Подарок дьявола

Подарок дьявола

Тогрул Мехти

© Тогрул Мехти, 2019

ISBN 978-5-4496-8163-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

1929 год. Северная Африка. Ливия, где-то посреди пустыни Сахары. Военные силы фашисткой Италии под руководством генерала Антонио Вигнандела ведут поиски оставшихся членов национально-освободительного партизанского движения Ливии. Время – 2 часа ночи.

В толстой брезентовой палатке тишину нарушали только свист и гул ветра. Они были предвестниками начинающейся песчаной бури. Марио не мигая смотрел на мерцающий в темноте огонек керосиновой лампы, стоящей на столе. Ему было плохо. Трудно дышалось, было невыносимо и дальше терпеть раздирающую душу боль. Правая рука опустилась к кобуре, в которой лежал пистолет Berettam1934. Достал его, опустил на стол рядом с ручкой и исписанным неразборчивым почерком листком бумаги. Писавший был явно на пределе нервного возбуждения.

Дрожащими пальцами, расстегнув две верхние пуговицы рубашки, он потянулся к железной фляге. Приложился к ней пересохшими губами. Но фляга была пустой. На язык упали лишь две маленькие капли напитка. Алкоголь помогал забыться хотя бы ненадолго. Но нет, это было ложное забытье. Мысль о тех безвинных терзала душу. Казалось, сейчас голова разлетится на сотни мелких кусочков, и возможно хотя бы это принесет облегчение. Он, швырнув флягу в сторону двери, которая тоже была из брезента, вдруг начал истерически смеяться.

Это был нервный смех, сопровождающийся удушающим кашлем. На глазах выступили слезы, а он все продолжал смеяться, давясь кашлем. Но вот смех прекратился также внезапно, как и начался. В палатке наступила тишина, нарушаемая порывами ветра, доносящимися из-за стен палатки. Казалось, он взял себя в руки, дыхание успокоилось.

– Будь ты проклят! – произнес Марио тихим и спокойным голосом.

Хладнокровный взгляд на бесчувственном, не выражавшем никаких эмоций лице генерала, когда тот отдал приказ: «Расстрелять всех без исключения», терзал воображение Марио, а сам приказ, не переставая звенел в ушах. И взгляд, и то, как властно, без признаков сожаления были произнесены эти слова – все выражало абсолютное, бескомпромиссное зло.

– Да, он приказал, но зачем я это сделал? – больно, изо всех сил сжав руками голову, произнес он вслух, и вновь его дыхание участилось, он застонал, качаясь на стуле. Нестерпимо болела душа, изнывая под тяжестью содеянного.

Взяв написанное письмо, Марио вложил его в конверт и надписал адрес и имя адресанта: «Федерико». Дойдет письмо или нет, было неизвестно, это уже не имело значения. Оно было написано не для того, кто его получит и прочтет, а скорее для самого же Марио, который таким образом пытался исповедоваться, но это ему тоже не помогло, да и не могло помочь. Его изнутри грызла проснувшаяся совесть.

Теперь он понимал, что выполнил отданный генералом приказ в страхе за свою жизнь. Понимал и презирал себя за чудовищную слабость и безволие. В тот момент Марио не сознавал, что не сможет жить с такой ношей в душе. Он не привык сомневаться в приказах вышестоящих чинов, а потому не задумывался о моральной стороне того, что делает. Просто, как звено, стоящее между генералом и солдатами, он передал распоряжение вышестоящего военного нижестоящим военным. Он выполнил этот приказ, как и сотни других. И его солдаты расстреляли всех, и ту беременную женщину. А после того как она получив свою долю свинца, безжизненная упала на землю, он понял, какой немыслимый, страшный грех взял на свою душу. Одного его слова оказалось достаточно, чтобы жизни 112 мужчин и 18 женщин были оборваны. И еще жизнь того не родившегося ребенка. Одного он тогда не смог предвидеть: он убил не только осужденных, он загубил свою душу. И это при том, что точных доказательств того, что они были партизанами, не было. Приговор был вынесен без суда, без следствия и, самое главное, без желания разобраться во всем этом. Проще было убить всех и быть уверенным в том, что теперь тебе ничего не угрожает, что нет живых, среди которых может оказаться враг.

Когда-то Марио был молодым красивым парнем. Ему очень шла военная форма. И Федерико была красивой девушкой. Они полюбили друг друга и вскоре поженились. Для полного всеобъемлющего счастья им не хватало только маленького чуда – ребенка. Но Богу было угодно отказать им в этом. Тот единственный раз, когда они могли стать родителями, стал роковым: Федерико не смогла, доносив до положенного срока, родить здорового ребенка. На последнем месяце беременности она попала в автомобильную аварию. Это решило все: их судьбу, их отношения друг к другу и даже к своему будущему. Они разошлись, но ни он, ни она не создали новой семьи. Боль утраты не родившегося ребенка всегда тяжким бременем давила на них. После этого переломного момента в их жизни, казалось, что и характер Марио изменился. Он посуровел, стал жестким, сухим человеком. Теперь он жил только на своей работе военного, где постепенно продвигался по службе. Хотя никакие продвижения не могли принести радости. Он был честным, хоть и черствым служакой. Но как ни странно, солдаты, служившие под его началом, верили в него и хорошо относились к нему. Он всегда беспрекословно выполнял приказы начальства, не задумываясь над их моральной, психологической и даже чисто физической обоснованностью. Военный должен выполнять приказ!

Марио подошел к небольшому заляпанному зеркалу, которое висело над переносной железной раковиной. Взглянул на свое отражение. Вид был удручающий. Глаза красные, лицо отёкшее, измождённое, а длинные, черные волосы, которые всегда аккуратно были уложены, взлохмаченные, в беспорядке свисали во все стороны. Надавив на ручку крана рукомойника, он намочил руки и пригладил волосы, затем аккуратно их расчесал. Намылив лицо помазком, тщательно побрился.

По давно устоявшейся привычке он все это делал машинально. А в голове все время звучала мольба той самой беременной женщины. Он попытался защитить ее, и сказал о ней генералу, но тот ничего не ответил, только посмотрел на Марио. От этого взгляда по коже пробежал мороз. Надо было выполнять приказ. Марио казалось, что он стоит перед самим дьяволом и отдает ему свою душу, но это все уже не имело значения. Он был обязан выполнить приказ!

Побрившись, застегнул воротник, привел форму в порядок, надел фуражку и опять произнёс: – Будь ты проклят!

Beretta в руках поднялась к виску.

– Прощай, Федерико! – произнес он и спустил курок.

Первым на звук раздавшегося выстрела в палатку командира вбежал рядовой Гатузо. Увидев тело, понял все, ведь он тоже видел тех безвинных людей и ту беременную женщину. Еще он понял, что предсмертное письмо, лежавшее на столе, если попадет в руки другим солдатам, то, скорее всего, будет вскрыто, и в дальнейшем рассматриваться как улика по делу о самоубийстве. Он, как и остальные солдаты, любил своего командира и поэтому спрятал письмо в карман, чтобы потом послать его по адресу, указанному на конверте. Вскоре в палатку собрались и другие солдаты. Они в недоумении смотрели на Марио, не решаясь подойти к нему. Но вот у входа появилась высокая фигура всем известного генерала Александра Вигнандела. Он, хромая на левую ногу, вошел в палатку и подошел к телу. В его взгляде было откровенное презрение. Посмотрев на солдат, он приказал: – Выбросьте это куда-нибудь подальше от лагеря, пусть будет кормом для диких животных.

– Генерал, мы можем похоронить нашего командира, – произнес один из солдат: – Он был смелым военным.

Генерал посмотрел ему прямо в глаза так, что тот весь покрылся холодным потом, и произнес: – Он не заслуживает почестей, так как принял смерть как трусливая собака. Я сказал: – Выкиньте этот кусок дерьма. Выполняйте приказ!

Глава 2

Год 1939. 29 августа 03:45. Ночь. Поезд Москва-Варшава, где-то на территории Украины.

Илья Александрович Иванов проснулся от визга тормозов поезда и быстро руками придержал готовую свалиться уже остывшую чашку чая. Это был вагон-ресторан. Он не понял, как уснул от качки поезда. Подтянувшись и протерев глаза, Илья осмотрелся. Пока он спал, ничего не изменилось. Значит, спал недолго. За столиком у двери сидела всё та же пара уже старых людей. Их взаимоотношения не могли не привлечь внимание. Старику было лет под 90. Он всю дорогу держал за руку свою старушку. Она была не намного моложе своего мужа. Всем своим видом, желанием угождать ей во всем, он выказывал трепетное отношение к ней. Она же капризничала, часто выражая свое недовольство разными мелочами. Ее ворчание бумерангом ударяло по молодому парню, который стоял за деревянной стойкой и обслуживал пассажиров в вагоне. Она ворчала на старика из-за того, что принося чай, он половину разлил по пути, а он осторожно, чтобы не обидеть ее, переводил разговор на юношу, возмущался неудобными по форме чашками. Юноша, пытаясь соблюдать приличия, стойко переносил все, не отвечая и не оправдываясь. Только изредка поднимал возмущенный взгляд на Илью, тем самым пытаясь заручиться хотя бы каким—то пониманием со стороны других пассажиров. Вся эта ситуация выглядела очень забавно.

– Что стряслось? – в очередной раз недовольным голосом обратился старик к юноше?

– Что-то опять не так? – переспросил тот, недовольно бросив белое чайное полотенце на деревянную стойку.

– Почему мы стоим?

– Не имею понятия! – пожав плечами, ответил тот.

– Так поди и узнай, – повысил голос старик. Но в разговор вмешалась его супруга:

– Да что ты хочешь от этого молодого человека! – возмутилась она.

– Я просто хотел спросить, почему мы стоим? – ответил он недовольным тоном.

У юноши на лице появилась довольная улыбка. Он взял полотенце со стойки и довольный перебросил его себе через плечо. Не удержавшись, ехидным взглядом посмотрел на старика.

Илья положил чашку на стол и посмотрел в окно, чтобы понять, что же все-таки происходит. Но стояла глубокая тёмная ночь, в окно ничего не было видно, кроме отражения его собственного лица на стекле. Засмотревшись на свое отражение, он задумался. Путь, на который он вышел, должен был многое определить. Он был уверен, что его идеи, проведенная в последние годы кропотливая научная работа, найдут неопровержимые доказательства. И тогда весь мир увидит его таким, каким он сам себя видел и считал. Засмотревшись на свои волосы, уже начавшие седеть на висках, но все еще переливающиеся золотистыми кудрями, он думал о том, что его будет ждать на родине при возвращении домой. Илья уже хотел вернуться в своё купе, где спала его жена. Хотелось до приезда и самому выспаться, как вдруг внезапно раздавшийся звук приближающихся к вагону-ресторану шагов привлек всеобщее внимание. И Илья, и юноша за стойкой прилавка, даже старик со старухой, повернули головы к двери ресторана. Наступила тишина. Все, затаив дыхание, в ожидании смотрели на дверь, которая медленно отворилась. У порога показался силуэт. Это был высокий, подтянутый, одетый в элегантный серый костюм молодой человек. Лицом он удивительно был похож на царя Николая. Разница была только в том, что пришедший был чисто выбрит. Сходство с царем было таким разительным, что все в помещении удивленно переглянулись друг с другом. Если бы не тот факт, что царь был убит, наверняка все были бы убеждены что это он и есть.

Человек этот с мягкой улыбкой на лице поприветствовал всех присутствующих, после чего вальяжной походкой пошел дальше по застеленному красным ковром вагону. Ковер заглушал звук шагов от подошвы его удивительно чистых лакированных ботинок. Когда он проходил мимо Ильи Александровича, тот опустил глаза, понимая, что неприлично засмотрелся на этого загадочного пассажира и при этом невольно обратил внимание на свою уже бесформенную, выцветшую обувь. Подтянув ноги под себя и спрятав их таким образом, он остановил свой взгляд на разводах от чая, оставшихся на белой фарфоровой чашке. Илья краем глаза пытался следить за движениями пришедшего. А тот уже должен был пройти мимо его столика, как вдруг остановился!

– Неужели это вы? – удивленно, приятным грудным голосом спросил он.

В этом голосе было что-то такое, от чего Илья испытал физический трепет. Он поднял голову и с удивлением спросил у незнакомца:

– Извините! Мы знакомы? – пытаясь понять, откуда незнакомец может его знать.

– Кто же вас не знает! Вы выдающийся ученый. Ведь это же ваша теория, утверждающая, что идея диктуется законом материи.

Илья, немного засмущавшись, произнес: – Ну, не настолько выдающийся. Его слава давно померкла, но тем не менее было лестно, что о нем до сих пор помнят.

– Я с вами не соглашусь, уважаемый. Вы даже не представляете, какая честь для меня встретить вас в этом вагоне, – произнес он.

«Видно интеллигентный человек», сразу подумал Илья. Не часто можно было услышать такую вежливую речь. Было приятной случайностью встретить в поезде человека, с кем можно было бы побеседовать. Даже желание пойти спать отошло на задний план, уступив место надежде на интересное общение с незнакомцем.

– Я вам благодарен за столь лестные слова, не хотите ли сесть за мой столик? – спросив, он показал на свободное место напротив.

– Если конечно я вас не стесню своим присутствием?

– Нет, уважаемый. Напротив, будет приятно скоротать время за интересной беседой.

Молодой человек придирчиво посмотрел на резную деревянную скамью, обитую красной материей, после чего недоверчиво, словно может испачкаться, сел, пытаясь принять удобную для себя позу.

В данной ситуации это выглядело не совсем обычно, а скорее странно. Поезд шел по новому, недавно открывшемуся маршруту из Москвы в Варшаву. И поезда на этом маршруте тоже были новые. Пахло смешанным запахом древесины и материала обивки сидений. Но не это было странным или непонятным. Странной была поза, которую принял незнакомец. Он сидел, не прислоняясь к спинке сидения. От этого его спина была совершенно прямой, и казалось, что при первом рывке или остановке поезда он непременно опрокинется как неудобно поставленная вещь. Но справедливости ради, надо было сказать, что осанка у него была отменная. Во всех его движениях и позах от него исходил дух аристократизма, который уже давно начал забываться в коммунистической России. С виду ему было под 40, хотя на голове не было ни одной седой волосинки, а на лице ни одной морщины. Кожа была белая, холёная, волосы каштановые, хорошо подстриженные и привыкшие к красивой укладке. Одежда на нем сидела как влитая – без складок, морщин. Это был элегантный мужчина! И он все время улыбался. Илья тоже пытался держать на лице улыбку, но уже совсем скоро у него начали болеть скулы от непривычной гримасы на лице.

– Как вас величать? – спросил Илья.

– Габриель. Меня зовут Габриель.

– Габриель? Интересно, – задумчиво произнес Илья.

– Что же интересного?

– У вас имя, не привычное для русского человека, а говорите вы на русском безупречно.

– Благодарю!

Габриель продолжал улыбаться, ничего не ответив на замечание Ильи о его имени. Образовалась небольшая пауза и даже почувствовалась какая-то неловкость, но доброжелательное выражение на лице Габриеля смягчило обстановку.

– Как же вы похожи на покойного царя Николая. Вам, наверное, часто это говорят? – задав этот вопрос, Илья хотел найти ответ на это удивительное сходство. А вдруг его собеседник приходится родственником царя. В этот момент Илья понял, что внимание всех присутствующих сосредоточено на них. Он пытался говорить тихо, но и юноша и эта любезная парочка старых людей внимательно и с любопытством прислушивались к их беседе, стараясь не пропустить ни одного сказанного ими двоими слова.

– Похож! Нет, я не являюсь родней царской семьи! К счастью, меня еще никто за царя не принимал. Боюсь представить, что со мной было бы в таком случае, – произнес Габриель. В этих словах были сожаление и ирония, но не было ответа, который бы дал хоть какую-нибудь информацию о том, откуда Габриель родом и кем является. После небольшой паузы он нагнулся немного вперед к Илье, словно хотел спросить о чем-то тайном.

Завораживающим взглядом, посмотрев ему прямо в глаза, произнес:

– Вы смогли предсказать будущую судьбу человечества?

Этот вопрос застал Илью немного врасплох. Он быстро посмотрел на оттянутый карман своего пиджака, где было запечатанное письмо с надписью: " Моей дорогой Елене». Увидев, что и внимание Габриеля привлекло это письмо, он попытался незаметно поглубже запихнуть в карман торчавший угол конверта.

– Если вы не в курсе, то знайте, моя научная работа, где рассматривались, как вы выразились «предсказания» не увенчалась успехом, – с печалью в голосе произнес Илья. Но вместе с тем его лицо выражало непонятную в данной ситуации уверенность, сменившуюся сожалением.

– Но ведь вы наверняка не потеряли надежду доказать свою теорию? – подняв брови, спросил Габриель.

Илья немного замешкался. Не зная хорошо своего собеседника, он понятно, что сомневался в том, стоит ли быть с ним откровенным. Подумав, Илья ответил очень коротко и лаконично, с ироничным выражением лица:

– Я оставил эту затею!

– Такая амбициозная идея! Вы представляете, что было бы, если то, что вы утверждали, нашло свое отражение в реальности? И вы так просто отказались? Неужели вам не захотелось утереть нос тем, кто надсмехались над вашей идеей?

В это время поезд толчком тронулся с места и начал постепенно набирать скорость.

– Думаю, их критика относительно моей работы была объективна, – произнес Илья и, вздохнув, продолжил: – А те, кто называют меня всякими глупыми словами, выставляют себя посмешищем. Они забывают про мою первую научную работу, когда сами с восторгом аплодировали мне.

– Что значит мудрый человек. Не всякий может признать, что потерпел такую ошеломляющую неудачу! А потерпев, еще и признать правоту своих критиков, —произнес Габриель.

А Илья Александрович, слушая своего собеседника, не переставал удивляться тому, что этот молодой человек все время улыбался. Мелькнула мысль: А может он не улыбается и это обычное выражение на его лице, которое путает Илью и периодически даже заставляет его пытаться делать тоже самое.

Габриель продолжал говорить:

– Да, ваша первая работа изменила отношение к Богу многих мыслителей современности. Любопытно, как вы пришли к такому неожиданному заключению, – закончив говорить, он в первый раз за все время оторвал свой взгляд от лица Ильи и посмотрел в окно на уже светлеющее небо. Потом обернулся и продолжил:

– Наверное, это был очень долгий труд.

Илья еще ни разу за все эти годы не раскрывал свою тайну, но что-то в этом молодом человеке словно принуждало его к искренности. Несмотря на то, что Габриель был сам очень загадочным человеком, его улыбка, мягкий голос и добрые синие глаза излучали спокойствие и уравновешенность. Это стало причиной того, что Илья заговорил о том, что утаивал долгие годы. Он всегда чувствовал необходимость в том, что принято считать исповедью. Ему хотелось поделиться душевной тайной, но подходящего человека, кому можно было бы открыться, не было. Габриель мог бы быть им. Ведь это случайная встреча с человеком, которого возможно он никогда больше не увидит. И значит, это ничем не может обременить Илью или чем-то навредить ему.

– Не было никакого труда, я увидел все во сне. Словно что-то или кто-то свыше передал мне эти знания, эту идею, – произнес он. Несмотря на то, что именно эта работа принесла ему немыслимую славу в ученых кругах, он никогда не считал ее полностью своей.

Габриель, еще шире улыбнувшись, произнес:

– Как интересно, что-то или кто-то свыше даёт вам то, что опровергает существование Бога.

И действительно, сказанное было настолько нелогичным, что и сам Илья засмеялся, сделав вид, что эта оговорка была намеренной.

– У вас очень тонкий юмор, – произнес Габриель, и посмотрел через окно на небо так, будто там кого-то искал:

– И вы написали все так, как было в вашем сне? Или вы интерпретировали?

– Все именно так. Я был аспирантом Ленинского университета и моим научным руководителем был сам Борис Меньшиков, блестящий ученый, – сказав, Илья снял очки, и, протерев их носовым платком, продолжил:

– Покойный товарищ Меньшиков был незаурядной личностью. Очень требовательный и грубый в своих высказываниях. Не знаю, откуда в нем было столько злости на людей. Может из-за врожденного порока.

– Что за врожденный порок? – спросил Габриель.

– Он хромал на левую ногу! Говорили, что это не ранение, а врожденное, – сказал Илья, и ухмыльнувшись продолжил: – Поговаривали, что у него на левой ноге всего два пальца, но я думаю, люди это придумали от злости к нему.

– Интересно! – задумчиво произнес Габриель.

– Изначально направление моей темы выбрал он сам лично. Она была очень сложной, так как нельзя было пользоваться книгами, которые были хоть как-то связаны с именами ученых, не разделяющих идеи Маркса и Ленина, – последние имена Илья произнес тихо, боясь, что их услышат, после чего продолжил:

– Мне нужно было написать что-то серьёзное, что ставит под сомнение существование Бога. Представляете, как это сложно было сделать, не имея в руках достаточного количества научного материала.

– Представляю! Интересно как же дальше сложилась ваша история! – спросил Габриель, и в ожидании продолжения пристально посмотрел ученому в глаза.

– Не могу забыть, как он отчитал меня перед моей супругой. Тогда еще наша любовь, наши отношения только зарождались. Елена Ивановна, то есть моя жена, в ту пору работала его ассистенткой. Представьте себе, как мне было неловко и стыдно перед ней. Все, что я писал, все было неудачно. Помню этот самый день. Всю дорогу до дома, я думал, о том, что же сказать своему отцу, который ждал меня с вестями, и как теперь показаться на глаза любимой девушке. Всё складывалось плохо для меня.

Глава 3

Поезд вновь сделал остановку у какой-то станции. Было ранее утро. На крыше здания станции была пристройка, чем-то схожая с пожарной каланчой, и на ней были установлены большие часы. На них время показывало 7:00.

– Не желаете ли выйти подышать свежим воздухом и размять ноги? – предложил Илья. Он уже несколько часов как не курил.

Габриель, посмотрев в окно, произнёс: – Если вы не против, уважаемый ученый, я бы вас здесь подождал.

– Я ненадолго. С вашего позволения, – произнес Илья. Он встал и направился к выходу.

Илья вышел из вагона – ресторана в протянувшийся перед дверьми купе узкий коридор. Несмотря на то, что ковровой дорожки здесь не было, все выглядело чистым, свежим и аккуратным. На каждой двери купе были номера, обозначенные римскими цифрами. У двери под номером 21 Илья остановился. Стараясь бесшумно двигаться, он отворил раздвижную дверцу и прошел во внутрь.

В купе было 4 места, но только одно из них была занято. На нем спала женщина. Илья подошел, поцеловал ее в голову так, чтобы она не проснулась. Потом он вытащил письмо из кармана и положил на маленький столик под широким окном. На конверте было написано «Моей дорогой Елене. Открой его на третий день нашего пребывания в Варшаве». Выполнив то, что он задумал с самого начала этого путешествия, Илья вышел из купе и направился по коридору к двери, откуда проникал утренний свет. Перед дверью стояла полная женщина – проводница. Внезапно свет прикрыла чья-то тень. Через дверь прошёл человек. Видимо это был новый пассажир, Илья его ни разу не видел за все время пути. Он шел навстречу Илье, вид у него был странный. Первое что привлекло к нему внимание, это то, как он хромал на левую ногу. Это было точное повторение хромой походки Бориса Меньшикова, научного руководителя Ильи. Постепенно внимание Ильи с ноги перешло на внешность пришедшего, которая тоже была довольно странной. Его длинные волнистые и слегка поседевшие волосы, свисавшие неаккуратными подобиями прядей из-под странного бесформенного головного убора, сливались в один цвет с черным, покрытым пылью плащом. Взгляд был тяжелый и грозный, от которого Илье стало совсем не по себе. Тот медленно приближался и смотрел прямо в глаза. Увидев его, Илье захотелось найти любую лазейку в коридоре лишь бы не столкнуться с ним лицом к лицу, оказавшись на его пути. Странные чувства охватили его, когда глядя на этого нового незнакомца, появилось ощущение того, что этим взглядом он проникает в самую глубину души. Илья понял, что столкновение неизбежно и решил как можно быстрей пройти мимо него.

Когда тот оказался напротив, Илья, поглубже втянув живот, прижался к стене, чтобы уступить дорогу. Мужчина проходя, остановился напротив, именно так, как больше всего не хотелось Илье— почти вплотную лицом к лицу, даже чувствовалось его дыхание. Серые глаза, выражающие безумие и зло, проникая в самую глубину души, наводили страх. Илья был так напуган, что ничего не сказав, опустил взгляд и быстро проскользнул между этим человеком и стеной. Быстро дойдя до выхода на перрон, он невольно оглянулся назад. Тот тоже стоял обернувшись, и смотрел вслед Илье. Немедля спустившись по железным ступенькам, Илья спрыгнул на землю. От этого недоброжелательного взгляда в животе все скрутило, к горлу подкатил тошнотворный ком. Ни в коем случае не хотелось вновь столкнуться с этим человеком. Он достал папиросы и только закурил, как проводница громко объявила об отъезде поезда. Илья был единственным человеком, вышедшим на перрон, поэтому проводница просто обратившись к нему, позвала обратно в вагон. Он, сделав две быстрые затяжки, бросил папиросу, и ухватившись за поручни, поднялся в вагон.