью и др.

Для чего необходимо разбираться в содержании и сути какого-либо понятия? В ходе дискуссий вокруг научного термина чаще всего звучат два заключения: во-первых, выработка единой дефиниции необходима для того, чтобы понимать, какой смысл вкладывается в ту или иную научную категорию, а во-вторых, любое определение носит условный характер.

Сегодня термин «самиздат» наполняется самыми разными смыслами:

– феномен диссидентской культуры;

– альтернативное информационное пространство;

– ответ на дефицит информации;

– способ бытования неподцензурных текстов;

– советская культурная практика;

– форма инакомыслия;

– метод борьбы с режимом и т. д.

Нет единого взгляда и на время появления самиздата. Кто-то связывает его существование с цензурой, а значит, с любыми рукописными текстами, распространявшимися нелегально, и уводит рождение этого феномена вглубь веков. Другие считают самиздат органической частью общественной жизни ХХ столетия. Таким образом, суть данного феномена и его корни трактуются по-разному, причем следует подчеркнуть, что толкователями термина являются не только профессиональные историки, социологи, филологи или представители других наук, но и в значительной мере сами участники диссидентского движения последних десятилетий советской власти, те, кто был причастен к созданию и распространению самиздата.

Автором современного термина «самиздат» принято считать московского поэта, изобретателя «небывализмов» в поэзии Николая Глазкова (1919–1979), чьи стихи и прозаические миниатюры не принимались официальными издательствами. В 1944 г. он начал выпускать самодельные книжки, вначале рукописные, а позже напечатанные на машинке, подписанные «самсебяиздат» по аналогии с «госиздатом». По мнению Александра Даниэля, звучание слова «самиздат» носило оттенок самоиронии, которая сопровождала оппозиционные настроения до конца 1960-х гг. и была непременным условием свободомыслия в закрытом обществе[10]. Так, например, Владимир Буковский в своих воспоминаниях определяет этот термин лаконично и очень образно: «Сам сочиняю, сам редактирую, сам цензурирую, сам издаю, сам распространяю и отсиживаю за него»[11]. Буковский называет самиздат явлением культуры и его начало связывает со стихами запрещенных, забытых и репрессированных поэтов, которые цензура не позволяла увидеть в открытой печати. При этом известный диссидент отмечает роль пишущей машинки, заменившей печатный станок и породившей новую форму публикации текстов, предлагая даже поставить ей памятник, наряду с монументами политическому анекдоту и гитаре[12].

Значение пишущей машинки отмечает и Александр Даниэль: «Принципиальной разницы между самиздатом пушкинской и хрущевской эпохи нет, хотя распространение запрещенной литературы в списках смогло стать значимым общественным явлением лишь с вхождением в быт пишущих машинок»[13]. Обычная закладка в такую машинку марки «Москва» или «Эрика» – четыре-пять листов через копировальную бумагу («копирку»). Именно таким путем создавал свой самодеятельный журнал Рой Медведев. Он ежемесячно с 1964 по 1971 гг. готовил подборки различных документов, которые позже были опубликованы Фондом им. Герцена в Амстердаме под названием «Политический дневник». Как пишет в своей книге Л. Алексеева, выпуски «Дневника» Р. Медведев печатал сам в пяти экземплярах, а читателями их было человек 40 знакомых историка. Поставщиками материала для «Политического дневника» также выступали друзья Медведева, среди них – Евгений Фролов, ответственный работник журнала «Коммунист», имеющий доступ к неопубликованным партийным документам. На страницах «Политического дневника» Р. Медведев размышлял об ответственности за преступления периода культа личности И. В. Сталина, анализировал культ Н. С. Хрущева, рассматривал события в Чехословакии, национальный вопрос в СССР, историю внутрипартийной борьбы 1920-х гг., рецензировал работы А. Автарханова, П. Капицы и др.[14]

Об этом явлении – стихи Александра Галича «Мы не хуже Горация»[15], написанные в 1966 г. и ставшие песней:

Вы такие нестерпимо ражиеИ такие, в сущности, примерные.Всё томят вас бури вернисажные,Всё шатают паводки премьерные.Ходите, тишайшие, в неистовых,Феями цензурными заняньканы!Ну а если – ни премьер, ни выставок?Десять метров комната в Останкино,Где улыбкой стражники-наставникиНе сияют благостно и святочно,Но стоит картина на подрамнике, —Вот и всё!А этого достаточно.Есть – стоит картина на подрамнике,Этого достаточно!       Осудив и совесть и бесстрашие       (Вроде не заложишь и не купишь их),       Ах, как вы присутствуете, ражие,       По карманам рассовавши кукиши!       Что ж, зовите небылицы былями,       Окликайте стражников по имени!..       Бродят между ражими Добрынями       Тунеядцы Несторы и Пимены.       Их имён с эстрад не рассиропили,       В супер их не тискают облаточный:       «Эрика» берёт четыре копии,       Вот и всё!       А этого достаточно.       Пусть пока всего четыре копии —       Этого достаточно!       Время сеет ветры, мечет молнии,       Создаёт советы и комиссии,       Что ни день – фанфарное безмолвие       Славит многодумное безмыслие.       Бродит Кривда с полосы на полосу,       Делится с соседской Кривдой опытом!       Но гремит – напетое вполголоса,       Но гудит – прочитанное шёпотом.       Ни партера нет, ни лож, ни яруса,       Клака не безумствует припадочно, —       Есть магнитофон системы «Яуза»,       Вот и всё!       А этого достаточно.       Есть – стоит картина на подрамнике!       Есть – отстуканы четыре копии!       Есть магнитофон системы «Яуза»! Этого достаточно!

Изъятые страницы самиздата можно встретить в уголовно-следственных делах 1950-х – 1980-х гг. – тонкая, почти папиросная бумага с наползающими друг на друга строчками, потому что для большей вместимости на лист печатать старались как можно плотнее, вручную регулируя интервал.

Анатолий Марченко[16] вспоминал, как печатали рукопись его первой книги «Мои показания» (1967) о лагерях 1960-х гг. Перепечатать надо было около двухсот двойных тетрадных листов, исписанных мелким почерком. «Достали три машинки, правда, одна из них сразу сломалась, так что четверо умевших печатать сменяли друг друга. Те, кто не умел печатать, диктовали им, раскладывали экземпляры, правили опечатки. Одна пара с машинкой устроилась на кухне, другая в комнате <…> На кухне постоянно кто-нибудь варил кофе или готовил бутерброды <…> Работали подряд двое суток, а спали по очереди…»[17] Созданная таким образом книга вначале была распространена в самиздате и примерно через год издана за рубежом, а ее автор снова оказался в лагере.

В 1970-е гг. к перепечатке самиздата стали привлекать профессиональных машинисток, чей труд оплачивался за счет продажи самиздатских произведений, на которые имелся спрос[18].

Определяя самиздат, Людмила Алексеева (одна из основателей, а с 1996 г. – председатель Московской Хельсинкской группы) отмечает, что он «оказался единственно возможной формой преодоления государственной монополии на распространение идей и информации»[19]. По ее мнению, самиздат начинался со стихов А. А. Ахматовой, М. И. Цветаевой, М. А. Волошина, Н. С. Гумилева, И. А. Бродского, которые читались в Москве на «сходках под открытым небом» у памятника Владимиру Маяковскому в конце 1950-х гг.

Самиздат использовался также как способ распространения переводов (Э. Хемингуэй, Дж. Оруэлл, Р. Киплинг), тайно сделанных добровольцами, имена которых сегодня установить довольно трудно. Кроме того, появилась традиция перепечатывать на машинке для себя и своих знакомых произведения, не в полной мере соответствовавшие принципам социалистического реализма или вышедшие небольшим тиражом либо в журнальном варианте (например, роман В. Дудинцева «Не хлебом единым»). Из крупных литературных произведений хрестоматийным примером широкого распространения в самиздате является роман Б. Пастернака «Доктор Живаго». История издания романа, который вначале появился за границей, а потом вернулся на родину тайными путями в виде «тамиздата» и копировался с помощью упомянутой пишущей машинки, хорошо известна. Позже такими же путями начали приходить мемуарные, философские, публицистические произведения представителей русского зарубежья и носителей культуры Серебряного века. Отражением интереса к личности Б. Пастернака стало распространение в самиздате (начало 1960-х гг.) дневниковых записей Александра Гладкова о его встречах с писателем во время Великой Отечественной войны, г. Чистополь[20]. Первоначально рукопись дневника давалась для чтения знакомым, а позже вышла за пределы этого круга – традиционный способ бытования самиздатских текстов. Ходили в самиздате и воспоминания, написанные освобожденными из лагерей политзаключенными.

Интересно отметить, что одно и то же художественное произведение могло пройти путь от самиздатской литературы до официального издания, например, роман Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол». Или, наоборот, от публикации в толстом советском литературно-художественном журнале до подпольного распространения в самиздате (рассказы А. И. Солженицына).

Во второй половине 1960-х гг. широкую известность и востребованность получает социально-политический самиздат, породивший огромное количество текстов, различных по форме и содержанию, и ставший одним из самых обсуждаемых направлений диссидентской деятельности. В числе первых документов[21], распространявшихся нелегально, были:

– стенограмма общемосковского собрания писателей СССР «О поведении Б. Пастернака» (31 октября 1958 г.), на котором автор «Доктора Живаго» был осужден за «историю с его романом»;

– запись судебного процесса по делу Иосифа Бродского (18 февраля 1964 г.), сделанная журналисткой и писательницей Фридой Вигдоровой.

Создатель Комитета по правам человека в СССР Валерий Чалидзе называл собирание и публикацию в самиздате информации о нарушении прав человека в СССР одним из основных направлений деятельности правозащитников[22]. Так же оценивала самиздат участница знаменитой демонстрации на Красной площади против ввода советских войск в Чехословакию в августе 1968 г. Лариса Богораз. Перечисляя формы диссидентской активности, она называла следующие: «получение и распространение той информации, которая по идеологическим соображениям не затрагивалась или искажалась советской печатью; создание системы помощи политзаключенным и их семьям; участие в самиздатской деятельности»[23].

Интересна точка зрения Александра Даниэля, который под словом «самиздат» подразумевает не сам текст, а, скорее, способ его бытования. В связи с этим, по его мнению, не все тексты, не прошедшие цензуру, могут называться самиздатом. По определению А. Даниэля, «самиздат – это специфический способ бытования общественно значимых неподцензурных текстов, состоящий в том, что их тиражирование происходит вне авторского контроля, в процессе их распространения в читательской среде»[24].

Рассуждая о соотношении понятий «самиздат» и «диссидентство», А. Даниэль отмечает, что не всякий документ диссидентского движения есть факт самиздата, так как многие письма протеста не имели достаточного тиражирования, но всякий текст самиздата – есть факт диссидентства. В то же время им подчеркивается самостоятельная научная ценность любого оппозиционного документа независимо от широты его известности в оппозиционной среде.

Способом определения «самиздатности» диссидентского текста А. Даниэль называет появление его в самиздатском периодическом издании или сборнике. Включение материалов в подобные тематические сборники или журналы оппозиционного толка способствовало распространению названных документов и, следовательно, превращению их в самиздат. Примерами такого рода изданий могут служить сборники документов, ставшие ярким событием в самиздате:

– «Белая книга» по делу Андрея Синявского и Юлия Даниэля (писателей, опубликовавших свои произведения за границей)[25], составленная Александром Гинзбургом[26], изданная в 1967 г. (Франкфурт-на-Майне, издательство «Посев»);

– «Процесс четырех», сборник документов по делу Юрия Галанскова, Александра Гинзбурга, Алексея Добровольского, Веры Лашковой, составленная Павлом Литвиновым[27] (Амстердам: Фонд им. Герцена, 1968);

– «Правосудие или расправа? Дело о демонстрации 22 января 1967 г.», сборник документов, составленный Павлом Литвиновым (Лондон, 1968)[28];

– «Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 г. на Красной площади», автор – Наталья Горбаневская (Франкфурт-на-Майне, издательство «Посев», 1970)[29].

Характеризуя самиздат, А. Даниэль отмечает, что в основе этого явления, как и диссидентского движения в целом, лежит идея не столько борьбы с режимом, сколько игнорирование его предписаний. Это модель поведения человека внутренне свободного, живущего в несвободном обществе. Самиздат (художественный, политический, научный) стал механизмом реализации одной из наиболее важных свобод, признанных человеческим обществом – свободы слова. Поэтому правозащитники и называют его основным инструментом инакомыслия[30].

В последние годы понятие «самиздат» как научный термин стало объектом более пристального внимания исследователей, изучающих историю инакомыслия в СССР. Это нашло отражение в дискуссиях на конференциях, тематических круглых столах, в публикациях. Следует сказать, что единства взглядов на суть, содержание, характерные черты самиздата и время его возникновения пока не наблюдается. Однако в ходе ученых споров сформирован определенный арсенал характеристик самиздата как общественного явления, которые наиболее часто используются и принимаются большинством исследователей[31].

Итак, по итогам обобщения всех имеющихся на данный момент взглядов можно выделить три широко распространенные точки зрения в отношении смысла и содержания понятия «самиздат».

Во-первых, общим взглядом следует назвать отношение к самиздату как к культурному явлению, получившему развитие именно в ХХ столетии. В этом смысле самиздат видится в качестве феномена «другой», «второй культуры» или даже альтернативной реальности. Однако он не противостоит официальной культуре, а дополняет ее.

Во-вторых, понятие «самиздат» рассматривается в контексте дефиниции «общество». При этом самиздат характеризуется как определенная общественная активность: это феномен самоорганизации общества в области культуры, саморефлексия общества и становление его гражданственности или интеллектуальная реакция общества на условия советской действительности, а также информационная деятельность.

В-третьих, с точки зрения исторического знания, самиздат – это исторический источник (остаток или памятник), при помощи которого возможно изучение советского общества и его реакции на конкретные политические условия. В этом смысле самиздат можно исследовать как сложную документальную систему с подсистемами (тематическими, жанровыми, политическими, религиозными, национальными и т. д.). Кроме того, исследователи этого исторического источника оперируют категориями: «высокий» или «классический» самиздат применительно к самым значимым текстам для изучения инакомыслия и диссидентского движения в Советском Союзе.

Таким образом, анализ понятия «самиздат» возможен в рамках культурологического, социологического и источниковедческого дискурсов.

В заключение для систематизации этого сложного документального массива самиздат, ходивший в позднесоветском обществе, может быть представлен следующим перечнем:

1. Художественная литература – стихи и проза запрещенных или непризнанных официальными писательскими организациями авторов.

2. Сборники документов о политических демонстрациях, судебных процессах 1960-х – 1970-х гг. (письма протеста, записи заседаний суда, публикации советской и иностранной прессы и т. д.).

3. Периодические издания – журналы в самиздате, которые готовили, составляли и распространяли представители различных диссидентских движений и инакомыслящие.

4. Мемуары и воспоминания диссидентов и политических заключенных о своей общественной деятельности и пребывании в тюрьмах, лагерях, ссылке и психиатрических лечебницах.

5. Философские, исторические, социально-политические и публицистические произведения разных авторов – как участников правозащитных и других оппозиционных движений, несогласных с политикой советского государства, так и наблюдающих издалека или принадлежащих другим историческим эпохам (А. Д. Сахаров, А. И. Солженицын, Р. А. Медведев, философы русского зарубежья, писатели-эмигранты и т. д.).

6. Аудиозаписи запрещенных или непризнанных официальными советскими музыкальными организациями коллективов (рок, джаз, авторская песня, андеграунд и т. д.).

Являясь элементом культуры оппозиционных движений, самиздат выражал интересы той части общества, чьи представления о свободе и демократии не совпадали с реалиями, насаждаемыми советским режимом. Кроме того, этот документальный комплекс имеет колоссальный научный потенциал как богатейший исторический источник, позволяющий изучить феномен диссидентского движения в СССР с выделением различных форм и проявлений инакомыслия (движение за права человека, национальные и религиозные движения, нонконформизм в творчестве и др.). Материалы самиздата отражают все ключевые события, факты, акции протеста, имена, связанные с историей инакомыслия в СССР в 1960-е – 1980-е гг.

По истории инакомыслия в СССР второй половины ХХ в. принято выделять две основные группы источников. Во-первых, это документы партийных органов и силовых ведомств и, во-вторых, материалы оппозиционных движений, к которым, прежде всего, относится самиздат.

Источники первой группы хранятся в системе бывших партийных архивов и в определенной степени доступны. Самиздат, имеющий огромный информационный потенциал для изучения различных форм диссидентства и занимающий особое место в культуре инакомыслия как общественного явления, в силу законов своего возникновения и функционирования на территории нашей страны сохранился фрагментарно. Серьезный вклад в дело сохранности документов самиздата внесли сами его создатели, а также журналисты (в том числе иностранные), просто читатели и «сочувствующие».

Наиболее известные и значительные по объему хранилища самиздата в нашей стране: фонды общества «Мемориал», Народного архива и архива А. Д. Сахарова, рукописные отделы библиотек. Можно также сказать об архивах силовых ведомств, где сосредоточены уголовно-следственные дела осужденных в советское время по политическим статьям, в которых могут попадаться самиздатские тексты, изъятые во время обысков. Часто эти материалы сохранились благодаря нелегальной переправке их на Запад и публикации в так называемом «тамиздате». В подобных случаях издания советского самиздата можно найти в библиотеках европейских и американских университетов и научных центров. По словам Арсения Рогинского (1946–2017), председателя правления международного общества «Мемориал» (1998–2017) и одного из инициаторов создания архива самиздата в начале 1970-х гг., сложности поиска этих документов были связаны со спецификой их бытования и «хождения» в среде инакомыслящих: «…даже когда сознательного уничтожения самиздата не было, он куда-то девался. <…> Потом стало ясно, что самиздат, который изымался на обысках, в 9 случаях из 10 уничтожался. <…> В основной корпус не вошел “тамиздат”, т. к. когда мы создавали архив “Мемориала”, мы совершили одну глупость, думая, что “тамиздат” здесь, у нас, сохранять не надо, что он сохранится там…»[32].