Второе рождение

Хрюканье, перемежающееся со всхлипыванием и неприличным лошадиным гоготом, наполнило всё пространство. Хохотали даже Виктор и Игорь. Хохотали так, что перехватывало дыхание.

– Юля, Олеся – пробивался сквозь взвизгивание Лены голос Евгения Борисовича – в спальный мешок нужно забираться ногами, а голову оставлять снаружи. Лена, Лена! – в другую сторону прозвучал голос – напоминаю о пожарной безопасности. У вас остальные таблетки сухого спирта отдельно лежат?

– …Да, мы в баночке жжём!.. – преодолевая ржание, ответила Лена.

Эта вспышка гогота согрела Виктора. Как же давно он не смеялся вот так, от души. Этот смех этой промозглой ночью был явлением из другого мира, чем-то невероятным, неожиданным.

Неожиданно Виктор прервался, осадил сам себя. А что такого смешного произошло? Почему он так расхохотался? И сразу за этой мыслью пришло раздражение. Ну, вот чему они смеются?..

Переодевшись в спортивные штаны, сухие носки, сухую футболку и сухой свитер Виктор начал забираться в пахнущий прелостью спальный мешок…

* * *

… Унять дрожь и хоть немного согреться, поминутно проваливаясь в беспокойный, поверхностный сон, удалось только к середине ночи. Уснуть было очень тяжело. Комары звенели в мокром холодном воздухе и находили любой незакрытый участок кожи, чтобы очень больно укусить. Пришлось накрывать голову полотенцем, сквозь которое всё равно кусали особенно крупные комары. От мази против комаров щипало кожу. То тут, то там, но всегда где-то близко всю ночь звучали голоса, взрывы смеха, две гитары с разных сторон. Поэтому когда в серо-зелёной хмурой рассветной сырости зазвенели у палаток удары топора о топор и голоса «подъём, завтрак через полчаса», Виктор решил для себя спать дальше. Он просто не мог встать. От вчерашней нагрузки болели мышцы, давно столько не двигался. Игорь уже сидел в своём спальнике и тёр измятое лицо руками.

Сонный голос Лёши громким хрипом оповестил приближающийся звон топоров.

– В этой микрахе все встали! Тут звенеть не надо!.. ну меня на хрен… о-о-о-о, грехи мои тяжкие… – выдал Лёша. Покряхтел и вдруг предложил: – Ксю-ю-ю! А давай ты меня усыновишь?

– Внезапное начало дня – сонно ответила Оксана. – А зачем?

– Ну, как зачем? – удивился Лёша. – Ты меня усыновишь… Я буду тебе радоваться… А ты меня завтраком в кроватку будешь кормить. Начать можно прямо сегодня… Давай, а?..

– Заманчиво… Но всё равно не понимаю всей прелести твоего предложения, – отказалась Оксана.

– Ксю, а меня усыновишь? – прозвучал ещё один сонный мужской голос.

– В очередь, Петруня, в очередь, – прервала противоестественный ход событий рассудительная Оксана.

– Вставай – толкнул Игорь в плечо Виктора.

– Не могу, потом встану – тихонько, не размыкая глаз, ответил Виктор.

– Евгений Борисович для новеньких будет после завтрака рассказывать об этом месте. Говорили, всем быть надо – добросовестно будил Виктора Игорь.

– Я потом – из последних сил пытался остаться спать Виктор.

Вокруг уже слышались шаги, звучали голоса.

– Не вижу активности – прозвучал у самого входа голос Евгения Борисовича. Кто у нас тут?

– Игорь и Виктор – сообщил Игорь.

– А это кто говорит? – уточнил Евгений Борисович.

– Игорь – ответил Игорь, развязывая вход.

– А Виктор почему ещё с закрытыми глазами? – настойчиво спрашивал рыжебородый.

– Я позже выйду, сейчас не могу, долго не спал с вечера от холода – постарался вызвать жалость Виктор.

– Виктор, на меня посмотри, – потребовал Евгений Борисович.

С трудом разлепляя веки, Виктор повернулся к говорящему.

– Здесь правила для всех общие. Все встают в одно время. Все выполняют предусмотренную работу. Если ты с этим не согласен – собирай рюкзак и отправляйся обратно. Доступно излагаю? – от спокойной жёсткости сказанного Евгением Борисовичем у Виктора похолодело внутри. Он понял, что подчинение этим общим правилам обсуждаться не будет. Хотелось что-то возразить, что он совершенно разбит и не выспался, но тогда придётся ехать обратно. А ему тут пообещали хорошую зарплату. А в деньгах он нуждался больше всего.

– Я встал, сейчас выйду – выразил согласие с условиями пребывания Виктор и закрыл слипающиеся глаза.

– В глаза не бросается – протяжно произнёс по-прежнему сидящий на корточках около входа Евгений Борисович.

Рывком, так, что аж застучало в голове, Виктор сел и начал выбираться из спальника.

«Пусть мне будет хуже! Упаду среди лагеря – будут знать!» – зломечтательно подумал Виктор. Как и всякому человеку, ведущему бессмысленный образ жизни, ему были свойственны мысли о том, что вот он сейчас внезапно повредится здоровьем, и как все вокруг от этого всполошатся. Это иногда срабатывало, когда в кругу близких знакомых родителей он сидел с кислой физиономией, а на вопрос, что с ним, отвлечённо отвечал, что плохо себя чувствует и ещё больше скисал. Женщины пенсионного возраста начинали жалеть, да советовать, как поправиться. А то же такой молодой, а уже такой нездоровый. Вот она, современная жизнь. Не то, что в былое время, когда и работали не в пример больше, и праздники отмечали, и на здоровье никто не жаловался.

– Дежюрный! – звонким высоким мужским голосом с нажимом на «ю» крикнул кто-то, – где подогретая умывальная вода?! Давай быстрей!

Зазвякала крышка ведра, звякнула крышка умывальника.

– У-у-утро-о-о… седо-о-о-ое… у-у-утро… тумана-а-анное… – с цыганским надрывом запел Лёша, выползая из палатки.

– Ой, Лёша, иди ты уже в баню с такими завываниями!.. – гаркнула Лена.

– А ты мне спинку потрёшь? – нашёлся Лёша.

– А ты мне палатку просушишь? – парировала Лена.

– Сейчас всем двойку поставлю – закрыла дискуссию Оксана.

Виктор чувствовал себя смертельно больным стариком. Было всего 07.20. Он не привык так рано вставать. Это бесчеловечно. Виктор – нормальная «сова», привык поздно ложиться, поздно вставать, пик активности приходится обычно на полночь. Такая жизнь не для него. Эту командировку он вытерпит. Очень нужны деньги. Нужны настолько, что он готов терпеть и такие муки. Этих странных людей. Эти невыносимые условия. Эту тошноту и головную боль от недосыпа. Ладно. Он вытерпит. Но как можно себя вести так развязно? Как эти люди потом друг на друга будут смотреть? А ещё, говорили, что поедут школьные учителя, учёные-археологи, какие-то учёные геологи. Он согласился быть полевым рабочим потому, что ожидал нормального общества, а не всего вот этого.

Серая сырая хмарь. Дождь не шёл, но в воздухе висели капельки дождя. С отвращением надел ледяную, мокрую со вчерашнего дня одежду. Сунул ноги в сырые ледяные сапоги. С кислым унылым лицом прошёл к умывальнику, вокруг которого несколько человек сосредоточенно-сонными движениями чистили зубы. Отвратно пахло сырым табачным дымом. Рои комаров звенели так, что уши закладывало.

– Утро добрым не бывает! – неприлично бодрым голосом заявил Анатолий. Он стоял с огромной фаянсовой кружкой, в которой дымился растворимый кофе. Ещё несколько человек пили кофе из кружек поменьше. На его заявление двое отсалютовали своими кружками.

– По такой погоде на дальний пешком идти придётся, транспорт там и засядет… Шестьсот метров надо вскрыть? Там всё пашня, не глубоко должно быть… – говорили негромко пьющие кофе.

– Завтрак! – слабо сообщила девушка от костра, на котором кипели четыре ведра.

Овсяная каша, хлеб с маслом, много растворимого кофе, запить чаем. Горячий завтрак, со вкусом детского сада и кофе как-то отвлекли Виктора от мысли упасть без сил у всех на виду. Он всё равно не понимал, как можно пересмеиваться в такую рань, в такую ледяную хмарь. «Тут собрались одни идиоты и неудачники. Хихикают своим шуточкам», – подумал он – «Надо от них подальше держаться».

Настроение было отвратное.

– Товарищи, пока все здесь, прошу вашего абсолютного внимания, – не вставая, со своего места, спокойно провозгласил Евгений Борисович. – У нас стоит задача за три недели вскрыть площадь в шестьсот квадратных метров на четырёх участках, по которым пройдёт одна из ниток газопровода «Северный поток-2». Нас здесь всего двадцать четыре души. То есть расслабляться будет некогда. Обнадёживает то, что большую часть раскопов и шурфов будем делать на бывшей пашне, лесом поросшей, где ничего не должно быть. Но есть один участок, в отношении которого есть подозрение, что мы неожиданно найдём там памятник. Если мы его найдём, то придётся в установленные сроки его раскапывать. Консервировать нам ничего не дадут, весной сюда придут бульдозеры, а первого сентября мы уже должны перебраться под Великий Устюг. Поэтому сейчас старшие наберут себе команды. Девочек на помойку и в камералку отрядим по мере поступления материала, а пока все идут в поле. Старшими у нас назначаются Александр Викторович, на дальние шурфы, Максим, Григорий Сергеевич на углежогные ямы, Елена Анатольевна на основную трассу. Если есть предпочтения, кому с кем идти – обращаться напрямую. Кто не определится – того сам распределю. Пойдёте, куда родина пошлёт. Машина в распоряжении Максима. Вопросы есть? Не забываем сигареты, кто курит. Выход через десять минут.

Возникла небольшая сутолока, шумно и одновременно все начали вставать, собирать посуду.

– Виктор! Готов? Идёшь с нами на дальние, – однозначно сообщил Анатолий. – Иди за мной, загружу тебя инструментами, раз уж взялся я о тебе заботу проявлять.

Вслед за напористым Анатолием Виктор тяжёлыми ногами послушно подошёл к выцветшей хозяйственной палатке, где Катя выдала ему в каждую руку по неожиданно увесистому рюкзаку. Виктор аж ойкнул, когда Катя без видимого усилия передала ему поклажу, но тяжесть их показалась непомерной с утра.

– Силы у тебя ещё слабые. Воспрянь! Это вам еда и чистая вода на весь день, – сообщила Катя.

– Витя! Ну, ты где? – окрикнул Анатолий. – Держи лопаты!

– Да куда, у меня еда!.. – начал было возмущаться Виктор.

– На плечи рюкзаки! Держи! – лопаты со звяканьем рассыпались. – Топор возьми. Будешь доброй феей. Дядя Саша! Колов сколько надо будет? Двенадцать хватит? Или лучше шестнадцать? Понял, двадцать, так двадцать, – и Анатолий начал звякать кусками окрашенной в красный цвет арматуры по полметра длиной. – Совков четыре, ванночек не нужно… – приговаривал Анатолий.

Через четверть часа малопонятной сутолоки начали движение в лес вчетвером. Александр Викторович, чернобородый черноволосый высокий мужик с пронзительными голубыми глазами, Анатолий, крепко сбитый Пётр, сосед Лёши по палатке, поставленный Оксаной в очередь на усыновление, и Виктор, в хмуром состоянии духа и чувством тяжести в каждой мышце. Все оказались неожиданно тяжело нагружены, и при этом все, кроме Виктора, порадовались, что ушли налегке…

– Такое вот оно, суровое северное лето – шутливым, пониженным, как у деда мороза, голосом, сказал Александр Викторович. Он шёл первым в густом сыром тумане. Настолько густом, что следом за идущим оставался не закрытый проход – Два дня мочить будет…

– Я смотрел, на день опять дожди будут, как всегда. А на шестнадцатое тепло обещают, – сообщил Пётр.

Виктор уже не первый раз слышал про день, но не мог понять, почему день как-то отделяют от остального времени. Поэтому решился спросить.

– А день – это со скольки до скольки считается?

– День не считается – день отмечается… – начал Пётр, и его перебил-дополнил Анатолий:

– Непременно радостнее Нового Года. Не просто день, а День с большой буквы!

– Да, это очень значительное событие для всего копающего состава, – с вежливой интонацией продолжил Александр Викторович, на правах старшего взявшийся разъяснить всё как положено, без возможных шуток. – Пятнадцатое августа отмечается неофициальный праздник «День Археолога». Пятнадцатое января – камеральный праздник, а пятнадцатое августа – полевой. До этого ещё двенадцатое августа отмечают «день бересты», но не так широко. В основном, в окрестностях Новгорода Великого, и у нас тут, поскольку раньше мы входили в Новгородскую губернию.

Александр Викторович притих. Перешагивая через лесные коряги, обходя особенно глубокие лужи. В наступившем молчании слово опять взял Пётр.

– Обычно это такой «день дедовщины». Вечером устраивают посвящение в археологи, а весь день идут прикольные инициации новичков, типа поиска вопроса, ответ на который «девятнадцать». А вечером целование лопаты. И официальная отмена сухого закона, в пределах разумного.

– Ну, да, это необходимое, как показывает многолетняя практика, послабление. Потому что народ всё лето в лесу, в поле, постепенно звереет, – уточнил Александр Викторович. – А иногда приходится и до октября копать, поэтому нужна определённая разрядка. Шестнадцатого, обычно, даже дают выходной. Это, как правило, единственный выходной за весь период, кроме вынужденных простоев. Но в этот раз вряд ли получится. Затянули смежники в этот раз, поздно на этот участок дали открытый лист, придётся нам все дни поработать.

– Надо, значит, надо – сказал Анатолий. – Мне всегда шестнадцатого как-то отдыхать не нравилось. Вот честно! И так, обычно, погоды никакой, ещё с похмелья, сидишь целый день у костра, от безделья страдаешь. Уже, обычно, все разговоры переговорены, все книжки прочитаны, все песни перепеты, анекдоты пересказаны. И сидишь так, молчишь, в огонь пялишься. И все ждут утра, чтобы пойти поработать.

– Мы в один год купаться ходили. Проверяли, помогает ли с похмела – вспомнил Пётр. – Потом из воды до лагеря так и шли под дождём в плавках. Нормально…

– Кто у нас добрая фея? – спросил шедший впереди Александр Викторович, – загуби-ка эти осинки, а то мы не пройдём.

– Виктор! Вперёд! У тебя же топор – подогнал Анатолий.

– А почему добрая фея? При чём тут топор? – не понял Виктор.

– Ах, юноша, как же мало вы знаете о добрых феях – под дружный смех выдал Анатолий. – Анекдот такой.

Александр Викторович, не дожидаясь окончания беседы, забрал у Виктора топор и в несколько движений срубил молодые деревца и кинул на раскисший участок тропинки. Потом ещё несколько штук кинул поперечно.

– Можно идти.

С разговорами о всяких пустяках шли уже почти час. Комары роились в лиственных участках леса, висели густым облаком, и почти отсутствовали в хвойных. В разговоры как-то незаметно втянулся Виктор. Чувствуя дикую усталость, поинтересовался, далеко ли идти.

– Всего до самой дальней точки шесть километров. Начнём с дальних участков, чтобы потом далеко не ходить. Сейчас мы уже почти четыре километра прошли – сверяясь с топографическим планом и джи-пи-эс-навигатором, сказал Александр Викторович.

– Это что, мы двенадцать километров за день пройдём?! – ужаснулся цифрам Виктор.

– Ты слишком просто смотришь на вещи. Не просто двенадцать, а двенадцать километров по лесу, под нагрузкой, а между делом землю покопаем.

– Это каждый день за шесть километров ходить? – продолжал Виктор разматывать начинающуюся истерику нытика.

– Нет. Завтра на пять пойдём. Километр сегодня прошурфим.

– Предлагаю минутную остановку с целью посещения угла двора – беспардонно влез разговор Анатолий.

– Поддерживаю! – замедлил шаг Пётр.

– Да, уже можно, – согласился Александр Викторович. – Только отходим от тропы во-о-он туда, там кучки откладываем, здесь нам шурфить.

Виктор хотел продолжить душераздирающий разговор, сказать, что это слишком тяжело, добиться согласия, что это эксплуатация, но трое попутчиков резво поскидывали на возвышенности свою ношу и, невзирая на его растерянность, дружно вошли в гущу леса с целью удовлетворения естественных физических потребностей.

Потребовалась минута, чтобы осознать и это: посещение отхожих мест для них важнее разговора о его, Виктора, переживаниях. Но природа требовала своё, поэтому Виктор тоже пошёл в гущу леса по направлению, указанному «дядей Сашей». Отошёл недалеко, но достаточно, чтобы остаться в одиночестве. Нашёл подходящее место. Обмазался репеллентом под штанами, чтобы комары не помешали в ответственный момент, с удовольствием присел на корточки…

Обратную дорогу он не узнавал. Совершенно одинаковые деревья, спутанные корни и кроны. Так, надо вернуться к «углу двора». Там белеется бумажка, от неё ещё раз надо попробовать вернуться. Но это оказалась не бумажка, а огромный гриб. Бумажки нигде не было.

Да ладно! Не мог же он вот так тупо заблудиться. На несколько метров от тропы отошёл.

– … и-и-итя-а-а!.. Ау-у-у!.. – глухо издалека раздался голос Александра Викторовича. Надо бы ответить. Но тупо кричать «ау» в ответ он не станет. Он просто пойдёт на голос. А откуда был голос?

– … и-и-итя-а-а!.. – повторилось снова. – Дай голос!.. Ау-у-у!.. – кричал уже Анатолий!

– Ты где-е-е-е?! – прибавился голос Петра. Вслед за этим послышался звон топора о лопату. Двигаясь в направлении звука, Виктор оказался в просто непролазной чаще. Со всех сторон были ветки, поваленные деревья, ямы. Рванулся обратно – то же самое. Их не было, когда он шёл на звук!

– Ау-у-у-у!.. Дай голос!.. – кричал Анатолий откуда-то со спины. Как он мог кричать оттуда, если Виктор чётко слышал его спереди?..

– Я ту-у-ут!.. – неожиданно для себя не своим от испуга голосом крикнул Виктор. – Я ту-у-ут!..

– Ещё-о-о раз! Кричи до-о-ольше! – крикнул Александр Викторович откуда-то сбоку.

– Я ту-у-у-у-у-ут! – внезапно охрипшим голосом кричал Виктор.

Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь!.. Пётр стучал лопатой о лопату.

– Иди на звук! Иди и кричи, где ты! – послышался голос Анатолия.

– Иду-у-у!.. – Виктор двинулся, стараясь не бежать. Неожиданная, необъяснимая паника захлестнула его всего целиком. Страх был необъяснимый и всепоглащающий.

Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь!.. Звучало уже совсем рядом.

– Вижу, вижу, вижу тебя, уходимец, – послышался голос Анатолия.

Виктор вышел из леса на тропу с противоположной стороны от той, в которую уходил. Как он оказался там – он не понимал.

– Ещё один уходимец. Ты это, давай, один не уходи. А то лес вроде прозрачный, а тебе достаточно оказалось, – недовольно выговаривал Александр Викторович.

– Сашу тоже из лагеря одного отпускать нельзя. Два раза по дороге с двадцать третьего февраля сумел заблудиться, час вокруг лагеря плутал, первый раз нашли его, когда дежурные за водой пошли. Он мимо этой тропы, говорит, раз десять прошёл. А во второй раз он на помощь звать начал в десяти метрах от костра, – рассказал Пётр, пока надевали на плечи рюкзаки, брали рейки, лопаты…

У Виктора от пережитого испуга всё тряслось внутри. Так глупо потеряться…

В переживаниях, он не слышал разговоров и не заметил, как дошли до места. Только увидел, что «дядя Саша», «шеф», как обращались к Александру Викторовичу Анатолий и Пётр, сверился с бумагами и GPS и сказал: «вот здесь она должна быть». Анатолий и Пётр начали крутить головами.

– Вон лежит – указал Анатолий в просвет деревьев.

– Ага… – шеф пошёл по направлению Анатолия и остановился у жерди с налепленным на верхушку куском красного скотча, чтобы выглядело флажком. – Это она самая… ну что же, господа-товарищи, поздравляю вас, это место первого шурфа, мы его нашли! – шутливо сказал Александр Викторович. – Забивать будем сразу четыре, сразу по два на два.

Анатолий со звоном высыпал из плотного мешка куски крашеной арматуры, взял один, и как в игре в ножички, с силой метнул его в землю. Штырь воткнулся под небольшим углом.

– Ну, почти… – сказал Анатолий.

В это же время Пётр повторил действие Анатолия. Штырь Петра вошёл в землю под значительным наклоном.

– Виктор, твоя попытка!

– Зачем? – не понял Виктор.

– Самый прямо стоящий кол будет назначен северо-западным углом шурфа. Кто прямо воткнёт – тот тут и копает. Кто криво воткнул – тот идёт в другое место. Археология – наука точная, тут не абы как всё определяется… – пояснил Анатолий.

Виктор взял штырь и нехотя кинул его в землю. Штырь звонко ударился о камень под слабым дёрном и отскочил в сторону шефа, ставившего засечку на навигаторе.

– Во, везунчик! – выдали в один голос Анатолий и Пётр. – А посильнее бы саданул, и не повезло бы дяде Саше. Мой кол – закончил Анатолий и начал расправлять трёхметровую алюминиевую линейку, которую все называли рейка.

– Так, погодите пока! – подал голос шеф, оторвавшись от бумаг. – Сначала закопушки делайте. Задача – не найти ничего, чтобы сюда не переселяться. От этой точки до этой точки по ширине – шеф указал на кусты рядом с жердью со скотчем – и через каждые 3–4 метра туда – показал на дорогу, по которой только что пришли.

– Закопушка – это штык на штык квадратом ямку делаем – пояснил Анатолий. – Вот так вот – он воткнул лопату в землю полностью, пошатал, вынул. Опять воткнул сбоку, пошатал, вынул, с третьей стороны, и на четвёртый раз вынул прямоугольник земли, как квадрат из арбуза на пробу. Этот кусок Анатолий рассыпал рядом с ямкой, присел на корточки и начала разбирать руками.

– Замытая керамика. Много. И угольки – вытягивая руку к шефу, показал горсть каких-то перемазанных землёй предметов Анатолий.

– И у меня – сообщил Пётр, стоя в нескольких метрах.

Анатолий высыпал горсть находок на неизвестно откуда взявшийся кусок коричневой крафт-бумаги, перешёл на другое место, повторил «закопушку». Виктор тоже достал из земли разваленный кусок, Анатолий подошёл, рассыпал кучку, начал что-то объяснять и осёкся. Потом вынул что-то и повернувшись к шефу негромко сказал:

– Сань… Только не ругайся, ладно? Монеты, бусина и жэпэ… В одной закопушке…

* * *

Монета сама по себе находка довольно редкая. А тут сразу две слипшиеся. И железный предмет – ж.п. При наличии керамики и угля. Явный признак археологического памятника.

Скривив лицо, Шеф подошёл к Анатолию и Виктору. Взял в руки найденные предметы, оттёр, поплевал, оттёр ещё раз.

– Монеты. Советские. Трёхкопеечные. Восемьдесят второго года чеканки. Бусина. Пластиковая. Советская. Железочка… Круглопровочная. Штампованная. Ничего интересного. А в стенках что? – Александр Викторович присел к ямке и провёл руками по стенкам, выдернул что-то. – Кошелёчек советский, бусинками расшитый. Ого, в нём ещё рубль бумажный!.. Запишем в находку, как следы современного присутствия. Ну, тут и не могло ничего быть. Здесь в советские времена было льняное поле, всё пахано-перепахано тракторами, старые деревни давно и подальше были. Продолжаем!

Продолжая делать «закопушки», растянулись на несколько сот метров.

Около 12-ти утра были раздернованы и зачищены четыре шурфа. Виктор смотрел, учился, делал. Сразу понял, как выглядит керамика, понял важность бусин. Преодолевая непонятное возбуждение, хотел найти целый клад с монетами, но со старинными. Копая в своём шурфе, задавал множество бессмысленных вопросов, выдававших его полное незнание истории и культуры, на которые получал терпеливые, развёрнутые ответы. Особенно интересовало, сколько могут стоить старинные монеты, если их найти много? Где их можно продать? Кто их может купить? А бусины старинные, насколько ценные? А их можно продать? Их покупают? Очень не хотелось верить, что старинные монеты не имеют большой материальной ценности, но имеют значение для датировки памятника. Что бусины вообще ничего не стоят. Куда важнее эти находки для характеристики памятника. Когда под лопатой за разговором что-то звякнуло и отлетело в сторону, шеф со своего шурфа ланью бросился к шурфу Виктора.

– Шумелка! Целая! Откуда она здесь? Вот вам и уходимец! – с каким-то удивлением констатировал шеф. Он крутил в руках предмет – бронзовую шумящую подвеску. Уточка, лапки которой болтались, как цепочки и своим шумом должны были отпугивать нечисть от доброй христианки.

– По ходу, первую сгущёнку выдать надо – с некоторой завистью проговорил подошедший Пётр. И разъяснил, что за такие находки положен приз – банка сгущённого молока за каждую для поглощения в одно лицо.

Виктор почувствовал нарастающее удовлетворение. Он не понимал, что происходит, но понял, что произошло что-то значительное. И центром этого значительного является он «со своим невероятным везением, которое нужно использовать за карточным столом».

Шеф перешёл на шурф Виктора, а тому велел докапывать свой, не такой насыщенный «индивидуальными находками». Но больше до самого материка ничего не было…

В час дня начали собирать обед. Неожиданно быстро развели костёр из мокрых дров. Из какой-то лужи Анатолий принёс неожиданно чистую воду в чайнике. Хлеб, рыбные консервы, в трёхлитровых пластиковых майонезных вёдрах гречка с тушёнкой со вчерашнего ужина, вермишель с тушёнкой со вчерашнего обеда. На пластиковую крышку майонезного ведра Шеф насыпал с ложку соли, очистил прямо на землю три луковицы, разрезал их на четыре части каждую. Рядом положил головку чеснока. Из своих рюкзаков попутчики Виктора достали миски, кружки, ложки, ножи, а у Виктора ничего подобного не было… Он не взял с собой ничего.

– На будущее на выход обязательно бери с собой посуду. Сейчас сообразим… – сказал Александр Викторович.