Исповедь мачехи

Екатерина Сиванова

Исповедь мачехи

Любое сходство с реальными людьми и событиями – не более, чем случайность

Маша!

Маша ты моя, Маша…

Раз ты держишь в руках эту книгу, значит, моя девочка стала уже совсем взрослой, и пришла твоя пора решать, как жить дальше.

Ну что же… Читай. Не спеши.

И думай. Много думай.

Ты уже знаешь, как это: слышать свое сердце? Послушай его! Оно не обманет.

Эту книгу для тебя придумал твой папа.

Как?

– Скажи! Скажи, что мне делать со всем этим? Я не хочу больше помнить все, что случилось с нами… Но я… Я не могу позволить себе забыть! Вырастет Маша, придет ко мне за советом… Спросит: «Мама! А что бы делала ты на моем месте? Я люблю его, он – меня. Но еще мой мужчина любит своего ребенка, которого ему родила другая женщина…»

Я сидела за столом на кухне в нашем Доме, размазывала слезы по щекам, теребила в руках мокрый насквозь носовой платок и уже почти кричала на твоего отца. Мне так хотелось, чтобы он придумал хоть что-то, что спасет меня от тупой боли, которая сковывала все мои внутренности. Я даже была согласна на то, чтобы у меня вообще ничего не болело… Ни-че-го… Не болело и не чувствовало…

Твой папа не волшебник. Он самый обычный сильный мужчина, переживший и преодолевший многое. Но то, что тогда случилось с нашей семьей, почти сломало его. Этого не видели чужие. И даже свои не все замечали. Но я-то, я-то каждый день смотрела в глубину его глаз и чувствовала, каким холодным и черным становилось то, что есть внутри каждого сильного человека. Увы… Я никак не могла согреть его. Не могла помочь. Впервые в нашей общей жизни мы упали вдвоем.

– А ты напиши… – задумчиво ответил мне твой отец.

– Что?!

– Напиши… Книгу… Обо всем, что случилось… Напиши и забудь. А когда Маша спросит у тебя совета, ты просто отдашь ей книгу. Она прочтет и примет свое решение.

– Но я никогда ничего не писала… А уж книги тем более.

– А ты попробуй, Катюш! Я же не предлагаю тебе писать роман. Просто расскажи Маше все, как было на самом деле, так, как рассказывала бы ей, сидя на нашей кухне… Вот здесь, в Доме…

И я начала наш с тобой разговор. Я говорила, говорила и сама поражалась, насколько точно я помню малейшие детали той нашей жизни. Из мелочей складывается целое. И поэтому я рассказывала тебе все: от самого начала до самого конца. И без утайки. Это важно. Ведь спустя много лет я могу не вспомнить. Просто не захотеть вспоминать… Все, о чем я рассказала здесь, – правда. Моя правда. Поэтому – Исповедь. В буквальном смысле этого слова.

Читай. Не спеши. И думай. Жизнь длинная… Но Боже мой, как она коротка!..

Мама

Мне было семнадцать лет, когда мои родители развелись. Когда папа ушел от мамы и оказалось, что он живет с другой женщиной. Мне было двадцать два года, когда я узнала, что у папы есть дочь, моя младшая сестра.

Я выросла в семье, где родители любили друг друга. Конечно, мама с папой ссорились, но я росла и знала, что любовь – это как у моих родителей, когда всегда вместе, и мама едет везде за папой, когда в отпуск можно без нас, но непременно вдвоем…

Всегда, при всех наших переездах, а их было много, мне на глаза попадался таинственный ящик, в котором лежали письма мамы и папы друг другу с самого начала истории их любви. Я росла и верила, что, когда стану взрослой, мне разрешат почитать эти письма, и именно в них я найду ответ на вопросы: как быть такой же любимой и как научиться любить?

Я выросла. Письма из ящика мама разорвала. Знаю, что оставила лишь те, где были описаны какие-то истории, связанные со мной и братом. Я их так и не прочитала. Великим даром любить родители наградили меня при рождении. Мне не понадобилось читать их письма…

Расставание родителей, окончательный уход от нас отца… Эта боль осталась со мной навсегда. Но боль детская и абсолютно эгоистичная. Теперь я знаю, что люди никогда не должны мучить друг друга, даже если когда-то сильно любили. Всякая история имеет свой конец. И он не всегда счастливый.

Когда мы остались одни, без папы, стало тяжело. Конечно, мы с братом были совсем взрослые, но это не избавило нас от переживаний. Рухнул мир. И понять причины этого я в семнадцать лет оказалась не в состоянии.

Отец был нужен мне всегда. В любом своем проявлении. До сих пор, будучи уже совершенно взрослой, мамой троих детей, встречаясь с папой, я стараюсь стоять только рядом с ним, сидеть только рядом с ним. Все время принюхиваюсь и пытаюсь уловить тот его запах из детства…

Не могу сказать, что, когда жили вместе, мы с папой много разговаривали. Но отец был огромной частью моего мира. Папа не просто ушел. Он перестал с нами общаться.

Я металась по городу, объезжая всех знакомых, сидела на лестнице в подъезде у сестры отца, потому что она никак не хотела открыть дверь на мой звонок, а когда все-таки ей пришлось со мной поговорить, то попросила: «Оставьте папу в покое, он и так с вами натерпелся…»

Я никак не могла узнать, где именно он живет. Бог свидетель, мне и тогда не надо было от отца ничего, кроме возможности слышать его голос и хотя бы изредка видеть его.

Хорошо помню, как мне удалось выяснить, в каком районе города и в каком доме отец снял квартиру. Я много часов провела во дворе, прежде чем вычислила подъезд, ну а квартиру нашла путем поквартирного обхода…

Помню выражение лица папы, когда он увидел меня за дверью, метнувшуюся тень в коридоре у него за спиной… Он сухо сказал мне: «Подожди» – и вынес неспелую грушу…

Помню, я спускалась по лестнице, сжимая в руках этот фрукт, и плакала… Но самым главным было то, что я его нашла!..

С тех пор мы никогда не теряли друг друга из виду. Хотя говорить о прежнем общении не приходилось.

Я не могла и не хотела лезть к отцу с разговорами и выяснением причин такого его поведения с нами – детьми. Из каких-то отдельных фраз сформулировала его принцип: «Уходя, уходи», но это никак не укладывалось в моей голове. Никак…

Потом стало ясно, что жена отца категорически против его общения с нами. Я понимала: она видит в нас не детей, а угрозу своему женскому счастью. Делить отца с нами не входило в ее планы. Догадываюсь, что довольно часто папа не ставил ее в известность о наших встречах. Хотя иногда передавал мне от своей супруги гостинцы. Правда, при этом говорил: «Ты сама это лучше не ешь, отдай собаке… Это из пайка. Просроченное…»

Совру, если скажу, что мне не было обидно. Было. Очень.

Но мой папа – это рыцарь, принц, самый лучший на свете!.. Он просто запутался, его околдовали… Я никак не могла поверить, что он не любит меня. Знала: любит. Просто настали такие времена…

Когда у папы родилась дочь, спустя время меня даже позвали в гости. Сестре уже исполнилось полтора года. Находиться в одном помещении с женой отца и ребенком, который по определению занял мое место, оказалось непросто. И потом это постоянное чувство предательства по отношению к маме…

Чтобы как-то остаться в круге общения отца, я рвала себе душу и писала письма бабушке, его маме… Рассказывала подробно о своей жизни – работе, учебе. Бабушка очень обстоятельно мне отвечала и в конце каждого письма просила: «Береги папу, не расстраивай его, не обременяй, ему тяжело…»

Я старалась все делать так, как просила бабушка…

А потом папа уехал из города, где мы жили. Хорошо помню тот вечер, когда он со своей новой семьей стоял у окна вагона и грустно смотрел на всех, кто пришел их проводить. А я плакала. Не стесняясь, навзрыд. Я так не хотела оставаться без него! Я так его любила! Я такая была маленькая, папина Катя… Мне было двадцать три года.

Прошло много лет, и теперь все иначе.

Неизменным осталось одно: моя любовь к папе. И его любовь ко мне. Мы много говорим по телефону, пишем друг другу маленькие письма в Интернете, видимся. Мои дети гордятся дедом и любят его. Папа почти поверил, что мой муж достоин меня. Мачеха спокойно отвечает мне по телефону и присылает всегда с вниманием выбранные подарки.

Но за всем этим стоит почти целая жизнь, которая научила слышать, понимать и не замечать мелочи в обмен на главное: быть дочерью лучшего папы на свете.

Когда мне совсем грустно и очень хочется посидеть у папы на коленках, прижавшись к его груди и чувствуя, как он крепко-крепко обнимает меня, я читаю его письмо, присланное из долгой командировки в Новосибирск. Мне было пять лет, я уже умела читать печатные буквы.

«Здравствуй, Катенька!

Очень рад, что ты хорошо занимаешься на музыке. И даже поешь песни Аллы Пугачевой!

Если бы ты знала, как я скучаю без тебя, как совсем надоело жить без вас всех, без нашего дома…

Осталось еще немного, и я приеду. И мы будем весело жить, ходить кататься на коньках и на лыжах.

Будь умной и помни, что у тебя есть я, твой папа!»

Я встретила мужчину, который стал моей судьбой, когда мне только-только исполнилось двадцать пять лет. Абсолютно деловое знакомство, которое вылилось в роман.

Роман с женатым мужчиной. Не просто с мужчиной, а с мэром города, в котором я жила. Уверена, что тогда в нашем окружении не было ни одного человека, который верил бы в искренность наших отношений.

«Отношений» – это громко сказано. Буквально через месяц после нашего официального знакомства молодой мэр попросил разрешения прийти ко мне в гости. Открыв дверь и удерживая одной рукой своего верного и очень большого черного терьера, я сначала увидела цветы…

Цветы, цветы, цветы… А уж где-то за ними стоял Он. В кепке, темных очках и какой-то совершенно невразумительной одежде. Шикарный букет был поставлен в ведро (больше такое количество цветов никуда не помещалось), а мэр – послан мыть руки перед ужином. Все наше общение, начиная с момента знакомства, носило с моей стороны абсолютно ироничный характер. Я и разговаривала-то со своим ухажером, все время отпуская каверзные шуточки, пытаясь задеть и уколоть.

На ужин, не мудрствуя лукаво, я нажарила мяса и отварила картошки. С деньгами тогда была, мягко говоря, напряженка, да и производить какое-то впечатление на своего гостя мне не хотелось. Когда мэр напросился ко мне в гости, он сказал, что ему надо поговорить со мной о работе.

«Ну о работе так о работе. Мало ли какие обстоятельства у человека?» – подумала я. Так что незатейливое меню вполне соответствовало означенному формату встречи. Спиртное также не входило в мои планы.

Когда я увидела, что в руках у визитера только цветы, я немного разочаровалась: «Значит, точно про работу разговаривать пришел…» Потом усадила гостя за стол на моей маленькой кухне, положила в тарелку мяса и картошки и, извинившись, вышла в коридор, чтобы объяснить собаке, что вот уж так сильно нервничать не стоит.

А вернувшись за стол, обнаружила, что тарелка гостя девственно чиста. Будучи внимательной хозяйкой, я из вежливости спросила: «Может быть, добавки?» И тут же получила утвердительный ответ. Ну что ж, поставила перед мэром тарелку со своей частью ужина и села напротив. И только тогда увидела, как он ест! Он просто-напросто был голодный…

– А что, нынче мэров государство не подкармливает? – кое-как сдержав свои настоящие чувства, отчего-то съязвила я.

– Ну разве может государство кормить так вкусно? – улыбнулся мой гость. – А если честно, то я просто уже очень давно не ел настоящей домашней еды. Знаете, Катя, моя мама… Вот моя мама очень вкусно готовит. Я так скучаю по той еде…

– А дома что? Вы же семейный человек. Или ужин только для тех, кто заслужил? – продолжала я ерничать.

– Я сейчас живу один. Дети и жена в отпуске, – сухо ответил мэр. Как-то сразу стало понятно, что мне надо остановиться и прекратить наконец свои издевки. Уж очень тоскливо была сказана последняя фраза.

– Теперь чай? – примирительно спросила я.

– А вы почему не ужинаете?

– А я очень не люблю, когда отвечают вопросом на вопрос.

– И все-таки?

– Молодым барышням вредно есть на ночь жареное мясо, – улыбнулась я.

– Ну тогда давайте пить чай. А хотите, я сам заварю его?

– Попробуйте…

Мы поменялись ролями. Теперь мэр стоял у плиты, а я сидела за столом и рассматривала его спину. Вру. Не спину. Я рассматривала его одежду: джинсы и футболку. И еще носки… Хорошо зная себя и свое отношение к тому, как одет мужчина, я была удивлена своим эмоциям: во мне не возникло желания отпустить колкость, связанную с неглаженой футболкой. Вдруг захотелось подойти и обнять этого мужчину… Мне так захотелось его пожалеть!.. Он был до звона в ушах неухоженным. Заброшенным. Но в мои планы совершенно не входил роман с женатым градоначальником, поэтому мысли про «обнять» я спрятала поглубже и выпалила:

– Интересно, в том районе города, где вы живете, с электричеством проблемы или у вас дома утюг сломался?

– Я так и знал, что мой внешний вид произведет на вас неизгладимое впечатление, – тут же ответил гость, уже подавая мне готовый чай. – Все в порядке и с электричеством, и с утюгом. Я дома только сплю. Вечером прихожу, включаю стиральную машину, утром развешиваю белье… Некогда мне гладить. Я изобрел новый способ глажки рубашек: только спереди. Между прочим, очень удобно и быстро. Главное, в течение рабочего дня не забыть про это, – смеялся мой гость, – а то снимешь пиджак, а под ним…

– Когда же вернется ваша семья?

– Перед началом учебного года…

– А кто вам сейчас есть готовит?

– Никто… Я дома и не ем совсем. В основном на работе, на встречах разных. Так что все нормально… Конечно, хочется домашней еды. Но у меня самого вечерами на это уже сил нет. Да и в магазин надо зайти, чтобы что-то купить. А мне как-то неудобно: люди смотрят, здороваются… Не хочу, чтобы все видели, что я один. Совсем.

– Не вопрос: напишите мне список продуктов, и я завтра же все куплю, – тут же предложила я.

– Спасибо, – растерянно ответил гость, – это уж слишком.

– Обещаю, что никому не выдам эту тайну. И даже список продуктов для мэра не стану продавать журналистам за бешеные деньги.

– А скажите, Катя, если я соглашусь на ваше предложение только частично?

– То есть?

– Я попрошу вас не только купить продукты, но и приготовить из них еще один ужин.

– Вы напрашиваетесь в гости?

– Да…

– Видимо, понравилось…

– Очень.

– Андрей… Ой… Я могу вас так называть? – рассмеялась я.

– Конечно, можете, – по-хорошему светло впервые за вечер улыбнулся гость, – вы меня таким шикарным ужином накормили, что вам теперь все можно.

– Ну уж прямо все… А скажите, Андрей, что сделать, чтобы вас больше никто не видел в мятых вещах? Простите… – Я испугалась, что перешла грань дозволенного.

– Ну, этот вопрос я постараюсь решить самостоятельно. Думаю, пока мне еще рано просить вас и об этом.

– Да… Не стоит.

Мы оба были смущены. Пару минут молчали. А потом как-то одновременно начали разговор о детстве. Каждый вспоминал свои веселые истории, мы, перебивая друг друга, спешили рассказать и то, и это. Мы от души смеялись и не заметили, как за окном стало совсем темно.

– Мне пора, – встал из-за стола Андрей. – Большое спасибо за ужин, за вечер. Мне давно не было так легко и спокойно.

– Вам спасибо, – улыбнулась я в ответ. Мне тоже было хорошо.

Уже в коридоре я спросила мэра:

– Вы хотели о чем-то поговорить со мной?

– Да… Так мы обо всем поговорили, – засмеялся Андрей.

– Хорошо, если так. А теперь честно…

– А если честно, то когда я вас впервые увидел, мне так захотелось к вам… Домой… На кухню… Чтобы вы меня ужином кормили и мы разговаривали, так, как сегодня вечером. У вас очень уютно. Спасибо. Я позвоню. Можно?

– Ну, разве я могу ответить мэру «нельзя»? – я снова зачем-то пустила в ход свои колючки.

– Катюш, в этот дом мэр больше не придет никогда. А вот Андрей, надеюсь, да.

Он вышел. Я закрыла дверь. Вернулась на кухню. Подошла к окну. Долго смотрела вслед растворяющемуся в темноте силуэту моего гостя. Странно: мне хотелось плакать. И еще – выгладить хоть одну его рубашку. Целиком.

Уже через несколько недель после нашего первого ужина Андрей рассказал мне о принятом им решении уйти от жены. До сих пор я помню тот разговор, его глаза и голос… И свой страх… Андрей говорил целый день. Да-да! Он пришел утром в воскресенье и сказал: «Я должен тебе многое рассказать. Прошу тебя, выслушай… Только не перебивай. Я буду говорить долго. Наберись терпения. Это очень важно для нас…»

Мне ничего не оставалось делать, кроме как поставить на плиту чайник и, усевшись напротив Андрея на уже ставшей к тому времени нашей маленькой кухне, начать слушать…

И спустя много лет я помню почти дословно все, что говорил тогда Андрей. Возможно, не сами детали – эмоции: то мне хотелось зажмуриться, потому что есть вещи, которые я не готова была узнать, то броситься к Андрею и обнять его: я чувствовала его боль и разочарование каждой своей клеточкой, то хотелось кричать: «Так не бывает!!!»

И спустя много лет, вспоминая тот монолог моего мужчины, я все еще пытаюсь понять: смогла ли я залечить все его раны?..

Целый день на улице шел дождь. Нам было бы очень уютно сидеть вдвоем в нашей маленькой квартирке то на кухне, то на диване в комнате и говорить, говорить, говорить… Но уютно нам быть не могло. Ни тогда, ни спустя даже годы… Вся история Андрея насквозь была пронизана тремя женщинами: его женой Мариной и его дочерьми – Алевтиной и Маргаритой.

Старшую дочь дома звали Алей. Ей было двенадцать.

Младшую, вопреки желанию Андрея, дома звали Масей. Ей было девять.

С первого дня знакомства я слышала о детях: об Альке и Маське, об Алевтине и Маргарите. Андрей любил их без памяти, и главным содержанием всей его жизни было благополучие и душевное равновесие дочерей.

Да, именно душевное равновесие… Любой рассказ Андрея о детях, о каких-то семейных ситуациях заканчивался фразой: «И тут у Марины началась истерика…»

Только спустя время я смогла понять, что имел в виду мой мужчина. А тогда, в тот памятный воскресный день, я слушала, удивлялась, сочувствовала, негодовала и пыталась понять: к чему это все? А «все» оказалось очень просто. Андрей объяснил:

– Когда я принял решение, сразу понял: ты должна узнать обо мне все. Ты должна ясно понимать, что я – не только мужчина, который по-настоящему любит…

– Любит? – эхом отозвалась я впервые за этот день.

– Да, любит… Я люблю тебя, моя Катенька… Я понимаю… Все понимаю… Мы знакомы-то всего два месяца…

– Два месяца и один день…

– Катюш, это все неважно… Дни не имеют значения. Я просто знаю, что ты – вся моя жизнь…

– Но я-то в этом не уверена…

– Понимаю… Я начал тебе говорить… Я – мужчина не просто старше тебя, не просто с историей, но главное: я мужчина, у которого есть две маленькие дочери…

– И ты их любишь… Ты их любишь…

– Нельзя сравнить то, что я чувствую к тебе, и то, что я чувствую как папа.

– Скажи: чего ты хочешь?

– Я хочу предложить тебе выйти за меня замуж… Я прошу тебя выйти за меня замуж. И хочу, чтобы ты дала мне ответ сейчас…

– Но ты женат…

– Я очень давно совершенно один.

– А дети?

– Я никогда не оставлю детей.

– Детям нужно, чтобы мама и папа были вместе.

– Детям нужно, чтобы мама любила папу, а папа любил маму… Мои дети живут среди постоянных скандалов и истерик. Больше всего я боюсь, что они поймут, что вот так и надо жить…

– Ты бежишь?

– Нет. Я принял свое мужское решение.

– Что ты хочешь от меня?

– Чтобы ты была рядом.

– Хорошо. Я буду рядом.

– Всегда?

– Да…

Он ушел, пообещав позвонить утром. Бессонная ночь.

Раннее утро. Звонок:

– Привет! Я пригласил жену на последнее свидание. Сегодня. В восемь вечера.

– Привет…

– Ты подождешь?

– Конечно…

Весь день шел дождь. Это август в Прионежске.

Мой старший брат как будто знал, что именно сегодня мне нельзя быть одной. Он позвонил буквально сразу после Андрея:

– Слушай, возникла острая необходимость купить мне хорошие джинсы. Поможешь?

– Не вопрос.

– Через час у университета, хорошо?

– Да.

Наступил вечер. Я не отрывала глаз от часов. Казалось, я проживаю вместе с Андреем каждую минуту. Умом понимала: ничего не произойдет: ну, поговорят, ну, поскандалят, в лучшем случае завтра позвонит и скажет: «Ты же все понимаешь…» А сердцем чувствовала… Я всем своим сердцем чувствовала Андрея. Такого со мной прежде не было никогда.

В 21.30 раздался телефонный звонок:

– Я еду к тебе.

Гудки…

Ничего не понимаю… Так быстро? Это что же, за полтора часа можно объясниться с женой? Нет… Едет, чтобы проститься со мной.

Звонок в дверь. Открываю. Цветы… Цветы… Цветы… Точно: сейчас скажет какие-то слова и уйдет…

– Привет! Ужином кормить будешь?

– Привет… Конечно… Проходи… Цветы очень… Как и всегда…

Андрей зашел на кухню, открыл холодильник, достал бутылку водки, налил, выпил залпом:

– Знаешь, что мне сказала жена, когда я рассказал ей о нас, о том, что принял решение уйти?.. Она попросила меня научить ее заполнять квитанции на оплату квартиры…

– У нее шок…

– Я слишком хорошо ее знаю… Это не шок. Это ее отношение ко мне… Ко всему, что было между нами…

– Подожди… Наступит завтра…

– Я все решил. Давай ужинать.

Уже на следующий день вечером, сразу после работы, не заезжая к нам домой, Андрей поехал к детям. Конечно, он позвонил мне, конечно, попытался что-то начать объяснять, но я, не дослушав, перебила и сказала: «Делай так, как считаешь нужным. Самое важное сейчас – это настроение девочек…» Я всем своим сердцем чувствовала боль этих детей. Но понимала, что не могу сказать Андрею: «Возвращайся к жене…» И дело было не в какой-то неистовой любви к мужчине. Просто я видела его глаза, когда он рассказывал о том, как плохо не только ему, как дети реагируют на их скандалы с женой…

– Понимаешь, я устал… Я прихожу с работы, начинаются какие-то упреки, какие-то выяснения отношений, я втягиваюсь во все это, начинаю отвечать, спорить, в конце концов кричать…

– Ты??? Кричать??? – изумлялась я.

– Да… Я не могу постоянно себя держать в руках… Ты понимаешь, я постоянно все делаю не так… Как в том анекдоте про Соловья-разбойника: «Не так сидишь, не так свистишь…»

– А дети где? Дети где, когда вы ругаетесь?

– Да в том-то и дело, что здесь же… Они плакать начинают, кричать… Все в точности, как мама …

– Андрей, прости, а у вас-то обоих ума не хватает детей куда-нибудь отправить? Ну, в другую комнату… Закройтесь на кухне и хоть поубивайте друг друга…

– Скандал в режиме «закрытой двери» не интересен Марине. Ей нужно, чтобы дети слышали и видели, какое папа ничтожество… Иначе все теряет смысл.

– Зачем папа позволяет выставлять себя ничтожеством?

– Идиот…

– Похоже…

– Я тринадцать лет пытался убедить себя в том, что это нормально… Что это – моя семья и я должен… Но я близок к той грани, за которой конец. Ты понимаешь меня? Я устал быть ненужным, устал быть один… Если посчитать, сколько лет из тринадцати мои жена и дети прожили рядом со мной, получится смешная цифра… Ее озвучить-то стыдно…

– Скажи, ты сделал все, что мог, в этой ситуации?

– В отношении Марины – да, а в отношении девочек… Вырастить, выучить и выдать замуж – программа-минимум.

– Ясно…

– Ты считаешь, что должно быть по-другому?

– Я считаю, что надо поступать так, чтобы не задавать себе по ночам, один на один со своей совестью, неудобных вопросов…

– Согласен.

Поездки по вечерам «к детям, чтобы сказать “спокойной ночи”», продолжались неделю, вторую… Я полностью поддерживала Андрея и терпеливо ждала дома. С каждым разом Андрей возвращался мрачней и мрачней. Младшая не разговаривала с ним, а старшая плакала… Мой мужчина приезжал ко мне в квартиру, отказывался от ужина, молча ложился спать, отворачивался к стенке и всю ночь вздыхал. Медленно, но верно терпение мое подходило к концу. Не понимать, что происходит и чем это закончится, становилось невозможно.

Хорошо помню тот момент, когда однажды вечером Андрей позвонил мне по дороге с работы и сказал:

– Пожалуйста, собери мои вещи, я возвращаюсь к детям.

Положив трубку, я дала волю чувствам. Поплакав от души, стала собирать вещи своего несостоявшегося мужа, в глубине души все равно находя повод для удовольствия: все было чистым, выстиранным и выглаженным… Пусть хоть ненадолго, но он почувствует прикосновение моих рук и мою заботу… Поставила чемодан Андрея у порога и ушла из дома: к чему лишние объяснения? Нет смысла бороться за сердце мужчины, которое всецело принадлежит его детям.