Старушка на курьих ножках

– Не жалеешь ты мужское населенье, Кать. И потом, она сказала, мы первые. Пока не выдаст – не помрет.

– Ууууу… вот и не будем торопиться. Того и гляди, разойдется на свадьбе в менуэтах – сломается.

– Не сломается. Ей такие пилюли прописали – скачет резвой козочкой. В музей является – каждый раз фурор! Наши смотрительницы только что не крестятся ей вслед, панночкой называют.

– Родиной попрекают? – Катька уперла руки в бока.

– В бессмертии подозревают, дурында! Бессмертие во все времена вызывало не только зависть, но и страшные подозрения! – зловещим шепотом сказала Варвара и нарочито выкатила глаза, как в старом немом кино. Подруги захохотали.

Лес действовал на Варю умиротворяюще. Она любила гулять здесь и думать, вспоминать… Мысли о бабуле неспешно поплыли в ее голове.

Далекие предки Луизы, в девичестве Красовской, родом были из Полоцка. И насколько насыщенной была история этого славного древнего города, настолько же трагической и непостижимой была история самого рода. Разумеется, достоверных фамильных артефактов времен Рюриковичей и Речи Посполитой в семье не было. Но уж легенды самые невероятные охотно передавались из поколения в поколение, обрастали новыми подробностями, шумно обсуждались представителями семьи на праздничных мероприятиях и семейных торжествах. Случилось так, что один из героических польских предков Луизы сделался вдруг популярен при дворе Екатерины Великой. Пожалованы ему были титул и земли. А во избежание гонений, вполне обычных в период русско-польских конфликтов, упомянутый пан Ежи женился на родовитой красавице. Отсюда и пошла богатая русская ветвь семьи. В последующие годы, полные трагических событий, войн, царских и затем советских репрессий, многочисленных русских предков Луизы снова разбросало по миру. Истинного патриотизма в «кровях» так и не прибавилось, зато тяга к авантюризму усиливалась в поколениях многократно. Историям этим Варвара внимала с детства, сначала с трепетным восхищением и энтузиазмом, затем с некоторыми сомнениями и поправками, с пятнадцати лет она склонна была думать, что Вацлавна все сама и сочинила по обыкновению. Варя улыбнулась мыслям и погнала их прочь. Они пришли на реку.

Речка здесь была неширокая, по обоим берегам обрамленная высокими крутыми песчаными обрывами. И повсюду сосны, сосны… Сосны, куда ни плюнь. На пляже не было никого. Приезжие сюда не забирались, а местная ребятня предпочитала пляж чуть ниже по течению, на широкой излучине, там были у них справлены плоты, припрятаны тарзанки, стояли рачьи ловушки. Мальчишки частенько приносили в имение раков, угощали женщин. Варя предполагала, что ходили они посмотреть на барыню. Луиза, в прошлом учительница, любила бывать среди молодежи, неустанно привлекала внимание, эпатировала, веселилась, хоть и не признавала этого из вредности. Скоро этой жизни придет конец. Варя сморгнула слезы и пошла в воду.

2

Бруно Дюпре находился в России уже неделю. За несколько дней до приезда он связался с человеком в Москве, велел собрать всю возможную информацию об интересующем его Михаиле Третьякове, его семье, друзьях, знакомых и далее по списку.

В Москве он провел несколько стратегически важных встреч и совещаний с российскими коллегами, партнерами по бизнесу – по случаю его приезда несколько филиалов прислали своих представителей. Он даже дал небольшое интервью прессе – в комментариях журналисты подали его как «самого прогрессивного владельца процветающего европейского ювелирного дома, интеллектуала и страстного коллекционера». Затем он прочитал доклад на форуме ювелиров, в приватной обстановке обсудил тенденции и проблемы отрасли, посетил легендарные музеи Кремля.

Владимир Иванович Ухтомский, успешный предприниматель, промышленник, обладатель весьма обширных связей в бизнес кругах России, пригласил Бруно на ужин в своем загородном доме. Бруно счел нужным на ужин согласиться. Они были знакомы несколько лет, правда, в России никогда не встречались, зато встречались на курортах Ниццы и Куршавеля.

– Мааам, ну он же старыыыый. – Вика, которая только что получила от своего инструктора по теннису сообщение весьма пикантного содержания, разглядывала себя в зеркале, вытягивала губы, красиво откидывала красивые волосы назад, крутилась, отставляла попу стульчиком. Вика себе нравилась.

– Викуся, ему нет и сорока.

– У него седина в висках, я его хорошо рассмотрела на выставке.

– Это благородно, дура. – Мать критически разглядывала дочь, поправляла ей платье, волосы.

– И глаза в разные стороны смотрят. Бррр…

– Не важно. Почти незаметно. И это его не портит. Даже добавляет шарма. Он душка! Отец его очень ценит.

– Ну вот сама и очаровывай его, если тебе так хочется. – Вике не хотелось возиться с французом в угоду родителям, а хотелось смыться к Олежке, инструктору, с ним было весело, он знал миллион анекдотов.

– Викуся! Сделай это ради отца! – Викуся закатила глаза и поджала пухлые губки. – Тебе ничего не стоит заполучить мужика! Просто будь с ним поласковее, поулыбайся…, – наставляла ее мать. – Ты же вон какая красавица у меня! – Она продолжала приводить Викусю в надлежащий случаю порядок. – Выйдешь замуж, в бриллиантах купаться будешь! А там – пожалуйста, ходи сколько хочешь на фитнес, теннис и горные лыжи. – Мать бросила на дочь оценивающий взгляд – осталась довольна. – Ну все! Идем. Будешь умничкой?

– Буду, – вздохнула Викуся.

В семь часов вечера Бруно Дюпре стоял в парадном холле – торжество мрамора и позолоты – загородной резиденции Ухтомских. Владимир Иванович встречал Бруно широкой улыбкой радушного хозяина, крепко жал руку, представил уже собравшихся гостей. В ожидании ужина мужчины отправились в кабинет пропустить по стаканчику, обсудить насущные дела. Спустя время в дверь постучали, вошла Ольга Михайловна, хозяйка дома, красавица, образчик гламурного шика, – подошла к мужчинам, соблазнительно качая бедрами.

– Владимир Иванович, что же ты гостей тут держишь впроголодь? Успеете еще о делах наговориться. Прошу всех в столовую, у нас все готово.

Ухтомский решил не спорить с супругой, мужчины направились в столовую, куда уже прибыли другие приглашенные. Всего собралось человек пятнадцать, все старые знакомые, за исключением Бруно. Мужчину перезнакомили со всеми присутствующими, он запомнил только тех, кто был ему нужен, и ради кого он, собственно, пришел. Мужчины тут же снова разбились на кучки по интересам, заговорили все разом, кто о чем. Бруно с улыбкой подумал, что, пожалуй, все бизнес круги во всем мире одинаковы – вот в таких столовых, кабинетах и гостиных в дружеской обстановке встречаются предприниматели, банкиры, представители власти, вполголоса решают самые важные вопросы, начинают громкие проекты, договариваются о многомиллионных сделках. На таких встречах Бруно чувствовал себя, как рыба в воде. Сын дипломата, он блестяще умел себя преподнести, с сокрушительным успехом заключал выгодные контракты, обходил конкурентов, заводил нужные знакомства. Он приехал на ужин, чтобы обсудить с заинтересованными людьми вопросы расширения своего бизнеса в России.

– Месье Дюпре, – к нему подошла Ольга Михайловна с бокалом шампанского. Бокал он принял.

– Позвольте представить – моя дочь Виктория. – Бруно посмотрел на Викторию. Это была сногсшибательная блондинка в открытом вечернем платье на высоченных каблуках. Бруно взял ее за тонкие наманикюренные пальчики.

– Ваша дочь, мадам? Не верю, – улыбался он. Хозяйка была польщена. – Вы можете называть меня Бруно. Вы стали матерью в раннем возрасте? – Ольга Михайловна зашлась в притворном смущении.

– Это генетика, месье. – Бруно подумал, что у генетики есть вполне определенное, скорее всего, всемирно известное имя, клиника в Испании или Швейцарии. Впрочем, российская эстетическая медицина также достигла пика своего развития, в чем он, Бруно, успел уже убедиться за эту неделю.

– Вы очень похожи, дамы. И выглядите… совершенно! – Они действительно были практически одинаковые, мать и дочь, подтверждение тому профессионально выполненные точеные носики, пухлые губы, высокие скулы, даже идеальной формы груди – Бруно мгновенно оценил совершенство и мастерство.

– Вы льстец, Бруно.

– Нет же! Верьте мне. Я ювелир, ценить красоту, отмечать детали – профессиональный долг. – Он улыбнулся улыбкой мартовского кота.

– Что ж, оставлю вас, молодые люди, если не возражаете. Мне необходимо вернуться к гостям.

Вероника предложила Бруно выйти в сад. Прогуляться на свежем воздухе. Бруно не хотелось гулять, остались еще нерешенные вопросы, но он пошел. Отец дипломат был бы доволен. Впрочем, мать была бы просто счастлива, хохотнул про себя Бруно.

– Я видела Вас на выставке, месье.

– В самом деле? Интересуетесь живописью?

– Очень! – С жаром воскликнула Викуся. – У нас все посещают выставки. Где еще встретишь нормальных чуваков? А художники вообще… такие забавные!

– Понятно… А Вы, Виктория, пишете сами? – Бруно откровенно издевался.

Викуся посмотрела на него, как на умалишенного.

– А! Нет, конечно. Я ж не с приветом. С детства ненавижу рисовать. Я пою!

– Да что Вы? Что именно Вы поете?

– Да так… Вот недавно предложили неплохую песню. Папа сказал, подумает.

– Папа?

– Ну конечно! В наше время, знаете ли, даже если ты ну оооочень талантлив, все равно трудно пробиться. Везде ж бабло нужно!

– Тут Вы правы, Виктория. А Вы очень талантливы?

– Нууу… друзьям нравится. Бруно улыбнулся.

– Я видел рояль в гостиной. Это ваш инструмент?

– Ага. Красивый, правда? Нам его из Италии привезли. Бешеных денег стоит.

– Сыграете что-нибудь? Прошу Вас… – Бруно взял Викусю за руки, развернул к себе, посмотрел с неподдельным трепетом. Лишь в уголках глаз плескалось веселье.

Викуся до уголков не добралась. Тут же среагировала, подняла на него томный взгляд, завела ножку назад, попа ее соблазнительно округлилась, пальцы в его руках затрепетали, идеальной формы грудь волнительно поднялась. Иии ррраз! Батман тандю жёте! – пронеслось у него в голове. Он однажды забирал племянницу из балетной школы. Послушные детские ножки и ручки заученно вставали в нужную позицию по команде строгой мадам.

– В другой раз, Бруно. Я сегодня не в форме, – сладко мурлыкала Викуся. Бруно отвлекся от батманов.

– Что ж. Надеюсь мне еще представится возможность насладиться Вашим талантом.

– Вы скоро уезжаете?

– Да, улетаю сегодня. Честно говоря, мне уже пора бежать.

– Ууууу… Ну Брунооо, – Викуся вытянула совершенные губки, свела совершенные брови.

– Мне бесконечно жаль, Вики. Но… дела! – Он глазами, губами и руками изобразил, как ему жаль. Гран батман и фуэте!

Он увлек ее в дом, где с самыми искренними сожалениями распрощался с Владимиром Ивановичем и Ольгой Михайловной – шепнул ей, что барышня обворожительна. Мать понимающе улыбнулась.

Визитом в Москву Бруно остался доволен. Все прошло по намеченному плану. Пришла пора заняться вопросом колье.

В нужный ему город он прилетел в обед. Сразу же пригласил человека в номер отеля. Выслушал его отчет о проделанной работе. По количеству информации – он получил ее в устном, бумажном и электронном виде – Бруно понял, что Михаил Третьяков весьма занятный персонаж. Он не планировал задерживаться в Российской глубинке, поэтому, не теряя времени даром, приступил к изучению материалов досье.

В 1917году князь Красовский вывез семью во Францию. Вместе с семьей князь вывез львиную долю фамильного наследия, а тут следует сказать, что Красовские всегда являлись тонкими ценителями искусств, как художественных, так и ювелирных. В княжеских закромах бережно хранились изящные украшения – творения величайших мастеров ювелиров, богато инкрустированное оружие – наследие героического военного прошлого семьи, полотна именитых художников, дорогая посуда и прочие предметы роскоши. Но светлая история благополучного спасения омрачалась одним темным фактом. В России остался старший сын князя, любимец и прямой наследник. Супруга сына была на тот момент беременна первенцем, и должна была разродиться в самое ближайшее время. На семейном совете постановили разрешения родов дожидаться в России и при первой же возможности присоединиться к семье в Париже. Так дед Михаила Третьякова, Вацлав Антонович, родился в последние дни великой империи, на стыке времен. Во Францию они так и не попали. Разразилась революция, а затем гражданская война. В неумолимом потоке событий ХХ века перечеркивались старые вехи, обрывались семейные узы, судьбы человеческие писались заново. Так потомки славного пана Ежи оказались в разных государствах, в разных мирах.

Бруно листал исторические справки, сводки из архивов. Он во всем любил системность и деловой подход, поэтому решил не довольствоваться поверхностной информацией о человеке, а копнуть поглубже, насколько это возможно. В конце концов, человек уже дважды пересек его дорогу! Архивные справки о семье Третьяковых заставили его задуматься. Будучи выходцем из эмигрантской семьи, Бруно с детства слышал множество подобных драматических историй. Ему даже казалось, что когда-то он уже слышал именно эту. В голове возилась какая-то мысль, он никак не мог ухватить ее и изучить получше. Что-то все время ускользало от него. Как будто не хватало одного маленького пазла, чтобы вся картина сложилась. Бруно потер уставшие глаза. Завтра он поедет к старушке, попытается договориться с ней – он умел общаться с пожилыми людьми, – разберется во всей этой истории и через пару дней вернется в Париж.

Рано утром машина ждала у входа, Бруно забрался в кондиционированный салон, они плавно тронулись.

– Музыка не помешает? Ехать-то не меньше часа!

– Нет, не помешает.

– Ага, вот и чудненько.

Бруно неплохо говорил по-русски – в раннем детстве бабушка приложила к этому немало сил, поэтому искать франкоязычного водителя он не просил.

– А то знаешь, как бывает, сядет угрюмый какой жлоб и ни гу-гу. Тащишься тогда по пробкам, хоть волком вой, и дорога не в радость…

– Что?

– Я говорю, недавно вез мужика. Весь нервный, дерганый…

Бруно потерял нить разговора, отвлекся. Мимо проплывали старые кирпичные постройки, наверное, еще дореволюционные. Впрочем, они были густо разбавлены постройками современными. Двухэтажные дома красного кирпича с арочными окнами и коваными козырьками стояли по соседству с серыми панельными монстрами. По утреннему времени прохожих на улицах было еще мало, собачники вот в скверике торопят любимцев с утренним моционом, посреди скверика вездесущий всесоюзный дед с поднятой рукой, вот смуглые дворники вышли на службу, дорожные рабочие в оранжевых жилетах подняли чугунный люк, столпились вокруг дыры, закурили.

– …Слышь, друг… Я говорю, в объезд надо. Тут дорога шибко плохая. Если времени не жаль, конечно…

Времени было жаль, Бруно велел ехать по прямой.

– Ну, брат, тады держись, – изрек мужик. Бруно тут же затрясло и заболтало, как будто ехал он не в комфортабельной машине по вполне цивилизованному городу, а посаженный в бочку катился с горы. Водитель что-то выговаривал эмоционально, кажется, ругал власти, плевался, голос его дребезжал и сам он ходил ходуном. Бруно тоже ходил ходуном.

– Нет, ну ты скажи, в чем я не прав? Бруно признал правоту.

Вскоре они выбрались из города, дорога пошла веселей. Симпатичные кирпичные особняки за коваными решетками плавно сменялись деревянными домишками с резными крышами, а там уж пошли поля. Водитель все рассказывал что-то, смеялся своим историям, даже иногда оборачивался к нему, требовал подтверждения. Бруно начала уже утомлять эта поездка, когда машина вдруг остановилась, водитель вышел, постоял уперев руки в круглые бока, вернулся с соломиной во рту, обернулся к Бруно и сказал громко, как будто Бруно был глухой:

– Приехали, брат. Мост, вишь, закрыли… Но можно в объезд… если, канеш, времени не жаль… – Времени было по-прежнему жаль. Тогда они решили, что дальше Бруно пойдет пешком через лужок, лесок и деревеньку – мужик тыкал и возил толстым пальцем по карте, а он сам поедет в объезд. Пока доедет, Бруно уж дела поделает и можно будет вертаться. Мужик опять закричал:

– Не боись, спросишь, если что! Не пропадешь! Язык до Киева доведет! – Пуще прежнего развеселился мужик и загоготал. Бруно уже захлопнул дверь и гогот его водителя удалялся вместе с машиной, оставляя после себя клубы пыли.

Киев… это же в… Украине?

Бруно осмотрелся. Было красиво. Бескрайние поля простирались до горизонта, разноцветными ломтями лежали на холмах, сваливались в низины. На дальнем холме увидел он деревушку. Она начиналась на вершине и затем тоже сползала вниз. Наверное, к реке, – думал Бруно, – отсюда не видно. Крыши домов горели на солнце. Воздух был еще прозрачен, чист и неподвижен. Ни один порыв, ни одно шевеление ветра не нарушало окружающего безмолвия. Ему даже казалось, что он слышит крик петуха в той дальней деревушке. Занимался новый день. Бруно поднял голову в безгранично голубое июльское небо. Будет жарко, решил он. Затем сверился с картой, которую ему выдал мужик под обещание вернуть непременно, и зашагал в сторону леса. На опушке его обогнали белобрысые, загоревшие дочерна мальчишки на велосипедах. Они звонили в звонки, перекрикивались, смеялись. Проезжая мимо Бруно, каждый из них обернулся – рассматривали с недоумением.

– Здрасьте!

– Здрасьте!

– Здрасьте!

– Ммм… молодые люди! – Бруно чувствовал неловкость. Мальчишки остановились, ждали, когда он приблизится. – Мне нужно попасть в имение Третьяковых. – Он даже достал карту и показал, куда именно. – Я ….правильно иду?

Они нетерпеливо заговорили все разом, показывали в разные стороны, звонко спорили, чесали кудлатые головы. Бруно ничегошеньки не понимал.

– В общем, правильно, дядь. – Согласились, они, наконец. Бруно показалось, что им не терпелось от него избавиться – их звали неизведанные дороги, речка до синевы на губах, краденые яблоки, шалаши на деревьях… их звали приключения. Они лихо повскакивали на велосипеды и шумно покатили в лес. Бруно последовал за ними.

Он шел уже часа полтора, полуденный жар набирал обороты, от земли поднималось акварельное марево, воздух дрожал. Бруно взмок, то и дело вытирал лоб, пот струился по вискам. Наконец, он вышел к деревеньке. ПОДЛЯНЫ – значилось на указателе. Древняя, как Стена Плача, бабка в теплом платке и валенках – первая, кого он встретил – кивала головой на все его расспросы. Бруно терял терпение, выдержку и всякую надежду добраться до места хотя бы до темноты. «Вот почему у немцев ни черта не получилось», рассуждал он. Он уже обернулся, чтобы поискать кого-нибудь еще. И вздрогнул. Перед ним стоял мужик в майке и меховой шапке, одно ухо шапки торчало в сторону, шнурок качался. Мужик молча кивнул. Собрался сесть рядом с бабкой, места не хватало. Он приподнял бабку, словно та была куклой, и сдвинул в сторону.

– Кузьминишна! – прокричал. – Зинку мою не видала? – Бабка закивала, как недавно Бруно. – С утра ушла в Залесное и нет ее! – Бабка снова закивала. -Ну понятно, – сказал мужик, почесал грудь обширной пятерней.

Бруно был обескуражен. Никогда ему не выбраться из этого места!

Тут подкатила к ним дородная женщина на велосипеде. Громко поздоровалась. Рассмотрела Бруно.

– Вась, где Зинка твоя?

– Я почём знаю! Кузьминишна говорит, в Залесное подалась. – Бабка закивала.

– А Савелича не видал?

– Вчера видал. На службу бёг.

– Ясно. А тебе чего? – Обратилась она к Бруно. – Иконами интересуешься, гад? – Она повысила голос и прищурила глаз. Ему даже показалось, что сейчас она его ударит. Васька уже приподнялся со скамейки, взгляд его сделался недобр.

– Я… мне нужно в имение Третьяковых. Я, кажется, заблудился…

Женщина рассматривала его.

– Нерусский что ли?

Бабка Кузьминишна закивала. Все на нее посмотрели.

– Ладно. Ты это.. через деревню пройдешь до развилка. На развилке повернешь налево. Выйдешь на луг и держи усю дорогу левее. Увидишь дом большой – двигай на него. Это музей наш. Третьяковы там. Только выходной сегодня в музее. Придется до дому идти.

Бруно поблагодарил тетку, раскланялся с остальными и пошел по улице.

Подруги резвились, хохотали, толкали друг друга, поднимали в воздух радужные брызги. Наплескавшись, дружно откинулись на спины, и, широко расставив руки, замерли на водной глади. Река плавно понесла их вниз по течению. Мимо проплывали облака, подруги взмахивали руками – облака раздавались в стороны кругами, под ними качались водяные травы.

– Хорошо-то как, Варь! Мне вот знаешь, никаких курортов не надо! Лето, солнце, речка…

– Угу. – Варвара смотрела в небо, улыбалась. Смотреть долго не было сил, все вокруг искрилось бриллиантовыми бликами, полуденное солнце слепило – она прикрыла глаза.

– Смотри, какие телочки! – Услышали подруги с середины реки. – Ээээй, красотки поплыли с нами! – Красотки моментально подскочили, запрыгали в воде оловянными солдатиками.

– Плыли б вы без нас, ребят! – Катерина приложила руку козырьком ко лбу, оценила обстановку. В нескольких метрах от них качалась лодка с двумя бугаями на веслах.

– А нам без вас скучно. – Лодка уже направлялась в их сторону, бугаи налегали на весла.

– Не тратьте время, молодые люди. Вам же ясно сказали, плывите своим курсом.

– Плавает знаешь, что, малышка? – Осклабился один из гребцов. Второй загоготал.

– Ну так тем более!

– Мужики! Кто там у вас? – На песчаной отмели на другом берегу расположилась развеселая компания, – видимо, дружки. Двери автомобилей были распахнуты, музыка громыхала теперь на всю округу.

– Да вот русалок поймали! – Опять дружный гогот.

– Давайте их сюда!

– Чёта трепыхаются! – Мужики на берегу принялись снимать на бегу одежды, попрыгали в воду.

Лодка тем временем уже приблизилась к подружкам на расстояние вытянутой руки.

– Ёмаё! Да это Красовские тёлки! – То ли огорчился, то ли удивился один из бугаев.

– И чё? Прыгайте в лодку, девки. Отдохнем… шашлык, вино, туду-сюда…

– А давайте сразу с туда-сюда, – Варвара сдула прядь волос со лба. Обе они ухватились за борт лодки, стали подпрыгивать, затем снова уходили в воду. Лодка раскачивалась, мужики приседали, махали руками.

– Эээээ! Вы чё, охренели, дуры? Я ж вам хвосты-то обломаю!

– За свой хвост переживай, придурок! – Они все-таки вытряхнули мужиков из лодки, те попадали в воду, широко раскинув руки. Взметнулись фонтаны разноцветных брызг. Последним усилием девицы окунули-таки лодочный бок в воду, тот стал быстро погружаться в глубину, лодка перевернулась, звонко шмякнулась о воду, стала медленно исчезать в пучине.

– Ну, ведьмы!

– Оставь их, Леха. Они шальные, все знают!

Гневные ругательства сыпались в след подругам, когда они изо всех сил рванули к берегу. И даже когда сломя голову бежали сквозь крапивные заросли вдоль реки. Прибежав к своему пляжику, они попадали на песок, отдышавшись, стали хохотать и заливаться.

– Варь, ты какая-то не такая сегодня. Что случилось-то? -Катерина бодро шагала по лесу, вытирая на ходу длинные светлые волосы.

– Да надоели все, Кать. Сегодня опять записку подкинули. Только бабушке не говори.

– Само собой… – Катерина вздохнула. – Анонимную? – Варвара молча кивнула. – Вот что за люди? Лютый выкрутасничает?

– Да как-то несолидно, Кать. Прям по-бабьи. И слог, знаешь ли, высокий, патетический. Если б это не было так дико, я бы решила, что бабуля сама развлекается.

– Думать нужно. Кому больше всех надо нас отсюда выжить?

– Ооооо… желающих полно! И вот изощряются, кто как может. Лютый братков подсылает, администрация проверками замучила, анонимки теперь еще…

– Может к Роман Романычу обратимся, а? Он следак, его прямой долг разобраться…

– Сами разберемся.

– Ну сами так сами… Варь, ты что, любишь его еще?

– Кать, хочешь, я тебя стукну? И ты станешь фиолетовой! – Варвара даже вскинула руку. Катерина отпрыгнула, засмеялась.

– Правильно, подруга. Он мне вообще никогда не нравился.

– Еще бы он тебе нравился. У вас же взаимоисключающие виды деятельности, Кать. – Варвара тоже улыбнулась.

Бруно шагал по Подлянам. Жизнь на деревне била ключом. У колодца громко спорили две тетки, уперев руки в бока. Чуть поодаль, в тени раскидистой липы на лавке сидели мужики неопределенного возраста, следили за спором, встревали, подначивали теток и гоготали. Теткам надоело выяснять отношения, они разом повернулись и наперебой накинулись на мужиков. Мимо протащился возок, груженый свежескошенной травой. За возком тянулся травяной след. Дедок в армейском кителе на голое тело деловито понукал старой лошадкой, та прибавляла ходу, припадая на одну ногу. Затем возмущенно фыркнула, заводила головой – звякнули ремни, заполошные куры бросились по сторонам. Женщины помоложе возились в палисадниках – вот одна вышла за калитку, обозрела улицу, стала громко звать внуков обедать. Они возмущенно кричали ей в ответ, обедать им не хотелось. Старухи сидели на лавках – когда Бруно проходил мимо, они разворачивались всем корпусом, словно были в партере, а он на передвижной сцене. Молодые девицы облепили крыльцо, щелкали семечки, громко смеялись. Увидели Бруно, рассматривали заинтересованно, закивали головами – приветствовали. Собаки лениво махали хвостами, развалившись под лавками и в кустах, клацали на мух. Блажили петухи. Уже на лугу к нему прицепились оводы. Он стащил пиджак и отмахивался от них. Особо любопытный козел погнался за ним вприпрыжку, пока не был остановлен веревкой, за которую был привязан. Бруно струхнул. Потом рассмеялся вслух.