Полная версия
Любить (НЕ) страшно
– Нет, я Констанция ― сказала Лиза. ― Она такая красивая… ― девочка не могла оторвать восхищенных глаз от экрана телевизора.
– У этой Миледи такая красота, от нее все мужчины балдеют, наверное, ― заявила Вета с показной уверенностью взрослого. ― А Констанция страдалица, очень красивая, но страдалица, видно же. Дурочка она, эта Констанция.
– У нее просто глаза добрые, и она же играет, у нее роль такая.
– Да, но ее-то взяли на эту роль, а не на роль Миледи. Смотри, какое у нее доброе лицо.
– Да, они явно в общаге не живут, они в Москве, разъезжают там на «Волгах», ― продолжая рассуждать, Вета и Лиза жевали мандарины уже без жеманства взрослых леди.
К моменту, когда Констанция в белоснежной накидке открывала душу коварной Миледи, Лиза уснула.
― Как ты смеешь брать мои вещи, ты, маленькая паскуда? ― мать наотмашь ударила спящую на диване девочку.
Холодный пот ужаса обжег Лизу сильнее, чем пощечина. «Как незаметно она пришла», ― подумала Лиза, вскакивая. Боже, туфли еще здесь… Ей почти стало плохо.
– Мамочка, я просто… кино смотрела, про Констанцию… туфли… как ты… мне хотелось… Ты такая красивая, ― лепетала девочка. ― Я сейчас все уберу…
Мать, услышав комплимент, растаяла.
– Все мандарины слопала?! Смотри, обосрешься, ― только и сказала она. ― Ладно, ― смилостивившись, неожиданно продолжила мать, ― Я, может, как-нибудь научу тебя ходить на каблуках, как я, только не в этих туфлях! Иди на свое место. Спокойной ночи, ― мама поцеловала Лизу в лоб.
«Пронесло в этот раз. Ничего себе!» ― подумала Лиза. Она заметила, что похвала и комплимент резко изменили настроение мамы.
Впоследствии она сделала выводы и постепенно научилась говорить маме приятные вещи, спрашивать совета, слушать, внимательно глядя в глаза и со всем соглашаться. А это мама очень и очень любила.
Их жизнь немного изменилась после этого. Лиза начала получать мелкие похвалы, редкие объятия, и иногда мама разрешала ей полежать с ней на диване и посмотреть кино.
К двенадцати годам Лиза с мамой наконец-то переехали в двухкомнатную квартиру на пять остановок дальше от школы. Тетя Лена с дочками тоже к тому времени получила жилье в хрущевке.
В новой квартире они обе стали намного счастливее. Вместе делали ремонт, клеили обои и красили пол и окна. Маме после общаги, конечно же, хотелось уюта. К тому времени уже многое можно было привезти из Польши или купить на рынке. Лиза искренне восхищалась мамой и наслаждалась этим относительным спокойствием их нового бытия.
Единственное, что ей было неприятно – это замок на двери в зал, который служил маме и спальней. Каждое утро, уходя на работу или еще куда-нибудь, она запирала свою комнату. Лиза только еще один раз в жизни видела те туфли.
Оглядываясь назад и наблюдая за матерью Лизы, красивой, умной молодой женщиной, пережившей так много борьбы, я понимаю, почему она была так зла. Как и у многих, у нее никогда не было хорошей жизни. Она, вероятно, даже не знала, что такое счастье. Она, как и многие в те времена, не чувствовала большой любви ни от своих родителей, ни от Родины.
Когда ей самой было лет десять, родители сбросили ее на бабушку, в то время как сами по нескольку лет жили за границей, в дипломатических представительствах. В пятнадцать лет она стала нянькой для своего новорожденного братика. Хоть она его и обожала, ей хотелось сбежать, поэтому она быстренько выскочила замуж. Кажется, она очень любила своего первого мужа, но это была тайна, покрытая мраком. Лиза об этом факте никогда не узнала. Отец Лизы был маминым вторым мужем.
Я не виню ее за то, что она не стала идеальной матерью. Что вообще значит идеальная мать или жена? Я не сержусь. Она не мягкая, хотя, конечно, в глубине души она добрый человек. Советская жизнь могла сломать, исковеркать любого, даже очень сильного. По крайней мере, она пыталась обеспечить Лизе мало-мальски сытую, нормальную жизнь. После долгого и тяжелого рабочего дня ей приходилось вязать и шить вещи на продажу, и хотя это и было ее любимым занятием, со временем оно превратилось в обязательное бремя, тягтвившее ее долгими бессонными ночами. Всех ли так любили родители?
Лиза еле тащила ноги домой из школы, когда на город опускались сумерки, освещенные теплым светом окон. Она знала, что происходит за этими занавесками. Люди ужинали и разговаривали о своих делах. Объединенные нищетой, но некоторым из них все же удавалось радоваться. В ее окне было темно. Где мама? Вероятно, все еще работает.
Лиза старалась не замечать сочувствующие взгляды людей в автобусе. Что-то в их глазах вызывало в ней чувство тревоги. Эти взгляды были не то сочувствующими, не то… Непонятные и очень неприятные. Эти жалеющие взгляды были унизительны.
Я потрясена тем, насколько серой была жизнь. Серые взгляды, серые глаза, серое небо, серый город, серые люди. Депрессия была дымкой, которая окутывала, пронизывала ту жизнь везде и во всем. Сейчас я понимаю этих людей, я понимаю маму и ее настроения. Общество было изувечено. Счастье не было счастливым, счастьем было иметь то, чего не было у других.
Как-то Лиза со своей новой подругой из подъезда, Машей, ходили вместе в магазин за хлебом. Перед тем, как их отправили в булочную, они несколько часов гуляли на улице и порядком проголодались. На обратном пути девочки беззаботно болтали, смеялись и Маша, проковыряв дырочку в своей буханке, начала есть хлебный мякиш, набивая полный рот и продолжая весело болтать. Лизе тоже хотелось свежего хлеба, но она не решалась отломать ни кусочка.
– А мама тебя не заругает? – спросила она у Маши.
– За что? – искренне удивилась та.
– Вот за это, – Лиза кивнула головой на булку, – за то, что ты хлеб испортила.
– Да ну! Чего такого? – беспечно пожала плечами девочка, выковыривая очередную порцию ароматного свежего мякиша.
Лиза смотрела на свою буханку, на Машу, думала о том, что скажет мама. Но та была так беззаботна, и Лизе начало казаться, что ничего такого страшного здесь нет. И она отломала кусочек хрустящей, такой ароматной корочки. Хлеб и правда был очень вкусным – совсем свежим, еще немного теплым. А есть на улице всегда так вкусно! Она отломила еще кусочек и наконец добралась до мякиша. Вкуснотища! Две веселые юные девушки шли по улице солнечным летним днем, под ногами стелился тополиный пух, липкий запах тополиных почек смешивался с ароматом свежего хлеба. Они смеялись и радовались солнцу, лету и зеленой листве деревьев.
Наконец они пришли. Напоенный теплом и свежестью воздух летней улицы сменился сырой затхлостью подъезда. Дошли до Машиной двери, она постучала. Дверь открыла, улыбаясь, ее мама.
«Ну что, сходили? Умнички, – она взяла буханку из рук дочери. – Ой, а что это у нас тут такое? – с ласковым удивлением указала она расковырянный тоннель в хлебном мякише. – Это что у нас, маленькая мышка завелась?»
«Мышка, мышка!» – засмеялась Маша, заходя домой. Светлана Николаевна тоже рассмеялась, приобняв дочь. Дверь закрылась. Лиза пошла дальше к своему подъезду. Со слегка замирающим сердцем она тихонько постучала.
Мать, занятая своими мыслями, открыла дверь и взяла буханку, не глядя на Лизу. Тут ее взгляд упал на выковоренную дочерью дырку в хлебе. Она моментально изменилась в лице.
«Это еще что такое?» Сердце Лизы оборвалось.
«Это… это мышка…» – пролепетала она, запинаясь и пытаясь выдавить из себя робкую улыбку. Глаза матери наполнились злобой.
Лиза опустила голову и переступила порог тяжелой походкой идущего на казнь.
Темная Радуга
Просыпаясь рано этим утром, я чувствую его сильное крепкое тело рядом с собой, его близость ― она электризует меня. Он мягкий и прохладный. Но в то же время горячий. От прикосновения его рук у меня перехватывает дыхание. Мы словно вместе лежим где-то высоко в облаках. Его тело такое теплое. Его рука лежит на моем плече, а губы касаются моей шеи.
Я чувствую любовь. Я чувствую его наслаждение мной. Мне это приятно. Мне это нравится. Он спит, все время крепко держа меня в объятьях, как будто боится потерять меня, пока спит. Как будто пытается забыть о своих проблемах, прячась от неприятностей мира в этой маленькой впадинке на моем затылке, вдыхает запах моих волос. Мне щекотно.
Моего ангела зовут Paul. Мне абсолютно не важно, что он старше меня на 17 лет. Он красивый, сильный, мужественный. Для меня он молодой, его тело подтянуто, он прекрасно за собой следит, всегда загоревший и очень вкусно пахнет.
Мы не обычная пара, конечно же нет, мы не такие как все. Хотя, как и у всех людей, у нас иногда тоже бывают разногласия. Очень редкие и совсем незначительные. Мы никогда не ругаемся. Иногда мы спорим, можно сказать, дискутируем.
Порой он просто слушает мой лепет: про мои планы, новую профессию, семью и первую любовь. Он любит мои истории, слушает очень внимательно, не отрывая от меня восхищенного обожающего взгляда. Но чаще всего мы просто болтаем о том о сем, как день прошел, как дела на работе – или начальник мой что-то такое сделал, или его партнер по бизнесу что-то опять напортачил, или новые козни его бывшей жены…
Сейчас это не имеет никакого значения. Ничто в этом мире не имеет значения, когда я растворяюсь в мягкости и опьяняющей нежности его объятий. Хотя иногда, где-то глубоко внутри, у меня появляется какое-то неприятное колкое чувство, которое я не понимаю. Меня сбивает с толку тепло его тела. Важнее этого не существует ничего. В эти утренние моменты он мой Бог, с ним я стала уверенной в себе, мне хочется жить, летать, у меня на все есть силы и я ликую от того, что он мой! Только мой!
Он шепчет: «Доброе утро, детка», – очевидно, он не спит. Он дышит глубоко, но я чувствую, что он улыбается. «Как хорошо ты пахнешь. Я люблю тебя», – говорит он. Он потягивается, сладко зевает и медленно, как ленивый тигр, начинает исследовать мое тело, начиная легкое движение пальцами вниз по моей спине. Я улыбаюсь. Теперь мне щекотно где-то там, внизу.
Я медленно поворачиваюсь к нему лицом. Я тоже позволяю большому зеву овладеть мной на мгновение. Потягиваюсь, одновременно улыбаясь. Я хвастаюсь своим телом, показывая и выгибая спину, предлагаю ему себя. Я ничего не могу с этим поделать. Мне нравится дразнить его. Я люблю этого мужчину. Он мой. Только мой. В такие моменты я чувствую себя богиней, наполненной, влюбленной и любимой. Я чувствую теплую волну счастья. Я благодарна.
«Я тоже тебя люблю, дорогой», – говорю я ему, мягко касаясь его груди. Такой мужской, такой мускулистой и волосатой. Покалывание в моем теле становится все сильнее и горячее. Я чувствую, как поднимается горячая волна откуда-то снизу, проходя через мое тонкое тело, как будто стая бабочек принесла новую энергию на своих трепещущих крылышках. Я провожу рукой по его груди ниже, еще ниже, к животу, пока она не натыкается на самую горячую часть его тела. Мои тонкие пальцы обвивают его по всей длине, наслаждаясь пульсацией его животного желания. Его глаза темнеют. Он начинает тяжело дышать. Я смотрю в них с легкой улыбкой. Я люблю свою власть над этим мужчиной. Он мой. И я его богиня. Становится слишком жарко.
Как только мы начали тесно и часто общаться, между нами возникла всеобъемлющая физическая тяга друг к другу. Это дикое животное чувство, что-то в воздухе, запах, электричество. Какая-то химия. Какая-то реакция в наших телах, которая сковала наши объятья. Такие сладкие нежные объятья, которые мы не можем разомкнуть уже несколько месяцев. Эти утренние моменты могут длиться часами.
Иногда я даже опаздываю на работу. Но почему-то сейчас, когда я с ним, опаздывать на работу мне кажется нормальным. Потягиваясь, Пол говорит: «Я догадываюсь, кто опять опоздает на работу». В его голосе наигранное удивление. Хотя для нас это правило практически каждого утра.
Мне нравится принимать душ вместе с ним. Это дает нам дополнительное время, если вы понимаете, о чем я. Меня абсолютно не беспокоит, что в последнее время я опаздываю везде и всегда. С Полом я научилась не волноваться о таких мелочах. До него у меня всегда было непреодолимое чувство ответственности, пунктуальности, желание быть правильной. А у него, впрочем, как и у многих американцев, есть как будто врожденное огромное чувство превосходства над всеми. Одним из многих примеров может быть то, что если я проснусь с головной болью, простудой или похмельем, и знаю, что должна что-то сделать или где-то быть, уложиться в срок, или что-то кому-то обещала, я встану и, несмотря на боль, буду выполнять свои обязанности. И неважно, как плохо я себя чувствую. Неважно, хочу ли я это делать. Какое-то твердое чувство долга. Сделал дело ― гуляй смело! Перфекционизм.
Пол совсем другой. Не такой, как я. И мне это очень нравится. Меня привлекают наши противоположности. В подобном случае он позвонит и отменит свою встречу. Если он не хочет или если ему некомфортно, он не вылезет из кровати. Он просто придумает какой-то предлог. Кажется, что он сам себя в этом убедил ― потому что на улице дождь, или сегодня в Чикаго большие пробки, неважно, какой предлог. И не важно, правда это или нет. Важно то, что он «is not feeling like doing this»1. Затем он просто перевернется на другой бок и без всяких угрызений совести проспит еще пару часов.
Сначала я была в шоке. Для меня это было дико. Как он мог отменить встречу, которая могла бы привести к какому-то действительно хорошему результату или потенциальному клиенту? Получается, он обманул, соврал клиенту. Я не понимаю. Это просто выше моего понимания. Но со временем я заметила, что никакого неудобства или чувства вины от такой лжи Пол не испытывал. Встреча была перенесена, дело было обсуждено позже или в другой день. И постепенно за последние шесть месяцев я узнала, что свой комфорт можно и нужно ценить больше, чем чувство долга. Я также научилась успокаиваться, замедлять скорость, научилась расслабляться. Это здорово.
Жизнь кажется намного спокойнее, когда я с ним. Несколько ценных уроков, которые останутся в моей жизни навсегда. С удивлением я спрашивала его: «Ты так долго ждал этого контракта, это так для тебя важно. Почему ты отменил эту встречу?» ― «Не закрою сегодня, так закрою завтра, not a big deal2», ― говорил он мне уверенным тоном. ― «Don’t worry, baby».3
«Значит, это правильно», ― думаю я про себя. Хотя раньше я очень жестко относилась к этому вопросу.
За последние 6 месяцев, кажется, мы не потеряли ни грамма этого сумасшествия, неопровержимой страсти друг к другу. Мои любимые бабочки никогда не спят.
Мы тесно связаны этим электромагнетизмом. Иногда нам даже не хватает слов, чтобы рассказать, как сильно мы любим и жаждем друг друга.
Я заметила, что часто мечтаю о будущем. Какая-то картина в моей голове, яркая, счастливая, там есть и дом, и дети, и собака. Мы оба на гребне успеха, у нас все есть, все, о чем только может мечтать человек. Нас любят и уважают люди, все задуманное у нас получается легко и непринужденно. К нам стремятся. С нами хотят быть, нас везде приглашают. Мы ведем активную светскую жизнь, которой у меня раньше никогда не было. Пол – мечта любой женщины.
Я счастливая выхожу из дома. Вокруг меня все сияет. Все блестит радостью. Кажется, моя улыбка больше, чем все мое лицо. Люди оборачиваются на меня. Я точно знаю, что они знают, почему я такая счастливая. И мне не стыдно. Я рада. Завидуйте мне. Я счастлива.
Иногда мы выходим из дома вместе. Когда мы выезжаем на шоссе друг за другом, набирая скорость, он всегда меня обгоняет. Проносится мимо в своей огромной черной машине, небрежно махнув мне рукой. Sexy!4 Я знаю, что Пол будет мне звонить и писать весь день. Этот сильный большой мужчина, только что как стрела улетевший вперед, не может насытиться мной. Это потрясающе.
Хотя сама я иногда не могу дозвониться до него часами. Но, конечно, я понимаю, что он очень занятой человек, после множества неудач и предательства Пол только начинает заново, с нуля развивать свой новый бизнес. И я тоже не хочу выглядеть недоверчивой прилипалой. Я стараюсь не звонить и не писать ему слишком часто.
Обычно я жду, пока он свяжется со мной первым. Я боюсь отпугнуть его, начав отношения с назойливости, как было у меня с моими бывшими, ужасные отношения без доверия. Поэтому порой мне грустно, кажется, что он игнорирует меня. Но когда он перезванивает, случается через несколько часов, все становится на свои места. Он меня любит! Он просто был занят. Но все же, Пол, похоже, не проявляет ко мне той же вежливости, которую я отчаянно пытаюсь показать ему. Это меня настораживает.
А может, так и надо? Он, как бы и не требуя, дает мне понять, что даже если я нахожусь на встрече с клиентом или занята, то все равно должна ответить на его звонок или сообщение. «Так должна делать любая нормальная женщина!» – часто говорит он мне. Я стараюсь быть нормальной женщиной. Он всячески дает мне понять, что такой мужчина, как он, должен быть приоритетом номер один. И ни один клиент, начальник или даже мой ребенок не может быть важнее него. Это какое-то бесстыдное превосходство, которое я заметила еще в начале наших отношений. Порой кажется, что не отвечая на мои звонки или сообщения часами, а иногда и до следующего утра, он пытается меня наказать за то, что я не ответила на его звонок или вовремя не перезвонила.
Но все же, как здравомыслящий человек, я понимаю, что, скорее всего, он действительно был просто занят. Причем обычно он объясняет это именно так. И почему-то всегда его объяснение, его история звучит очень захватывающе и все ставит на свои места.
Но когда он сам назойливо звонит и требует внимания, он объясняет это тем, что «Чикаго – опасное место для жизни и работы, baby. Я очень переживаю за тебя, когда ты ездишь к клиентам по всему городу. Я с ума схожу от беспокойства. Поэтому дай знать хоть одним словом, что с тобой все в порядке», ― обычно говорит он со страстью по-настоящему обеспокоенного мужа. Я чувствую заботу ― он волнуется за меня. Это новое для меня чувство. Хотя иногда это выглядит как контроль, я часто напоминаю себе, что ему, значит, не все равно. Я просто не привыкла к этому. Теперь я понимаю, что это и есть забота. Настоящая забота! Это так мило.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Мне сейчас что-то не хочется.
2
Не велика важность.
3
Не парься, детка.
4
Сексуально!