bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 3

Неужели любовь может взять и иссякнуть? Лопнуть как мыльный пузырь?

– Сходи, если хочешь. – Мама наливает мне зеленого – экологически чистого и полезного, а потому особенно гадкого – чая без сахара. – Папа, должно быть, соскучился.

Сомневаюсь. Мой папа не умеет скучать, ведь у него маленький ребенок, тяжелая работа и любимая жена. Я – лишь пунктик в его списке важных дел. Ненужный такой пунктик, бесполезный, но от которого не избавиться.

После завтрака я звоню отцу и, запинаясь, спрашиваю:

– Можно зайти к вам на часик?

– Не задавай глупых вопросов, Александра, – ворчит он в трубку, а у меня внутри обрывается струна. – Мы ждем тебя в любое время.

В их квартире всегда шумно: болтает на своем языке Матюша, папина новая жена Юля безостановочно готовит то завтрак, то обед, то ужин. Скворчит масло на сковородке. Трясется, возмущаясь, кухонный комбайн. В телевизоре журналист восхваляет новомодный сериал про странных подростков.

– В школе всё нормально? – спрашивает папа, дожидаясь, когда я переобуюсь в тапки и вымою руки с мылом. Водосток засорен рыжими волосами. Юлины. В этом доме проще относятся к чистоте – по правде, я опасаюсь ходить босиком, чтобы не вляпаться в пластилин или пюре.

– Нормально.

Рядом с отцом всегда хочется выпрямиться и отвечать по-военному коротко.

Юля накрывает на стол. Каждое её движение отточено, как танец: поворот – захват вилок – движение рукой – поворот. Она управляется за секунду. Бряцают тарелки и ложки. В пузатом заварочном чайнике чернеет свежая заварка. С котлеты стекает подсолнечное масло.

Я не голодна, но не могу отказаться под суровым взором отца.

– Матюша научился говорить, – Он усаживает сына на колени. – Ну, скажи что-нибудь сводной сестре, а?

Матвей мурчит что-то себе под нос и пытается вылезти из отцовских объятий, а я давлю в себе зависть. Успехами какой-то-там-Александры папа не хвастается. Подозреваю, что он не помнит, в каком классе учится его дочь – что уж говорить про мои скромные достижения.

– Не верю, что Матюше вот-вот исполняется два годика, – торжественно добавляет Юля, целуя сына в нос. – Саша, ты придешь к нам на праздник?

Вот что мне делать на дне рождения Матвея? Куча родственников будут умиляться его пухлым щечкам или редким зубам, болтать с ним, дарить подарки. А я, как в прошлом году, забьюсь в угол, где просижу до позднего вечера в гордом одиночестве.

– Я бы очень хотела зайти, но в среду итоговая контрольная, боюсь, что не успею подготовиться, – вру, опустив взгляд. – Матвей не обидится?

Масло растеклось по тарелке несимпатичным пятном. Макароны разварились и слиплись. Юля – неплохая женщина, искренняя и веселая. Но готовить она не умеет. Впрочем, папа с аппетитом уплетает неаппетитное месиво. Если счастье можно измерить в количестве съеденных макарон, то папа безмерно счастлив.

– Конечно же, нет! – восклицает Юля. – Он даже не заметит. Ты учись. Это главное!

– Очень жаль, – добавляет папа пасмурно. – Постарайся всё же выкроить часок по возможности. Мы – одна семья.

Ой, да ладно. На мой день рождения ты, папа, не пришел, как и на мамин юбилей. Мы – одна семья только тогда, когда дело касается твоих новых родственников. Кто бы знал, как обидно быть запасным ребенком. Вроде бы и родная, но особых надежд на меня не возлагают, потому что есть младший сын, единственный и неповторимый.

Короче говоря, день окончательно испорчен. Напоследок я тайком фотографирую спальню Матвея и ухожу, отказавшись от чая с тортом. Мама говорит, что сладкое вредит фигуре, и я небрежно бросаю эту фразу, когда Юля предлагает мне кусочек. Матвей весь измазан тортом, он черпает его пальцами прямо с коробки. Кусок, предназначавшийся мне, он тоже подъел: сколупнул взбитые сливки и мастику. Не хватало только доедать объедки за любимым папиным сыном. Поэтому я ссылаюсь на срочные дела («мама просила вернуться пораньше») и убегаю.

Изображение № 3: На обоях детской спаленки танцуют овечки в комбинезонах. По потолку плывут нарисованные фосфорной краской звезды. Вся мебель белая-белая, и пол усыпан игрушками.

Подпись: В этой волшебной комнате живет мой сводный брат. Ему скоро исполнится два годика, и родители обожают его. Даже мой бывший папа. Вообще-то он до сих пор мой папа, но после его ухода из семьи наши отношения испортились. Папа обожает сына, а ко мне относится… ну, как к дальнему родственнику, которого и не выгонишь, но и не вспоминаешь без надобности. Если честно, мне очень обидно, но я стараюсь не подавать вида. Иначе папа скажет, что я уже взрослая, а веду себя как ребенок.

#одиночество #грустьтоска #семья

Число подписчиков не меняется, зато я получаю первые осмысленные комментарии. Незнакомые люди советуют не обижаться на младшего брата, которому уделяют больше внимания. Предлагают подружиться с ним, найти общий язык. Уверяют, что папа любит меня так же сильно, как и раньше. Вот откуда им знать? Как могут они утверждать что-либо, не зная ни моей семьи, ни моего отца, ни меня саму?

Разумеется, я не бегу домой, а бесцельно слоняюсь по парку. Сижу у озера, по зеркальной глади которого чинно плывут утки.

Перечитываю комментарии к фото и отвечаю на некоторые.

Интересно, а что будет, если я выложу этот же снимок в «Слишком поздно»?

Первый комментарий прилетает от Риты Миропольской из Барнаула, у которой вместо фотографии – бескрайнее небо, а в статусе написано: душа насквозь пробита людским равнодушием.

«Мои родители тоже завели себе нового ребенка и на меня забили. Сделай то, посиди с сестрой, зачем тебе куда-то ходить, лучше приберись или помой посуду. Якобы им тяжело, пока я развлекаюсь. Меня они не спросили, а хочу ли я сестру. Мне она нафиг не сдалась».

О да, хоть где-то меня понимают!

Мы переписываемся с Ритой и другими ребятами, которые не стараются найти тайный умысел в моих словах и не пишут тупых ответов, а искренне переживают. Некоторые из них грубы – оскорбления летят в адрес отца и Матвея, – а другие просто очаровательны. Никаких нравоучений, советов с припиской «уж поверь моему опыту», высокомерных фраз – ничего из того, что способно задеть меня за живое.

Честное слово, взрослые раздражают своим всезнанием! Почему родители или учителя, или вообще незнакомые люди из интернета позволяют себе считать, будто понимают что-то в жизни подростков? Они разговаривают с нами так, словно мы не заслужили доверия: покровительственно, с ноткой надменности. Советуют, как поступить, да только это не советы – а требования.

Здесь этого нет.

Только общение. Настоящее. Чистое. Позитивное.

Ко мне в «друзья» стучится та самая Рита.

«Привет! – пишет она, дождавшись моего согласия. – Блин, меня аж взбесило поведение твоего отца! Если что, я с тобой».

«Спасибо за поддержку», – отвечаю и добавляю несколько смайликов: смущение и алое сердце.

«Да ерунда. Меня вот родители вообще не понимают. Они зациклены, знаешь, на всякой фигне. Типа, надо учиться, поступать в универ, ходить на самбо, с сестрой сидеть. А мое мнение их не волнует. Я для них – бесплатная сиделка. Знаешь, папаша иногда как глянет на меня искоса, я аж скукоживаюсь. Типа бездарность он вырастил. Ты, наверное, испытывала что-то такое?»

Рита так откровенно жалуется на непонимание, не стесняясь меня, что внезапно мне тоже хочется открыться ей, сделать эту девушку из далекого города чуточку ближе. Мы общаемся как давние знакомые. С Ритой как-то легко, будто и нет между нами расстояния. Она заполняет пустоту собой, и одиночество потихоньку расцепляет пальцы, сползая с моих плеч.

«А как ты нашла нашу группу?» – интересуется Рита через полчаса оживленного общения, когда мы обсудили и друзей, и врагов, и любимые фильмы. Мы с ней очень похожи. Когда я пишу, что обожаю английские сериалы, Рита запросто перечисляет самые классные, которые она пересматривала по несколько раз.

«Да просто копалась в подписках подруги и обнаружила».

«Круто! Тебе очень повезло. В СП добавляют немногих. Ты типа избранная, да. Я давно жду начала игры. Блин, может, и ты на неё попадешь! Или ты пока только смотришь?»

«Какой игры?» – я стесняюсь своего незнания, но лучше расспросить обо всём нормальную Риту, чем незнамо кого.

«О, ты не знаешь? – Она добавляет удивленный смайл. – Не, я не должна тебе говорить. Это приказ Кита. Если будет надо, то сама поймешь попозже. Не спрашивай ни о чем, ок?»

Очень странно. Непонятная игра представляется мне чем-то завораживающим, но неопасным. Уж точно не смертельным квестом, как выражалась Наташка. Я не лезу с расспросами. Кит – это, видимо, админ группы. По крайней мере, того зовут Никитой. Ничего. Надо потерпеть.

Я пишу Рите ответ – «всё нормально, тема закрыта», – но она уже вышла из сети, не прощаясь. Будто бы испугалась меня или нашей переписки и сбежала, чтобы не сболтнуть лишнего.

Неужели я опять всё испортила?

Купив в ларьке нарезной батон (это я говорю по-московски, потому что петербуржцы, якобы, называют батон булкой), кормлю уток, а те жадно поедают мякиш. Вообще-то у уток от хлеба может быть заворот кишок – так сказала биологичка, – но я вспоминаю об этом слишком поздно.

– Пожалуйста, не умирайте от моего хлеба, – прошу их.

Утки меня не слышат – плывут к другим кормильцам, загребая лапами воду.

Погода стремительно портится. Небо, недавно синее до рези в глазах, заволокло черными тучами. Ещё не дождит, но воздух пахнет сыростью. Я качаюсь на качелях – одна на всей детской площадке – и просматриваю подписки Наташки. Одну за другой. Чужие лица и фото. Незнакомые профили, среди которых с трудом нахожу Маринин – в нем нет ни одного портрета. Понимаю, что профиль принадлежит ей, а не кому-то другому, по фотке из окна её спальни: безлюдный сквер и усыпанная палыми листьями тропинка к дому.

Я изучаю фотоснимки, читаю короткие подписи. У Марины была другая жизнь: за пределами школы и наших переписок. Нечто, чем она не делилась со мной. Оказывается, моя подруга любила фотографировать природу, особенно – зимнюю. Снега, метель, заиндевевшие ветви, красногрудые снегири. Так красиво, что перехватывает дыхание! Не удержавшись, ставлю «лайк» всем снимкам и добавляю Марину в подписки. Пусть она где-то там, но я тут, я всё вижу, и мне нравится то, чем увлекалась моя подруга.

Почему она скрывала от меня свое хобби?

У нас не было секретов друг от друга. Когда Марина впервые поцеловалась за школой с каким-то восьмиклассником, она тут же позвонила мне. Когда я пошла на первое в своей жизни свидание – отписалась ей в кинотеатре, где мы смотрели ужасно скучный фильм с ужасно скучным парнем.

Горести и радости мы делили пополам.

То есть я делила, а она скрывала сеансы у школьного психолога, свой блог, любовь к фотосъемке.

Много чего скрывала.

Слезы вновь подступают к глазам, но я впиваюсь зубами в нижнюю губу, прокусив её до крови. Боль отрезвляет.

Между тем, Кэт обрывает телефон сообщениями. Приглашает погулять или потусоваться где-нибудь вдвоем. Зазывает в Crazy Bubble или на вписку к старшекласснику Игнату, с которым она дружит по театральному кружку. Я не отвечаю.

Вообще-то до одури хочется поговорить с кем-нибудь, но не с ней. Жалко, что Рита исчезла из сети. Скука съедает меня, когда я натыкаюсь на листовку. Её почти срывает с фонарного столба порыв ветра, но она держится на клею. Упрямая листовка.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Ричард Олдингтон

2

Франсуаза Саган

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
3 из 3