Полная версия
Жил-был воробей и другие сказки
– Значит, зимовать будем вместе, – спокойно сказал пёс. – Не горюй, не пропадём.
Гнездо утеплять надо. Лети к Филипендуле в курятник. Натаскай куриного пуху себе и мне. Моя подстилка тоже вся прохудилась, зябко спать на голой земле.
Сенька поспешил выполнять поручение Лютого, работал с удовольствием. Так и шнырял туда и обратно пока натаскал пуха себе в гнездо и Лютому на целую перину. Лютый пух лапами утоптал, получилось тепло и мягко. Пёс в благодарность делился с воробьём хлебными крошками. Так и жили, пока однажды Сенька не проснулся и не увидел, как из облаков на землю летят множество мелких белых бабочек, похожих на бабочек-капустниц.
– Эх, всю капусту сожрут! – спросонья подумал воробей. – Надо спасать урожай! Ой! – встрепенулся Сенька. – Какой урожай?! Его давно собрали…
Воробей выглянул из гнезда и увидел, как бабочки садятся на землю и остаются на ней. Земля становилась белая – белая.
– Что это? – удивился Сенька.
– Это снег! – ласково проурчал Лютый.
Сенька с удивлением увидел, как воробьи с соседних деревьев пикировали в бугорки из белых бабочек, кувыркались, шумели. Ему тоже захотелось. Он закопался в сугроб, затрепетал крылышками. Крылья намокли и отяжелели. На влажные Сенькины пёрышки прилипли снежинки. Воробей превратился в маленького снеговика. Лютый осторожно поддел его носом и покатил к своей будке. Не прошло и минутки, как в тепле воробьиное оперенье стало чистым и сухим.
– Давай ещё! – радостно закричал Сенька. Ему понравилась игра.
Так они и гонялись по двору друг за другом, пока на пороге дома не появилась Филипендула.
– Веселитесь, значит? – прошамкала тонкими губами бабка. – Ну-ну!
Развернувшись, она пошла прочь, унося с собой миску с едой для Лютого.
– Сегодня мы с тобой остались без обеда, – грустно сказал пёс, – наверное, и без ужина. Ничего, не унывай, будем считать этот день разгрузочным.
Лютый не угадал. Вечером Никитос принёс Лютому миску с едой, а когда собака наклонилась чтобы поесть, Никитос защёлкнул на её ошейнике тяжёлый карабин с цепью. Теперь пёс не мог отойти от будки больше чем на два метра.
– Нынче ты сам с голодухи съешь свои уши, пёс шелудивый! – торжествующе изрёк мальчишка.
Глава 4. Не имей сто рублей, а имей сто друзей
Прошла целая неделя с того времени когда Филипендула с Никитосом перестали кормить Лютого. Без воды он ещё обходился, снег лизал, благо, его намело целые сугробы.
Без еды Лютый начал слабеть почти не выходил из будки, даже голоса не подавал. Бродячие коты, почувствовав волю, свободно расхаживали по двору Филипендулы. Рылись в мусорных вёдрах, разбрасывали объедки. Появился и Сильвер.
Кот криво усмехнулся:
– Рано или поздно помрёшь от голода, – радостно проурчал Сильвер, – Тогда и сожру твоего друга воробья! Жди, серый махор!
Сильвер ушёл. Сенька недолго посидел на ветке дерева, успокоился и полетел в школу. Там уже собралось всё птичье сообщество. Шёл урок географии. Пернатые увлечённо слушали о дальних странах, о морях – океанах, о полосатых лошадях, о диковинных птицах – страусах, которые не умеют летать, но зато хорошо бегают. Сенька слушал вполуха, он ждал, когда закончится урок. Воробей нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он любил уроки географии, ни одного не пропустил. Мечтал стать перелётной птицей. Мечтал, как альбатрос полетать над морем, поиграть с волной. Учитель географии так вдохновенно говорил о море и показывал картинки, что море стало Сеньке сниться. Будто он сидит на поручне капитанского мостика большого океанского лайнера. Капитан в белом кителе с блестящими нашивками, в чёрных брюках и чёрной морской фуражке, кормит Сеньку с руки крошками от сдобной булки. Однако сегодня было не до мечты, звонок, наконец, прозвенел, и урок закончился.
– Братья! – громче, чем звонок крикнул Сенька, – Нужна ваша помощь!
Птицы, собравшиеся было улетать, задержались. Рядом с воробьём присел голубь Пьер:
– Говори, дружище!
– От голода умирает мой друг, пёс Лютый! Его посадили на цепь и не дают еды!
– Мы здесь при чём?! – выкрикнул крупный воробей, – Я, что кормящая мать?
Договорить ему не дали, здоровяк получил от соседа тяжёлую затрещину. Поднялся шум, визг, драка. Воробьи сбились в кучу. Вся компания с неимоверным гулом
полетела на землю. На земле, каждый наподдавал тумаков каждому, после чего драчуны разлетелись в разные стороны. Уселись на школьные подоконники и затихли, будто ничего и не было.
– Мы можем продолжать?! – сурово спросил Пьер.
Заводила – драчун первым кивнул.
– Пусть каждый принесёт из еды то, что может унести, – продолжил Сенька. – Нас много, мы сила. Голуби нам помогут?
– Голуби помогут! – подтвердил Пьер.
Сенька полетел в дачный посёлок. Там, он знал наверняка даже зимой дачники жарят шашлыки. Маленькие кусочки мяса нанизывают на железный прутик и греют на горячих углях. Мясо получается сочное, пахучее, вкусное. За Сенькой увязались ещё с десяток воробьёв. Прилетели вовремя, дачник только что снял шашлычки с железного прутика. Воришки быстренько похватали кусочки – и были таковы. На тарелке остался одинокий кусочек, а рядом с тарелкой удивлённый дачник.
Подлетая к своему гнезду, воробей заметил двух голубей. Они за верёвочные хвостики тащили палку сырокопченой колбасы. Колбаса болталась как перекладина качелей, лететь с такой ношей трудно, голуби мешали друг другу крыльями, но угощение не бросали.
Как же удивился Сенька, когда он увидел рядом с собачьей будкой внушительную горку разнообразной еды. В ней был и сыр, и хлеб, и мясо, торчали даже конфетки в фантиках. Но украшением горы был единожды откусанный бутерброд с красной икрой, его принёс голубь Пьер. Он выхватил его из руки толстого дядьки как раз в тот момент, когда он, зажмурившись от удовольствия, решил откусить бутерброд во второй раз.
Лютый лежал в будке, высунув довольную морду наружу, и сыто улыбался. Сенька поднёс кусочек жареного мяса прямо к носу пса:
– Ты объелся, что ли? – удивился воробей.
– Я наелся, Сенька. Почти семь дней не ел. Сейчас наелся. Спасибо тебе, друг!
Сенька засмущался. Птичье сообщество целую неделю кормило собаку, несмотря на сопротивление бабки Филипендулы и Никитоса. Бабка целыми днями бегала по двору с веником, пыталась отогнать настойчивых птиц, а внучок усаживался в кусты и стрелял из рогатки. Руки его тряслись от злости, поэтому он ни разу не попал.
От хорошей еды Лютый окреп, глаза его засияли, шерсть стала щековой. Теперь Сенька мог спокойно улетать в школу.
Сколько всего нового узнал воробей за время учёбы, не счесть. В его заветной тетрадочке не одна страница была изрисована синими палочками. На сегодняшнем уроке истории воробей сильно удивился. Оказалось, что задолго до рождения Сеньки, его мамы и мамы его мамы, и даже бабушки его бабушки, на земле была страшная война. Раньше воробей думал, что ужаснее оружия, чем рогатка нет. Оказалось, что это не так. Люди однажды обозлились друг на друга и понаделали много разного оружия. Одни делали его, чтобы нападать, другие – чтобы защищаться. Самые злые без спросу пришли на чужую землю на танках, приплыли на кораблях, прилетели в самолётах. Они стреляли из пистолетов и автоматов, бросали бомбы, взрывали мины. Гадко стало на земле. Сенька поражался, зачем люди убивали друг друга, разве мало места, чтобы жить, не мешая и не обижая соседа.
С этими нерадостными мыслями воробей полетел в своё гнездо. По дороге Сенька встретил голубя Пьера.
– Присядь, дружище, на ветку, надо поговорить. Ты в гнездо?
– Да! – насторожился Сенька, – Что-то случилось?
– Не надо туда лететь, – продолжал Пьер. – Там нет больше твоего дома. Филипендула пригласила лесорубов, они срубили дерево.
Сенька задохнулся от горя:
– В мой дом пришла война?! – спросил воробей, заливаясь слезами. – А как же Лютый? Он на цепи…
Пьер не дал Сеньки договорить.
– Тебе не надо туда лететь, дружище, там нет больше собаки. Филипендула привела в дом живодёров-собачников, и они увезли Лютого.
Сенька окаменел.
– Они убили его?
– Пока нет. Лютый сидит в клетке, – голубь с надеждой посмотрел на Сеньку.
– Думай, воробей, как его освободить. Ты обязательно придумаешь! Напрягай свою умную голову! Там много собак, очередь до Лютого дойдёт дня через три…
Сенька заметался:
– Мне срочно надо на живодёрню проводи, Пьер!
Лютый лежал в тесной грязной клетке. Таких клеток на живодёрне было много, они стояли в несколько ярусов, и во всех сидели собаки. Клетки закрывались не на замки, а на тяжёлые гнутые крюки. Сенька попытался снять крюк, но ему не хватило сил.
– Не надрывайся, Сенька, – остановил воробья голубь Пьер, – Крюки не твоя забота. С ними справятся мои голубята. Ты придумай, как отвлечь живодёров от клеток.
– Лютый, – тихо позвал собаку воробей, – Лютый, спишь?
– Нет, Семён, – грустно ответил пёс и открыл полные слёз глаза, – жизнь свою окаянную вспоминаю. Я ведь у корабельной собаки родился, прямо в море. Взял меня старый моряк, сошёл на берег и помер. Филипендула была его соседкой. Вроде приютила меня, сиротинушку, а на деле цепным псом сделала. Хотела, чтобы я таким же злющим был, как она и её внучок. Я порядок любил, котов гонял, на людей без дела не бросался. Не получилось стать злым. Скоро нашьют из моей шкуры шапок. Откормил ты меня, Сенька, смотри, какая шерсть шелковистая, густая, с переливами. Живодёр сказал – шапки три-четыре получиться…
– Стоп! – сурово оборвал Лютого воробей. – И думать о шапках забудь! Мы ещё море должны увидеть. Спи пока, отдыхай!
Воробей обернулся к голубю:
– Видишь тот деревянный сарай, Пьер?
Голубь утвердительно кивнул.
– В этом сарае у живодёров цех. Они там шьют шапки. Мыслишка одна у меня в голове зашевелилась. Надо обговорить с товарищами.
Птицы вспорхнули и полетели к школьному двору. Там, как всегда, собралось всё птичье сообщество. Усевшись на подоконнике, Сенька рассказал, что придумал.
На следующий день, как только солнце встало, голуби парами уселись на крышах собачьих клеток в живодёрне. Они сидели тихо, не шелохнувшись, не курлыча, ждали сигнала. Воробьи, тем временем, наоборот, летали, шумели, толкались. Птицы клювиками старательно засовывал в щели между досками сарая бумагу, сухую траву, вату, старые тряпки. Собачники-живодёры пытались отогнать гомонящую ватагу, да разве с такой оравой справишься?!
В это же время Сенька и ещё десять воробьёв сидели на заборе живодёрни. Они терпеливо ждали, когда остальные закончат свою работу. Как только ватага, забив все щели, улетела восвояси, Сенька с друзьями поднялись в воздух. Воробьиный путь лежал к автобусной остановке. Там их интересовали только курящие мужчины. Птицы, как фокусники, выхватывали из их рук дымящие сигареты и улетали прочь.
Если тлеющий окурок сунуть в щель, забитую сухой травой, бумагой и тряпками – будет пожар! В этом и состояла мысль, возникшая в Сенькиной голове. Пожар должен отвлечь живодёров от собачьих клеток. Недаром Сенька посещал уроки истории.
– На войне как на войне! – подумал Сенька, когда услышал истошный крик собачника – живодёра
– Пож-а-а-р! Кара-у-у-ул!
– Не мы первые начали, – заметил голубь Пьер, – Пора, Сенька, все живодёры тушат пожар. Надо открывать двери.
Голуби разлетелись парами, и по команде Пьера разом приподняли тяжёлые крюки на дверях клеток, освободили собак.
– Вперёд, Лютый! – закричал Сенька, присев между ушами на голову собаки. – К реке. В порт! Пусть пока не море, зато вода и корабли. Вперёд, Лютый!
Зиму пёс с воробьём подкармливались в порту, весной решили проситься на корабль. Тыкались туда-сюда, везде гнали, не били, но и не привечали.
Однажды, совсем отчаявшись, воробей грустно сказал псу:
– Помнишь, Лютый, когда мы с тобой жили у Филипендулы, я в школу каждый день летал учиться. Попал однажды на урок литературы в старших классах. Учительница читала книгу про Аннушку. Она масло разлила. Помнишь? Я тебе рассказывал.
– Как не помнить, – улыбнулся пёс. – Крепко мы тогда наказали кота Сильвера.
– Так вот, – продолжал воробей, – ничего тогда я не понял. Видно, не дорос. Но, кое-что в голове осталось. В этой книге один сильно могущественный дядька сказал: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат, и сами все дадут». Хватит, Лютый, по кораблям шататься, напрашиваться. Пошли на скалу, корабли встречать, может, кому глянемся…
Глава 5. Всемирная слава им не повредит!
Алексей Михайлович служил капитаном большого пассажирского судна. Всю навигацию1 теплоход возил людей от истока огромной реки до его устья и обратно. Капитан пришёл на судно пять лет назад, после окончания мореходного училища. Мечтал о море, но пришлось пойти на реку, набираться опыта управления судном и командой. Три года Алексей Михайлович был старшим помощником капитана, а теперь второй год служил капитаном.
Никто на судне не называл Алексея Михайловича по имени-отчеству, молод был. Сам капитан не настаивал. Ему нравилось, когда матросы называли его просто Капитаном, а старший корабельный состав просто Алексеем. Алексей, будучи ещё семилетним Лёшкой, сбежал из детского дома, куда его пристроила тётка после гибели в автокатастрофе его родителей. Лешку, голодного, больного приютил у себя в доме офицер с военного корабля под названием «Лютый». Потом он похлопотал и мальчишку приняли юнгой к нему на корабль. Едва Лешка подрос, его отправили учиться в мореходное училище. Смышлёный оказался малец. Сколько Алексей себя помнил, он всегда был на воде. Уже, будучи капитаном, знал Алексей Михайлович реку как свои пять пальцев. Мог с закрытыми глазами рассказать, какой утёс появится за поворотом реки, сколько на нём растёт берёзок, сколько лежит камней, где на правом берегу гнездовье цапель, где на левом омут, и какие там водятся сомики.
Однажды Алексей позвал боцмана на капитанский мостик:
– Смотри, боцман, – сказал капитан, вглядываясь в серую прибрежную дымку, – сейчас за поворотом появится скала…
– Появится! – кивнул боцман, он тоже знал реку как свои пять пальцев. – Куда же ей деться? Она здесь испокон веков лежит.
– На ней будет стоять собака, – продолжал капитан. – Третий рейс её вижу. Стоит как памятник, не шелохнётся. На голове у собаки сидит птичка. Совсем маленькая, еле видная, наверное, воробей.
– Может, ждёт кого? – предположил боцман. – Собаки верные, вернее людей…
– Знаешь, боцман! – начал вспоминать Алексей, – на военном корабле, где я юнгой служил, держал наш капитан вопреки запретам собаку, Сайдой звали. Огромная была, красивая. Порядок любила, всех крыс на корабле вывела. Матросы её как огня боялись. Чуть что не так, она и укусить могла. Маяк в ночи первой видела. Если Сайда залает, значит, берег близко. Однажды ощенилась тремя кутятами. Старпом наш в это время со службы уходил, одного кутька забрал, назвал Лютым, в честь корабля. Мне тогда сильно щеночка хотелось, но нельзя было двум собакам на одном судне. Остальных кутят тоже по кораблям растащили. Лютый был особым щенком, у него между ушами большое белое пятно, красавец! Жаль только старпом, как на берег со службы вышел, так вскорости и помер…
– Эх ты! – с сожалением воскликнул боцман. – А собака?
– Я к нему в дом заходил, хотел собаку забрать. Он ведь одинокий был – ни жены, ни детей. Да не вышло. Соседка его, злая такая бабка, даже за ворота меня не пустила. Дверь прямо перед носом закрыла, а в щёлочку прошипела, что сдох у старпома щенок.
– Ты поверил? – огорчённо спросил боцман.
– Не поверил. А что делать? Не силой же у старухи щенка отбирать. Смотри, боцман, скала!
Действительно, скала появилась, как только русло реки круто повернуло. На скале, не шелохнувшись, стояла большая лохматая собака с белым пятном между ушей. На этой отметине также, не шелохнувшись, сидела маленькая птичка, по виду воробей.
– Позови её, Алексей, – прошептал боцман. – Может, встрепенётся…
– Лютый, Лютый! – закричал что было мочи капитан.
Собака встрепенулась, и, недолго думая, бросилась со скалы в воду. Вынырнув, подождала, пока воробей усядется между её ушей, поплыла к кораблю.
– Стоп машина! – приказал капитан, – Собака за бортом, будем брать!
Так началась новая жизнь Лютого и его друга воробья Сеньки. Не на море, правда, на реке. Так, ещё не вечер, жизнь длинная, всё ещё может быть!
Когда друзья обустроились на корабле, Лютый заметил:
– Хорошую, однако, книгу читала учительница! Ты не запомнил, как она называется?
– Как не запомнил? «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, – задумчиво ответил воробей. – Не дорос я ещё до неё. Вот перейду в старшие классы обязательно прочту. Её первую и прочту…
Команда теплохода неразлучную парочку полюбила и всячески баловала, да и пассажиры тоже вниманием не обделяли. Сеньке с Лютым на корабле было хорошо.
Однажды, когда воробей на очередной стоянке отлучился в город и опоздал, Алексей задержал рейс. Сеньке, конечно, попало, но не очень. Он же не просто так в город отлучался, в школу летал учиться. Школу воробей искал просто – где много ребятни, там и школа. Садился на подоконник и слушал.
– Что ты туда летаешь? – недоумевал Лютый, – Не лень таскаться по жаре. Ты и так умный!
– Глупый ты, Лютый! – отвечал ему Семён, – Я умный, потому что учусь! Сейчас языки разные изучаю!
– А это зачем? – засмеялся пёс.
– Два раза глупый ты, Лютый! – рассердился воробей. – Знаешь, какая самая большая мечта у нашего капитана? Водить суда по морям – океанам. Позовут его скоро на такой корабль. Обходим мы с ним все страны. А как разговаривать будем? Например, в Марселе с французскими воробьями или в Ливерпуле с портовыми английскими собаками. Вот! – поднял вверх указательное пёрышко Сенька.
– Никак! Если языки знать, со всем миром можно разговаривать, всё понимать, со всеми дружить.
– Ну ладно! – смилостивился пёс. – Летай в свою школу, изучай языки, может, меня какому научишь…
Навигация на реке подходила к концу. Осень пришла, раззолотила листвой деревья, захрясла лилиями и камышами прибрежные отмели. Вот тогда и случилась на теплоходе беда. Да какая!
Боцман делал плановый обход теплохода, проверял состояние спасательных средств: лодок, плотов, кругов. Откинул брезент и ахнул – днище лодок оказалось в нескольких местах погрызено. Такие посудины не только не спасут, а напротив, помогут утонуть, причём быстро. Погрызено было и несколько кругов. Боцман кинулся к капитану:
– Алексей, беда! – заголосил боцман. – Лютый лодки, круги грызёт, зубы точит. Надо собаку списывать на берег. Беда сама придёт, если оставишь! Не на чём будет людей спасать, если вдруг что…
– Типун тебе на язык, боцман! – на ходу крикнул капитан, направляясь к лодкам.
Алексей долго осматривал испорченный инвентарь, качал головой, сокрушался:
– Непорядок! – строго сказал капитан, обращаясь к боцману, – прикажи столяру и плотнику заняться лодками. Только Лютый здесь ни при чём, это крысы. Их с корабля нужно гнать. Этим займётся Лютый. Его мать, Сайда, крыс с корабля гоняла так, что при подходе нашего судна к пирсу портовые крысы по щелям конопатились. Не вылезали пока мы опять в море не уйдём…
Собака поняла задачу чётко.
– Останешься здесь, на палубе! – приказал Лютый Сеньке. – Я в трюм!
– Ещё чего! – возмутился Сенька. – Это я умный! Тебе нельзя без меня…
Лютый молча согласился. В трюм они спустились поутру, когда солнце уже встало. Чёрная мгла сменилась на серую.
– Чего пожаловали, гости незваные? – услышали Лютый с Сенькой злобный шелест крысиного голоса.
– Вон она, под скамейкой сидит, – прошептал воробей в ухо собаке. – Огромная какая, глаза как у Филипендулы и голос тоже.
– Тебя Филипендулой зовут? – пошутил Лютый, хотя сердце собаки учащённо забилось, уж очень противной была крыса.
– Меня зовут Зябша! Это знают все! На всех кораблях порта. – Прошипела крыса. – Запомните! Трюм, камбуз, нижняя палуба – моя территория! Чтобы вас с собачьими мордами и воробьиными хвостами, там, где я, не было. А то…
– А то что? – гордо встряхнув хохолком, спросил воробей.
– Загрызу! Тебя первого, серый махор, загрызу!
– Ой-ой! – засмеялся Сенька, переступая с лапки на лапку на голове Лютого, – Не такие как ты звери пытались загрызть. Их хвосты до сих пор на заборах болтаются!
Глаза Зябши налились кровью.
– Не знаешь на кого хвост поднял?! – прошипела Зябша. – Дальше сегодняшнего вечера не доживёшь! Пошли вон!
– Слушай теперь меня, Зябша, – спокойно заговорил Лютый. – Ты погрызла спасательные лодки и круги, навредила людям, и тебе придётся сойти с корабля. Прямо сейчас!
Зябша не ответила. Она поняла – эти просто так не уйдут. Крыса подпрыгнула и с открытой пастью полетела прямо на Лютого. Её целью была шея собаки. Много котов на своём веку победила Зябша, перегрызая им горло. Сейчас она готова биться до конца. Прыжок крысы был прерван неожиданным ударом по её носу розовой тетрадкой. Это Сенька, вовремя выхватил её из-под крылышка, и что было силы шарахнул ею Зябшу по вспотевшему от злости носу.
Крыса шлёпнулась на пол, как подкинутый на сковородке блин. Лютый мгновенно схватил удивлённую Зябшу за хвост. С добычей пёс помчался на верхнюю палубу.
Здесь он, как вентилятор раскрутил за хвост ярящуюся крысу и бросил в реку далеко по ходу корабля.
Зябша тонула. Её медленно затягивало в воронку омута. Она тонула с открытыми глазами – хотела видеть свой предсмертный миг. Внезапно перед ней возник натянутый стальной трос. На тросе крепился ощетинившийся острыми иголками большой металлический шар.
– Привет от Зябши! – подумала крыса, улыбнувшись последней, возникшей в её голове мысли, и перегрызла трос.
Сенька сидел на перилах капитанского мостика, он смотрел туда, куда упала крыса. Воробей ждал, вынырнет Зябша или нет. Вместо крысы, по ходу корабля всплыл металлический шар с острыми, как у ёжика, иголками.
– Мина! – закричал воробей. – Лютый, там старая военная мина! Корабль заденет её бортом, и мы все взлетим на воздух. Я такие видел в школе на картинках в учебнике истории.
Лютый в три прыжка взлетел на капитанский мостик и вырвал кусок из красной полосы корабельного флага.
Сенька схватил обрывок, полетел к мине, уселся на острый шип.
Теперь мина была видна всем.
Капитан заметил полёт воробья.
– Боцман, мина прямо по курсу! – внезапно охрипшим голосом закричал Алексей. – Право на борт!
– Нельзя, капитан! – остановил Алексея боцман. – Справа и слева мели. Нам можно только вперёд. Командуй стоп машинам. Я попробую вплавь отбуксировать её на мель…
– Смотри, там Лютый! – капитан, рукой указал на плывущую к мине собаку. Лютый, подплыв к мине, осторожно принялся толкать её носом на мелководье.
Сенька командовал действиями собаки:
– Правее, чуть правее, Лютый, заводи её в водоросли, пусть увязнет.
Теплоход, пройдя опасное место, встал на якорь. Чуть позже, по просьбе капитана, прибыли сапёры. Они взорвали мину на безлюдном берегу. За сапёрами на катерах примчались журналисты. Они долго и много фотографировали Лютого и Сеньку. Неразлучной парочке было приятно находиться в центре внимания.
– Ты молодец, Семён! – похвалил Лютый воробья. – Вовремя щёлкнул Зябшу по носу тетрадкой.
– Спасибо надо сказать Исааку Ньютону, его третьему закону, – обрадовано засмеялся воробей, – на всякую силу есть своя сила. Я его просто вовремя применил.
Когда теплоход прибыл в порт, во всех киосках города продавались газеты с портретами Лютого и Семена. «Они спасли нас!» – так называлась статья о собаке и воробье.
Вскоре капитану Алексею Михайловичу прислали письмо с приглашением служить на большом торговом судне Тихоокеанского флота, сначала в должности помощника капитана. В письмо была вложена страничка из газеты с фотографиями Лютого, воробья Сеньки и статьёй «Они спасли нас». На газете красным карандашом имелась надпись: «Их тоже бери с собой. На довольствие поставим! Всемирная слава им не повредит!», подпись: Капитан.
В квартире Алексея шли сборы чемодана. Неразлучная троица собиралась на службу в большой флот. Сенька сунул в чемодан свою розовую тетрадочку. Она стала пухлая, тяжёлая, палочек со знаниями там было много.
– Зачем тебе этот забор из палок? – возмутился Лютый, – ты и так все помнишь! Брось её здесь, не пропадёт…
– Три раза глупый, пёс! – чирикнул воробей, – этот забор из палочек будет охранять нас всю жизнь! Сама тетрадочка однажды помогла нам победить Зябшу, так что не зарекайся…
– Ох, забыл! – почесал лапой за ухом Лютый. – Бери, место не пролежит…
Лютый лениво отлёживал бока у входной двери, Сенька скакал по подоконнику и что-то высматривал за окном.
– Кажется, я узнал эту девочку. Ту, что сейчас бегает по двору. Это Василиса, по-маминому, Васюшка.