Полная версия
Да здравствует Государь! Три книги в одном томе
Олег Касаткин
Да здравствует Государь! Три книги в одном томе
Том I
Трон на крови
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГОСУДАРЬ!»
(Мир императора Георгия)
Первая книга цикла романов в жанре альтернативной истории – если можно сказать «чистой» альтернативой истории – без т. н «попаданцев», хрональных сдвигов и т.п
Сюжет связан с личностью сына императора Александра III великого князя Георгия Александровича (в реальности умершего от скоротечной формы туберкулеза в 1899 году).
По стилистике представляет собой классический исторический роман в духе В.Балашова, В.С Пикуля, О.Елисеевой, и т. п, а идейно и композиционно – весьма популярный литературный цикл Е. Красницкого «Отрок» (изд-во «Армада-альфа»)
Всего планируется порядка 10 книг.
Нечто вроде вступления
1888 год. Излет респектабельной викторианской эпохи. Общество истово верит в технический прогресс, который непременно принесет всеобщее счастье и благополучие – также как почти сто лет до того оно верило в Свободу, Равенство и Братство.
Железные дороги и заводы возникают там, где прежде были лишь селения бродячих туземцев и дикие дебри. Океаны пересекают исполинские пароходы-левиафаны. Уже изобретены телефон, автомобиль, фонограф и даже предтеча компьютера – электрический вычислитель-табулятор. Правда, журналисты и ученые всерьез полагают, что едва ли не основной проблемой городов XX века станет уборка конского навоза – несложные подсчеты говорили, что уже к середине двадцатых годов следующего столетия Москва и Париж будут завалены им едва ли не на полметра. Научные светила вроде знаменитого математика – профессора Ньюкомба авторитетно заявляют о невозможности полета аппаратов тяжелее воздуха. Но в небесах уже парят первые дирижабли, наполняя оптимизмом сердца энтузиастов покорения воздушного океана. Будущего мирового гиганта – Америку – европейцы все еще воспринимают не всерьез – как живущего на отшибе деревенского кузена – сильного, но неотесанного и недалекого парня. (Хотя в Нью-Йорке и Бостоне уже встали башни небоскребов – иные – полная фантастика – в двадцать этажей!) Войн между цивилизованными нациями больше не будет – тем более что уже есть пулемет – какая может быть война при его наличии?
Медики проповедуют гигиену, опровергая еще недавнее собственное же мнение о вреде слишком частого мытья. При всем этом даже в столице цивилизованного мира – Лондоне, лишь треть домов имеет нормальную канализацию, а труд семи-восьмилетних детей считается почти нормой. А знаменитые лондонские туманы – лишь следствие чудовищного загрязнения воздуха и испарений Темзы куда без всякой очистки сливаются канализационные потоки восьмимиллионного города.
Так или иначе – мир на пороге грандиозных потрясений – хотя еще этого не знает…
Но, пока что он кажется сам себе на редкость прочным и незыблемым: что бы там ни толковали господа вроде Маркса и Лассаля, и сочинители вроде Жюля Верна и Робида.
И вот в это самое время одна российская семья возвращалась с летнего отдыха в Крыму по железной дороге…
Пролог
17 октября 1888 года, Харьковская губерния,
местность вблизи станции Борки.
– Георгий Александрович! Ах ты Христос-Вседержитель! Георгий Александрович! Ваше Высочество – с вами все хорошо? Вы живы?
Молодой человек в морской форме невидящими глазами смотрел на перемазанного грязью и угольной пылью камер-фурьера с разбитым лицом…
Казалось он не слышал обращенных к нему слов – может быть потому что очень громким был лязг железа оседающих покореженных обломков и стоны жертв…
Великий князь попытался прогнать звенящую пустоту из головы («Я кажется ранен… Да… Или просто контузия?»)
Огляделся, стараясь сфокусировать двоящееся в глазах изображение…
Всюду обломки, кровь, мертвые тела и покалеченные…
День был холодным и пасмурным, с мокрым снегом и пронизывающим ветром, как это нередко бывает поздней осенью даже в этих теплых краях. И в эти холодные серые небеса уходил дым от горящих вагонов.
Взгляд великого князя Георгия скользнул вдоль насыпи – наткнувшись на тело старого камер-лакея… Перед внутренним взором возник яркий мгновенный фотоснимок – этот седовласый придворный служитель наливающий сливки в чай отцу за миг до того как все случилось…
Немного дальше бледная от страха бонна – англичанка миссис Франклин держала маленькую девочку – сестру… великую княжну Ольгу, машинально закрывая ей рукой глазки… Еще левее – грудой вывалившиеся из разбитого вдребезги вагона персики, виноград, дыни – все раздавленные и смятые… Эти южные фрукты для царского стола везли из Ливадии… Следующий за ним вагон – тот в котором ехали низшие придворные и буфетная прислуга, был начисто уничтожен.
Причем обломки выглядели так, словно неведомая сила вознесла его в поднебесье швырнула вниз… Зловеще громоздились погнутые оси, обломки вагонов, исковерканные рельсы, расщепленные шпалы. Из этого нагромождения бесформенных обломков вырывались языки пламени, смешанные с клубами черного дыма. То тут то там виднелись лужи крови, оторванные конечности, обезображенные трупы.
Круто вздыбившийся полуразбитый спальный вагон свисал с насыпи…
Чемоданы, картонки, столики и предметы из дорогих сервизов высыпались под откос из раскуроченного тамбура. В грязи валялись предметы роскошного убранства – изящные подсвечники и канделябры, пепельницы, спичечницы… Блестел под осенним солнцем смятый чудовищным ударом умывальник из серебра вылетевший из вагона Императрицы… В глаза бросились валявшиеся в пожухлой траве патентованные французские «увлажняющие аппараты для поддержания определенного уровня влажности» – последнее слово прогресса и комфорта…
Солдаты и железнодорожники складывали в ряд у подножья насыпи изуродованные трупы и еще живых…
Должно быть много людей погибло – но он вот остался цел и можно сказать невредим.
Он пережил неслыханную катастрофу… Пережил! – молодой человек перекрестился.
Как же ему самому удалось спастись? Георгий попытался вспомнить – что собственно случилось?
Обычный пасмурный осенний день за окнами и пронизывающий ветер. Но в вагоне – столовой уютно. Поезд, гремя колёсами на стыках и стрелках, катил в Санкт-Петербург, возвращая царскую семью осле крымского отдыха в столицу. Завтра к вечеру они будут дома… В час дня как было принято в Семье наступило время обеда… Родители и четверо их – старших детей приступили к трапезе в «столовом» вагоне.
Отец сидел во главе стола, слева от него помещалась maman и две ее фрейлины…
Помнится он с Михаилом и Николаем заняли свои места за столом с закусками, с ними сел Оболенский…
Дворецкий принес гурьевскую кашу к общему столу и стал за спиной отца ожидая указаний… Ванновский как раз что-то сказал Посьету…
Потом… поезд вдруг резко и очень сильно качнуло, потом еще раз. Они все потеряли равновесие и попадали на пол. Никто не успел понять, в чем дело, когда буквально через секунду вагон разорвало на куски, словно картонную коробку… В последнюю секунду он еще увидел отца, замершего за узким столом… Потом все рухнуло куда то вниз…
Потом… Нет – ничего не осталось в памяти. Георгий только помнит как очнулся на мокрой земле в стороне от искореженного поезда… Как он сумел выбраться? Или его отбросило от вагона силой взрыва?
Взрыва??! Ярость пополам со слезами залила Георгию глаза… Неужто заговорщикам удалось исполнить свою давнюю мечту? Неужто как и деда?
– Спасен ли Государь?! – выкрикнул он – но голос его звучал не громче шепота…
– Не могу знать! – хрипло ответил стоявший перед ним навытяжку гоф-фурьер. Матушка ваша, государыня Мария Федоровна жива и почти не пострадала…
«Почти?!»
– Мама, мама, я жива! – послышался детский крик. Обернувшись, Георгий увидел как вырвавшись от гувернантки великая княжна Ольга побежала навстречу высокой женщине в домашнем платье за которой лакей нес на руках девочку в синем костюмчике…
На миг Георгию показалось что сестра Ксения (а это была она) мертва, но великая княжна всхлипнув, вцепилась в отвороты ливреи…
На плечи царицы подоспевший казак накинул чье-то офицерское пальто…
Государыня кивнула с благодарностью в ответ…
А к ней уже спешил солдат ведя за руку плачущего Михаила – чей матросский костюмчик заливала кровь… Георгий ужаснулся – но почти сразу понял что это чужая кровь – от таких ран его брат умер бы на месте…
Да признаться и Мария Федоровна выглядела не лучшим образом. На ходу она придерживала висевшую левую руку, кисть которой приобрела жуткий сине-багровый оттенок.
Георгий увидел разводы наскоро вытертой крови на лице и руках – кровь все еще текла из нескольких глубоких порезов – наверное от осколков стекла…
Почему то самые первые слова сказанные матерью-императрицей не удержались в его памяти – он запомнил только собственное хаотическое мелькание мыслей… И среди них – раз живы мама и младшие брат и сестры – то наверняка ничего плохого не случилось с отцом и Ники!
– Сын мой, – донеслось до него… – Главное ты жив, и все мы остались живы! Это совершенно непостижимо! Это чудо, которое сотворил Наш Господь!
И вновь у Георгия не было сил ответить – хотя губы его шевельнулись что то произнеся…
Убедившись что дети живы и почти в порядке, Мария Федоровна, оставила их одних… Приказав позвать лейб-медика, который – сам помятый и в синяках – растерянно метался между десятками раненных и контуженных, царица взяла спасательные работы в свои руки.
Вместе с лейб-медиком и несколькими лакеями начала энергично действовать – не в пример стонущим и растерянным мужчинам. Мария Федоровна обходила раненых, помогала им, всячески стараясь облегчить их мучения…
Они переходили от одного пострадавшего к другому, помогая встать, утешая, ободряя, бинтуя раненных – в ход пошли простыни скатерти и дорогое белье из разбитых чемоданов и сундуков… Мария Федоровна без всякой жалости расправлялась с любимыми блузками, украшенными тонкой вышивкой придворных мастериц, батистовыми сорочками и нижними юбками, отделанными льежскими кружевами и бинтовала истекающих кровью людей.
Кто-то присоединился к Государыне – но многие просто находились в полной прострации и тупо смотрели на происходящее, оцепенев от всего случившегося. Георгий тоже никак не мог придти в себя, лишь отстраненно фиксируя окружающее…
На глаза попадались то ярко начищенный блестящий ярой медью самовар жалко валявшийся в луже… То флигель-адъютант Шереметев, баюкающий руку с забинтованным раздробленным указательным пальцем – с видом человека получившего без малого смертельную рану. То барон Шернваль сидевший на насыпи – кажется он не понимал что такое с ним произошло… То Ванновский – прижимавший мокрый платок к огромной шишке на лбу, но при этом пытавшийся что-то бодро командовать офицерам…
Впереди вдруг возникла какая – то возня, крики – кто-то жалобно заплакал.
Хмурые солдаты провели крепко взяв под руки барона Таубе – как оказалось – потеряв голову от всего случившегося он бросился бежать в придорожную рощу; и охрана чуть его не убила, приняв за злоумышленника-бомбиста.
Тревожно лая среди раненных и убитых бегала собака – любимый пес Александра III – Камчатка. Она была явно не в себе – хозяина нигде не было и даже запах его не ощущался сквозь гарь и кровь…
Во всём поезде из пятнадцати вагонов, уцелело только пять – остальные были разбиты в хлам… При этом что удивительно – уцелели оба паровоза, и сейчас кочегары и машинисты вместе с очухавшимися солдатами вытаскивали из руин еще недавно бывших императорским поездом людей – чаще живых, иногда недвижных…
Вот мужчина в придворном мундире… Макушка черепа у него срублена – как верхушка сваренного «в мешочек» и поданного к завтраку яйца. Великий князь явственно различал серую массу в чаше раздробленного черепа. По лицу несчастного текли струйки крови, заливая белые от ужаса и боли глаза.
Немолодой бородатый камер-казак Тихон Сидоров из личной охраны Императрицы – сколько Георгий помнил – он всегда был рядом с августейшей семьей.
Теперь он смят и переломан как кукла попавшая под карету…
Вот молодые егеря отцовской свиты – они умерли сразу – даже наверное не успели ничего почувствовать…
Вот стражник и буфетчик – оба раздавлены – в руках буфетчика так и остался изящный мельхиоровый кофейник…
Георгий вспомнил случайно услышанный разговор этих двух слуг – за час примерно до крушения…
– Экий у нас государь богатырь! – восхищенно говорил охранник. Увидел – аж обмер!
– Дай Бог век ему отмерен дольше батюшки своего невинноубиенного – и деда – Николая Павловича – при таком хорошем царе когда еще поживешь! – поддакнул буфетчик.
…А вот теперь нет ни того ни другого в живых и что с отцом и братом – неизвестно. Георгий чувствовал что еще немного и он лишиться сознания, рухнет наземь и наверное умрет – ибо человеку невозможно выдержать такое…
И не один он был в подобном состоянии – то тут то там слышались сдавленные рыдания…
…Мария Федоровна, одна из немногих, не потеряла голову и старалась по мере сил облегчить страдания людей.
– Разведите костры! – скомандовала Императрица какому то из ливрейных лакеев.
– Осмелюсь спросить – из чего Ваше Величество?!
– Из всего что может гореть! – с прорезавшимся акцентом зло бросила Мария Федоровна.
Люди должны хоть немного согреться! Неизвестно когда еще придет помощь!
Повернувшись, Георгий увидел как придворный фотограф – Алексей Антонович Иваницкий расставляет свой разлапистый фотоаппарат. Он явно собирался запечатлеть небывалую катастрофу для истории.
– Господи – что за нелепость! – подумалось Георгию… Захотелось подойти, обругать неуместно деловитого служителя, повалить фотоаппарат в грязь… Но не было сил – ни на что… Так он и стоял и смотрел как железнодорожники и свитские с конвойцами пытались растащить обломки столового вагона. Это плохо получалось – вагон был большой тяжелый и основательный – построенный по специальному заказу во Франции…
Промозглый день сменился сумерками…
Со стороны Лозовой запыхтел подходящий состав – помощь наконец-то пришла…
Потом пришла ночь.
Зажгли фонари и факелы. Все были серьезны и сосредоточенны. И все чаще из под обломков выносили не раненых, а безжизненные, изломанные тела…
Георгий сидел на услужливо кем-то принесенном стуле, глядя на происходящее и беззвучно шептал молитву: пусть поскорее разберут эту груду металла и дерева и найдут отца… Батюшка и в самом деле здоров и крепок – он может быть раненным или оглушенным – но не мог же он вот так просто погибнуть! Но к сердцу подползал неумолимый холод предчувствия. Неужели сегодня он в последний раз видел отца?? Чувство отчаяния которого не передать словами поднималось в его душе…
– Нет! – безмолвно взмолился великий князь, хотя ему хотелось кричать. Этого не должно случиться! Милостивый Боже, не дай произойти самому страшному!
Но вот послышались громкие возгласы… А затем – тяжкий отчаянный женский крик сменившийся тихим плачем…
Мимо Георгия на растянутой вагонной портьере пронесли молодого человека без сознания, в окровавленном мундире кавалергарда…
«Брат! Ники! О Господи!»
– Осторожнее – Его Величество серьезно ранен…Ради всего святого – осторожнее! – покрикивал идущий сбоку лейб-медик.
«Его Величество??!» – мир вокруг поблек и расплылся… Значит… Неужели…»
– Георгий Александрович… Рядом с ним стояла миссис Франклин.
Лицо англичанки было заляпано грязью, в глазах читались усталость и боль.
– Вам следует пройти к … вашей матушке – она нуждается в вас… И добавила, явно пересилив себя
– Примите мои соболезнования…
Не отвечая Георгий пошатываясь двинулся в ту сторону откуда принесли Николая…
– Бедный мальчик, – подумала про себя миссис Франклин. – В один день – и отец, и похоже что и брат….
А великий князь шел механически переставляя ноги… Шел туда где в ряд были выложены трупы вытащенные из руин вагона и отдельно от них – тело высокого крепкого мужчины с неестественно вывернутой шеей. Подле него на земле сидела императрица Мария Федоровна – в полной прострации держа голову мужа на коленях.
Подбежала Камчатка, но не кинулась к телу хозяина, а обратив морду к темным небесам жалобно завыла.
Вахмистр лейб-конвоя с перевязанной ногой, утирая слезы, всхлипнул:
– Вот ведь… Скотина бессмысленная спаслась, а царь то… царь…
– Господи! Да как же это??! – шептал Георгий не в силах приблизится к телу Императора всероссийского Александра Александровича Романова… Своего отца…
Нет – этого не может быть!
Ведь еще совсем недавно будущее казалось ясным и благополучным на многие годы и десятилетия вперед…
Опустившись на колени прямо в осеннюю слякоть он молча крестится.
«Господи! Да как же это? Да за что ж мне такое?!» – еле слышно шептал Наследник-Цесаревич трясущимися губами. Из глаз юноши струились крупные слезы…
* * *В тот день Георгий Александрович Романов плакал последний раз в жизни. В тот день он еще был обычным человеком, сломанным чудовищным ударом судьбы – и мог еще позволить это себе. Все последующие десятилетия, никто не видел его слабым – и больше того – уже не было обычного человека – был Царь не знавший слова «невозможно». В тот день в той катастрофе погиб великий князь Георгий – тайный романтик и скорее ученый нежели властитель по складу ума. И родился повелитель, чьими усилиями, как признавали даже недруги, был создан новый мир. Мир совсем не такой, который предсказывали пророки разнообразных социальных теорий, и описывали фантасты…
* * *Крушение
В поля, под сумеречным сводом,сквозь опрокинувшийся дымпрошли вагоны полным ходомза паровозом огневым:Багажный – запертый, зловещий,где сундуки на сундуках,где обезумевшие вещи,проснувшись, бухают впотьмах —И множества вагонов спальныхфанерой выложенный ряд,и окна в молниях зеркальныхчредою беглою горят.Там штору кожаную спуститдремота, рано подоспев,и чутко в стукотне и хрустеотыщет правильный напев.Такая малость – винт некрепкий,и вдруг под самой головойчугун бегущий, обод цепкийсоскочит с рельсы роковойИ вот по всей ночной равнинестучит, как сердце, телеграф,и люди мчатся на дрезине,во мраке факелы подняв.Такая жалость: ночь росиста,а тут – обломки, пламя, стон…Недаром дочке машинистаприснилась насыпь, страшный сон:Там, завывая на изгибе,стремилось сонмище колес,и двое ангелов на гибельгромадный гнали паровоз.И первый наблюдал за паром,смеясь, переставлял рычаг,сияя перистым пожаром,в летучий вглядывался мрак.Второй же, кочегар крылатый,стальною чешуей блистал,и уголь черною лопатойон в жар без устали метал.Владимир НабоковИз поэтического сборника посвященного сорокалетней годовщине чудесного спасения Е.И.В Георгия I. Санкт-Петербург. 1928 годЧасть первая
Погребение прошлого
22 октября 1888 г., утро, Санкт-Петербург.
…Ваше Высочество – поезд прибывает!
Флигель – адъютант стоял в дверях купе наследника…
Синяки на лице были умело запудрены но обширную ссадину на лбу скрыть было невозможно. «Флигель» – как вспомнил Георгий – ротмистр лейб-гвардии Конной артиллерии Александр Кауфман, был в числе переживших катастрофу.
Коротким кивком головы ответив придворному, Георгий встал с мягкого дивана и вышел в коридор.
И машинально одернув черный флотский мундир с черным же траурным крепом на рукаве, двинулся по вагонам следом за ротмистром – в «голову» уже снижающего ход поезда в «особый» вагон.
Они и в самом деле совсем скоро прибывали на Московский вокзал столицы Российской империи. Отсюда не так уж давно Александр III с семьей отбыл в Тавриду – и вот теперь они возвращались…
Сейчас, стоя в тесном вагоне у отцовского гроба рядом с матерью, державшей за руку заплаканного Михаила, с непроницаемо – скорбным Владимиром Александровичем, с генерал-адьютантами и придворными, Георгий вспоминал…
Памятью он вернулся на несколько дней назад – хотя казалось прошел месяц или даже больше…
…Ранним утром 19 октября выжившие в катастрофе и мертвые прибыли в Харькове на свитском поезде.
Вечером того же страшного дня состоялся семейный совет под председательством прибывшего из Москвы Великого князя Владимира Александровича.
Он был сух и краток.
– По докладу врачей Император не может быть никуда перевезен без очень тщательной подготовки, у него сложный, возможно двойной, перелом позвоночника – начал он, – когда присутствующие помянули в молитве почившего Царя. – Вынужден говорить печальную правду: врачи отнюдь не дают гарантий, что он и в этом случае перенесет переезд. Но даже без этого можно, увы, с уверенностью говорить что Его Величество Николай Александрович… – великий князь сделал печальную паузу – Не сможет исполнять свои обязанности. По-видимому никогда – завершил он мысль.
Георгий мысленно согласился.
Да – брат его лежал пребывая фактически между жизнью и смертью – лучшие харьковские доктора хлопотали вокруг его ложа, милосердные сестры меняли повязки, и оба главных лейб-медика непрерывно дежурили в больничном покое ставшем одновременно и императорскими покоями… Но изменить они уже ничего не могли.
– Поэтому согласно Основных Законов Империи Российской надлежит образовать Регентский Совет… – Владимир Александрович опять сделал короткую паузу словно ожидая возражений. Но разумеется никто не пожелал высказаться да и что можно было возразить на очевидную истину?
И он продолжил те же ровным отрешенным тоном.
– Возглавить его несомненно должно законному наследнику престола – Георгию Александровичу, – лицо великого князя оставалось печальным и непроницаемым. Предлагаю чтобы в него кроме него вошли Великие князья Павел Александрович, Алексей Александрович, Сергей Александрович и ваш покорный слуга – как старшие среди мужской части царствующего дома. Также надлежит несомненно ввести в него и вдовствующую императрицу которая к сожалению здесь не присутствует…
Георгий невольно кивнул в знак согласия: и опять – все правильно – и по форме и по содержанию.
Императрица Мария Федоровна всё это время находилась у тела мужа, стоя на коленях и обнимая его голову, и время от времени принималась горько, тихо плакать…
Когда по настоянию приближенных Георгий прошел к ней – попросить оставить прах супруга, и пойти отдохнуть (чего стоило ему войти в комнату где лежало тело отца!) то обнаружилось то несчастная женщина потеряла сознание…
Ее кое-как привели в чувство нюхательными солями и только тогда она позволила увести себя… Она не присутствовала и на отслуженной панихиде по государю императору Александру III.
– Полагаю было бы также правильным… – продолжил Владимир Александрович, – немедля установить почетное дежурство у тела…
«А ведь ты дядюшка был бы наверняка рад если бы сейчас там лежали все мы!» – вдруг с неожиданной злостью и обидой подумал Георгий глядя на постное лицо родственника напомнившее ему почему-то снулую рыбу.
Матушке известие о том что она – вошла в Регентский совет сообщили когда она выходила от Николая…
Она довольно равнодушно восприняла это – лишь что-то прошептав…
Георгий боялся что мать откажется уезжать – пожелав остаться у постели старшего сына. Кажется Мария Федоровна и в самом деле хотела этого. Но тем не менее она позволила усадить себя в императорский поезд ставший траурным…
По пути в Москву на перронах духовенство совершало бесконечные панихиды – на станциях и полустанках в Курске, Орле и Туле.
Потом была Москва…
…В Первопрестольную траурный поезд с телом императора Александра III прибыл два дня назад – 20 октября в два часа пополудни.
Можно было сказать что за этим последовала репетиция погребения.
На вокзале Митрополит Сергий совершил литию при пении певчих Чудова монастыря. Запели «Вечную память» – и все прибывшие – от слуги до великого князя опустились на колени. Затем гроб почившего царя был поставлен на траурную – белую с золотом колесницу. В соответствии с церемониалом печальное шествие тронулось в три часа – по третьему пушечному выстрелу.
От вокзала до Кремля вдоль улиц были выстроены войска московского гарнизона, ограждая человеческое море от процессии. Первым – почти у самого Киевского вокзала стояло в каре Александровское юнкерское училище. Когда еще в дороге обсуждали предстоящий церемониал, за спиной Георгий слышал шепоток – мол училище это слывет либеральным – чуть ли не «красным» (странное однако слово – откуда и к чему оно?) – и мол как бы чего не вышло…
Но Цесаревич не стал ничего менять – ибо училище это создал его отец и кому как не юнкерам-александровцам первыми встретить августейший прах?
Когда катафалк и сопровождавшие его члены Императорской фамилии – по церемониалу – мужчины пешком, с непокрытыми головами, дамы – в траурных каретах – проследовали мимо строя училища, его Первая рота – Рота Его Величества сделала четкий шаг вперед и без команды развернулась налево. И с оркестром вступив в состав процессии, двинулась за гробом. Оркестр во главе с седым горбоносым капельмейстером-кантонистом в узких погонах титулярного советника на пехотном мундире всю дорогу играл похоронный марш. Ровно в такт четкому шагу юнкеров колыхались погоны с именным императорским вензелем почившего – уже недолго им носить его…
