Полная версия
Остров
Юля за Костю рада была, он заметно повеселел, взбодрился. А вот она все не могла себе места найти.
– Тебе, может, поучиться пойти куда? – предлагал Костя. – Вон хоть в мамин институт. У тебя же и медаль золотая. А что, библиотекарь нормальная работа…
Юля кивала, договаривая про себя: «Нормальная. Как раз для уродины. Кто там смотрит на тех, кто им книжки выдает?» Может, конечно, и не думал он так, но ей все казалось, что думал. Она и сама понимала, что Костя ее стесняется, должен, по крайней мере. Они редко куда выходили вдвоем: Костя не звал, а она не настаивала. Вот в кино пару раз были. Ей понравилось: уютный зал, мягкие сиденья, густой запах попкорна, можно на час с небольшим забыть, кто ты и как живешь. Иллюзии.
Глава 4. Обрести и потерять
На прием в женскую консультацию Юля шла, как всегда сутулясь, прячась за волосами, а из кабинета вышла совсем другим человеком. Глаза мечтательные, голова высоко поднята, так и шла домой, ничего не видя, не слыша, все слова врача вспоминая: «Вот и молодец, что сразу пришла, а то некоторые дотянут до последнего, а потом «Караул!» кричат. И правильно, что не работаешь – нечего с пузом в метро толкаться. А мы с тобой все правильно делать будем, и ребеночка здоровенького родим и в срок. Лады?» Хорошая докторица оказалась, хоть сидя в очереди наслушалась Юля про нее всякого и в кабинет входила с дрожью в коленках. Медсестра в ее сторону откровенно глазела, любопытства не скрывая.
Как врач и обещала, Ванька родился в срок и здоровый. Копия дедушки – и глазки под насупленными бровками и крепко сжатые губки и та же молчаливая сосредоточенность во время еды. А уж как папа внуку радовался, и не передать. Хотя в последнее время какой-то он невеселый был. Поперечная складка еще сильнее обозначилась на лбу, под глазами тени залегли.
– Ничо, доча, – отмахивался он, – это все работа. Работы много, а людей мало, – отшучивался он, – я за всех: и швец, и жнец, и на дуде игрец.
Сын стал отдушиной и спасением, вечные хлопоты почти не оставляли времени для других мыслей. Юля нарадоваться не могла, какой смышленый ребенок у нее растет. «Наша порода, Шадринская, – уверял отец, – ее никакими хилыми интеллигентами не испортишь!» – кидал он камень в Костиных родителей.
В начале сентября за неделю до Ваниного четвертого дня рождения папа приехал внезапно. Хотя всегда обычно предупреждал о визите заранее. Обнял дочь, подкинул Ваню к потолку, сел за стол на крохотной кухне, сделал пару глотков из кружки с горячим чаем, а потом выложил из тертой дерматиновой рабочей папки прозрачный файл с документами и связку ключей.
– Вот, доча, квартира вам, – тихо сказал Петр. – Уж не обессудьте, ежели не угодил, но жить с мальцом по чужим углам не дело.
– Квартира? – не поняла Юля. – Откуда? Ты купил ее? – Взяв в руки документы, стала вчитываться в текст.
Шадрин промолчал и только лоб потер.
– Это ж сколько денег! Папа, откуда? Как ты смог? – у нее аж в глазах потемнело.
– Это доча, не твоя забота, не дороже денег, – Петр прошелся по крохотной комнатке. Он знал, что покупка вызовет вопросы, потому и сделал все сам, не спрашивая дочь с зятем ни о чем. Купил и купил. А дареному коню в зубы не смотрят.
– Не дороже денег? – еле слышно прошептала Юля. – А я тебе не дороже? Я как жить должна? Вот с таким лицом? Мы на операцию накопить не можем – все на аренду, да на кредит уходит. А ты квартиру купил… Толку мне с нее! Какая разница, где от людей прятаться – здесь или еще где!
Петр отвернулся, закусив губу. Опять она про операцию, он-то думал, прошло уже все. Ну, что еще девке надо? Муж есть, сын, квартира – живи и радуйся! А она…
– Опять ты за свое! – не выдержал он. – Хочешь под нож? На кладбище не терпится? Сына сиротой оставить? Дура девка!
– Папа! – из глаз у нее брызнули слезы. – Лучше на кладбище, чем с такой рожей людей пугать!
– Ну, как знаешь! – Петр в сердцах стукнул ладонью по столу. – А я тебе все сказал. Ключи на столе. Живите. Или не живите. А я поехал.
Дверь хлопнула, и Юля прижала руки к горлу. Жалко папу до слез и себя жалко и Ваньку. Через минут пятнадцать дверь хлопнула еще раз, это Костя пришел с работы.
– Ничего себе! – сказал он, просмотрев документы. – Вот так сюрприз! И что ты горюешь?
Она только рукой махнула, оглядела убогую обстановку: диван с лоснящейся обивкой, игрушки, громоздящиеся на полу, стол, заваленный бельем, ожидающим глажки, ноутбук, приткнувшийся на подоконнике. Да, тесно. И дорого. И, наверное, папа прав. Но, боже мой, как она несчастна! Неужели не сможет она никогда сама распоряжаться своей жизнью?
Переехали быстро, благо вещей-то немного. Ну а там новые заботы: мебель, ремонт, всякие мелочи бытовые. Хоть и хлопотно, а приятно: все же свое, родное. С папой она помирилась, конечно, но червячок обиды остался, свернулся клубочком и периодически кусал ее истонченную израненную душу.
* * *Через три месяца, как в новую квартиру переехали, из поселка позвонила тетя Нина. И по голосу ее, глухому и напряженному, поняла Юля, что вот оно – непоправимое и страшное, что уже один раз в жизнь ее пришло со смертью мамы, потом с аварией этой – никуда не делось, так и ждало, чем бы еще ее добить. Она слушала и не понимала слов. Папа погиб. Ушел на зайца и не вернулся. Искали его пару дней, и нашли тело с огнестрелом в груди. Юля слушала рыдания тети в трубке, а сама медленно оседала на пол. Как погиб? Кто? Папа? Не может быть!
Она долго билась в истерике, пока не вспомнила про Ваню. Малыш сидел за диваном и с испугом смотрел на нее огромными серыми глазищами. Юля прижала его к себе и прикусила губу, чтобы не завыть в голос.
На похороны Юля ехала одна, Костя в командировку какую-то очередную отправился, не смог отказаться, а Ваню Юля со свекровью оставила, не хотела, чтобы он мертвого дедушку видел.
Много на похоронах болтали о странной гибели участкового. И причина смерти – неосторожное обращение с оружием – тоже странная: Шадрин – опытный охотник, не мог он чистить ружье и не разрядить его. Но дело закрыли и все. Народ поболтал и разошелся.
Там же выяснилось, что дом папа оставил по завещанию сестре жены. Юля решению такому не удивилась: у тети Нины двое сыновей, оба женились к тому времени, так что дом Шадриных им, и правда, пригодился. А Юле зачем дом в Новгородской? Вряд ли она там жить будет: в лучшем случае только на лето приезжать. А дом дело такое – ему уход постоянный нужен.
Костя плечами пожал, но высказался в том духе, что лишних денег не бывает, продали бы, вот тебе и нужная сумма на операцию. Юля тогда впервые не сдержалась, вспылила – и так папа им квартиру купил, мало ему, что ли? Костя тоже вспылил, потом, конечно, помирились, но все стало как-то зыбко в Юлиной жизни. Будто рухнула стена, за которой она укрывалась от непогоды и где всегда тепло и сытно. А теперь и поехать некуда, даже просто на выходные из города выбраться, отвлечься, и Ванечке там хорошо было – свежий воздух, молоко парное, летом ягоды, осенью яблоки свои, душистые.
Нина, конечно, сказала: «Ты к нам приезжай почаще, ты ж моя девочка». Юля головой покивала, но поняла, что приехать в свой дом, где теперь другие люди живут, пусть даже и родственники, не сможет. Когда-нибудь потом, наверное, но сейчас – нет.
Но и совсем без наследства папа Юлю не оставил – машина, не новый, но еще крепкий «Опель», досталась ей, да счет в Сбербанке на триста тысяч рублей. Юля и за это была благодарна – она все еще мечтала накопить на операцию.
* * *Зима выдалась мягкой, а в феврале, как водится, замело, заснежило и вдруг резко распогодилось. Март принял солнечную эстафету, с каждым днем приближая начало настоящей, некалендарной весны. Ошалевшие от радости воробьи заглушали ором уличный шум. Юля распахнула балконную дверь проветрить квартиру, озноб проворно взбежал по ее плечам, шее, скользнул по лопаткам вниз до самого копчика. Она если и спорила с мужем, то единственно из-за наглухо задраенных форточек. Тот мерз даже летом, по ночам зарываясь в одеяло по самую макушку. Юля всегда спала под тоненьким байковым покрывалом. Костя еще в среду уехал в командировку, сказал, в Москву. Юля, как всегда, молча позавидовала.
Конечно, ей никто не мешал выходить из дома, или поехать куда-нибудь, но она не хотела. Да, ей доводилось общаться с мамочками на детской площадке. Им, одуревшим от скуки, было все равно, с кем и о чем болтать, но этим все и ограничивалось, а на более близкое знакомство Юля и сама не напрашивалась. Если бы не семья, совсем пропасть. Юля посмотрела на фото за стеклянной дверцей книжного шкафа – Ванька, еще безволосый, улыбка во весь беззубый рот, ушки лопоухие торчат. Давно ли грудничком был, а вот уже и четыре, через полгода пять исполнится.
Юля привычно расставляла по местам разбросанные игрушки, протирала пыль, когда звонок мобильного оторвал ее от уборки, и мужской голос спросил к телефону Костю.
– Кости нет дома, – удивилась она в трубку, – будет в понедельник. Позвоните ему самому на мобильный… – телефон отозвался короткими гудками.
Юля посмотрела на дисплей. Номер ей незнаком. Кто-то с работы, наверное. Костя уже пять лет трудился в этой своей странной конторе, постоянно сыпал новыми словечками: котировки, фьючерсы, опционы. Она потом сама в интернете смотрела значение. Иногда вопросы мужу задавала, тот отмахивался, уверяя, мол, это не для слабых умов, но потом не выдерживал и принимался рассказывать про какие-то интервенции, дивергенции, даже схемы рисовал. Так что суть его работы она более или менее понимала, но удивлялась, как можно этим так сильно увлечься. Скучно же.
Через какое-то время телефон опять разразился гулкой трелью.
– Костя в командировке, – снова ответила она на вопрос о Косте.
– Я знаю, – у звонившего был густой бархатный голос. – Мне бы документы ему завезти, мы договаривались.
– Конечно, – любезно согласилась она, – привозите.
Через полчаса раздался звонок домофона. Юля открыла дверь. В прихожую вошел мужчина, а следом за ним еще трое. Она удивленно промолчала, хотя понимала, что есть что-то неправильное в том, как деловито они оттеснили ее от двери и по-хозяйски прошли в комнату.
– А вы кто? – спросила она, растерянно оглядывая непрошеных гостей.
– Я звонил, – сказал обладатель бархатного голоса. – Я ищу Константина Завьялова.
– Он в командировке, – Юля поднесла к горлу внезапно оледеневшие руки.
Мужчина прикрыл глаза и покачал головой.
– Ни в какую командировку его не отправляли. Завьялов просил несколько дней выходных по семейным обстоятельствам.
– Как не отправляли? – мысли ее понеслись с быстротой. Куда же он тогда поехал? Почему его ищут? – Вы кто? – спросила она снова.
– Бурцев Алексей Дмитриевич, заместитель директора компании «ВеллИнвест», – мужчина протянул визитку. – Вы уверены, что не знаете, где ваш муж?
– Костя уехал в Москву. Вот смотрите, он звонил. Вчера звонил. Я же говорю, он в командировке, его ваш директор и отправил. Вележев. Спросите у него…
– Неужели вы думаете, что я здесь сам по себе? – криво усмехнулся Бурцев. – Именно Игорь Владимирович и попросил выяснить, где сейчас находится его сотрудник, который на работе третий день не появляется и почему на счету фирмы недостача. Деньги как раз были в управлении Завьялова. И немалые.
Юля беззвучно ахнула.
– Сколько? – спросила она.
– Пятьсот, – кратко ответил Бурцев.
– Чего пятьсот? – не поняла она.
– Пятьсот тысяч, – холодно пояснил он и добавил: – Не рублей, конечно. За рубли я не стал бы беспокоить раньше понедельника. Позвольте-ка телефон.
Юля безропотно протянула ему трубку.
Потом она неподвижно сидела на диване в гостиной, пока чужие люди осматривали ее, еще несколько минут назад такую уютную и казавшуюся безопасной, квартиру. Нет, они не выворачивали вещи из шкафов, не кидали книги на пол, но досмотр производили тщательно и четко. Вскоре на столе лежали паспорт, свидетельство о рождении Вани, свидетельство о браке, документы на квартиру и машину, даже сберкнижка, на которой лежали деньги, доставшиеся от отца.
– Ситуация следующая, – сказал Бурцев, откладывая в сторону старый ежедневник, найденный в письменном столе, – весьма возможно, что это всего лишь недоразумение, которое в понедельник выяснится. Я очень на это надеюсь. Если ваш муж позвонит, в ваших интересах убедить его вернуться как можно скорее.
– Почему вы не думаете, что с ним что-то случилось? – глухо спросила Юля, в голове у которой билась одна мысль: «С Костей беда. С ним что-то произошло, может, даже самое страшное…»
– Я не верю в совпадения, – резко сказал Бурцев. – Когда одновременно пропадает человек, и деньги, за которые он отвечает, я знаю, что это неслучайно. Поверьте моему опыту. Вот документы, – подписывайте. – Он выложил перед ней стопку листов.
– Что это? – мелкие буквы двоились перед глазами. – Генеральная доверенность? Вы хотите квартиру забрать? – пролепетала растерявшаяся Юля. – А где же я жить буду? Мне куда, на улицу?
– По сути – это не мои проблемы, – сказал Бурцев. – Давай подписывай и благодари бога, что большего с тебя не требуют. А то знаешь, как можно долги всю жизнь отдавать?
– Как? – спросила она, до конца еще не веря в происходящее.
– Да так, – усмехнулся Бурцев. – Игорь Владимирович тебя еще пожалел, и так убогая, что с тебя взять? Разве что на внутренние органы разобрать, да и пацан тоже на что-либо сгодится.
Один из сопровождавших его охранников, крепких мужчин с холодными безразличными глазами, вынул руки из-за спины и сделал шаг в направлении второй комнаты.
– Господи, – прошептала Юля, метнув взгляд на приоткрытую дверь в детскую, где Ванька, увлеченно сопя, раскрашивал человека-паука. – Не смейте! – Она вскочила и бросилась ему наперерез.
Охранник взмахнул рукой и легонько ткнул ей ладонью под дых.
– Рожа, конечно, подкачала, но сиськи ничего, – осклабился он, глядя, как она корчится от боли у него под ногами. – Радику продать можно – у него наверняка найдутся любители на такую экзотику, да и мальчишку он с удовольствием возьмет.
– Где мне расписаться? – хрипло спросила Юля, с трудом отдышавшись.
В ее дрожащие пальцы вставили ручку, она накарябала несколько кривых закорюк и скукожилась на диване.
– Значит, так, – сказал Бурцев, – убирая документы в портфель. – Сидишь тут до утра и не вякаешь. Даже вещички кое-какие можешь собрать. Я сегодня добрый.
– Сберкнижку верните. Это мои деньги, личные.
– У супругов не бывает личных денег, все общее, и долги тоже. У тебя один выход – сделать так, чтобы муж вернулся. С деньгами. Тогда и поговорим. Про квартиру, сберкнижку и прочее. Поняла?
– А Вележев знает, что вы тут себе позволяете?
– Знает, знает. И еще, – он жестко прищурил глаза, – если ты, не дай бог, побежишь жаловаться в полицию или еще кому, – он усмехнулся, – пойдешь на запчасти, а пацана я на фарш пущу, на «Педигри». Это понятно?
Она с трудом кивнула.
Бурцев пошел к выходу, попутно отдавая распоряжения:
– Значит, Михаил, ты пока здесь останешься, проследишь.
Коротко стриженный молодой человек слегка кивнул и повел мощными плечами под кожаной тужуркой, сунул в карман ее телефон и застыл истуканом у входной двери.
До утра она пробыла в каком-то пограничном состоянии. Кое-как собирала вещи, не понимая, что брать, что нет. Охранник незримо маячил за ее спиной, бдительно следя, чтобы она не подходила к дверям. Да только вот некуда ей бежать за помощью, и не к кому. Нет у нее заступников, зря Бурцев беспокоился. И папы теперь тоже нет. И как же ей дальше жить? Ни квартиры, ни денег, ни работы. Ничего. Что ей делать? Жить со свекровью? Вряд ли та обрадуется. Или уехать домой в Новгородскую? А вдруг и там нахлебники не очень-то нужны? Профессии у нее нет, да и куда ее возьмут с таким лицом, разве что в судомойки. К утру она забылась недолгим сном у подножия детской кровати. Потом разбудила Ваню, одела, вызвала такси, загрузила в него два чемодана и пару сумок и поехала к родителям мужа.
Глава 5. Тайное и явное
– Что ж, закономерно, – Людмила Ивановна уже отвела Ваню в комнату и теперь слушала сбивчивый Юлин рассказ. Пройти ей хотя бы на кухню она не предложила. – Зло всегда наказуемо. – Юля непонимающе посмотрела на свекровь. – И что же ты теперь делать собираешься?
– Не знаю, – тихо ответила она. – Они все отобрали, все… В полицию велели не ходить… да и чем она поможет. Я же сама все подписала, сама.
– А зачем, вообще, неизвестно кого в квартиру пустила? – перебила свекровь. – Ты уверена, что это не жулики? Ты этих людей, вообще, когда-либо видела? Мало ли кто чего про Костю наговорит? Я уверена, мой сын не может быть ни в чем виноват. Больше того, я уверена, что скоро он вернется и все разъяснится. Но вот где вы жить теперь будете, хотела бы я знать? И на какие деньги ребенка кормить собираешься?
– Людмила Ивановна! – Юля чуть не плакала. – Вы правы во многом, но поймите – я испугалась… Они мне угрожали. Вы не представляете, что они обещали сделать… и с ребенком тоже!
Свекровь презрительно фыркнула:
– Ничего бы они не сделали, подумаешь… напугали.
– Как вы можете? – изумилась Юля. – Вы же мать, неужели вы бы не испугались, если бы Косте угрожали?
– Ах, вот ты о чем! – ноздри женщины возмущенно раздулись, а рот исказился в злобном оскале. И Юля от испуга отшатнулась. – Ты хочешь знать испугалась бы я, если бы моему сыну грозила опасность? Так я тебе отвечу. Да. Испугалась бы. И ради сына я на все пойду, на все соглашусь, даже чтоб он женился на авантюристке!
– Ка-какой авантюристке? – пролепетала Юля, вконец растерявшись.
– А то ты не знаешь, каким путем твой отец заставил Костю жениться на тебе? Не строй тут из себя овцу невинную!
– Боже мой, Людмила Ивановна! Ну что вы несете! – Юля вскочила и ухватилась руками за стену, голова кружилась, и ей показалось, что сейчас она упадет. – Костя сам приехал! Как его могли заставить?
– Как?! – свекровь демонически захохотала. – Да так! Подсунули наркотики и арестовали. Составили протокол, что якобы он занимался распространением, и подписать заставили. А то ты не знаешь, как это делается? А потом условие поставили: или он женится на тебе или в тюрьму… Ну, и ты будешь утверждать, что это они сами такое придумали, и твой отец тут ни причем? Еще скажи, что ты этого ничего не знала, и что и правда думала, что Костя от большой любви на тебе женился? – и она снова разразилась злобным смехом.
Юля смотрела на нее во все глаза и поверить не могла, что это наяву происходит. Людмила Ивановна с белым от гнева лицом сверлила ее глазами и Юля сжала голову обеими руками: показалось, что череп ее сейчас лопнет как арбуз и все что там внутри вытечет и, может, тогда ей станет легче. «Умереть, – пришла безумная мысль, – вот прямо сейчас. Инфаркт, инсульт, или голова пусть и правда лопнет, что угодно…»
– Хорошо, мы уйдем, – услышала она свой голос, доносящийся, словно через слой ваты и, цепляясь за стену, медленно двинулась по коридору.
– Ага! – с радостным сарказмом согласилась свекровь, преграждая ей путь. – И куда ты ребенка потащишь? На помойку? С бомжами жить? Или в деревню свою его повезешь? Отец-то тебе ничего не оставил, даже конуры собачьей… У родственников христарадничать будешь?
– Ничего, – тихо сказал Юля, – как-нибудь. – Силы вдруг оставили ее, и она плюхнулась на банкетку. Сердце как-то вдруг замерло на мгновение, и Юля даже обрадовалась – а вдруг и правда сейчас умрет – вот счастье-то!
– Значит, так, – решительно сказала Людмила Ивановна. – Ваню с тобой не отпущу. Хочешь – по-хорошему договоримся, не хочешь – будет по-плохому.
Юля подняла на нее изумленный взгляд. Что значит, по-плохому?
– Ты безработная, бездомная женщина. Я тебе лишение родительских прав в два счета организую. Помнишь, надеюсь, где мой муж работает? – свекровь решительно встала на пороге комнаты. – На суде скажу, что ты алкоголичка, бьешь ребенка, и свидетелей найду, не сомневайся. Подтвердят.
Юля перевела дыхание, прислушиваясь к сердцу, которое еще немного постукало с перебоями, а потом екнуло и снова застучало в прежнем ритме. На секунду она задумалась и даже глаза руками прикрыла, так больно ей стало от мысли, что Ванька без нее останется. Бедный малыш! А ведь свекровь, и правда, готова на решительные действия. Что она сможет сделать? Не драться же с ней? Вот тогда она ее точно в полицию сдаст.
– Зачем вы так? – прошептала она.
– Зло должно быть наказано, – повторила Людмила Ивановна, берясь за телефон. – Уходи. Или я вызываю полицию и органы опеки.
Юля склонила голову и подышала. Что ей делать? Неужели она оставит сына этой женщине? И куда они пойдут? У нее в этом городе ни одной знакомой души.
– Дайте мне немного времени проститься с ним, и я уйду, – попросила она, смирившись с неизбежным.
Свекровь посторонилась, пропуская ее в комнату. Юля присела рядом с сыном, который одним глазом смотрел на экран, где мельтешили Смешарики, а другим на бумагу, где пытался нарисовать круг. Круг получался кривоватым, но Ваня не сдавался.
– Что делаешь? – спросила Юля, обнимая хрупкие плечики.
– Лисую Смешаликов, – ответил Ваня. – Помоги, – протянул он ей карандаш.
– Мамочка уедет ненадолго, – сказала Юля, нарисовав окружность. – Ты с бабушкой поживешь?
– Поживу, – кивнул Ваня. – А с дедушкой можно пожить?
– Конечно, – улыбнулась Юля, сдерживая слезы, – и с бабушкой, и с дедушкой.
– Вот здолово! – крикнул Ваня и побежал из комнаты. – Бабушка! Я с тобой поживу!
Юля посмотрела ему вслед. Ваня рос веселым, контактным ребенком, никогда не цеплялся за маму, охотно шел к незнакомым людям на руки. Ну, и с бабушкой поживет, ничего страшного. Сумки с вещами стояли у стены, в них были Костины и Ванины вещи да пакет с игрушками: не могла же она оставить ребенка без любимых друзей. Ее одежда вся уместилась в небольшую спортивную сумку: некуда ей было наряжаться, да и ни к чему. Юля подхватила лямки и вышла, не говоря ни слова и не оглядываясь, стараясь изо всех сил не закричать от отчаяния.
* * *«Так нельзя, – думала она, бредя по улице, низко опустив голову, придерживая рукой то и дело съезжающую с плеча сумку, – это же невозможно. Папа не мог так поступить. Это какая-то ошибка. И с Костей тоже ошибка. Он не мог». Кроме этого никаких других мыслей в ее голове не было, кроме, пожалуй, еще одной – надо поговорить с Вележевым. Они же друзья с Костей, надо просто поговорить и все разъяснится, все станет, как раньше: Костя найдется, они с сыном снова вернутся в свою квартиру, и этот эпизод будут потом вспоминать, как забавное происшествие.
Компания «ВеллИнвест» располагалась в одном из старинных, заново отреставрированных особнячков Васильевского острова. Она легко миновала охранника внизу и вошла в тесный лифт. Офис Вележева находился на четвертом этаже, оставалось надеяться, что директор на месте и согласится поговорить с ней.
Ее выгнали через пять минут – вытолкали из приемной, дотащили до лифта и выпихнули за красивую лаковую дверь. И вот она снова на улице, сжимает в руках лямку, внезапно ставшей неподъемной сумки. Сверху вдруг посыпало дождем пополам со снегом, Юля развернулась и побрела прочь, глотая стекающие по щекам соленые капли.
Потом она долго бродила по городу, не чувствуя ни усталости, ни сырости в промокших кроссовках, не думая ни о чем, натыкаясь на людей, словно сомнамбула. Потом спустилась в метро и долго каталась по веткам, бездумно переходя с одной на другую. Наконец снова вышла на воздух. В это время, около восьми вечера, народу было не так много, но все равно ее периодически толкали в спину, спешащие по своим делам прохожие. Очередная машина обдала ее веером грязной воды из лужи. Сегодня же первое апреля, вспомнила она и чуть не расхохоталась в голос. Ну да, день смеха. Веселуха!
Юля огляделась по сторонам, с удивлением понимая, что вышла на Владимирский проспект, и тут ноги сами привели ее к Московскому вокзалу. Ну да, подумалось ей, вокзал самое место для такой, как она. Как сказал этот Бурцев, «убогая, что с тебя взять?» Зеленые буквы на электронном табло расплывались перед глазами. Куда ей ехать, в Новгород, к тете Нине? Да нет, как она уедет – здесь же Ваня! Надо вернуться, забрать его. Юля вспомнила перекошенное от злобы лицо свекрови. А если тетя Нина ее с ребенком не пустит? Людмила Ивановна хотя бы о Ване позаботится, что-что, а внука она любит… Тут у нее перехватило горло, сумка скользнула с плеча, и она закрыло лицо ладонями.
– Э-э, красавица, чего плачешь? – раздалось рядом. – Давай погадаю, всю правду скажу. Не бойся, бабушка не обманет.
Юля слегка приоткрыла лицо и искоса глянула на говорившую. И никакая не бабушка. Полная смуглая женщина, в пуховом козьем платке на голове. Юля шмыгнула носом и повернулась к женщине.