Проданный ветер

– А им – то это для чего? – с сомнением, прошептал Степанов.

– Как это для чего! Ну, ты даешь, казак! Чтобы ни развивалось более революционное движение повсеместно, чтобы наука не развивалась – ее развитие ведь для церковников смерти подобно. Они наивные считают, что все это можно остановить!

– Ох, и плачет по тебе острог, Иван Иванович, – испуганно, проговорил урядник. Отчаянно крестясь при этом.

– А ты всерьез считаешь, что они все искренние и глубоко набожные люди? – рассмеявшись, уточнил инженер.

– А как же иначе – то? Они же, как помосты между землей и небом, а помосты Небесной Церкви Божией, будут всегда блестеть чистым золотом и светлыми посылами для всех нас.

– Да-а-а-а? – протянул инженер, с удивлением. – А разве богоугодным делом, они занимаются в наших землях? Впрочем, как и в других частях света! Не-е-е-т милейший, сказывают они одно, а делают совсем другое – это же ростовщики первейшие и контрабандисты наглые. Причем зло умышляющие и творящие не только в наших землях, но и в Африке, и в Азии, и в Южной Америке. Среди них ежели повнимательней присмотреться, порядочных и истинно верующих людей единицы!

– Ох и грешно гутаришь, Иван Иванович, – пробормотал, казак испуганно. – Не суди, да не судим будешь! Кто же они тогда по твоему?

– Да кто угодно! Купцы, политические интриганы, – жулье одним словом. Которое храбриться лишь перед безвольными и угнетенными рабами. Ну да ничего, придет время, народы прозреют и припомнят им их подлое нутро, которое они под рясами прячут.

– Тихо всем! – горячо, прошептал Джон. Внезапно останавливаясь. – Вроде говорят, где – то.

В наступившей тишине все стали напряженно вслушиваться, пытаясь уловить в шуме прибоя человеческую речь.

– Это белка, Америка, – проговорил, наконец урядник. Кивнув головой на одну из елей. – Вот ведь дитя природы, одна у нее думка, в отличие от нас, как бы год был поурожайнее.

Все посмотрели в указанном направлении на зверька, который с любопытством разглядывал людей, положив свой пушистый хвост на спину, цокая и стуча лапками по ветке при этом.

– Ну, что, Америка, показалось или как? – тихо, спросил Орлов. Внимательно изучая в бинокль, подступающий к берегу хвойный лес.

– Да черт его знает, – сплюнув, отозвался тот, – посмотри на скалы. Может там, кто бормотал.

Поручик перевел взгляд на склоны гор, с припорошенными снегом ельником, затем на долину между скал, которая терялась в синей дымке, из-за больших расстояний и тихо проговорил:

– Нет вроде никого, но на всякий случай, давайте пойдем по кромке леса, а то на открытой прибойной полосе, нас с любой стороны увидеть можно.

Зайдя в лес, они долго шли по старой звериной тропе, и лишь когда та свернула в чащу, двинулись напрямик через заросли березового молодняка. Слабый морозец слегка пощипывал лицо и уши, морозный воздух пьянил людей своей свежестью, а первые лучи солнца заискрившиеся на легком пушистом налете снега, позволили не большому отряду уверенней двигаться к своей цели.

– Ох, и благодатные же здесь места, – проговорил Степанов. Вдыхая полной грудью пьянящий воздух. – Это не то, что у Бернса покойничка на шхуне, где от спертого воздуха и влажности, удушиться можно! Туточки находиться одно удовольствие, вон и следы дичи на каждом шагу встречаются. Мать честная! Кто здесь только по утру не пробегал…, зайцы с лисой и койот с горностаем…

– Да уж, дикие еще земли здесь, – отозвался Орлов. Внимательно осматриваясь по сторонам. – Но ничего и сюда скоро придут люди работные. Лес начнут готовить, руду добывать – будущее за краем этим для империи, помяните мои слова.

– Я же говорил, что бормотал, кто – то, – прошептал Джон. Показывая рукой на один из склонов скалы.

Все подняли головы и увидели отчетливо, на фоне камней одинокую фигуру человека, стоящего на краю утеса, в заячьем полупальто.

– Аулет это, – отозвался Орлов, опуская бинокль, – похоже, нас не видит.

– Может снять его с винтовки? – с жаром, зашептал Джон. – Это же явно дозорный! Он если не сейчас так чуть позже, все равно нас увидит, и сигнал своим подаст.

– Это воин аулетов, а у нас с ними мирные отношения, – покачав головой, проговорил поручик. Медленно опуская бинокль. – Идем далее, все внимательно по сторонам смотрим.

– И ты, Генерал, веришь в порядочность этих аборигенов? Я по войне с апачами знаю, если встретил разведчика или дозорного – то лучше убить его, иначе через пару миль, тебя будет ждать засада.

– Это аулеты, а не апачи, Америка, да и до форта нам дойти надобно, без лишнего шума и боя. Смотрим по сторонам с особой прилежностью!

* * *

С этого момента, люди стал двигаться с еще большей предосторожностью, теперь каждый еще внимательней присматривался к каждой складке в скале или каменной осыпи. Между тем отряд все дальше уходил от наблюдательного поста индейцев, то забираясь на крутые склоны, то обходя отроги гор, то прыгая по валунам, вновь спускался к океану. Несколько раз в течение дня они делали короткие привалы, не разводя огня, ели сухое мясо с сухарями и вновь двигались дальше. Лишь когда на землю опустились сумерки, измотанные переходом люди, остановились на ночлег. Лагерь решено было разбить не далеко от воды, у подножья двух скал, которые закрывали стоянку от пронизывающих ветров, а главное это было сухое место, с большим количеством сухих коряг, выкинутых, когда – то штормами. Палатку поставили прямо на галечнике покрытым белым лишайником, из-за которого огонь развели с особой предосторожностью. Хорошо понимая, что загоревшийся лишайник мог вызвать большой пожар, потушить который при таком ветре было делом безнадежным. Когда костер хорошо прогрел камни, они в сдержанном молчании, собрали большие угли для небольшого костра рядом, а на горячую золу бросили наломанных еловых веток, которые вполне заменили обыкновенные матрацы. Каждому из них не раз приходилось ночевать, таким образом, на постели с подогревом, которая не давала человеку простудиться.

Уставшие от тяжелого перехода, по пересеченной местности люди, перекусив наскоро сухарями с заваренным в котелке кофе, с наслаждением повалились на теплую постель. Установленное Орловым дежурство у костра, ровно по два часа, давало возможность всем полноценно отдохнуть, что было важно для дальнейшего продвижения. Первым в караул Орлов определил себя, отмерив для дежурства не два, а четыре часа, давая возможность людям на дополнительное время отдыха.

У костра, рядом с поручиком остался лишь Степанов.

– Чего не спишь, казак? – устало, спросил офицер. Глядя на языки пламени.

– Да, видать кости застудил, – тихо, признался урядник. Морщась и крехтя при этом. – На посудине энтого Бернса – покойничка, будь она неладна. – Ревматизм окаянный, стал ломать не жалеючи, уж больно, ваше благородие, не подходящая болезнь для таких приключений, да переходов дальних.

– Вот тебе в аккурат, на нашей лежанке теплой отлежаться надобно, косточки свои прогреть.

– Да зимовище доброе получилось, сейчас кофею выпью, погутарю, маненько и ложиться буду. У нас раньше казаки такие зимовища в землянках устраивали, бывало, что и зимовали.

– А на следующий год переходили на другое место?

– Верно, так и было, – отозвался урядник. Наливая горячий кофе в кружку. – Это теперь зимовища разрастаются до станиц, рядом с укосами и скотом.

– Скучаешь по станичникам, поди? – сонно, уточнил Орлов.

– Да-а-а-а, давненько я не был в Родине, – с грустью, отозвался казак. – Родина – она ведь как корень для любого человека, а я все так получается, что из одной ботальницы в другую попадаю. Ну, а промеж них служу все, по мере сил своих… А может и потому так получается, что близких – то у меня уже не осталось, почти все под крестами на погосте лежат… Может на такой манер судьбу свою обмануть хочу, время оттянуть хочу от сборов за ними в след.

– Чего это ты себя, раньше времени хоронить вздумал? Вот вернемся, еще свадьбу тебе сыграем! А что? Ты вон как в переходах идешь бодренько, любого молодого обскачешь еще.

– Поздно мне уже, ваше благородие, о свадьбе – то думать, – проговорил урядник, с грустью. – Жизнь как миг пролетела! Таким как я, уже к встречи надобно готовиться, с нашим Господом. Думать, как и с чем предстать пред его очами, как поклониться к его пречистым стопам.

– Неужели на тебе ваш род обрывается? – щурясь от дыма костра, спросил Орлов.

– Так у меня ведь в роду родственники, акромя рытья колодцев и мореходами умелыми были, в походы смелые хаживали. Ей богу не вру, – отозвался Степанов, перекрестившись.

– По Черному морю или еще куда?

– Да они не только в свару лезли у берегов Крыма и Турции, но и по Каспийскому морю хаживали, к берегам Персии. Так, что они не только в погромах городов Турецких участвовали, но и Персов потрошили. Трофеи как водится, богатые брали, да, что там трофеи, флот турецкий колотили частенько… Так и получилось, что косточки их по всему миру разбросаны.

Орлов молча, слушал рассказ старого казака, глядя на снопы искр, вылетающих из костра в черное небо, и думал о том, что вот на таких простых мужиках, служащих империи не за кресты и почести, держится государство Российское. Именно такие урядники и Ваньки – безухие еще с незапамятных времен, вступали в кровопролитные баталии и на Куликовом поле, и в "Азовском сидении", в Крымских походах и в войне с Персией. Не знали от них пощады и прусаки со шведами, а так же французы и воины Кокандского и Бухарского ханства.

"– Навряд ли история сохранит, в своём очередном витке память, о тебе казак, – с сожалением подумал Орлов. – Что был такой казак Степанов, один из многих сынов этого славного сословия. Который сидел когда – то у костра и буднично жаловался на ревматизму, словно и не было позади тяжелой, экспедиции, которая умышлялась изначально, для блага государства Российского. Словно и не пролегал их путь под пулями и кознями недругов, в их затянувшемся возвращении в Родину…"

– …а вообще – то семьи у нас многодетные, – продолжал казак, свой неспешный рассказ. Суша свои портянки у костра. – Ну, а у меня с семьей не заладилось… Как померла в молодости жинка при родах, так с тех пор бобылем и шагаю по свету. Да-а-а, жизня такая! Эх, сейчас бы картошечки нашей отведать, да под квашеную капусту!

– Я бы тоже не отказался, – кивнув, проговорил поручик. – Добрый продукт, жалко, что здесь не родится. У вас – то, его станичники сразу приняли, или как?

– А как же! Сажать стали проворно, как только в Войсковую канцелярию прислали из Военного министерства поучения по разведению. Станичники сразу смекнули, что продукт сурьезный, хотя поначалу сумлевались многие на сей счет. А теперь сажают и в больших количествах, отварную употребляют, крахмал с горилкой делают.

– У вас на юге, завсегда столовались гораздо сытнее, чем в наших губерниях, – проговорил поручик. Подкидывая в костер хвороста. – У вас сама природа – матушка дозволяет, весь год на столе иметь фрукты и овощи.

– Оно конечно так, – со вздохом, согласился казак. Неторопливо меняя портянки. – Но у нас ведь, как и у всех русских людей, стол был скромным всегда и постным, в зависимости от церковных установлений и праздников. А в другие дни конечно мясо готовили.

– А мне всегда ваша уха нравилась с рассольником, – улыбнувшись, проговорил Орлов закуривая. – Да и каша ваша гречневая с пирогами гороховыми.

– Вот Бог даст, когда-нибудь и туточки семьи начнут создаваться повсеместно, а не только в столице нашей. Тогда и здесь стряпухи появятся, не век же людям нашим борьбой за пропитания колотиться. Как смекаете, ваше благородие?

– Хотелось бы мне в это очень верить, казак. Хотелось бы верить в то, что придет время и встанут здесь повсеместно дома рубленные, в которых печи будут топиться, углем "жирным", которого тут миллионы пудов, ломай только успевай. Уверен, что так и будет! Закончатся здесь все эти недразумения, с продажей кусков земли здешней. А иначе для чего же мы здесь муки принимаем, да головы кладем.

– Дай то Бог, чтобы Господь наш Вседержитель поспособствовал энтому, – крестясь, прошептал казак. – Только в энтом деле, одна закавыка имеется сурьезная. Для создания семей, ведь женщины требуются. Не всякая сюда на кромку империи поедет жить, в края энти дальние, да холодные.

Орлов улыбнувшись, посмотрел на старого казака и тихо проговорил:

– Ну, разве же это закавыка? Решили же эту закавыку в Сибири, где тоже женщин не хватало.

– Неужто, завозить стали? – с изумлением, уточнил казак.

– Пару лет назад, в аккурат, когда мы сюда отправились, последовал указ правительствующего Сената. Который разрешал покупать и выменивать девочек у кочевников.

– Господи помилуй! – ужаснулся Степанов, крестясь. – А как же с ними жить с нехристями?

– И здесь, голубчик, никакой закавыки нету – предписано было, их в православие обращать, да в русских семьях размещать, чтобы в культуру нашу врастали. Между прочим, говорят, что по тому же указу, до пятнадцати лет, на каждую из них, предписано выдавать денежное содержание и хлеб. Так что и для таких семей будет веселье вечное и жизнь нескончаемая, иди спать урядник, а то смотрю, засыпаешь уже. Да и день завтра будет тяжелым.

* * *

Оставшись наедине, Орлов все продолжал сидеть и думать о том, что это лишь на бумаге все ложиться просто и ясно. Что должны пройти годы, прежде чем все сложится как планируется и последние события, происходящие на Аляске, служили для него примером. Примером того как переворачиваются и меняются истины, которые еще совсем недавно казались основными, заглавными во всем. По не понятным для него причинам, русские люди стали покидать обжитые места, а куски земли, которая еще совсем не давно почиталась как "царева гордость "стали распродаваться каким – то посланником из Петербурга, прибывшим в Вашингтон. Сбывались худшие опасения Орлова – ему вдруг стало понятно, что в словах умирающего от ран англичанина Конели, скрывалась страшная правда.

Ранним утром, умывшись родниковой водой и наскоро перекусив, отряд Орлова продолжил свой путь. Осторожно преодолевая шаг за шагом, то трудные подъемы, то крутые спуски, продираясь, порою, сквозь густые заросли подлеска.

Иногда каменистые обрывы подступали к самой воде, и тогда людям приходилось идти по кромке прибоя. По каменным россыпям, которые были очень скользкими, и приходилось внимательно осматривать каждый камень, прежде чем наступить на него.

Когда солнце находилось уже в зените, с трудом пробиваясь сквозь пелену темно-серых кучевых облаков, отряд подошел к крутому спуску, покрытому высокоствольным ельником. В самом низу, которого угадывалась не большая гряда скал, которые вплотную подступали к прибою. После короткого обмена мнениями, о том нужно ли спускаться, или стоит обойти эти скалы – было принято решение продолжить путь, с тем, чтобы сэкономить время. Но уже через несколько часов утомительного спуска, пробившись через бурелом, все поняли, что скалы наглухо закрывают путь, подходя в плотную к океану.

– Проклятье! – ругнулся Джон, – кажется, мы зашли в каменный мешок, Генерал.

– Сам вижу, – тяжело дыша, отозвался тот. Смахивая рукавом пот с лица.

– Константин Петрович, кажется у нас гости, – с ужасом прошептал инженер.

Только тут, все заметили стоявших на одной из каменных террас, с десяток индейцев. Которых было тяжело разглядеть на фоне леса, среди деревьев. Не дожидаясь команды все быстро заняли круговую оборону за большими валунам.

– Что же нам теперь делать? – сквозь стиснутые зубы, пробормотал Бен. – Мы же здесь как на ладони для них! Не от пуль, так от холода помрем – эти твари нас просто так не выпустят.

– Да уж, перестрелять нас при желании как куропаток можно, – буркнул казак. Деловито выкладывая из кармана патроны на камень.

– Это аулеты, – с облегчением проговорил Орлов, опуская бинокль.

– Может, Генерал, их спросит чего им надо? – проговорил Джон, устраиваясь между камней. – Как – никак союзники ваши.

– Я поднимусь к ним, – отозвался поручик. Сосредоточенно наблюдая за индейцами в бинокль. – Ну…, а если со мной что – то случится, то пробивайтесь в Ново – Архангельск, к самому Максутову на прием идите. Расскажите все, что с нами по дороге приключилось, а уж он подсобит непременно.

– Может не стоит, ваше благородие? – с жаром зашептал Степанов. – Кто же их знает, что у них на уме.

– Казак правильно говорит, – прошептал Джон, глядя на индейцев. – За камушками, хоть какой – то шанс есть, а наверх поднимешься, весь в их власти будешь, будь они не ладны.

– Нет, Америка, договариваться нам надобно…, нет у нас другого пути. Все, пошел я.

С этими словами поручик поднял руки над головой и медленно вышел из-за валуна. Затем так же медленно, положил перед собой винтовку с револьверами, показывая всем своим видом, что у него мирные намерения и только после этого крикнул:

– Я русский офицер! Иду со своими друзьями в Большой город.

– Ты, урус? – крикнул один из аулетов.

– Да, я русский офицер! Могу я подняться к вам?

Вместо ответа с утеса полетела веревочная лестница, сплетенная из прочного корабельного каната.

– Может, хоть один револьвер возьмешь? – пробормотал Джон, качая головой. – Я бы на твоем месте так безрассудно, не полагался на этих аборигенов.

* * *

Отмахнувшись, поручик стал медленно подниматься по лестнице, не обращая внимания на сильные порывы ветра, который завывал, проносясь со стороны океана между скал. Медленно потянулись минуты подъема по отвесной стене, в полной неопределенности. Никто не мог гарантировать, в свете последних событий, что переговоры пройдут успешно, что аулеты будут придерживаться давних соглашений.

Поднявшись, наконец, к стоявшим не далеко от края утеса индейцам, Орлов показал пустые руки и тяжело дыша проговорил:

– Я, русский офицер…, мы держим путь в Большой город.

Индейцы, молча, переглянулись и, опустив оружие, посмотрели на старого аулета, который стоял чуть поодаль, с безразличным видом смотря на все происходящее. Наконец он поднял согнутую в локте руку и тихо проговорил:

– Хао, урус… Почему вы стали с чугучами, стрелять друг в друга?

Поручик внимательно посмотрел в изрезанное морщинами, серое лицо старика и так же тихо проговорил:

– Это чугучи, подстрекаемые англичанами, стали нападать на наших людей. Иноземцы распускают слухи, что будто бы мы русские, завезли на земли ваших предков оспу, но это не так. Среди наших воинов никто не болеет оспой!

Старик покачал головой с седыми волосами, спадающими ему на плечи серой оленей шубы и многозначительно помолчав, проговорил:

– Это похоже, на подлых английских собак… Через такой же обман, им удавалось отправлять в свое время, наших детей в миссионерские школы, к своим святым отцам.

– Зачем же вы отдавали своих детей? Ведь многих из них, вы уже не увидите никогда, а те, кто вернуться к кострам своих предков, будут уже другими людьми.

– Что поделать, урус…, огненная вода, сеяла радость в голове и теле…, это уже потом, на следующее утро, глаза наполнялись печалью. Вы, урусы, никогда так не поступали с нами, и мы помним это. Меня зовут Сиу.

– А я поручик Орлов. Как нам лучше выйти на дорогу, которая приведет нас к забору Большого города?

– Понимаю, – проговорил старый воин, подходя ближе. – Только вам сейчас никак нельзя идти туда берегом. Вас уже ждут у переката, что за этими горами, пули и стрелы чугучей. И ждут давно!

– Откуда это известно? – озадаченно проговорил поручик. Глядя в мутные глаза старика.

Тот медленно раскурил трубку с длинным мундштуком и выпустив струйку дыма, отозвался глядя в низ на товарищей Орлова, все еще прятавшихся среди валунов:

– Дым сигнальных костров, несет вести быстрее ветра, мы читаем их как вы читаете свои книги бумажные. За перекатом сходятся все тропы, ведущие в Большой город, потому на вас и собрались поохотиться именно там. Наши разведчики предупредили нас о том, что вы идете и о том, что на вас готовиться охота.

– Что же нам делать? Нам непременно надобно попасть за стену Большого города, – с отчаянием проговорил Орлов. – Может мудрый, Сиу, подскажет нам, как пройти не заметно к городу? Или может ваши воины, помогут пробиться нам к нашим вигвамам? Я обещаю щедро отблагодарить твоих людей!

– У нас мир с чугучами, урус, – покачав головой, отозвался старик. – Да и воинов у нашего племени не много, чтобы лить кровь. Отряд чугучей слишком велик и наши силы быстро растают в бою, как снег на солнце. Пока вы у нас в гостях – вас никто не тронет, а как попасть за стену вашего города…, тут надо подумать старому Великому Сиу.

– Может, Великий Сиу, пошлет гонца к нашим вигвамам? Может, таким образом, мы подадим сигнал, что мы у вас в гостях? И тогда наши длинные штыки, придут к нам на помощь.

Старик, какое то время, молча, курил трубку, сосредоточенно глядя куда – то в даль, потом медленно повернулся к Орлову и тихо проговорил:

– Хорошо, урус, я пошлю в Большой город человека, а пока вам нужно спрятаться в блокгаузе, что стоит не далеко отсюда. Его нам оставили ваши братья урусы, с провиантом и запасами пороха, для людей нашего племени.

– Они, что же ушли? Но почему?

– Не знаю…, мы были дружны с твоими братьями, они занимались здесь заготовками меха, а потом решили уйти. Наверное, их позвали ваши предки, – пожав плечами, отозвался старик. – Они ушли на большой лодке, которая пришла за ними, сказали, что должны вернуться, но не сказали когда. Мы помогали им с заготовкой и сортировкой мехов, а урусы помогали нам…, особенно мы благодарны были вашему шаману, который излечивал наших людей от хвори.

– Понятно, – кивнув, проговорил Орлов, скрипнув зубами.

– Скажи, урус, кого нашему гонцу нужно найти в Большом городе?

– Пусть ваш человек, передаст через дозорных, чтобы его проводили к самому правителю Максутову. Пусть скажет Максутову, что у вас в гостях находится поручик Орлов, со своими людьми. Что мы находимся в отчаянном положении, что идем с боями и далее двигаться не можем, из-за численного превосходства чугучей. Которые вмести с англичанами, пытаются всячески препятствовать нашему продвижению.

Старик внимательно посмотрел в красное, обветренное лицо офицера, с красными от недосыпа белками глаз и, пожевав мундштук трубки проговорил:

– Знаю вашего Максутова, торговое дело справедливо ставит. Скажи своим людям, пусть поднимаются уже, а человека в ваш форт я отправлю прямо сейчас.

Вздохнув с облегчением, Орлов крикнул товарищам, чтобы те поднимались и повернувшись к Сиу спросил:

– Где находится блокгауз?

– Дорогу покажет вот он, – проговорил старик, подзывая молодого воина. – Мы с вами встретимся чуть позже. Когда солнце уйдет на покой, а ему на смену придет луна.

Объяснив своим людям, почему они не могут идти дальше, Орлов повел свой не большой отряд по вековому еловому лесу, следом за проводником. Снежное покрывало было буквально исписано множеством звериных троп во всех направлениях. Они шагали, поэтому хрустящему под ногами, великолепию рисунков, напряженно думая обо всем происходящим с ними. Самого же Орлова терзали мысли о том, что они, в который уже раз должны были подчиниться, непреодолимым обстоятельствам и временно прекратить свое продвижение к столице, до которой осталось идти совсем не много.

Постепенно лесная панорама стала меняться, среди огромных елей и кедра, стали попадаться островки березы и тополя, кроны которых пропускали больше света, из-за чего сумрак понемногу рассеялся. Не прошло и получаса, как они вышли к добротному бревенчатому частоколу, бревна которого были затесаны в верхней части и напоминали огромные карандаши, поставленные кем – то в ряд. Подойдя к бревенчатым воротам, проводник позвал кого – то и вскоре ворота со скрипом отворились. Зайдя во двор, гости остановились, с интересом осматривая несколько хозяйственных построек и сам двухэтажный блокгауз, ладно срубленный из толстых бревен, из трубы которого шел серый дым. Вся территория внутреннего двора, оказалась довольно просторной и представляла из себя круглую форму, шагов двести в диаметре, что позволяло простреливать ее из бойниц блокгауза практически полностью. Держа оборону продолжительное время.

Поздоровавшись с соплеменником, проводник представил его гостям, проговорив буднично:

– Это Мотори, он ведет здесь хозяйство. Именно тут вы дождетесь своих братьев из Большого города, а при необходимости укроетесь за этими стенами от пения пуль и стрел.

– Мотори управляется здесь один? – уточнил Орлов. Глядя на аулета лет тридцати, крепкого телосложения, с суровым лицом и длинными волосами, перехваченными платком на лбу.

– У нас мир со всеми, – проговорил тот. Закрывая ворота за проводником. – Мы держим этот просторный вигвам, на тот случай если нам потребуется спрятать, наших женщин и детей со стариками. Идемте к очагу в тепло.

– Скажи, а сколько нам придется ждать? Пока человек посланный Сиу дойдет до Большого города и вернется сюда с солдатами? – спросил поручик. Направляясь за индейцем к блокгаузу.