Полная версия
Сениада. Невероятные, но правдивые истории про Сеню
– Это я на грабли наступил, – правдиво брехал Сеня даже тем, кто его не спрашивал.
И вот с тех пор Семён Клаву ни-ни – пальцем не трогал и говорил, что руки распускать – последнее дело.
Я же в тот вечер вернулся с хорошим уловом – клюнули два коропа на семь и восемь килограммов. Одного отдал Клаве за утку, которую съел, не удержался. А внутри её знаете что было?!… Шкалик «Пшеничной»!
Больше я Сеню на рыбалку не звал.
______________________________________________
1Ко́роп – карп.
2Касо́йка – стоящая рядом с домом второстепенная постройка, обычно состоящая из кухни и комнаты.
3Глужда́не – стебли кукурузы. Зимой их очень любят есть коровы, поэтому после сбора початков глуждане рубят на корню, складывают на огороде, а потом заносят в сарай.
Больше я Сеню на рыбалку не звал. Но однажды он сам заявился ко мне и стал рассказывать про удивительные места на Дунайчике. Я клюнул, тем более что сам собирался порыбачить.
Разве я мог представить, какой у нас будет необычный улов.
Необычный улов
Побросали снасти в машину – ладно, поехали.
Я рад был, что Сеня серьёзно занялся рыбалкой и под дымок сигареты стал сказывать рыбацкие байки: как с Клыком сома зацепили, и этот талан катал нашу резинку по яме туда-сюда, а мы сидели в ней, как дурачки – и взять не можем, и бросить жалко. Как с Зямой охотились на хитрую метровую щуку, и она нас надурила. Как на Ру́салке, прямо на пляже, Васька Кот (это фамилия) поймал жирную селёдку, как я, Хорь и Цома устроили «сухую уху» – мировой деликатес, кто знает.
– Ничего, – кивает Сеня, не отрываясь от дороги, – мы сегодня такую за́му сварим – пальчики оближешь. Или я не Сеня.
За разговорами приехали, наконец. Огляделись – на вид ничего особенного, мелкий рукав реки, лес вокруг, но рыбаков пристроилось немало, еле место нашли.
Разложились, закинули удочки, ждём.
Час ждём.
Два ждём. Солнышко над горизонтом поднялось.
Ещё ждём.
Спину стало припекать. Ни поклёвки, река, как вымерла. Крючки то и дело проверяем – и вся рыбалка. Эх, лучше б я на Марфа-утю пошёл, как собирался.
Посидели мы до обеда – так ничего не поймали.
Делать нечего – собираемся домой. Я байки не рассказываю. Молчим, а что тут скажешь: поели, называется, ухи, облизали пальчики, вернее, три пальчика.
Проехали Троицкое, Граденицы, подъезжаем к Днестровску. Смотрю, Сеня сворачивает куда-то в сторону, по каким-то подозрительным рытвинам, ухабам.
– Ничего, – кивает он, не отрываясь от дороги, – мы сегодня такую заму сварим – пальчики оближешь. Или я не Сеня. – И тормознул в посадке. Чуть дальше, на открытом месте, старый забор – и всё.
– Жди, – говорит, – меня, и я вернусь.
А сам хватает спиннинг, насаживает на крючок червя и направляется к этому забору. Заглядывает за угол и что-то там высматривает. Затем, размахнувшись, закидывает снасть на ту сторону и замирает в кустиках.
Я сижу в машине и ничего не понимаю. Со стороны всё это кажется странным. Ну, дела-а. Загадка: «Ни пьян мужик, ни дурак мужик, в поле сидит, за забор глядит, рыбку удит». Кто это?
– Это Сеня-дурачок ловит нас на червячок, – крикнул я из машины, – кончай идиотничать! Ты меня на такой дешёвый трюк не поймаешь!
– Тс-с-с, – шипит Сеня, не глядя в мою сторону.
– Не такой я идиот, чтоб поверить, что клюёт, – и выхожу из машины, хотя понимаю, что это глупо.
Сеня машет: не шуми! И я замер в стойке.
– Петька, подсаку давай! – кричит Сеня, и я в ответ тоже кричу:
– Не такой уж я дурак, чтоб нести тебе подсак! – но уже бегу к нему с этим самым подсаком.
Сеня резко подсекает, быстро-быстро крутит катушку и вытаскивает… курицу!
– По машинам! – командует он, а я не сразу прихожу в себя и запрыгиваю в машину уже на ходу.
Мы помчались, оставляя за собой хвост глиняной пыли.
– Это старая птицеферма, – поясняет радостный и возбуждённый Сеня, – а в заборе – дырка.
– Как-то того… нехорошо…
– А весь день про щук и сомов нервы мне портить хорошо?! – возмущается Сенька и передразнивает меня: – Мы с Хорём, мы с Котом… А твои кореша курицу на червя ловили? Будешь теперь про меня своим Хорям рассказывать. Сейчас поедем на Турунчук, разведём костёр и сварим заму из курицы. Вот это я понимаю, вот это рыбалка!
Я смеялся, я не возражал – сегодня крыть было нечем – что с него взять: Сеня есть Сеня.
Сеня есть Сеня… Да и какой из Сени рыбак! Ни рыбак, ни плотник, ни плясун, ни охотник. Правильно люди о нём говорят: балабол, баламут, балбес и зыга.
Но лучшего друга у меня за всю жизнь не было. Он всегда приходил на помощь, даже если выходило мне это потом боком.
Помню, попали мы как-то в бедственное положение, и был у нас один рубль на троих.
Один рубль
В те времена Зинка, наша соседка, была возраста «ягодка опять», но замуж так и не вышла по причине невероятной жадности. «Мужа корми, обстирывай, папиросы покупай – это ж какие затраты!» Сколько мы её знали, думала только о себе, а на других ей было наплевать.
Однажды расчётливая Зинка сообразила, что продавать вино – очень прибыльное дело. Повод выпить не то, что находится, – сам ищет мужика. Причины разные: например, вино у людей закончилось, или жена ключи от подвала спрятала, да и мало ли пьяниц на селе, у которых и вина-то никакого сроду не было.
Придумала Зинка вот что: рядом с погребом у неё стояла печка с навесом. Она туда свет провела, поставила пару скамеек и стол, где у неё всегда была неприхотливая закуска. Ясно теперь? Вот и она смекнула, что мужики за столом да за разговорами одним литром не ограничатся (и двумя! и тремя!), и вовремя принесённый прозрачный графин чёрного вина с сиреневой пенкой сделают своё дело. Вот и живая копейка. Кукуруза, пшеничка, масло, какая-нибудь вещь, унесённая пьяницей из дома, – всё прибирали её сухонькие ручки, ничем она не гнушалась. Но тверда Зинка была в одном – плати вперёд. Формулу вывела железную, как в той экономике: деньги – вино или товар – вино.
Ей оставалось лишь изображать радушную хозяйку и, чтобы привлечь клиентов, она угощала их своей закуской.
– Закуси-ка, закуси-ка, – быстро-быстро проговаривала Зинка, за что языкатый Сеня припечатал ей кличку «Закусика», а Клава тут же подхватила её. И вот, как это получилось.
Частенько у Зинки засиживались и мы с Сеней. Мне, «вольному казаку», байдуже, а у Сени начались проблемы. Представьте: приходит он домой часа в три ночи свинья свиньёй, в стельку, а там Клава, молодая жена. Не трудно угадать вопрос: «Ты где, зюзя, шлялся?» Вслушайтесь в ответ: «У Зинки», – мычит зюзя. «Ах, у Зинки… Щас тебе будет Зинка!»
Никакие доводы Клаву не усмиряли, и пьяный Сеня бывал бит не раз.
Как-то, отбив летевшую в него солонку и поймав горячий казанок, будучи злым на Зинку, что не допил (в долг не давала даже соседу), он крикнул:
– Где был, где был! У Закусики пил!
На этот раз сковородка осталась в разведённых Клавиных руках:
– У кого? У Закусики? У Зинки, что ль? – Клава засмеялась. С Зинкой у неё свои были разборки.
Ну, а где смех, там гнева нет.
Так Зину за глаза все стали звать Закусикой. Вот к ней-то Сенька, я да кум Сашка и направились. К Закусике можно было прийти в любое время – были б гроши.
Только на этот раз у нас был один рубль на троих. Правда, Сеня пять минут назад заявил:
– А спорим, что на этот рубль я вас сегодня культурно угощу, и мало не покажется?
– Да ну? – не поверил кум и с удивлённой миной щёлкнул себя по горлу. А я, зная как завести Сеню, стал его подначивать:
– А спорим, что нет.
– На что? – облизнулся Сашка-арбитр, так как знал: двое спорят, а третий в любом случае будет третьим.
Сеня вздохнул всей грудью и протянул руку честного человека.
– На бутылёк Зинкиного вина. Сегодня я́ угощаю, а завтра вы.
– По рукам. Разбивай!
И мы двинулись к цели.
Сколько дорожке не виться, а конец всё же будет, и вот мы уже стоим у заветного погреба, а Закусика, взяв рубль, с литровым кувшинчиком спускается вниз.
Мужики, конечно, помнят те времена, когда литр вина стоил рубль. Один рубль – один литр. Вот такая простая арифметика. А литр вина на троих – это уже задача. Тем не менее, свой рубль мы заплатили и Закусика, перед тем, как нырнуть в погреб, положила его по своей давней, хорошо нам известной привычке в кружку на полочке над подвалом. В таких старых кружках многие мои односельчане ключи от дома держали.
Так вот, Сеня этот рублик из кружки вынул, сложил вдвое и в карман положил, а сам палец – к губам – молчите.
Ну, сели мы, выпили эту литру. Сеня, развалившись на стуле, Закусику подзывает, достаёт двумя пальцами из нагрудного кармана тот же рубль и даёт хозяйке:
– Повторить!
Закусика, не чувствуя подвоха, кладёт и этот рубль в кружку и вновь спускается за вином, а Сеня тем временем мурлыча: «Эх, яблочко, куда ты котиссь-ся» и, отбивая кривыми непослушными ногами «чечётку», подходит к заветной кружечке, вынимает всё тот же рубль, комкает его и прячет.
Ничего не подозревая, Закусика ставит перед нами второй литр. Под наши ухмылки и шуточки дело пошло веселее.
Сеня снова зовёт хозяйку и вынимает из кармана брюк всё тот же, но уже мятый рубль! «Этот» рубль-оборванец вовсе не был похож на «тот», первый приличный рубль.
– Ещё!
Третий литр был весёлым! Мы подмигивали, подразнивали, подшучивали и прыскали со смеху, пока Сашка не шепнул:
– Хорош борзеть.
– Да, пора и честь знать, – поддержал я.
Поблагодарив Закусику, мы скоренько-скоренько, гуськом-гуськом вышли за ворота, в общем, сбежали.
Всю дорогу мы вспоминали Сенькину проделку и ржали пьяным смехом. Прощаясь, Сеня напомнил:
– Ну что, сынки, проиграли? Завтра выкатываете бутылёк Зи́нкиного вина! Всем пока! Спасибо за внимание.
И кто́ он после этого?!
Попадались ли вам люди, которых и проучить не грех? Но ругнётся наш брат, махнёт рукой, да и плюнет. Ничего не поделаешь, зацепить такого – себе дороже.
Но с Сеней такой номер не пройдёт. Как говорится, не буди лихо!
Не буди лихо
И надо же было бригадиру серьёзно заболеть во время уборки, в самую горячую для нас, трактористов, пору. Пока Василий Степаныч лечился и отдыхал от больницы в санатории, на его место назначили не кого-нибудь, а Лёньку.
Мало того, что этот плюгавенький мужичонка болтался где-то в хвосте по показателям, что выступал, когда его не просили, угодничал перед начальством, так ещё водились за ним подлые делишки: подставит человека, а сам в кусты. Но, что поделаешь, такие личности всегда нужны руководству.
Принял этот герой командование и тут же созвал бригаду. На собрание! Долго воду в ступе толок, говорил пустое, а в конце потребовал, чтобы отныне мы называли его не лишь бы как, а по имени-отчеству – Леонидом Гавриловичем! Сеня чуть со скамейки не упал и, пряча насмешку, как-то уж очень вежливо, по-школьному, спросил:
– А можно, просто по отчеству?
– Можно, – расслабленный свалившимся на него счастьем, зря разрешил Лёнька.
И Сеня тут же навсегда припечатал ему – Горилыч!
Это было попадание в десятку! Смуглый как цыган, с узким лбом, широкими бровями и чёрненькими глазками, Лёнька и впрямь напоминал обезьяну. Горилыч и есть.
Власть здорово портит человека! Получит вот такое недоразумение малюсенькую должность и возомнит себя великим руководителем: к людям с презрением, товарищей гнобит, выживает, потому что таким выскочкам не нужны друзья. Бей своих, чтобы чужие боялись! И те, кто слаб, начинают уже перед ним заискивать, лизать ему… нет, не руку.
А вот настоящего человека власть не меняет. Тому пример наш Василий Степанович. Когда его бригадиром назначили, он быстро навёл порядок. Дисциплина, бережное отношение к технике, соревнование за лучшие показатели… Да, требует! Но не обижает, даёт заработать. За это и уважаем. Из отстающих – в передовики, премии получаем, путёвки бесплатные, а в конце года зерно. Так и поросят можно дома держать, и птицу. Кстати, Василий Степанович и на стане хозяйство развёл. Построили мы по его проекту свинарник, где каждый год подрывают заборчик весёлые хрюкающие поросята. Огород небольшой развели, а около стана выделил нам Степаныч землю под бахчу. Когда дыни, арбузы созревают, мы урожаи снимаем и поровну делим, домой детишкам везём, вот радости-то! И покупать не надо. Наш Василий Степанович от коллектива не отбивается: и строит с нами, и сажает, и сапой в свободную минутку на бахче бурьян рубит, и при дележе не выпячивается, на равных своё получает. Привыкли мы к такой демократии, как будто, так и надо. Но, видимо, не зря судьба нам этого и. о. Лёньку назначила, что б, значит, не забывались, ценили хорошего человека, своего Василия Степановича.
Не успел Горилыч к должности приступить, как начал крысятничать.
Заехал как-то Сеня на стан, форсунка в его тракторе забилась. Сторож дед Васыль отсыпался после ночи, только волкодавы его во дворе лежали, лениво мух отгоняли. Сенька снял форсунку, начал прочищать, как вдруг краем глаза увидел, что по бахче кто-то ходит. Присмотрелся, а это Горилыч между арбузами петляет, наклоняется чего-то, а зачем, издалека не понять.
Ладно, дождался Сеня, когда Горилыч уедет, и пошёл полюбопытничать, что там такое на бахче. Смотрит, а самые лучшие арбузы накрыты большими лопухами. Ясно-понятно! Это для того, смекнул Сенька, чтобы ночью легко их было найти, эти арбузы. Ну, Горилыч, ну, ворюга! Сеня подавил в себе желание догнать и накостылять ему. Нет, подумал он, с начальством нужно тоньше, деликатнее. Он переложил лопухи на самые невзрачные арбузы, а те, лучшие, отобранные бригадиром, погрузил в мой МТ. Ну да, в мой. Что ж с Сени взять?! Но мы мужикам честно всё рассказали, и они не возразили против такого расклада.
Сеня правильно всё сделал, на второй день помеченных арбузов на бахче не было, только привядшие лопухи валялись. «Ну, ты молоток, Сенька, так Горилычу и надо!» – смеялись в бригаде и ждали скандала, но Горилыч и вида не подал, и шум в бригаде утих.
А и.о. продолжал наслаждаться своей должностью. Особенно ему нравилось речи толкать, о политике рассуждать, политинформации проводить. С умным видом комментирует, а сам дурак дураком.
Есть же люди, их послушать, вроде и правильно говорят, но всё как-то не так, всё мимо. Вот и Горилыч, суслик его загрызи, суетится, бульки пускает, приказывает, а ничего толком не скажет, и без него все знают, что делать. Только воздух сотрясает, да раздражает своей глупостью.
Однажды во время обеда, когда под навесом собралась почти вся бригада, у Горилыча снова случилось словесное недержание. Мы с Сеней предусмотрительно заняли места в конце стола, подальше от этого оратора и сосредоточили всё внимание на борще. Вдруг в далёком потоке слов Горилыча мы чётко услышали фразу:
– А тебя, Сенька, я лишил премии. Да-да-да, за оскорбление начальства! – Он имел в виду себя дорогого. И уж, чтобы никто не сомневался, выкрикнул: – За изобретение глупых кличек! И ещё кое за что… ты, Сенька, знаешь.
После секундной тишины мужики протестующее загалдели. Только Семён молчал, он смотрел и смотрел исподлобья на бригадира, словно запоминая его. Несчастный уже и рад был отменить своё слово, даже залепетал что-то, но все поняли, что Горилыч обречён.
Шли дни, закончилась уборочная, но Сенька не торопился, свинью подкладывать не спешил. Он растил эту свинью, холил и выжидал. Видимо, в его планы не входило просто выставить врага на посмешище, Сенька жаждал крови, он хотел испортить Горилычу жизнь.
И момент настал.
Собрался как-то на рыбалку кум Сашка. Рано-рано утром пришёл он к Закусике червей накопать в низине, где ничего, кроме червей не росло. Тут надо пояснить, что Зинка Закусика и кум Сашка состояли в каком-то – десятая вода на киселе – родстве. И так как никого из родни у них не осталось, Сашка, несмотря на жадный, неуживчивый характер Зинки, поддерживал родственные отношения, заходил к Закусике, проведывал. Там заборчик подправит, там дерево спилит, бочки поднимет из подвала, назад опустит… Эээ, сколько работы для мужских-то рук. За это обещала Зинка на Сашку дом переписать. Да не торопилась, всё выгадывала что-то. Лучше б не обещала ничего, кум по доброте душевной и так помогал бы, силушки у него, как у быка, да и жалко ему было Зинку эту. Но и обещанный дом с участком в тридцать соток не помешает, у кума ребятишек пятеро, пригодится когда-нибудь.
Ну, так вот, когда кум тем утром по двору шёл, бросился ему в глаза белый листочек бумажки, приклеенный к дверям касойки. «Что за хреня, – подумал кум и прочитал корявое: «Сашка не захади Ато угариш У меня печька дымит»
«Вот дурында старая, – посмеялся над глупостью своей тётки кум, – а сама, значит, не угорит?» И вдруг как обухом по голове: а ведь Зинка там не одна! Иначе, с чего?!…
И решил проследить. Какая уж тут рыбалка! Тут охота!
Только спрятался, скрипнула дверь, из касойки, воровски озираясь, вышел… ну, да… Горилыч! В новой белой бейсболке! Конспиратор. Сашка чуть с дерева не свалился. А после рыбалки зашёл к нам и рассказал это весёлое приключение. Потом мы от Клавы узнали, что Зинка была давней любовью Горилыча, они даже встречались, и всё шло к свадьбе, но Зинка обнаружила в кармане жениха губную помаду. Уж как она там оказалась, история умалчивает, только Зинка махом обрубила все концы, и парус Лёньки задрейфовал по морю жизни, так и не пристав ни к какому берегу.
У Сени аж глаза сверкнули. И я понял, чему быть, тому не миновать.
Не мудрствуя лукаво, Сенька подложил в карман Горилыча Клавкину помаду. Не прошло и дня, как, верная своей подлой привычке шарить по карманам Закусика обнаружила улику измены. Как мы узнали? Да у Горилыча под глазом всё было бордово-синим расписано!
И тут Сенька сделал контрольный выстрел. Незаметно сломал он своему недругу вилку в велосипеде и сам напросился заварить её. Выждав, когда Зинки не было дома, а улица была пуста, Сенька разбил ей все окна, сел на стоящий тут же отремонтированный велосипед, и поехал прямо к Горилычу, закатил велосипед ему во двор и смылся. Он правильно рассчитал, что, во-первых, Закусика, как миленькая, придёт именно к нему, Сене. Потому что он, Сеня, – известный на селе стекольщик. А во-вторых…
Накануне прошёл дождик и прибил дорожную пыль, вот разъярённая Зинка по чёткому следу велосипедных шин и пришла прямёхонько к своему полюбовнику.
И разразилась гроза! Давно у нас на магале не было такого скандала! Закусика припомнила Лёньке всё, начиная чуть ли ни с детских лет. Время от времени, услышав на свой счёт очередной эпитет, она набрасывалась как пантера, и била, и царапала нашего бедного и.о., справедливо считая, что ему всё ещё мало. Собравшиеся соседи стояли кружком, переговаривались:
– Хоррроший удар!
– Слабо Зинка бьёт, слабо…
– Нет, нет, смотри, лопатой-то хорошо получилось…
– Чуть точнее бы…
– Ага, и ниже.
– По…
– Взрослые люди!
– Ой, а они даже похожи.
– Бог парует.
Тут и Клава подошла:
– Совет да любовь!
В этот момент Закусика и Горилыч плюнули друг в друга.
– Попали!..
Сенька прищурил один глаз:
– Дурак я. Надо было оставить всё, как есть. Лучше было бы. Не догадался, – впервые услышали мы критику Сени на свой счёт.
– А нет, не лучше! – исправился он, когда Закусика пришла к нему с просьбой застеклить окна, и на радостях заломил ей цену по полной.
– Учитесь, сынки! – подмигнул он мне и куму Сашке, имея ввиду вовсе не ремесло стекольщика, а умение выйти сухим из своей затеи, да ещё и навариться на этом.
Через день Горилыча за драку с бригадирства сняли. И как вы думаете, кого назначили?!
Меня!
А я и не возражал.
В нашем селе шутников много. Иные так словами и сыпят, только уши подставляй. И разыгрывать у нас тоже умеют. Да только кто этих комиков помнит? А спросите про Сеню, так сразу же и услышите… Много чего услышите. Ведь, то, что он вытворяет, уже ни в какие рамки не лезет. Ну, да бог с ним!
Расскажу я вам про седьмой километр. На этот раз яблоком раздора была шуба.
Шуба
– Не-ет, Сеня, я жене шубу куплю. – В очередной раз выговорил Жека и даже пристукнул кулаком по столу.
– Ну и дурак. Ты же «Жигуль» хотел!
– На машину я ещё заработаю.
– Купи жене куфайку1 и валенки, – советовал Сеня, совсем не считаясь с тем, что Жекина молодая жена и Клавина сестра Валя сидела тут же за столом, молча переводила карие, цвета крепкого чая, глазищи с мужа на Сеню, и безропотно ждала – быть или не быть шубе.
В отличие от старшей сестры, – не приведи господи стать у той на пути, – спокойная Валька по пустякам нервы зря не тратила и предоставляла жизни идти своим чередом, куда бы та не завела её.
– А какую шубу? – держит сторону сестры Клава. – Бобрик? Неужели каракулевую? Сколько же она стоит?!
– Каракулевую… – кривит губы Жека – Норковую!
– Норковую!? – выдохнула Клава. – Да мы такую даже в глаза не видели.
– Дак вы много чего не видели…
Нет, всё-таки этот Жека, мотаясь по северам, здорово изменился. И дело даже не в чёрной кудлатой бороде его, которой он зарос. Что-то в нём появилось не наше, другое, а что, – не пойму. Уверенный такой стал, нахальный. До свадьбы всё Вальке в глаза заглядывал – что, и как? А сейчас, гляди-ка, приехал и сразу:
– Валентина, поедешь со мной!
Потом только объяснил, что назначили его начальником участка, а вахтовый посёлок, где он работает, ещё немного, и городом станет, и уже сейчас требуются поварихи, медики, и даже учителя.
– Квартиру получим! А пока поживём в семейном бараке.
– И будешь ты, Валюха, по бараку в норке щеголять, – обрадовано усмехнулся Сеня.
– И будет! У нас морозы знаешь, какие?! Как придавит минус пятьдесят, а то и выше! В смысле, ниже. До шестидесяти доходит. Что же, моя жена – учительница! – в школу в фуфайке будет ходить?! Машина подождёт. Я сюда приехал и уехал. Зачем она мне здесь? А на севере и подавно, там меня на работу и домой персональный транспорт возит. У нас без шубы и натуральных кожаных сапог нельзя… Так что, завтра ты Валюху везёшь на толчок.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.