Божий спецназ

Михаил Серегин

Божий спецназ

Отец Василий поднялся с камней, опираясь на дерево. В ногах была такая тяжесть, будто к ним привязали пудовые гири. Все было кончено. За какие-то две минуты, в которые огонь выжег дотла траву в овраге, кусты, нижние ветви деревьев. И людей. Для него они все равно были люди, создания божьи.

Священник тяжелыми шагами двинулся вперед, к оврагу. Тела, точнее, обожженные туши, почерневшие, со следами одежды и обуви. Еще несколько секунд назад они метались в огне и падали под пулями. Выбегали, полыхая как факелы, а их косили автоматные очереди.

А ведь лето начиналось так безоблачно. Сначала болезнь жены, потом это! Какие еще испытания уготовил ему Господь? Отец Василий стоял над местом побоища и молился. Молился за тех, кто все это совершил, за души погибших, за ниспослание ему сил и мужества вынести все это и остальное, если Господь решил испытать его снова – на чистоту его помыслов, стойкость веры и любовь к ближнему.

* * *

– Что ж ты, товарищ майор, не в форме приехал? – поинтересовался отец Василий у Рогова. – Похвастался бы новыми погонами.

– Мне это майорство нужно только для пенсии и выходного пособия, – отмахнулся бывший участковый. – Пусть мальчишки погонами хвалятся. А с меня хватит.

– Значит, все?

– Все, батюшка, – весело ответил Рогов. – Я свое отслужил. Уже неделю, как заслуженный пенсионер.

– Ну, а дальше-то что решил? Какие планы?

– Да нормально, Миш, – ответил уже без энтузиазма Рогов, назвав священника его мирским именем. – Сосватали меня заместителем директора частного охранного агентства. Если все нормально, то есть шанс и филиал возглавить, со всеми вытекающими отсюда финансовыми благами. Так что я на плаву, – и уже тихо, глядя священнику в глаза, добавил: – Благодаря тебе.

– Ну уж! – насколько мог искренне отмахнулся священик. – Ты алкоголиком никогда и не был. То, что пить вовремя бросил, – это твоя заслуга, а не моя. Твое решение и твоя воля. А то, что толковым ментом был, это все знают и помнят, включая и твое начальство. Ты лучше скажи, как у тебя там в районе с жильем? Я смотрю, ты вещички уже сложил.

– В санатории буду жить, – с хитрым видом ответил Рогов.

– Как это? – не понял отец Василий.

– Шучу. В одном из ведомств, с которым работает агентство, мое начальство арендует помещения в профилактории для своих нужд, в том числе и для своих сотрудников. Так что у меня шикарный двухкомнатный номер с балконом, душем и туалетом на втором этаже. Если все будет хорошо, возьму кредит и куплю квартиру. Дом ты у меня купил, так что на первый взнос хватит, а остальное заработаю. Да что ты все обо мне да обо мне. Как супруга-то твоя?

– Не очень, Афанасий Петрович, – грустно сказал священник. – Операцию она перенесла серьезную. Ей теперь реабилитация длительная нужна. Перемену климата врачи ей сейчас категорически запретили. Не раньше будущего года, если восстановление пойдет нормально.

– Жаль, – покачал головой Рогов. – Так я и не познакомился с твоей матушкой и сынишкой. Ну, ничего. Выздоровеет, привезешь сюда, пир закатишь и меня кликнешь. Мы с Олежкой, как метеоры, прилетим. Скучает он без тебя, привязался за это время.

– Обязательно позову, – согласился с грустной улыбкой отец Василий. – Праздник у меня будет большой, а что за праздник без близких друзей?

В комнату, вежливо постучав, вошел молоденький лейтенантик с большой черной папкой в руке.

– Афанасий Петрович!.. – начал было парень, но, увидев рядом с бывшим участковым священника, осекся. – Извините, не хотел мешать.

– А! Заходи, заходи, Белоусов, – махнул рукой Рогов и торжественно, с шутливой улыбкой представил: – Вот познакомься, батюшка, это ваш новый участковый, лейтенант милиции Белоусов.

Отец Василий протянул руку высокому худощавому лейтенанту с юношеским пушком на подбородке, но уверенным и серьезным взглядом.

– Отец Василий, протоиерей здешнего храма, – представился священник.

– Белоусов, – ответил лейтенант, подумал и солидно добавил: – Павел Борисович.

– Прошу любить и жаловать, батюшка, – продолжил Рогов, – молодой энергичный парень. Только что закончил юридический институт МВД. Направлен сюда набираться опыта и самостоятельности. А это, Паша, – повернулся он к новому участковому, – тот самый отец Василий, о котором я тебе рассказывал. Можешь считать, что ты здесь на курорте. Главное, бумажки вовремя пиши и в папку подкалывай, а отец Василий за тебя всю работу в районе сделает. Кого надо воспитает и даже, если надо, поймает и отконвоирует.

– Ладно тебе, Афанасий Петрович, – с укором сказал священник. – Так уж прям…

– Ничего, ничего, – продолжал настаивать Рогов. – Про твои подвиги не только я ему рассказал, ему и в Управлении про тебя рассказывали. Вот, Паша, видишь на руке священника часы? Когда начальник Управления тебе такой подарок за доблестную службу сделает, можешь считать, что первую ступеньку по карьерной лестнице ты преодолел. А с отцом Василием контакт поддерживай. Его тут уважают, он много чего про кого знает. Советом всегда поможет.

Белоусов как-то странно улыбнулся при этих словах и отвел глаза в сторону. Священник сразу понял, что гонор у парня есть. Такие не любят советы слушать, они полагаются лишь на себя. Сначала шишек набьют, дров наломают и только потом уже научатся ценить и чужой опыт.

Как Рогов ни настаивал, как старательно ни соглашался отец Василий, новый участковый категорически не согласился жить в бывшем доме Рогова, который теперь стал домом священника. Он твердо решил поселиться пока в опорном пункте, а за лето начальство обещало решить вопрос с жилой утепленной пристройкой к нему. Рогов расценил отказ как упрямство, а священник как инфантильную стеснительность, но в отличие от бывшего участкового свою точку зрения озвучивать не стал.

– Ты его строго не суди, – сказал Рогов, когда Белоусов ушел. – Молодой еще. А так, говорят, специалист хороший. Отличник учебы.

– Специалистом станет, когда лет пять поработает, – возразил священник. – Когда опыт появится, а гонор убавится.

– Это конечно, – кивнул Рогов. – Вот пусть здесь и набирается. Работы не очень много, зато опыта общения с людьми наберется точно. В нашем деле ведь от умения общаться и разбираться в людях очень многое зависит.

Отец Василий обратил внимание, что Рогов сказал «в нашем деле». Священник давно понял, что старый участковый, а до этого хороший оперативник, свою работу любил, хотя в последнее время и говорил о ней как о надоевшей. Ему будет легче, если у него нормально пойдет работа в этом частном охранном агентстве, подумал отец Василий. Все же дело знакомое, скучать и рефлексировать будет некогда. Прокис бы Рогов в простых охранниках или завхозах, о чем он говорил прошлым летом. Да и сыну его Олегу будет за что отцом гордиться.

– Знаешь что, Миша, – неожиданно предложил Рогов, – давай я тебе ружье свое подарю. На память.

– Не надо, зачем? – удивился священник.

– Как зачем? Вон с Матюшиным будешь иногда душу отводить. Или вам по сану охотиться запрещено?

– Такого строгого устава не существует, – ответил священник. – Просто нехорошо это. У меня самого не лежит душа ради забавы зверей и птиц убивать, и люди будут косо смотреть, и епархия. Ты представь, если, скажем, участковый будет по вечерам в нерабочее время ходить с бутылкой к поднадзорному, получившему условный срок? Ни уголовный, ни гражданский кодекс он этим не нарушит, и уставу не противоречит, а люди и начальство будут недовольны. Да и сам нормальный мент так не поступит. Согласен?

– Тогда я просто его у тебя оставлю, на хранение. Буду навещать, на охоту ходить. Такой вариант приемлем?

– Приемлем, – с улыбкой согласился отец Василий. – Оставляй, что с тобой делать…

Рогов уехал. Отец Василий только теперь ощутил, как пуст стал его дом. Пока Петрович улаживал свои дела в Управлении и днями пропадал в райцентре, это не так ощущалось. Вроде как на время уехал, и ничего… Теперь же одиночество было настоящим. И приезд Олюшки с Мишаней откладывался как минимум на год. Везти больную жену сразу после операции, даже если все и будет хорошо, прямо в суровую якутскую зиму тоже не стоило. Акклиматизация должна проходить при щадящих условиях. Хотя бы в течение лета, хотя оно здесь и гораздо холоднее, чем в Поволжье. Вроде бы юго-запад Якутии, почти на границе с Иркутской областью, и снега побольше, и зима помягче, чем севернее в лесотундре. Но все же…

Два ближайших дня отец Василий налаживал службу в храме. И его помощник священник отец Никодим, и дьяк отец Трифон к состоянию отца Василия относились с пониманием, вели себя крайне внимательно. Но от этого становилось только тяжелее, будто к тебе относились как к больному. Отец Василий увеличил до предела утренние нагрузки во время зарядки, а потом добавил еще и вечерние, но утешения это не приносило. Забыться не удавалось.

Наутро отец Никодим встретил отца Василия у входа в храм с плохими известиями. Оказывается, Пашутин, бывший некогда председателем колхоза, убежденный коммунист, развернул в селе бурную деятельность. Чего не хватало старику с хорошей пенсией, было совсем не понятно. То ли старая антирелигиозная закалка не давала спать спокойно, то ли еще что. Пашутин в последнее время, особенно когда открылся храм, зачастил в начальную школу села. Он был в курсе всей общественной жизни Верхнеленского, знал, что ближайшей осенью откроется наконец средняя школа. Для всего села была радость, теперь детям не придется ежедневно ездить автобусом за тридцать километров. Пашутин же стал активно интересоваться учебным процессом, программой и, в частности, факультативными часами. Знал старый коммунист, где копать, и накопал факультатив православной тематики. Никто не собирался, да Министерство образования и не разрешило бы включать в курс средней школы Закон Божий. Однако чисто ознакомительный факультативный курс по истории религии, и православия в частности, вызвал в Пашутине настоящую злобу. Убежденный атеист накатал длинную и пространную телегу в районный отдел образования, и оттуда примчалась комиссия. Более того, из епархии, куда неугомонный Пашутин послал копию своей жалобы, пришел ответ на имя отца Василия далеко не лицеприятного содержания. Рекомендовалось наладить более мирные отношения с общественностью и не давать повода к созданию ситуации негативного отношения к церкви. Иными словами, отца Василия попрекнули слабой компетенцией и подрывом авторитета церкви.

Пришлось отцу Василию звонить в епархию и объясняться. На самом деле инициатива такого факультатива исходила от руководства школы, а никак не от священника. Отец Василий согласился лишь вести этот факультатив в соответствии с предложенной программой. Программа была весьма нейтральной, если уж говорить об опасениях Пашутина, и никоим образом не имела пропагандистской направленности. От отца Василия требовались только его знания.

Портил кровь священникам и другой персонаж. Немолодой уже мужик, коренной сельчанин и неудачник Гусев. С начала перестройки он пытался то организовать птичник, то заняться изготовлением кладбищенских оград, чем-то еще. Но все его начинания рушились по двум причинам. Он был пьющим и завистливым мужиком, но весьма недалеким. Отец Василий давно подозревал, что Гусев попал под влияние Пашутина, который его подзуживал и потихоньку спаивал. Делалось это не явно, но то, что декларировалось самим Пашутиным, всегда имело продолжение в виде полухулиганских выходок Гусева.

Рогов, будучи участковым, умудрялся каким-то образом ладить с ними обоими. Если Гусева удавалось держать в узде угрозой административного ареста сроком до пятнадцати суток или вообще привлечением к уголовной ответственности за хулиганство, то с Пашутиным он находил какой-то другой язык. После отъезда Рогова и появления нового, молодого участкового ситуация снова начала накаляться. Отец Василий буквально хватался за голову, не зная, что и предпринять. Он пытался и говорить по-хорошему, и воздействовать через муниципального управляющего Прокопенко, которому, в свою очередь, тоже доставалось от ярого противника частной собственности Пашутина. Относиться «без гнева и пристрастия» к этим двум личностям отец Василий уже не мог, и от этого на душе у него становилось муторно. Нужна была какая-то разрядка, смена обстановки, чтобы он мог восстановить свои душевные силы.

Выручил Матюшин. Или с ним хитрый Рогов поговорил, или, как человек наблюдательный, старый охотник сам догадался о состоянии отца Василия. Заявился к нему в гости около девяти вечера.

– Вечеришь, батюшка? – вместо приветствия спросил охотник.

– А, заходи, Матюшин, – улыбнулся священник. – По делу зашел или как? Могу чайку поставить. Посидим, почаевничаем.

– От чаю не откажусь, – согласился Матюшин и чинно уселся за стол, сложив руки перед собой.

– Слушай, – подал голос из сеней отец Василий, гремя чашками, – а как тебя по имени-отчеству-то величают? А то все Матюшин да Матюшин.

– А так и зови, – весело ответил охотник. – Все зовут – и ты зови. Я и сам привык уже, и люди привыкли. Почитай, лет пятьдесят меня так на селе кличут.

От бутербродов, варенья и пряников охотник отказался. Аккуратно наливая чай в блюдечко и держа его высоко перед собой, он аппетитно прихлебывал чай. Разговор пошел неспешный: о погоде и о строительстве новой линии электропередачи, которая пройдет в двух километрах от села. Особо Матюшин уделил внимание в разговоре новому участковому и только потом заговорил о храме и воскресной школе.

– Это ты, батюшка, хорошее дело затеял. Когда же еще, как не с детства, прививать детям доброе? Когда вырастут и начнут своим умом жить, спохватишься, а его, ума-то, и нет. Говоришь, там музыку и танцы будут вместе с Законом Божьим преподавать?

– Не только, – кивнул священник. – Воскресная школа – это ведь не учебное заведение. Это дополнение к школьному и семейному образованию и воспитанию. К тому же это чисто церковное образование, приобщение к вере, к храму, духовности Православной. Помимо Закона Божьего, истории Ветхого и Нового Завета, изучения богослужения, заповедей, молитв, правил поведения в храме, обычно изучают российскую историю и историю родного края. Но только не в плане хронологии событий и явлений, а в плане духовности, культуры. Все остальное дает обычная государственная школа. А дома что? Не все ведь родители могут интересно, а главное, правильно подать то, что необходимо детям. У кого-то образования не хватает, знаний, у кого-то педагогических способностей. Воскресная школа – место духовного воспитания, а программа может быть любой. Знавал я одного человека, еще на Волге. Так вот он умудрялся духовно воспитывать подростков, занимаясь с ними единоборствами, военными играми. Понимаешь, научить детей драться и в то же время вложить в них неприятие насилия. Как?

– От оно как! – покачал головой старый охотник. – Это вроде как я всех сильней, но если вы меня не тронете, то и я вас не трону, а если трону, то всем несдобровать. Как в тайге с медведем: не трогаешь его, и он тебя сторонится, а как поперек дороги ему станешь, то только держись.

– Вроде того, – усмехнулся священник сравнению. – Только небольшая разница есть. Медведь в лесу живет сам по себе. А человеку в обществе жить с людьми. Тут другой подход нужен. Да и умение владеть своим телом не помешает, другая логика взаимоотношений.

– Да это я понимаю, – серьезно кивнул охотник и тут же сменил тему разговора: – Я вот чего и пришел-то, батюшка. Гляжу я на тебя, год уже гляжу и вижу, как ты душу вкладываешь в свое дело.

– Как же еще в нашем деле и без души? – улыбнулся отец Василий.

– Оно понятно, только я не об этом. Вижу, как тебе тяжело. Семью вот не можешь привезти сюда. Трудности – они в каждом деле есть. Один их преодолевает через водку, другой через нервы. Посуду бьет сгоряча, например. А тебе нельзя, на тебя все село глядит. Вот я и хотел предложить тебе, батюшка: сходил бы ты со мной в тайгу на недельку. Поохотились бы, природой подышали. Природа – она ведь не только через легкие воспринимается, а через кожу, глаза. В ней побыть нужно, тут душа-то и успокоится, силу обретет.

– Охотиться мне вроде не к лицу, – опешил от такого предложения отец Василий. – Ради баловства божьих тварей убивать…

– А ты не охоться, так со мной походи, – быстро согласился Матюшин. – А через неделю на мир будешь смотреть другими глазами. Тут ведь привыкнуть надо, люд здешний понять. Все наши в этой тайге выросли, среди природы. Вот и ты приобщишься.

– А может, и правда? – будто размышляя, проговорил отец Василий. – Неделя отпуска у меня есть.

– Вот завтра по зоре и выйдем, – обрадовался охотник. – Только ружьишко-то все равно возьми. Охотиться не надо, а в тайге без него никак нельзя. Всякое случается в лесу-то.

Когда на следующее утро солнце поднялось над сопками, Матюшин и отец Василий были уже далеко. Старый охотник повел священника тем же путем, каким они шли втроем с участковым в прошлом году, когда спасали сына Рогова. Интуиция подсказала Матюшину или он имел определенный осмысленный расчет пробудить воспоминания о событиях прошлого, было непонятно, но эффект был. Отец Василий без боли вспоминал уже о том, что было связано с этими местами. Природа умиротворяла, вносила чувство покоя, согласия с собой и окружающим миром.

Днем говорили мало. В основном шли известными охотнику тропами, любовались открывающимися видами, цветами, небом, закатами и восходами. А вечером у костра за ужином вели неспешные беседы. Матюшин рассказывал о повадках животных и птиц, а отец Василий слушал его, понимая сказанное в своем ключе, через полную гармонию мира. Окружающая природа сложна и многообразна, и в то же время очень проста. Просты законы, движущие ею, вполне понятны, как и порядок взаимоотношений в ней. Священник невольно сравнивал их с законами человеческого общества и находил не только много общего, но и множество различий. Он понимал, что нельзя целиком, абсолютно отождествлять эти два тесно взаимодействующих и взаимопроникающих мира. И в то же время нельзя считать их изолированными, не влияющими друг на друга.

Самым главным, что почувствовал отец Василий за время этого небольшого путешествия, было то, что существует еще одна сторона мира. Был жестокий мир вокруг, где приходилось бороться с невежеством, пороками и грехом, в том числе со злом, в его откровенно неприкрытом виде. Был внутренний мир его самого, его семьи. Только теперь отец Василий понял, что существует не два мира. Точнее, не понял, а именно прочувствовал, как чувствуют вкус нового, например впервые попробованный фрукт или вкус родниковой воды. Почему он всегда делил окружающий мир на свой и не свой? Мир-то был один, но огромный и прекрасный. Это было новое в его мироощущении, что отец Василий, а точнее, Миша Шатунов приобрел за последние годы. Сейчас он был благодарен Матюшину до такой степени, будто тот показал ему нечто невероятное.

В тайге было здорово, потому что это навеяло воспоминания о детстве, школьных походах, пионерлагере. Сколько всего знал и умел старый охотник, оставалось только удивляться! Оказывается, что вокруг столько не просто съедобного, но и питательного, полезного. Потому опытный человек вполне может пойти в тайгу вообще без припасов и прокормиться даже без ружья. А с каким удобством Матюшин устраивал их ночевки под открытым небом!..

– Я вот что думаю, батюшка, – завел очередной разговор старый охотник. – Как наш мир мудро устроен. Ведь взаимопонимание, оно сразу заложено в нас. И не только в человеке. Если разобраться, то всякая тварь в природе живет в обществе, а не сама по себе. Все живут стаями, в коллективе, потому что вместе легче выжить, прокормиться, детишек малых сберечь. Вот ведь как мудро! А внутри в каждой стае у всех свои взаимоотношения, взаимопонимание. И вожаками становятся в любом случае те, кто обладает нужными качествами. Кто в звериной стае вожак? Самый сильный. А почему? Потому что сила в этой стае больше всего ценится. Вожак и других молодых самцов в узде держит, и самки от него детей нарожают с хорошей наследственностью. Опять на охоте он первый. А у нас вожаком бывает не сильный, а умный.

– Или хитрый, – вставил отец Василий.

– Пусть хитрый, – согласился Матюшин. – Без хитрости нельзя, потому как людей вокруг себя сплотить – это особый талант нужно иметь. Но с людьми-то понятно. А вот в природе почему так все устроено? Я всю жизнь в природе провел, заметил, что у животных тоже ум есть, только свой. Они ведь многое понимают, любопытные очень. Я расскажу тебе, как одно время на Дальнем Востоке с геологами в партии ходил. Идем мы, стало быть, ручьем по маршруту. Геологи свои дела делают, а я им быт устраиваю, с образцами помогаю. На второй день назад в основной лагерь возвращаемся, глядь, а по нашим следам – тигриные. Он ведь за нами несколько часов по тайге шел. А зачем, спрашивается? Интересны мы ему, любопытно ему, зачем это человек в такие дебри зашел, куда он отродясь не ходит. Чего человеку в этих местах понадобилось? Опять же запахи наши ему странными кажутся и интересными. Он же кошка, хоть и большая, а кошки все нюхать любят. Они ведь мир через запахи воспринимают. Геологи, особенно те, кто неопытные, понятное дело, боятся, что тигр может в любой момент из чащи броситься. А то был случай, когда тигр за нами тоже полдня по тайге шел, а потом на соседней сопке на солнышке улегся и глядит на нас. Молодой парнишка тогда со мной был, неопытный. Испугался и наотрез отказался в лагерь возвращаться.

– А были все же случаи, когда тигры нападали на людей? – спросил отец Василий.

– Вот тоже момент интересный, – ответил Матюшин. – Хищник на человека не нападает, как будто ему свыше предписано, что человек – не добыча.

– Как не нападает? – удивился священник. – А сколько случаев в мире бывает?

– Это про одни и те же случаи все время пишут. У зверей людоедство встречается гораздо реже, чем у самого человека. Хищник нападает, когда его разозлишь. Он человека боится и со страху нападает. А бывает, что воспринимает человека как хищника и тогда защищает свои охотничьи угодья. Бывает, что детенышей своих защищает. А так, чтобы напасть и съесть, такое очень редко бывает. Ведь все случаи-то какие? Напал тигр, медведь или какой другой хищник. Человек или сам приходит подранный, или его находят таким, но ведь не съеденным же! А если хищник напал и отпустил, значит, отпугнуть хотел, прогнать. Вот как.

– Ты, Матюшин, говорил, что в природе все животные – создания социальные, живут стаями и другими обществами, не знаю, как там они у них учеными названы. А хочешь, я тебя удивлю? – предложил отец Василий, улыбнувшись.

– Это чем же?

– А тем, что ты всю жизнь среди природы, а не знаешь, какое животное живет само по себе и без всякого общества.

– Это ты, батюшка, прости меня, загнул. Какое же такое животное без общества живет?

– Паук, Матюшин. Всего лишь паук. Я недавно в Интернете вычитал. У них, к примеру, даже отсутствуют органы и способности к передаче информации. Принимать поступающую информацию могут, а передавать нет. У пауков часто бывает, что самец за всю жизнь ни разу с самкой не спаривался.

– Вон оно как! – удивился охотник. – Это, значит, зря я жизнь прожил? Ну и ну! Про пауков, честно скажу, не знаю, не слышал. Только сомнения меня берут. Как же они в таком случае свой род продолжают? Только если повезет случайно самку встретить, или они их на ощупь ищут? Что-то ты, батюшка, загнул. Во всей природе, что у нас, что в пустыне, что в Америке, самка о себе знать дает в нужный период. Подзывают они самцов, но все по-разному. Кто запахом, цветом, а кто звуками.

– Насчет самок я не уверен, – согласился отец Василий со смехом. – Там в этой статье не уточняли. Может, в период размножения самки как-то и дают о себе знать. Хитер ты, Матюшин, уел меня с пауками!

После третьей ночевки охотник решил, что пора и домой возвращаться. Путь для этого он выбрал трудный, но зато последний день их путешествия он легко прошел бы его на плоту, которым охотник хотел сплавиться до Лены. Если уж ощутить природу во всей красе, то как не пройти и по таежным рекам?

Однако не успели отец Василий с Матюшиным далеко уйти после последней ночевки и завтрака, как охотник вдруг стал хмуриться и крутить носом.

– Ты что, пожар учуял? – поинтересовался священник.

– Нет, пожаров в этих местах не бывает, слишком влажная здесь тайга.

– Слушай, а теперь и я чувствую. Воняет чем-то. Может, медведь сдох?

– Это не медведь, – ответил охотник, лицо которого стало напряженным. – Это запах человеческого разложения.

– Кто же… – начал было отец Василий и опомнился.

Беда могла случиться и с охотником. Мог потерпеть крушение, к примеру, вертолет. Хотя звуки крушения вертолета, как и звуки его мотора, они давно бы уже услышали.