Позабудь вчера… Два детектива под одной обложкой

Долженко состроила недовольную гримасу и, прислонив голову, покрытую седыми мелкими кудряшками, к подголовнику, прикрыла глаза:

– Так я тебе коротко рассказала: истеричка, нахалка, индюк надутый и парень не дурак. Обслугу не видела, они мне ни к чему. Их в главном корпусе только у дверей держали. Начальник охраны, правда, туда-сюда шастает… Его надо попристальнее разглядеть.

– Галинка, ну пожалуйста, поподробнее, у тебя глаз-ватерпас, – взмолился Исайчев.

– Ты, чудо огородное, дай подремать. Бабушка русской экспертизы устала. Мне бы хоть маленький сончик привидить… Вообще, напрасно ты, Мишань, настаиваешь. Мои красочные впечатления могут затереть твои…

– Баба Галя, ты же знаешь, я принимаю впечатления экспертов, но опираюсь на свои, извини… Давай вещай, мне надо войти в состояние предельной заинтересованности делом, и войти уже подготовленным к нему…

Долженко открыла один глаз и зло глянула на Исайчева:

– Какая я тебе баба Галя, свинья?! Эта баба исползала на коленях всю залу, а там квадратов сто пятьдесят не меньше, и, как видишь, встала и хожу. Другая бы в моём после пенсионном возрасте давно на составляющие развалилась, а я с тобой обратно плетусь….

– Извини, Галина Николаевна, я дурак дураком, дай в щёчку чмокну, – взмолился Исайчев и сложил ладошки лодочкой.

Долженко опять закрыла глаз, но щёку для поцелуя подставила:

– Ладно, целуй, – миролюбиво пробурчала она и, получив обещанное, вновь положила голову на валик. – Итак, двоюродная сестра Бурлакова – Эльза Фридриховна Леманн…

Исайчев резко всем корпусом развернулся к эксперту:

– Они иностранцы? Этого ещё не хватало…

– Не перебивай, – Долженко поняла, что Михаил не даст ей вздремнуть, вытащила из чемоданчика пачку сигарет, одну сигарету вынула, – Эльза Леманн, насколько я слышала из опроса Васенко, – немка Поволжья. Родилась в Покровске.5. Её мать – родная сестра матери Бурлакова, и на правах ближайшей родственницы фрау считает нужным лезть во все дырки, подсматривает за операми. Их в резиденцию городской отдел с перепугу нагнал видимо-невидимо. Дамочка пытается командовать. Она родственница жертвы, и судя по всему, родственница, а заметная фигура в его бизнесе. Сейчас Эльза проживает под Мюнхеном, является смотрителем производства. Леманн специально выделила: не директор, а именно смотритель, – Галина Николаевна помяла сигарету, разглядела её и сунула обратно в пачку. – Гадкая привычка! Нужно отвыкать. Или поздно уже, майор?

Исайчев не слышал вопроса, отвернулся к окну, а когда обернулся вновь, спросил:

– Решать ничего не решает, но за всеми приглядывает. Чем они занимаются?

Долженко усмехнулась, но не обиделась, понимала – Исайчев входит в дело, пояснила:

– У Бурлакова в пригороде Мюнхена завод одноразовых шприцов. Прибыла в Сартов по приглашению брата для какого-то очень важного разговора. Внешне белая мышь, усиленно молодящаяся, брови щипанутые, глазки у носика маленькие, шнырчатые. – Эксперт поморщилась, вспоминая Эльзу, и добавила, – а жопа, я тебе скажу, у неё как у нефтяной баржи корма. Мне кажется, что мама у этой немки немножечко еврейка…

– Та-а-ак, – пропел Исайчев, – интернационал…

– Далее, жена убитого – Ирина. Ой! Главное забыла сказать, Леманн и Ирина заканчивали одну школу… Ирина красавица. Ну, красавица ни дать, ни взять. Чернобровая, кареокая, большеглазая, с изумительными зубами. Цену себе знает. Только на стоматолога, небось, лимона три положила. Пластический хирург тоже на лице отметился. Но характером Ирина уступает Эльзе, пожиже будет… Далее юрист – адвокат погибшего. Хочу, чтобы ты записал – у него сложное имя, отчество и фамилия…

Исайчев, недовольно покряхтывая вытянул из кармана блокнот:

– Ну-у-у… готов…

Долженко усмехнулась:

– Адвокат – гражданин Канады по имени Сайрус Мордухович Брион…

– О как! – вскинулся Исайчев, – Язык сломаю выговаривая.

– Не сломаешь, – хмыкнула Долженко. – Эльза зовёт его Сара, и мне кажется, она попала в точку…

– О, господи! Что прямо Сара, Сара?

– Усилю впечатление – Сагочка… чистенький, причёсанный, в розовом галстуке, синем костюме, в дорогих тёмно-синих замшевых туфлях почему-то без носков… Рубашка кипенно-белая, аж глаза режет… Почему без носков, Мишань, холодно же?

– Зато модно, круто, экстравагантно… Боюсь спросить, наш потерпевший ни того… этого….

– Нет! – резко бросила Галина Николаевна, – наш потерпевший был мужик! Высокий, под два метра, атлетически сложенный, слегка небритый, с суточной щетиной, глаза как у мальчишки, карие с позолотинкой, жаль таких мужиков терять… Мне кажется, он жену уберегал от соблазнов, поэтому и держал рядом с собой Сагочку. И судя по тому, как адвокат ловко говорил с нашим Ромой, он хороший спец. Пока я труп осматривала, прислушивалась. Но из их разговора так ничего и не поняла. Сара говорил много, жужжал словно муха, а в остатке ноль. Ты же знаешь, Ромка – лиса. Он такие крючки в беседах ставит, что его не обведёшь, а тут, поди ж ты, – ноль. Ничего, кроме того, что лежало на поверхности, он не выудил… Кто, кого, кому, с кем – ничего не нащупал. Один дым.

– Так, ясно, – почесал затылок Исайчев, – остался управляющий – «мужик с виду не дурак» и те, что приехали. Но о тех, я понял, никто ничего не знает. Давай о мужике не дураке…

– Ничего про него не скажу, Мишань. Мужик произвёл на меня хорошее впечатление: глаза умного человека, держался хорошо, но напряжённо. Видно было, что для него всё произошедшее – потрясение, и мне кажется, у него больное сердце.

– С чего ты так решила, одышка?

– Нет, одышки нет… Но он всё время зяб, у него мёрзли руки, и он частенько их растирал. Холодный пот на лбу, запах корвалола, а когда я осматривала его одежду, заметила в приоткрытом рту ярко-красный язык… Как врач, я посоветовала бы ему обследовать сердце, но может быть там были другие причины – тебе разбираться, милок….

– Галина Николаевна, в резиденции есть кабинет, где я могу проводить допросы? Импортировать их в комитет не дадут. Придётся все следственные мероприятия проводить на месте…

Долженко бросила на Михаила ироничный взгляд:

– Нет, Михаил Юрьевич, у губернатора одна маленькая комнатка и на чердаке…

– Я серьёзно!

– А серьёзно? Найдётся и тебе комната. У них у каждого свои апартаменты. Пока ты будешь работать с одним из них, я более тщательно осмотрю их персональные хоромы. Место преступления я проползла, а вот комнаты осмотрела поверхностно. Кабинет займёшь губернаторский. Посмотришь, в каких комнатушках сильные мира сего решают наши босяцкие проблемы. Ох, трудно им приходится… губернаторам-то…

ГЛАВА 3

Управляющий местным филиалом корпорации Олега Бурлакова Алексей Иванович Слаповский открыл дверь кабинета, не постучавшись, но порога не переступил:

– Извините, я не стучусь – знаю, что ждёте именно меня…

Исайчев жестом пригласил мужчину войти и указал кресло, куда сесть. Сам Исайчев разместился за антикварным бюро, которое торчало на гнутых витиеватых ножках посреди стометрового кабинета. Обычного письменного стола или чего-либо похожего на него при осмотре резиденции найдено не было. Михаил чувствовал себя неуютно, он не привык к подобным видам мебели. Бюро было небольшим и слишком экстравагантным: здесь и выточенные из красного дерева ангелочки, и множество маленьких и больших ящичков, а вот рабочей поверхности мало. Михаилу едва удалось поместить папку с бланками допросных листов, диктофон и ноутбук, с которым он не расставался никогда, используя его чаще как печатную машинку или монитор для просмотра фотографий с места преступления. Стены кабинета, затянутые сиреневым шёлком в мелкую золотую искорку, не располагали к кропотливой работе. Они наполняли голову Михаила неосознанным раздражением.

– Меня зовут Михаил Юрьевич Исайчев, – представился Михаил, – я буду вести дело Бурлакова, прошу вас назвать себя и подписать вот эту бумагу – это ответственность за дачу ложных показаний…

Мужчина подошёл к бюро и, не читая, расписался там, где Исайчев поставил на листе бланка галочки. Прежде чем вернуться на место, произнёс громко и чётко:

– Алексей Иванович Слаповский – директор фармакологического завода в Сартове. Директор уже семнадцать лет. Мы с Олегом Олеговичем окончили здешнее военное училище, с того времени и знакомы… Слушаю ваши вопросы…

– Продолжайте, Алексей Иванович, вы закончили с Бурлаковым одно военное училище, рассказывайте, что было дальше. Вопросы будут позже…

Слаповский более основательно сел на стул, давая понять, что готов к длительному разговору:

– Потом я отправился в войска, а Олега направили преподавать в военное училище нашего профиля в Харьков. У Олега светлая голова… Мы встретились с ним через восемь лет, он уже был богатым человеком, и у него имелась собственная фармацевтическая корпорация. Меня комиссовали по случаю ранения во Второй чеченской.

Слаповский энергично растёр пальцы рук:

– Извините. Плохое кровообращение, пальцы леденеют. Особенно когда волнуюсь.

– Может быть, горячего чая? Согреетесь, – предложил Михаил.

– Нет-нет! – всполошился Алексей Иванович. – Чай я уже сегодня пил и кофе, господи спаси, тоже… Давайте продолжим. Так вот, после войны я вернулся в Сартов и болтался здесь без дела и зарплаты. Встретились мы во время очередного приезда Олега в город. Он на протяжении многих лет приезжает сюда. Зачем? Не знаю. Во время пребывания в Сартове Бурлаков завода не посещал. Ревизоры его бывают периодически, а сам нет. Нет! Даже не припомню, когда был… При встрече, обычно встречаемся где-нибудь в парке, в местах нашей юности, он выслушивает отчёт, и достаточно… Тогда, семнадцать лет назад, Олег предложил мне работу сразу директором предприятия, говорил, что никогда об этом не пожалел… Я тоже… Очень его жалко… Кто теперь возглавит дело?

– Он хорошо его знал?

– Кого? – вскинул пучкастые брови Слаповский.

– Дело… – усмехнулся Исайчев.

– Он начал заниматься бизнесом ещё будучи преподавателем в военном училище, можно сказать, на чистом месте. С преподавательской карьерой у него не получилось. Союз к тому времени развалился. А он, российский офицер, не захотел присягать новому правительству.

Слаповский замолчал, сглотнул комок в горле, продолжил:

– Родине мы в то время тоже были не нужны. Но, в отличие от многих, Олег быстро сориентировался и, воспользовавшись тем, что мать немка Поволжья, эмигрировал с семьёй и с семьёй сестры матери в Германию, там и развернулся. Тогда ведь только входили в медицинскую практику одноразовые инструменты. Годы-то какие были сумасшедшие…

Михаил видел, что воспоминания прошлых лет не доставляют Слаповскому удовольствия. Они приносили ему не только нравственные страдания, но и физические. Он всё время морщился, ёрзал на стуле.

– Расскажите в подробностях, о сегодняшнем утре… – попросил Исайчев. Слаповский секунду помолчал, а когда начал говорить было видно, как он подбирает фразы, стараясь быть точным:

– Я прибыл в резиденцию к восьми часам утра. Сайрус не настаивал на раннем визите. Он позвонил и от имени Олега Олеговича приказал приехать ближе к обеду.. Для меня его визит в Сартов был неожиданностью. Обычно он предупреждал загодя. Я спросил Бриона, какие приготовить документы, но он сказал, что встреча будет носить личный характер.

– Алексей Иванович, я ведь прежде чем сюда ехать, навёл о вас справки.

Михаил открыл ноутбук, отвернул от Слаповского экран и загрузил нужную страницу.

– Об остальных гостях материала мало, а вы здешний, и о вас много чего понаписано. Один из ваших однокашников насплетничал будто вы и Бурлаков имели в училище одну пассию на двоих.

– Нет! – резко и зло оборвал Исайчева Слаповский. – Не точно. Олег увёл у меня девушку, хотя у него существовала своя любовь. Мы с ним в училище были соперниками: оба отличники, оба борцы, часто выходили на ковёр как спарринг-партнёры. Я побеждал почти всегда. Олег злился… и вот так отомстил… она влюбилась и бегала за ним как собачонка… Даже аборт от него сделала…

– Вы не в курсе, что с ней стало потом? – не отрывая взгляда от монитора, спросил Исайчев.

– Ну, вы же знаете! Зачем спрашиваете? – вскинулся Слаповский.

– Да знаю – она стала вашей женой…

Алексей Иванович опустил голову. Было видно, как он сдерживается, играя желваками на скулах:

– Любил я её… понимаете… всякую бы принял… – Он попытался улыбнуться, но улыбка только обнажила зубы и совсем не тронула лица. – Это может быть основанием для подозрения меня в убийстве Бурлакова?

– Это уже основание для подозрения. Вы же понимаете, что ни вы, ни я не знаем, зачем Бурлаков приезжал каждый год в Сартов? Слаповский отрицательно качнул головой. – Ну вот! И я не знаю. Может быть…

– Вы что думаете, – Слаповский не дал Михаилу договорить, – он приезжал в Сартов для встреч с моей женой? Ну, нет… – Слаповский впервые за всю беседу удивился, растерянно пожал плечами и принялся энергично растирать кисти рук. – Извините… У нас четверо детей… и она никогда о нём не вспоминала… Знаете…

В кабинет, не стучась, влетел следователь Роман Васенко. Слаповский замолчал.

– Михаил Юрич! – пучил глаза Роман, – у нас ещё один труп!

– Ёшкин кот, кто! – вскакивая, воскликнул Исайчев.

– Повар, итальянец, Гуидо Скварчалуппи…

– Не резиденция губернатора, а бандитский притон! – Михаил, едва не сбив Васенко с ног, выскочил в коридор.

На половине дистанции Роман нагнал и обогнал начальника.

– У тебя что? Фигуранты в свободном полёте? – крикнул вслед удаляющемуся капитану Исайчев. – Ты их не изолировал друг от друга?

– Так кто знал, что они ещё кого-то грохнут? – на ходу, не оборачиваясь, пробубнил себе под нос Васенко, прибавляя скорость.

У дверей кухни Роман остановился отдышаться и подождать запыхавшегося начальника. В кухню следователи вошли вместе. Итальянец, согнувшись пополам, одной половиной тела лежал на разделочном столе кухонного острова, другая половина стояла на ногах. Рядом с головой Гуидо растеклась и уже почти загустела кровь. Волосы итальянца, густые, чёрные, вьющиеся, напитанные кровью, начали подсыхать и превращаться в сосульки. Тут же на столе валялся помытый металлический топорик для отбивания мяса. Убийца, будто издеваясь, специально плохо ополоснул топорик, и на нём остались разводы от средства для мытья посуды. Рана на голове итальянца была велика и не оставляла сомнений в том, что жизнь вытекла из тела Гуидо вместе с кровью.

– Долженко сообщили? Она ещё здесь? – обратился Исайчев к оперативному сотруднику из городского убойного отдела. Именно он, когда зашёл поинтересоваться о ужине для дежурных оперативников, обнаружил тело Гуидо.

Оперативник не успел ответить, потому что Галина Николаевна сама вошла в кухню. Её белая кофточка и тёмно-синяя форменная юбка были в капельках крови. Исайчев, указывав эксперту взглядом на пятна, спросил:

– Галя, это ты его?

Долженко покрутила указательным пальцем у виска:

– Тьфу на тебя! Это кровь Эльзы…

– Её что тоже? – зарычал Васенко.

– Пока нет! – махнула рукой Долженко и поплевала через левое плечо, – не дай бог. Пусть живёт… Я осматривала её комнату, а она решила поменять лампочку в торшере. Перегорела. Лампочка оказалась треснутой и рассыпалась у неё в руках. Кровища лилась, как из барана. Пока вынимала из ладони стекло, перевязывала, изваракалась вся…

– Как из овцы, – встрял в разговор Роман.

– Уйди отсюда, шутник-самоучка, – прикрикнула Долженко, – у трупа хихикаешь, бог тебя накажет!

– Галя, не иди в разнос, – остановил Исайчев распаляющуюся гневом Долженко.

– У нас каждый день труп. Уж кто-кто, а ты не хуже меня знаешь. Профессиональная деформация. Если бы не чувство юмора – давно бы повесились…

– Так, что тут у нас? – спросила, безнадёжно махнув рукой, Долженко.

Она подошла, внимательно осмотрела труп и, приложив пальцы к шее итальянца, констатировала:

– Судя по температуре тела, случилось это не более часа назад. Точнее скажу, когда осмотрю труп в лаборатории. Пока так – убийца ударил сзади, подошёл тихо, повар его не слышал, сила удара мощная… покуда всё. Я ещё не закончила осмотр апартаментов фигурантов. Изымаю одежду. Может быть, на ней что-то найду. Результаты завтра. Раньше не сделаю. Еле хожу, устала. Часа вам хватит осмотреться и описать труп итальянца? Если тело успеете упаковать – заберу с собой. Нет, привезёте сами…

Роман обошёл вокруг кухонный остров, остановился у тела Гуидо, спросил:

– Почему убийца не боялся, что повар его услышит? Итальянец был глухой? Кто-нибудь в курсе?

Ответила Долженко:

– Нет, он был в наушниках. Посмотрите, их у него изъяли рывком. Из одного уха наушник вылетел легко, а второй оказался зажат в ухе столом, на который упала голова, и его пришлось тянуть. Видите, красная полоса от уха почти до подбородка…

– Зачем убийца забрал наушники? – удивился Исайчев.

– Если бы я была убийцей, я бы пояснила, а так, увы и ах.. Я свободна? Могу продолжать осматривать апартаменты? – Долженко, не дожидаясь ответа, направилась к двери.

Когда дверь за ней закрылась, Роман, изображая утиную походку эксперта, бросил вслед:

– О, пава! Спросила и пошла… у меня тёща такая. А может ты против? Ты же старший группы…

Михаил досадливо поморщился:

– Ну, хватит, Рома, ёрничать. Она старше по званию и по летам. Давай работай! Мне кажется, что преступник что-то искал в одежде итальянца и плеер в кармане ему мешал. Он его вытащил, а потом решил вовсе забрать. Видимо отпечатками запачкал. Перчаток у него не было. Если бы были, он не стал бы мыть топорик.

– Значит, к убийству заранее не готовился, – рассудил Роман, – кто-то его подтолкнул.

– Я думаю, плеер искать не стоит. Резиденция огромная – одной земли три гектара… – продолжил размышлять Исайчев.

– Михал Юрич, а если это записывающее устройство и повар слушал то, что закачал туда накануне? Может быть то, что уличало убийцу? – Роман сел на корточки, осматривая место у ног Гуидо. – Ничего нет, как в хирургической. Одна кровища…

– Тогда тем более не найдём, – подтвердил своё же предположение Исайчев. – Но я склоняюсь к тому, что убийца искал что-то именно в одежде. Обратите внимание на рукава поварской куртки, они раскатаны. Злодей искал записку, флешку, что-то мелкое. Роман, приглашай оперов, – приказал помощнику Исайчев, – пусть пакуют всё, что найдут, проследи, чтобы тщательно. Запри фигурантов по комнатам, нечего им по усадьбе болтаться… Ужина, вероятно, не будет… А жаль, я в поезде только чай попил, пообедать вообще не удалось. Позвони Шефу, попроси как-то решить вопрос с питанием, а то мы все здесь перемрём от голода. Городские опера по коридорам уже ворчат…

Телефон в кармане Михаила взвыл в режиме пожарной сирены.

– Вот и он, лёгок на помине! – определил, глядя на дисплей, Исайчев и нажал зелёную кнопку. – Слушаю, Владимир Львович… да, ещё труп… понял… никого из резиденции не выпускать, включая сотрудников… понял… языки прикусить… понял… работать в режиме борзой собаки… понял… умереть на посту… Что нужно от вас? От вас – нужно прекратить меня запугивать и не-ме-шать! Я не борзею, вы сами приказали мне войти в режим борзой собаки, я вошёл… Извините… я постараюсь… Владимир Львович, решите вопрос с питанием, голодно здесь… хорошо… можно и три корочки хлеба, но каждому… понял вас… – Михаил нажал кнопку «отбой» и только тогда увидел округлившиеся глаза Васенко.

– Я фигею, Михал Юрич! Ну, вы даёте… так с Шефом…

– Иди работай! – оборвал коллегу Исайчев. – Я ухожу продолжать допрос Слаповского.

В кухню вошёл старый знакомый Исайчева, начальник районного убойного отдела Константин Плетнёв. Исайчев обрадовался:

– Здравствуй, Костя, рад тебя видеть. Вот только встречаемся мы с тобой в грустных местах, при грустных событиях. Вы с женой что-то совсем к нам дорогу забыли…

Плетнёв развёл руки в разные стороны:

– Что поделаешь, дружище, не мы такие – жизнь такая.

– Закончится эта бодяга, приходите в гости, Оля будет рада.

– Принято, майор, обязательно забежим. А сейчас слушаю тебя.

– Проследи, чтобы труп упаковали аккуратно и вынесли, не особенно афишируя. Пусть всё здесь подберут и Галине Николаевне в лабораторию отправят. Она ждёт.

– Есть, майор, сделаем.

ГЛАВА 4

Исайчев вернулся в кабинет. Он застал Слаповского переодетым в летние парусиновые брюки и жёлтую футболку с надписью «Та ещё вишенка».

«Женская», – подумал Исайчев, силясь сохранить серьёзное выражение лица.

Слаповский сидел в той же позе, только ещё больше согнул в крутую дугу спину.

– Это вас Галина Николаевна приодела? – уточнил Исайчев.

– Не совсем так. – Слаповский, разглаживая заломы, провёл обеими ладонями по футболке. – Ваш суровый эксперт нас подраздела, а уж мы, во что смогли приоделись, у кого чего было. Сайрус меня предупредил, что возможно придётся остаться на ночёвку, и я захватил домашний костюм…

Михаил ещё раз оглядел весёлый костюм свидетеля, и прибавляя деловитости в тон, спросил :

– На чём мы остановились, Алексей Иванович? Помнится, на том, что ваша жена сделала от Бурлакова аборт.

– Мы закончили на том, что у меня была причина убить Бурлакова. – Слаповский болезненно поморщился. – Как вы понимаете, она не могла рассосаться со временем и была у меня всегда, только я почему-то не убивал его раньше… Хотя раньше обида была сильнее… и ревность грызла глубже… Знаете, почему не убивал?

– Почему? – Михаил снял очки и помассировал указательным пальцем переносицу.

– Я его простил… – Слаповский пристально посмотрел в глаза Михаилу:

– Не надо иронии. Да! Я его простил! Вы можете мне не верить, но хорошего Олег мне сделал больше, чем плохого… А то, что он приезжал сюда встречаться с моей женой, полная ерунда…

Исайчев вопрошающе вскинул брови.

– Дважды Олег был в городе, зная, что у меня отпуск и нас нет… так что вот так, – просветлев лицом, выплеснул Слаповский. – Вспомнил! Это аргумент?! Аргумент?!

Исайчев согласно кивнул:

– Да. Это аргумент. Хорошо, рассказывайте дальше, что было в это утро…

– Завтрак был в это утро, – продолжил заметно повеселевший Слаповский. – Олег консерватор. Сегодня, как и всегда, он ел омлет, помидорно-огуречный салат, два поджаренных кусочков черного хлеба. И чай…

Михаил от неожиданности вздрогнул:

– Как чай? Был же кофе…

Реакция следователя развеселила Слаповского:

– На завтрак только чай. Кофе отдельным заходом, через час после завтрака. Завтрак с восьми до девяти. Кофейный час с десяти. К десяти всё должно быть подано… Сегодня утром Олег, видимо, хотел сказать нам что-то важное, потому что слова, которые он произнёс до первого, как оказалось и последнего, глотка кофе, были таковыми: «То, что я вам скажу сегодня, не подлежит обсуждению. Это моё окончательное решение. Я шёл к нему много лет…» Потом он глотнул кофе, поставил чашку и вдруг вскочил и упал… В первый момент я даже не осознал, что произошло. Ирина жутко закричала. Эльза бросилась к брату, пыталась что-то сделать. Мне показалось, она расстегнула ему верхнюю пуговицу рубашки и ослабила галстук. У неё руки дрожали и она в отчаянии рванула ворот рубашки. Голова Олега на мгновение приподнялась, а потом с каким-то тупым звуком стукнулась о пол. Эльза обернулась, посмотрела на меня, оскалилась, взвыла и поползла в угол, там и забилась. Для неё это крах… кто её без Олега терпеть будет?

– Как реагировал адвокат Сайрус Брион?

– Он очень испугался, как и я. Рыдал, а потом ушёл в свою комнату, вернулся через полчаса с лицом человека, узнавшего государственную тайну. Было видно, ему хотелось рассказать, но он сдерживал себя, видимо, было нельзя до поры до времени… Знаете, он мне даже подмигнул. Как-то так иезуитски торжествующе подмигнул, как будто у него получилось то, что он долго ждал и хотел. Мне стало даже не по себе…

Исайчев положил на стол карандаш, который до этого машинально крутил в пальцах, и более внимательно посмотрел на Слаповского.

– Так, интересно… – Ваши предположения на этот счёт?

– Думал, но даже предположить нечего.

– Сайрус не мог быть связан с конкурентами Бурлакова? Или, вопреки интересам хозяина работал и на нечистоплотных партнёров? Брион мог стать орудием устранения держателя контрольного пакета акций корпорации?

– Нет… нет, – оживился Слаповский. – Я уверен, что подобным способом здесь его устранить не могли. Олег Олегович, конечно, жёсткий человек, но отличный дипломат. Все проблемы решал сразу на месте, не оставлял хвостов. Я наблюдал за его деятельностью за пределами Сартова через интернет. Выяснил, что Бурлаков совсем недавно приобрёл в Чехии ряд лакокрасочных предприятий. Там возникли какие-то заморочки. Олег разместил на заводах большой пакет взаимовыгодных российских заказов и волнения на всех уровнях затихли. Я уверен, никто из бизнеса на ликвидацию хозяина не отважился бы.