Боты для ночного эльфа

Елена Логунова

Боты для ночного эльфа

© Логунова Е.И., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

День первый

Никогда не знаешь, что появится из портала.

Порталы – они такие непредсказуемые!

Нет бы в качестве предупреждения вывесить сигнальную надпись сияющими рунами: «Внимание! Грузовой портал: из Подгорья в Средиземье следуют восемь гномов и телега с рудой мифрила. До открытия 30 секунд» – и «обратный отсчет запустить».

Так нет же, внезапность – непременное коварное свойство порталов.

Восемь гномов из Подгорья запросто могут вывалиться вам на голову, руда из телеги накроет всю кучу-малу мощным градом, а на образовавшийся курган аккуратно ляжет перевернутая телега.

Не зря народная мудрость содержит целый пласт ругательств, посвященных портальной магии.

Хотя на сей раз из портала прилетел всего лишь кирпич.

Не тяжеленная телега с рудой и группой упитанных гномов, конечно, но и одинокий перелетный кирпич – штука неслабая. Особенно если он прилетает аккурат в незащищенное темечко.

– Тюк! – провозгласил кирпич в ознаменование случайной, но судьбоносной встречи.

– А-а-а? Х-х-х-х… – выдохнул маньяк, плавно оседая к ногам несостоявшейся жертвы.

– У-и-и! – поросеночком взвизгнула Дина.

Визг получился восторженный.

Во-первых, перелетный кирпич появился очень вовремя. Дина уже вякнула прочувствованное, но недостаточно громкое «помогите» и даже успела подумать, что никто-то ее не услышит и тем более не спасет.

Темной ночью в глухих закоулках неухоженных городских парков благородные рыцари-спасатели не гуляют, не те им тут декорации. А вот маньяк в заранее расстегнутых штанах сливается с кустами, как заправский хамелеон – до поры до времени, пока не появится дурочка, решившая срезать путь домой через парк.

Так что внезапное появление на сцене кирпича Дине следовало встретить овациями.

Кроме того, кирпич был очень красивый.

Дина брезгливо отпихнула тело маньяка (он красивым не был) и наклонилась, разглядывая благородный спасительный кирпич.

Раза в два поменьше обычного силикатного, полупрозрачный, золотисто-голубой… Опал?!

– Ничёси! – воодушевленно вскричала Дина и быстро огляделась в поисках своей сумки.

Она упала с девичьего плеча в момент контакта с маньяком, но в неравной борьбе не пострадала.

Дина достала из сумки влажные салфетки и тщательно вытерла ими опаловый кирпич. Испачканные салфетки она скрутила в тугой комочек и затолкала его поглубже в боковой карман джинсов, а уже чистый кирпичик положила в контейнер, в котором носила на работу обед. Камень прекрасно поместился в пластиковую коробку, а та – в сумку.

На обочине дорожки Дина подобрала похожий по форме и размеру обломок тротуарной плитки и, брезгливо кривясь, аккуратно повозила им по темечку маньяка, пропускающего все самое интересное. Плитка ожидаемо окрасилась кровью. Дина удовлетворенно кивнула, отбросила испачканный камень в сторону (недалеко, чтобы полиция недолго искала ее оборонительное оружие) и по мобильному телефону маньяка вызвала патруль.

Ее собственный телефон разбился, упав на землю – Дина выронила его, когда споткнулась, увидев призрачно белеющие в кустах полушария голого зада.

Обнаженные мужики встречались на ее жизненном пути не настолько часто, чтобы этакий вид уж вовсе не впечатлял.

Хотя зад у маньяка был очень так себе, тощеватый…

Я поставила троеточие и потянулась, едва не заехав кулачком в глаз любопытной подруге Ирке, незаметно подкравшейся, чтобы из-за моего плеча заглянуть в новую рукопись.

– Ой, прости! – извинилась я. – Не задела?

– О, нисколько, мне тоже ни капельки не нравятся худосочные мужские задницы, – добродушно отмахнулась Ирка. – Я вижу, у нас тут новая героиня? И какая же она?

– Еще не знаю, не определилась, – сказала я честно и закрыла ноутбук, понимая, что дальше работать не получится. – Я, как видишь, пока только первую страницу написала.

– А давай она будет зрелой красавицей в некрасовско-рубенсовском стиле? Такой, знаешь, дамой с крупными формами и твердым характером, легко укрощающей бешеного мустанга на фоне горящей избы? – предложила подружка, горделиво покосившись на створку распахнутого окна.

За работой я и не заметила, как стемнело, и теперь черное стекло, как зеркало, отражало комнату и нас с Иркой в ней.

– С толстой рыжей косой, бюстом пятого номера и попой слоновьим сердечком? – уточнила я, оглядев самовыдвиженку в героини.

– Да, да, с попой в виде большого доброго сердца! – Ирка любовно огладила себя по указанному месту.

– Селсе? – донеслось из коридора. – Жаленое?

Тон был не столько вопросительный, сколько требовательный.

Я потянулась к блокноту и записала роскошное выражение «ужаленное сердце» на страничку с заготовками. Мало ли, вдруг я любовный роман писать надумаю.

– Манюня хочет жареных куриных сердечек? – засюсюкала Ирка, устремляясь на перехват своим отпрыскам.

Их у нее двое – близнецы почти трех лет от роду, в кругу родных и близких известные как Манюня и Масяня.

Раньше мы называли Масяней моего собственного сынишку, но с тех пор, как ему стукнуло десять, старое доброе прозвище донашивает Иркин мелкий. Один из двух. Я постоянно путалась, который именно, пока младенцы не заговорили, по-братски поделив дефекты речи. Я запомнила, что Манюня не выговаривает «р», а Масяня – «л», и благодаря этому кое-как их различаю.

Надеюсь, Ирка еще не скоро сподобится отвести пацанов к логопеду, иначе тот порушит мою систему распознавания.

– Корбаса! – хмурым басом произнесли в коридоре.

– Масяня хочет колбаски? – заворковала любящая мать. – Идем, идем к тете Лене, у нее наверняка есть вкусная колбаска.

– А селсе? – спросил второй – совершенно не отличимый от первого – хмурый бас.

– А сердца у тети Лены нет! – сказала я громко, чтобы все услышали. – Она бессердечная и колбасу свою вкусную разным проглотам скармливать не собирается! Что вы за люди, Максимовы? Сами покупаете только здоровую еду, а трескаете мою вредную!

– Жадина, говядина, соленый огурец! – уличила меня подруга, бесцеремонно распахивая мой холодильник.

– Хоть соленые огурцы не трогайте! – взмолилась я. – Я на завтра оливье планировала.

– Агулец!

– Сорёный!

– Обжоры!

Я сдалась.

Ирка быстро произвела раздачу огурцов, и с полминуты тишину нарушали только сосредоточенное чавканье и смачный хруст.

Потом прозвучало требовательное:

– Оривье?

– Оревуар вам, а не оривье, оглоеды! – рассердилась я. – Максимовы, вы на часы смотрели? Уже десять с копейками, разным мелким гаврикам давно пора спать! А ну, заканчивайте разбойничий промысел и идите к себе, я еще поработать хотела.

– Папа на лаботе, – с тоскливым вздохом сообщил один из мелких разбойников.

– Счастливый! – Я тоже вздохнула, но завистливо.

Неделю назад Ирка с семьей приехала в Сочи, где я работаю уже год, на летний отдых, и все мы радовались, как удачно получилось, что съемная квартира по соседству с моей как раз свободна для долгосрочной аренды.

Восторг алхимическим образом превращался в полную свою противоположность. Это продолжалось примерно неделю.

По истечении этой недели мои муж и сын единодушно решили, что обязаны срочно отправиться с длительным визитом к деду в Крым, а Иркин супруг Моржик, не имеющий в иных курортных районах подходящего для стратегического отступления дедушки, банально дезертировал домой в Краснодар под предлогом срочной и важной работы.

Вся роскошь человеческого общения с подругой и ее потомками досталась мне одной. Я, несчастная, никуда не могла убежать, потому что по долгу службы должна была пиарить сочинский парк развлечений, где лето – во всех смыслах горячая пора.

На мое счастье, утром, когда я убегала на работу, Ирка с гавриками еще спала. А вот вечером открутиться от совместного времяпрепровождения получалось только в том случае, если удавалось незаметно прокрасться к себе и сидеть тихо-тихо, как слепоглухонемая и парализованная мышка.

К сожалению, звукоизоляция в доходном доме оставляла желать лучшего, и пребывать в квартире, вовсе не производя предательских шумов, у меня не получалось. Масяня же и Манюня отличаются сверхчеловеческим аппетитом и таким же слухом – чертовски неудачное сочетание! Даже на тихий звон посуды и аккуратный хлопок дверцей холодильника они реагируют, как две хорошо обученные полковые лошади на звук сигнальной трубы.

– Ладно, малыши, уходим к себе. – Ирка, а-ля гаишник помахивая палкой конфискованной у меня копченой колбасы, выгнала деток из моей студии. – Тетя Лена, не скучай, я еще зайду тебя навестить!

– С колбасой, пожалуйста! – нервно покричала я ей вслед, сообразив, что в итоге краткого светского визита осталась без ужина.

А если бы они задержались, нашли бы и мой НЗ в виде плитки шоколада под диванной подушкой.

Опасливо косясь на дверь, я вытянула сладкую захоронку и развернула шоколадку, стараясь сделать это так незаметно и тихо, как не старалась даже на премьере в Большом театре, сидя в первом ряду.

Мой сын утверждает, что знает, почему меня назвали Алёнкой – в честь знаменитой шоколадки, разумеется!

Улыбнувшись, я положила в рот кусочек лакомства и сладострастно замычала.

Напрасно. Не закрыв дверь на ключ, засов и цепочку, нарушать режим молчания не стоило.

– Шокорад! – горестно и торжественно, как распорядитель похоронной процессии, объявил обиженный в лучших чувствах и ожиданиях детский бас.

– Чего тебе, малыш? – неискренне ласково поинтересовалась я, пряча початую сладкую плитку за спину.

– Шокорад! – повторил ребенок, с разбегу штурмуя диван.

– Ирка! – взвизгнула я.

– Ленка, ты с ума сошла, кормить ребенка на ночь шоколадом! – возмутилась мгновенно материализовавшаяся подруга.

Она бестрепетно выхватила у ребенка шоколадку, бестрепетно отнятую им у меня, и я удрученно подумала, что наследственность – это великая вещь.

Надеяться отнять шоколадку у Ирки не стоило.

Не родился еще тот сумоист, который одолел бы шестипудовую зрелую красавицу некрасовско-рубенсовского типа в борьбе за что пожрать.

Я вымыла руки, почистила испачканный коричневым диван и с надеждой устремила взгляд в окно.

В нашем курортном местечке желания отдыхающих – закон, а чего праздный человек страстно желает ближе к ночи? Употребить перорально чего-то вредного, конечно же!

В родных широтах русский люд совершает полночный марш-бросок к фамильному холодильнику, а на курорте идет в шашлычную, хачапурную, чебуречную или хинкальную. У нас в центре Адлера вся эта гастрономическая экзотика заполняет прорехи мироздания так плотно, что прямо с крыльца подъезда можно непринужденно рухнуть в гостеприимно пылающий мангал.

То есть положить чего-нибудь на зуб не проблема, были бы денежки…

И они у меня есть…

Но вот беда: я живу на шестом этаже, а лифт наш шестой же день – такая вот гармония – не работает.

Ползти за чем-то вкусненьким по лестнице вниз, а потом еще и вверх решительно не хотелось.

Однако лень – мать не только всех пороков, но и большинства изобретений.

К тому моменту, когда Ирка уложила своих стойких оловянных солдатиков и вернулась ко мне, торжественно неся за хвостик, как дохлую мышку, несущественный колбасный огрызок, я уже придумала, что делать, и встретила подругу лобовым вопросом:

– У тебя есть веревка?

Вопрос не имел характера случайного и задан был не кому попало: наша Ирка чертовски запаслива.

Если все остальные люди произошли от обезьяны, то Ирка – от бойкого зверька с загребущими лапками, защечными мешками и наглой рыжей мордой. Я уверена – в допотопные времена на земле точно существовали Гигантские Саблезубые Хомяки.

– Сколько метров, какой толщины? – ничуть не удивившись, уточнила Гигантская Хомячиха мой заказ на веревку.

И даже мыло не предложила, значит, по-прежнему верит в мой природный оптимизм.

– А сколько от моего подоконника до земли? – задумалась я. – Метров пятнадцать?

Ирка подняла глаза, пробормотала «потолки два двадцать на пять плюс метр двадцать и цоколь» и уверенно ответила:

– Тринадцать с половиной от силы.

Она по первому образованию инженер-строитель, так что в подобных вопросах для меня, филолога, безусловный авторитет.

– У тебя есть тринадцать метров веревки? – Я уточнила запрос. – Не очень толстой, годится обычный бельевой шнур.

– Подниматься или спускаться?

– Сначала спустить, потом поднять.

Я оценила недоверчиво-заинтересованное выражение лица подружки и досадливо уточнила:

– Да не меня!

– А кого? – Подружка заблестела глазками. – У тебя завелся романтический поклонник в суперлегком весе?

– Как ты могла такое подумать?! Не оскорбляй меня гнусным подозрением, я верная супруга и добродетельная мать!

– Тогда кого же ты будешь спускать и поднимать? – Ирка зарифмовала вопрос и показательно задумалась.

Я не стала ей мешать: пусть пошевелит мозгами, пока в борьбе с памперсами не деградировала как мыслящее существо.

– Ты надумала втайне от владельца апартаментов завести кошку? – предположила подружка.

– Холодно, – оценила догадку я.

Хотя и вполне логично, если вдуматься. При наличии домашних питомцев стоимость аренды жилья в нашем доме существенно возрастает, так что, надумай я обзавестись глубоко законспирированным четвероногим другом, смелая идея секретно выгуливать его в стиле десантника-парашютиста меня непременно посетила бы.

– Собачку? – выдвинула новую версию подружка.

– Теплее.

Ирка непроизвольно пошевелила пальцами, рисуя в воздухе смутный силуэт кого-то более близкого к собачке, чем к кошечке, озадаченно поморгала и махнула рукой:

– Ладно, сдаюсь! Для кого веревочка?

– Для шашлыка, – призналась я.

– Это имя животного?

– Это печальная судьба самых разных животных. – Я вздохнула. – Но человек в моем лице слаб, прямо сейчас я хочу жареного мяса, поэтому собираюсь позвонить Артуру Хачатуровичу.

– И-и-и?

Ирка выглянула за окно и приветливо помахала далекой фигурке в белом – уже знакомому нам шашлычнику Артуру Хачатуровичу.

– И он отгрузит нам полкило шашлыка в пакет, который мы спустим вниз на веревочке, положив в него предоплату наличными, – объяснила я свой смелый план.

– Гениально! – обрадовалась подружка. – Только позволь внести две поправки: во-первых, не полкило шашлыка, а килограмм, ибо ты тут не одинока в своей внезапной страсти к жареному мясу.

– А во-вторых?

– А во-вторых, я предлагаю исключить из этого смелого плана веревку. Чтобы получить тринадцать метров веревки, придется порвать на полосы целую двуспальную простыню, а это дорого и долго. Я могу придумать кое-что получше. А ты?

Теперь уже подружка коварно усмехнулась, побуждая меня пошевелить мозгами.

– Ммм… В ближайшем магазине игрушек продают квадрокоптеры, теоретически вполне можно поднять шашлык на шестой этаж с помощью радиоуправляемой игрушки…

– Это могучая идея, – уважительно оценила Ирка. – Возможно, в будущем мы ее реализуем, но пока я мыслила менее смело и технологично: давай используем резинку!

– Резинку?

Я скосила глаза на кончик подружкиной косы, удерживаемой означенным аксессуаром.

– Да не такую, не для волос! – захихикала Ирка. – Обычную бельевую резинку! Ее и меньше понадобится, чем веревки, – она же растягивается, так что как раз хватит десяти метров.

– У тебя при себе есть десять метров бельевой резинки? – неподдельно восхитилась я. – Максимова, да ты хомякус гигантус!

– Просто у меня в доме три мужика, и все они предпочитают модным плавкам классические сатиновые семейники, так что стратегический запас резинки для трусов всегда со мной, – похвасталась подружка и порысила к себе за ценным ресурсом.

Через пять минут она вернулась с мотком резинки в одной руке и пустой картонной коробкой из-под торта в другой.

Коробку мы положили в пакет из супермаркета, к ручке пакета привязали резинку, а картонку утяжелили камнями из коллекции, собранной моим ребенком на подоконнике.

Экс-Масяня у нас латентный геолог и большой ценитель природной красоты в виде обкатанных морем необычных голышей.

– Этот не бери, второй такой фиг найдешь!

Я отняла у Ирки редкий булыжник в виде полосатого огурца и положила вместо него несколько камней, похожих на куриные яйца:

– Достаточно?

– Думаю, да.

Подружка покачала в руках потяжелевшую коробку и потеснила меня у подоконника:

– Звони Хачатуровичу, договаривайся о поставке, я уже готова поработать лебедкой.

И она негромко, но с искренним чувством запела, явно путая лебедку и лебедушку:

– А-а-а белый ле-е-бедь на пруду! Таскает нам с тобой еду!

Я забыла сказать – Ирка у нас доморощенная поэтесса.

Из-за тотальной косности издателей широкие читательские массы еще не имели счастья оценить ее произведения, но подружку это не обескураживает, и она продолжает творить.

И тырить.

Слямзить у кого-нибудь одну-другую бессмертную строчку Ирина Максимова считает делом добрым, искренне полагая, что для сооружения барьера на пути напирающего варварства и бескультурья классические строительные материалы особенно хороши.

– Тальков не стал бы петь о еде, – привычно покритиковала я спонтанное творчество поэтессы-плагиаторши.

– Тальков смолчал и был таков! Тальков не любит шашлыков! – на тот же мотив напела подруженька.

Я только рукой махнула – горбатого стихоплета могила исправит!

Артур Хачатурович меж тем воспринял мою странную просьбу как совершенно нормальную. Получив стопроцентную предоплату, он готов был отгрузить шашлык хоть в коробку на веревочке, хоть прямо в рот заказчику.

– Тяни потихоньку, не дергай, – предупредила я подружку, добровольно вызвавшуюся в бурлаки.

– Не учи ученого, я дипломированный инженер!

Подруга символически поплевала на ладошки и крепко взялась за резинку для трусов и шашлыков.

В это время в точно такой же, как моя, однокомнатной студии, только на третьем этаже нашего дома разворачивалась локальная драма.

Супруги Вондриковы, арендовавшие скромное временное жилище в доходном доме на период летнего отпуска, в одностороннем порядке выясняли непростые отношения.

– Как можно в такой прекрасный летний вечер сидеть дома у телевизора? – вертясь у зеркала в прихожей, возмущалась Клавдия Вондрикова. – Не понимаю, какое в этом удовольствие?

Геннадий Вондриков размеренно и неторопливо загружал в рот чипсы, со вкусом запивал их пивом и благоразумно помалкивал, опасаясь спугнуть назревающее тихое счастье: по всему было видно, что жаждущая публичных увеселений Клавдия вот-вот психанет и убежит на променад, оставив своего ленивого и косного супруга в объятиях мягкого кресла и в необременительной компании телевизора.

– Тебе бы только жрать и пить, пить да жрать! – нажала Клавдия, все еще надеясь расшевелить аморфного Геннадия. – А что жена-красавица одна в потемках гулять будет, тебя не волнует! А если на меня маньяк нападет?

Не поддаваясь на провокацию, Геннадий невозмутимо поднял бутылку и пробулькал что-то подозрительно похожее на «Сам нападет, сам пусть и обороняется».

– Гена! Ты меня слышишь? Я ухожу! – покричала Клавдия и распахнула наружную дверь.

Моментально возникший сквозняк просторным флагом выдул в окно длинную тюлевую занавеску.

– Я ухожу! – не закрывая дверь и оставаясь на месте, повторила Клавдия и демонстративно поцокала каблуками.

Полупрозрачное белое полотнище за окном распростерлось параллельно далекой земле.

– Дзынь! – звякнул мой мобильник.

Подготовив наш заказ к транспортировке, Хачатурович прислал мне сигнальную эсэмэс: «Ест».

Армянский дедушка, наверное, имел в виду слово «есть», означающее полную готовность, но Ирка все-таки забеспокоилась: а вдруг наше мясо учуяла какая-нибудь собачка, и это она сейчас «ест»?!

Отдавать незнакомому бобику наши харчи подружка не собиралась.

Она дернула за веревочку и…

Знаете, резинка для трусов – штука дивно отзывчивая!

Одно смелое движение нежной женской ручки – и бельевая резинка, сладострастно содрогнувшись, подбросила вверх закрепленный на ее конце пакет эффектным рывком.

Достигнув призрачной горизонтали, обозначенной распластавшейся в воздухе занавеской, пакет смял ее и повлек с собой, уверенно превращая полупрозрачную плоскость в интригующе растущую выпуклость.

За минуту до этого в типовой квартире-студии на четвертом этаже десятилетний Васька закончил пересказывать восьмилетней Катьке и шестилетней Нюрке сюжет страшного голливудского кино про призраков и теперь откровенно наслаждался видом испуганных сестриц.

Впечатлительные барышни поджали к подбородку коленки, обняли их руками и крупно вздрагивали, выжимая дополнительно пугающие скрипы из панцирной сетки кровати.

– А вот еще история про привидение, стра-а-ашная и ужа-а-асная, – загробным голосом начал Васька, незаметно нашаривая под подушкой очки для плавания, старательно вымазанные люминесцентной краской.

Светящуюся в темноте краску Васька сам тайно сделал из хвойного концентрата и порошковой борной кислоты. Дело-то нехитрое, предприимчивому парнишке вполне по плечу.

– Однажды две ма-аленькие девочки остались дома ночью без родителей, – зловеще начал юный искусник. – Уходя, мама велела им: «Закройте, девочки, все окна, задерните все занавески», а девочки ее не послушались, потому что им было жарко, и оставили одно ма-а-аленькое окошко открытым. И вот наступила ночь, посмотрели девочки в окно…

Катька и Нюрка, как загипнотизированные, синхронно повернули головы к окну.

Пользуясь моментом, Васька спешно приладил на лицо фосфоресцирующие окуляры и ликующе договорил:

– И увидели жуткое привидение!

– А-а-а-а-а! – дуэтом завизжали девочки.

– Сюда смотрите! – досадливо потребовал Васька, жаждущий продемонстрировать сияющие очи.

– Привидение! – завопила Катька.

Васька привстал и открыл рот, увидев за окном гигантскую полупрозрачную медузу.

– Ч-что эт-то?

– Страшное привидение! – поддержала Катьку Нюрка.

– А-а-а! – завизжал Васька.

– А-а-а! – взглянув на Ваську, завизжали Катька с Нюркой.

– Кто там орет как резаный? – поморщилась Ирка и дернула резинку, как удочку.

Страшное привидение рвануло ввысь.

Маскировочная занавеска соскользнула с никем не опознанного летающего объекта и плавно пошла вниз.

Я ловко – в прыжке – выхватила из воздуха увесистый пакет, взлетевший выше моего роста.

– Все, Гена, я ушла! – объявила мужу рассерженная Клавдия и наконец вышла, захлопнув за собой дверь.

Перепуганные дети в квартире на четвертом этаже дружно моргнули.

Беглая занавеска сама собой вползла в законный оконный проем на третьем этаже.

Привидение бесследно исчезло.

Мы с Иркой высунулись в окно и напоролись на шесть остекленевших детских глаз.

Мне стало зябко.

Дети смотрели вверх пристально и недобро, как три двуствольных зенитных орудия. Я мигом почувствовала себя вражеским «мессером» в перекрестье прицела.

– Вы чего? – опасливо спросила Ирка.

Детские головы втянулись в окно, громко стукнула рама, со скрежетом съехались шторы.

– Очень странные дети, – заметила Ирка и поежилась. – Пойдем-ка мясо есть, пока оно не остыло.

– Тиш-ш-ше! – шикнула я.

Поздно.

Дверь затряслась под напором пары мелких, но решительно настроенных демонят, вызванных волшебным заклинанием «есть мясо» и сопутствующим ему волшебным ароматом.

Все дети очень не любят спать, но некоторые еще и очень любят есть…

Я вздохнула.

– Не волнуйся, они все не слопают, – успокоила меня Ирка, увидев мое вытянувшееся лицо.

– Думаешь, не смогут? – не поверила я.

– Смочь-то они смогут, да кто же им даст! – отозвалась суровая мамаша, отпирая дверь.

Масяня и Манюня сдвоенным торнадо промчались к столу и с разбегу вцепились в шашлык. Я наплевала на мамино деликатное воспитание, последовала примеру деток и тоже ухватила по куску мяса в каждую руку – в большой семье клювом не щелкают!

А в такой семье, как у Максимовых, один щелчок клювом засчитывается за добровольный отказ сразу от трех блюд. Очень невыгодный курс щелчков клювом в этом семействе!

На этот раз мяса не хватило самой Ирке, которая некстати отвлеклась на телефонный звонок. Не ответить она не могла, так как звонил ее любимый муж Моржик, причем по важному делу.