Пятна на солнце

Желая еще раз дать возможность товарищу Ворошилову использовать свой опыт на фронтовой работе, ЦК ВКП(б) предложил товарищу Ворошилову взять на себя непосредственное командование Волховским фронтом. Но товарищ Ворошилов отнесся к этому предложению отрицательно и не захотел взять на себя ответственность за Волховский фронт, несмотря на то, что этот фронт имеет сейчас решающее значение для обороны Ленинграда, сославшись на то, что Волховский фронт является трудным фронтом и он не хочет провалиться на этом деле.

ЦК признал, что товарищ Ворошилов не оправдал себя на порученной ему работе на фронте, и направил его на тыловую военную работу.»

* * *

Сорокин прочитал постановление ЦК ВКП (б) в газете «Правда» и отложил ее в сторону. Он был освобожден из-под ареста два дня назад и сейчас ждал нового назначения на фронт. Несмотря на то, что он великолепно понимал, что идет война, что для проверки достоверности данных им показаний необходимо было лишить его свободы, обида по-прежнему выжигала душу. Прочитав Постановление, он сразу все понял: партия и Ставка верховного главнокомандующего умело сняли с себя какую-либо ответственность за гибель армии, переложив ее на генерала Власова. Именно из-за его нерешительности, малодушия и трусости якобы и погибла армия, а он, испугавшись ответственности перед партией и народом, предпочел сдаться в плен немцам. Размышляя над превратностями жизни, Александр не услышал, как открылась дверь, и в комнату вошел боец.

– Товарищ капитан, вас вызывают в штаб, – произнес он, вытянувшись в струнку.

Сорокин встал из-за стола и, поправив гимнастерку, направился к двери. Он шел по коридору, то и дело, отдавая честь попадавшимся ему навстречу офицерам. Его выгоревшая, поношенная гимнастерка с медалью и орденом на груди явно не вписывалась в новое шерстяное обмундирование офицеров штаба. Открыв дверь, он приложил руку к пилотке и доложил о своем прибытии. Полковник Астахов, начальник особого отдела фронта, посмотрел на него и невольно улыбнулся: на ногах капитана были старые стоптанные сапоги, тщательно начищенные ваксой, но все равно выглядевшие неухоженными.

– Здравствуй, Сорокин, – произнес он, не выходя из-за стола. – Знаком с твоими приключениями. Могу сказать лишь одно – молодец! Как мне доложили сегодня, документы, которые ты доставил из-за линии фронта, оказались чрезвычайно важными. Хочу поздравить тебя, ты представлен к Ордену Красной Звезды.

Александр, разглядывая внешность начальника особого отдела фронта, не мог не отметить про себя, что за все время их общения, тот ни разу не посмотрел ему в глаза. Его глаза жили как бы отдельно от него, и поэтому было трудно понять, насколько он искренен в своих поздравлениях.

– Спасибо, товарищ полковник.

– Капитан! Ты отзываешься в распоряжение Наркомата внутренних дел СССР. Насколько я знаю, ты уже проходил там службу. Получи в соседнем кабинете проездные документы и езжай в Москву.

– Есть получить документы, товарищ полковник, – по уставу произнес Сорокин и, повернувшись, вышел из кабинета.

В канцелярии, куда он вошел, было пусто. Он немного потоптался у порога и собрался уже выйти из комнаты, когда услышал женский голос.

– Капитан Сорокин? Подождите секунду, я сейчас.

Вскоре из соседней комнаты вышла женщина лет тридцати, одетая в военную форму.

– Вы за проездными документами?

– Так точно, – ответил он и посмотрел восхищенным взглядом на красивое лицо женщины.

«Наверняка спит с полковником или с генералом, – почему-то подумал он. – Уж больно держится независимо при звании сержанта».

– Вот здесь распишитесь, – произнесла она и ткнула своим красивым пальцем в журнале.

Сорокин обмакнул перо ручки в чернильницу и расписался.

– Вот, возьмите, здесь все – проездные документы, продуктовый аттестат, короче, все необходимые документы. Вы – счастливчик, капитан, еще несколько дней назад вы были в расстрельных списках, а сегодня направляетесь в Москву.

– Я бы многое отдал, товарищ сержант, чтобы вот, так как вы, сидеть тут и завидовать людям из расстрельного списка.

Он взял документы и вышел из кабинета. Багажа у него не было, и он сразу же направился к машинам, стоявшим у штаба.

– Кто едет на вокзал? – спросил он первого попавшегося ему на встречу водителя.

– Вон тот, по-моему, – произнес боец и указал на стоявшую в стороне полуторку.

Через полчаса он уже трясся в машине по разбитой дороге. То, что произошло потом, Александр помнил плохо. Немецкий истребитель зашел на грузовик сзади: пулеметная очередь, и машина вспыхнула ярким факелом. Он успел выбраться из нее раньше, чем стали рваться ящики с боеприпасами, которые в ней находились.

Часть третья

Расплата

Заканчивался август 1944 года. Война ушла далеко на запад. Страна переживала очередные трудности, связанные с восстановлением разрушенных заводов и фабрик, строительством и ремонтом жилых домов. В городе, в который Сорокина направило главное управление «СМЕРШа», была довольно сложная оперативная обстановка: здесь действовала банда, совершающая регулярные налеты на продовольственные склады и магазины. Бандиты брали все, что можно было продать или обменять на продукты питания.

Майор Сорокин медленно шел по перрону, а если точнее, по тому, что осталось от него. Несмотря то, что он был еще молод, его виски война окрасила в серебряный цвет. Он немного прихрамывал на правую ногу и поэтому опирался на искусно вырезанную трость, которую подарили ему сослуживцы. На груди, ярко сверкая на солнце, теснились два Ордена Красной Звезды и Орден Боевого Красного Знамени. Он неторопливо перешел через железнодорожные пути и направился в сторону небольшого рынка, который находился недалеко от станции.

– Стой! Убью сволочь! – донеслось до него.

Навстречу ему бежал мальчишка лет тринадцати с зажатым в руке пирожком. За ним, расталкивая встречных людей, гнался мужчина лет сорока-сорока пяти. Он подсек мальчишке ногу, и тот упал на землю. Пирожок вылетел из его руки и тут же был проглочен громадным лохматым псом. Мужчина наклонился над мальчишкой и схватил его за ухо.

– Ах, ты, гаденыш! Я тебе покажу, как воровать пирожки!

– Дяденька, не бейте меня! Я больше не буду!

Несмотря на плач мальчишки, мужчина продолжал держать его за ухо.

– Отпусти мальчишку! – громко произнес Сорокин. – Ты не видишь, что он голодный?

– А ты, кто такой? – отпустив ухо мальчишки, произнес мужчина и, сделав свирепое лицо, закричал. – Я что-то не понял, граждане, кто он такой, чтобы учить меня благородным манерам. Вали отсюда! А то не посмотрю на твой иконостас, набью морду!

Вокруг них стала собираться толпа любопытных. Многие хорошо знали мужчину за его горячий характер и тяжелую руку.

– Давай, Кувалда! Дай ему в морду! – неслись из толпы ободряющие крики.

Мужчина развернулся и хотел ударить Сорокина. Тот ловко увернулся от удара. Кулак мужчины буквально пролетел мимо его лица со скоростью курьерского поезда. Александр ударил его коленкой в пах, от чего тот присел от боли, а затем нанес ему сильный удар в челюсть. Мужчина, словно мешок с навозом, повалился на землю.

– Я – начальник городского отдела «СМЕРШ», майор Сорокин, – громко выкрикнул он. – Кто еще хочет испытать свою судьбу!

Расталкивая толпу руками, к нему подошел милиционер. Видимо, он услышал, кто стоит перед ним, и, приложив руку к фуражке, бойко представился.

– Возьмите этого, – произнес Александр и указал на мужчину, который еще продолжал корчиться от боли. – Я вечером поговорю с этим гадом персонально.

– Так точно, товарищ майор, – произнес милиционер.

Он схватил мужчину за руку и помог ему подняться с земли.

– Что? Достукался, Кувалда? Майор быстро отправит тебя туда, куда Макар телят не гонял. Давай, пошли в отдел!

Сорокин проводил их взглядом и направился дальше. Он долго бродил среди торговок и покупателей, пока не остановился около женщины, которая торговала тушенкой и американским яичным порошком в металлических банках.

– Почем? – спросил Сорокин.

Женщина назвала цену.

– А почему так дорого? – спросил Александр.

Неожиданно женщина сунула банки в черную кирзовую сумку и чуть ли не бегом бросилась от него в сторону. Она моментально растворилась среди шумной и пестрой толпы.

* * *

Сорокин вошел в пустующий кабинет и, поставив на стул свой небольшой багаж, сел за стол. Ему еще не приходилось одному занимать такой большой кабинет, и поэтому он испытывал от этого некое неудобство. Предыдущий хозяин кабинета был убит две недели назад, когда возвращался с совещания, которое проходило в Москве. Его машина была обстреляна бандитами при въезде в город. Насколько он знал, операция, проведенная ротой НКВД, положительных результатов не дала. Преступники словно испарились в небольшом лесу. Он подошел к окну и, отодвинув штору, посмотрел на улицу. Город жил своей жизнью. По небольшой разбитой войной улице спешили люди: кто-то возвращался домой, другие шли на работу. Услышав за спиной шорох, он резко обернулся, чем напугал вошедшую в кабинет уборщицу.

– Здравствуйте – поздоровалась с ним пожилая женщина. – Меня зовут Екатерина Игнатьевна. Я зашла прибраться в вашем кабинете. А вы, выходит, наш новый начальник?

– Угадали. Меня зовут Сорокин Александр Михайлович. С сегодняшнего дня я ваш начальник. Еще кто-то в отделе есть?

– Нет, Александр Михайлович. Тамара Александровна уже ушла домой. Можно я сделаю влажную уборку?

– Да, конечно.

Он вышел из кабинета и, достав папиросу, закурил. От генерала Каримова он узнал, что во время войны в этом здании размещалось гестапо, а в его подвале пытали и расстреливали подпольщиков и партизан.

– Заходите, Александр Михайлович, я убралась.

Он загасил папиросу о каблук сапога и, вытерев у порога о тряпку подошвы сапог, вошел в кабинет. Женщина подняла ведро с водой и тихо вышла из помещения, плотно закрыв за собой дверь. Он сел на большой кожаный диван и закрыл глаза. Натруженная за день нога тихо напоминала ему о своем существовании. Неожиданно дверь кабинета широко распахнулась, и в помещение, звеня подковками на каблуках сапог, вошел полковник милиции.

– Антонов Леонид Павлович, начальник городского отдела милиции, – представился он и сел на стул, который жалобно застонал под его весом. – Квартиру смотрели?

– Нет, – коротко ответил Александр. – Там живут жена и дочка бывшего начальника.

– Квартира ведомственная, и вы имеете на нее права, – произнес Антонов. – Я все понимаю, Александр Михайлович, но жизнь есть жизнь. Мы подберем в ближайшее время им комнату, так что без угла они не останутся.

– Вот, когда подберете, тогда и вернемся к этому разговору, Леонид Павлович. А пока я здесь поживу. Я привык к неудобствам, так что не обращайте на это внимания.

Полковник подошел к окну и махнул кому-то рукой. Вскоре в кабинет вошел сотрудник милиции и протянул Антонову портфель. Он открыл его и достал бутылку водки, кирпич черного хлеба и две банки тушенки.

– Нужно обмыть начало вашей работы в нашем городе, – произнес он, ловко работая ножом, вскрывая консервную банку. – Кстати, Александр Михайлович. Вы сегодня задержали одного человека, все его зовут Кувалдой. Я бы хотел, чтобы вы его отпустили. Он хоть и хулиган, но человек неплохой.

Сорокин внимательно посмотрел на Антонова, стараясь угадать, с чем связана эта просьба полковника милиции.

– Он дальний родственник первого секретаря нашего городского комитета партии, и тот попросил меня, чтобы я с вами обговорил это дело. Как, договорились?

Александр не ответил, так как не знал, как отреагировать на просьбу первого секретаря горкома. Начинать свою работу с конфронтации с руководством города ему не хотелось, и он махнул рукой.

– Ладно. Но если я еще раз замечу за ним желание обидеть ребенка, я его непременно отправлю на Соловки.

– Вот и хорошо, Александр Михайлович. Значит договорились.

Он быстро разлил водку по стаканам и, подняв свой, предложил выпить за знакомство. Они выпили и стали закусывать. На столе Сорокина зазвонил телефон. Антонов поднял трубку.

– Извините, Александр Михайлович. Меня вызывает первый, – произнес он и поднял указательный палец.

Прихватив с собой пустой портфель, он скрылся за дверью. Сорокин встал из-за стола и сел на диван. Он закрыл глаза и углубился в воспоминания.

* * *

Шел октябрь 1942 года. За окном госпиталя, в котором находился Сорокин, шел снег вперемешку с дождем. Сильный северо-западный ветер срывал остатки листвы и с силой бросал их на землю. Дорожки были желтыми от опавших листьев. В палате – сыро и холодно. Александр сидел около печи и пытался согреться: дрова потрескивали, и искры то и дело вылетали из открытой дверцы и падали на металлический лист, подложенный кем-то из санитаров.

«Жизнь человека, словно искра, сверкнула и погасла», – подумал он, наблюдая за ними.

Он ждал выписки и поэтому не спускал глаз с белой больничной двери, за которой заседала военно-врачебная комиссия. За этой таинственной дверью решались человеческие судьбы. Врачи зачитывали диагнозы, словно приговоры, и люди, выходящие из дверей, то счастливо улыбались, то, наоборот, громко ругались, кляня всех и все на этом свете.

Мужчина средних лет, одетый в белый халат, долго и нудно зачитывал медицинскую историю Сорокина. А тот сначала с интересом вслушивался, в произносимые на латыни слова, но затем ужаснулся столь длинному списку незнакомых ему названий. Закончив читать, мужчина положил его толстую медицинскую карточку на стол и взглянул на членов комиссии. В кабинете повисла тишина, от которой Александру стало не по себе.

– Ну что, Сорокин? – обращаясь к нему, произнес приглашенный профессор. – Могу сказать лишь одно…

Он сделал паузу и посмотрел на притихших коллег.

– Вы не можете дальше служить в действующей армии, – произнес светила медицины. – Мы вынуждены отказать вам в вашем заявлении об отправке на фронт. Мы отошлем ваше дело в Управление кадров наркомата внутренних дел, пусть они сами решают, как поступить с вами. Могу сказать, что ваша служба в органах на этом закончилась. Я понимаю ваше состояние, и хотел бы посоветовать вам, как можно быстрее адаптироваться в гражданской жизни.

Сорокин хотел возразить профессору, но сидящий в сторонке полковник посмотрел на него так, что сразу отбил у него желание спорить.

– Посидите немного в коридоре. Сейчас сестра подготовит вам выписку из истории вашей болезни, и вы сможете покинуть госпиталь. Ничего не поделаешь, капитан, это – второе ранение в ногу, и скажите спасибо персоналу госпиталя, что им удалось сохранить ее от ампутации.

Профессор был прав: пуля немецкого пулемета задела кость, и врачам пришлось долго удалять частицы костной ткани из раны, которая постоянно воспалялась и нагнаивалась. Он повернулся на шум открываемой двери и посмотрел на хирурга, который вышел из кабинета и, не взглянув на него, проследовал по коридору в сторону операционной.

Сорокин взял в руки оставленную у двери палочку и, прихрамывая, пошел по длинному узкому коридору. В нем, как и в палате, было сыро и холодно: единственная печь, отапливающая коридор, не могла прогреть его.

– Посторонись, капитан, – произнес санитар, несущий носилки с трупом в мертвецкую.

Сорокин посторонился, пропуская их мимо себя, а затем снова продолжил свой путь. Где-то в палате громко работал репродуктор, и он на минуту остановился, прислушиваясь к очередной военной сводке: наши войска после длительных и кровопролитных боев отходили к Сталинграду. Диктор сообщал о сданных населенных пунктах, о сбитых самолетах и сожженных танках.

«Неужели нет силы, которая могла бы остановить немецкие наступающие части? Где эти армады танков и самолетов, что демонстрировали в кинохрониках?» – от этих размышлений настроение Александра окончательно испортилось.

«Немцы под Сталинградом, а меня в резерв. И самое обидное, что шансов вернуться в строй практически нет», – с сожаленьем подумал он.

Он зашел палату и сел на свою койку. На стуле лежал его полупустой вещевой мешок и полученная еще вечером старая шинель.

– Ну как, Сорокин? – спросил его сосед по койке.

Он молча махнул рукой, оставив его вопрос без ответа.

Дверь палаты отворилась и появилась медсестра. Она подошла к Сорокину и протянула ему выписку.

– Саша! – обратилась она к нему. – Я не дописала в выписке, что вы комиссованы по болезни и не можете служить в НКВД.

– Спасибо, Клава, век тебя не забуду, – произнес он.

Взяв со стула шинель, он начал быстро одеваться. Посмотрев на товарищей по палате, он попрощался с ними и направился к выходу, опираясь на палочку.

* * *

Сорокин вышел из автомобиля и, прихрамывая на правую ногу, направился к двухэтажному зданию, в котором размещалось районное отделение министерства государственной безопасности. Он уже две недели занимал должность начальника отделения и стал понемногу привыкать к жизненному укладу этого небольшого провинциального городка. Он поднялся на второй этаж и направился в дальний конец коридора, где находился его кабинет.

– Здравствуйте, Александр Михайлович, – поздоровалась с ним уборщица. – Я уже прибралась у вас в кабинете.

– Спасибо, Екатерина Игнатьевна, – поблагодарил он ее. – Как у вас дома? Все в порядке?

– Да, у нас все хорошо. Сосед мой, Иваныч, пропил все деньги и сейчас ведет себя довольно спокойно: не пристает и не скандалит.

Сорокин открыл дверь кабинета и, повесив на крючок фуражку, направился к столу. Два дня назад Екатерина Игнатьевна пожаловалась ему на своего соседа Крылова Ивана Ивановича, что тот, находясь в очередном пьяном загуле, чуть не избил ее за сделанное ему замечание. В тот же вечер Сорокин заехал в гости к женщине. Ее сосед сидел на кухне в майке и синих сатиновых трусах. Перед ним на столе стояла недопитая бутылка водки, металлическая миска, в которой лежали куски черствого хлеба и четвертинка головки репчатого лука. Заметив вошедшего офицера, он встал из-за стола и, шатаясь, направился в его сторону.

– Вот и защитник отечества явился, – произнес он заплетающимся языком. – Ну что, давай, арестовывай меня, сажай.

Александр схватил его за плечи и с силой прижал к стене.

– Слушай, арестантская гнида, дважды повторять не буду! Если ты не притихнешь, и будешь качать здесь свои права, я сделаю то, что не сделали с тобой лагерные законы. Я просто раздавлю тебя как вошь. Ты понял меня?

– Да, пошел ты …

Он не договорил. Александр ударил его кулаком в лицо. Крылов тихо сполз по стене на пол.

– Это – аванс, – произнес Сорокин. – Не утихнешь, получишь и под расчет. Понял? Я не привык дважды повторять свои команды.

Он развернулся и вышел из квартиры. Он шел по улице, опираясь на палочку, и размышлял над содеянным. Он не жалел, что ударил этого человека, так как хорошо знал, что у этой категории домашних дебоширов, есть только одна правда – сила. Ничего так не останавливает хамство, как она.

Сорокин достал из сейфа большой серый пакет, скрепленный несколькими печатями из сургуча. В правом углу пакета была надпись, сделанная перьевой ручкой «Совершенно секретно». Этот конверт передал ему нарочный, прибывший в город вчера вечером. Офицер-курьер фельдъегерской службы протянул ему амбарную книгу и попросил расписаться в получении пакета. После того как все формальности были соблюдены, он покинул его кабинет.

Александр достал из ящика стола ножницы и вскрыл пакет. В конверте лежало письмо с резолюцией генерала Каримова: «Майору Сорокину А. М. Примите меры к розыску». Документ проходил под индексом «К», что означало «Взято на контроль». Это была ориентировка о розыске фашистского пособника, сотрудника специальной группы № 724 немецкой тайной полевой полиции.

«Две недели назад на Казанском вокзале города Москва я случайно столкнулся с Демидовым Евгением Семеновичем, с которым проходил службу с октября 1941 года по июль 1942 года в составе немецкого специального подразделения тайной полевой полиции. Основной задачей нашего подразделения являлось уничтожение мирного населения, оказавшегося на оккупированной немецкими войсками территории. Подразделение базировалось в городе Бобруйск, однако действовало не только в прилегающих к городу районах, но и регулярно перебрасывалось в другие районы Белоруссии. Демидов отличался особой жестокостью при проведении акций по устрашению мирного населения. На его совести сотни замученных и расстрелянных людей. Он не щадил никого: ни детей, ни стариков, ни женщин. Он всегда хвалился тем, что никогда не оставляет свидетелей своих убийств и пыток. Все, кто сталкивался с этим страшным человеком, обязательно погибали.

В июле 1943 года Евгений Демидов бесследно исчез из подразделения. Когда и при каких обстоятельствах это произошло, никто не знал. Все тогда считали, что его убили местные партизаны или немцы.

Его приметы: возраст около сорока лет, рост средний, волосы темно-русые, зачесаны назад, глаза голубые.

Особых примет не имеет.

Не исключено, что может скрываться на обслуживаемой вами территории. При задержании необходимо проявлять осторожность, так как не исключено, что преступник вооружен».

В конце была приписка, сделанная простым карандашом.

«Возможное место рождения – Пензенская область».

На столе зазвонил телефон. Звонок был столь неожиданным и резким, что Александр невольно вздрогнул и потянулся к трубке.

– Сорокин, слушаю, – произнес он.

Звонил дежурный по отделу милиции.

– Товарищ майор! Бандитское нападение на продовольственный магазин, есть убитые.

– Адрес магазина? – спросил он дежурного.

– Улица Пархоменко, дом шесть. Начальник милиции уже выехал на место преступления.

Сорокин положил трубку и, спрятав в сейф документы, направился к двери. Через десять минут он был уже около магазина. Увидев начальника районного отдела милиции, он направился к нему.

– Здравствуй, Леонид Павлович, – поздоровался он с ним и пожал его сухую крепкую ладонь. – Доложить можешь?

– А что здесь докладывать, майор. Вот, смотрите сами. Эти сволочи совсем обнаглели и уже днем начинают нападать на магазины. Час назад к магазину подъехал грузовик. Сторож попытался что-то предпринять, но они его быстро нейтрализовали.

– Погоди, Леонид Павлович, – перебил его Сорокин. – Почему сторож оказался в магазине, ведь его смена закончилась четыре часа назад?

– Не знаю, Александр Михайлович, разбираемся. В магазине находилась лишь одна продавщица. Они за двадцать минут полностью обчистили магазин. При отъезде один из бандитов застрелил продавщицу.

Начальник милиции, в прошлом заместитель командира стрелкового полка, был недавно комиссован из армии по состоянию здоровья и еще никак не мог привыкнуть к милицейской работе. Все его доклады были столь непрофессиональные, что Сорокину приходилось постоянно что-то у него уточнять. Вот и в этот раз, выслушав его путаный рассказ, он снова начал задавать ему один за другим вопросы.

– Сколько было бандитов? Ты можешь ответить на этот вопрос? – спросил его Александр. – Какой марки был автомобиль?

Вопросы майора ввели в ступор начальника милиции. Он пожал плечами и, заметив вышедшего из магазина начальника уголовного розыска, взмахом руки подозвал его к себе.

– Алексей! Громов! Доложи начальству, что здесь произошло, – произнес он, а сам отошел в сторону.

Начальник уголовного розыска Громов работал в городском отделе милиции около трех месяцев. До этого назначения он трудился в московском уголовном розыске в должности старшего оперуполномоченного и был направлен сюда по партийной мобилизации. Он был холост, и все свободное время проводил в отделе милиции. Козырнув Сорокину, он приступил к докладу:

– Чуть более часа назад к магазину подъехала полуторка, государственный номер РК-1629. Магазин был закрыт на учет, и поэтому покупателей в нем не было. Бандитов было трое или четверо, сейчас мы уточняем эту цифру. Они сначала связали сторожа, который помогал продавщице, а затем стали быстро загружать автомашину продуктами. Согласно обнаруженным в столе конторы документам, в магазин вчера поступили продукты, мясные и рыбные консервы. Вот эти консервы и привлекли их внимание. Продавщица попыталась помешать им, но они убили ее и сторожа. Это пока все, товарищ майор.

– Когда поступил товар? – спросил его Сорокин.

– Буквально перед самым закрытием магазина, и поэтому его не стали вчера оприходовать, решив это сделать сегодня утром.

– Следовательно, о получении товара знали всего несколько человек?

– Я тоже так думаю, товарищ майор. Сейчас мы устанавливаем этих лиц.

– Не исключено, что кто-то из них и будет наводчиком. Отработаете место преступления, доложите мне результаты. Я буду у себя.

Сорокин повернулся и направился к своей автомашине.

* * *

Вернувшись в отдел, Сорокин достал из сейфа документы. Перечитав ориентировку, он поднял трубку и попросил, чтобы его соединили с исполкомом.