Отравленная сталь

– Мне надо самой съездить, – не сдавалась Марина.

– Вот это – правильно! – сразу согласился Костя. – Меня как раз другое интересует, – продолжал он. – Я видел политику, которая плавает вся на поверхности, как кусок пенопласта. Это не айсберг, который просматривается только на десять процентов. Я хочу уловить идею, метафизику, которая ее рождает. Вот в чем вопрос.

– Типа чего? – вмешался Артур.

– Типа построения красной империи или идеи языческого империализма или евроинтеграции. Такое впечатление, будто одна эра ушла, а другая еще не наступила. Пока что видно, что накапливаются информационные технологии, мы втягиваемся в царство инфраструктуры. Согласен?

– Давай выпьем?

– Обязательно!

– Любишь ты все усложнять, – это уже Марина.

– Мам, тебе же известно, что сложные системы не любят простого анализа и только они способны к самоорганизации. – Артур двигал к себе миску с квашеной капустой. – Можно я рукой возьму? – Он зацепил капусту и вместе с кусочками льда отправил ее в рот.

– Именно. Одна проблема цепляет другую, – это Костя.

– Что вам сказать, мужчины? Не проблема цепляет проблему, а случайность цепляет случайность. За каждым шагом идет следующий. Что было до того, нам нет дела. Это еще как-то называется, не помню как.

– Ну, мам, ты даешь! Бьешь в яблочко! Это называется марковским процессом.

– Точно! Я уже позабыла.

Артур не смог удержаться от обобщения.

– Друзья мои, – он обращался к матери и крестному. – ледиз энд джентльмене, вы представляете два противоположных взгляда на действительность. Одна стоит за фатальную цепную случайность, а другой – за тщательно скрываемую предопределенность.

– И истина – посередине?

Артур покачал головой.

– Увы! Посередине всякий раз оказывается не истина, а проблема, – сказав это, Артур поднялся и пошел в ванную мыть руки.

Костя перевел глаза на Марину.

– Как он? – Костя покосился в сторону ванной.

– Держится.

– Я скоро на дачу собираюсь. Давай возьму его к себе. Там природа. Перемена места. Как думаешь?

– Ты предложи. Я думаю, ему это только на пользу пойдет. Пусть отвлечется.

– Аминь, – сказал Костя.

– Вы чего тут? – спросил Артур, возвращаясь в кухню.

– Ничего, – сказала Марина. – Садись… Костя, налей еще. Что-то вы совсем у меня не пьете и не едите!

Когда стало темнеть, Костя засобирался домой. Артур пошел его провожать.

Большой лапой весна нежно сжимала сердце. Подсиненный вечерней ясностью воздух слегка пружинил. Его подгонял легкий, мятно-прохладный ветерок. Можно расстегнуть куртку, сунуть руки в карманы и идти себе навстречу закату. Идти, развернув плечи, приподняв подбородок, ловя отблески розового света в разрезе между домами.

При Сталине по этой улице ходил трамвай. Костя это помнил, а Артуру достались только остатки трамвайных путей вместе с выстланной булыжником мостовой. При Хрущеве мостовую заасфальтировали. При Брежневе построили два высоких дома. Вот они стоят, похожие на два белых паруса. А там, впереди, на пересечении улицы с Садовым кольцом стоял кинотеатр «Спартак». Он находился на втором этаже двухэтажного здания, а на первом был большой магазин. Здание сломали. И еще несколько домиков пошло на слом, в них тоже были магазины – молочный, часовой, галантерейный. На этом месте поставили большой кинотеатр «Новороссийск». Он должен был напоминать о местах, где воевал Брежнев. Перед входом в кинотеатр установили тяжелый чугунный якорь.

Ничего не построили при Горбачеве, ничего при Ельцине, только стали менять названия магазинов. Что за время?!

– Смутное время, – сказал Артур.

– Да, – сказал Костя.

Они помолчали. Ветер на Садовом кольце вовсю фрондировал, ходил колесом, как акробат на арене. На перекрестке автомобили танцевали свою кадриль. Они лишь изредка нарушали движения танца и убегали налево к Курскому вокзалу. Маэстро-светофоры в сиреневых сумерках светили особенно ярко.

Большой кинотеатр – это хорошо, но все-таки жаль было маленьких магазинчиков.

– Я, – сказал Костя и кашлянул, – я, когда ушла Ирина, почувствовал себя каким-то инвалидом, будто потерял ногу или правую руку, не мог приноровиться, как жить дальше.

– Да, – сказал Артур, – что-то похожее действительно есть.

– Фантомные боли остаются на всю жизнь, – сказал Костя.

– Сейчас – просто рана, – сказал Артур.

– Да, – сказал Костя. – А что, обратно не приставишь?

– Кажется, она нашла другого.

– Не ревнуешь.

– Нет, что ты! Сожаление. Оно все выжигает.

– Да. Сожаление выжигает все иные чувства. Ты прав, – Костя опустил голову.

Теперь они шли по левой стороне улицы.

– Сколько это может продолжаться? – спросил Артур.

– Что?

– Боль.

– Боль? У меня она была долго. Очень долго. – Костя шагал, глядя на свои ботинки.

– Сколько?

Костя выпрямился.

– Сколько, сколько?! Шесть лет постоянного присутствия. Но ты – не я! Жить надо, понимаешь? Жить! Пока ты в деле, ты, считай, на излечении.

Артур вздохнул.

– Живи так, как будто тебе в следующий час отправляться в путь. И отправляйся. Не отказывайся. Откликайся на призывы. Вот твое лекарство, Артур.

Костя похлопал его по плечу.

– Со временем все будет выглядеть в ином свете. И этот свет будет настоящим, потому что сейчас он во многом, поверь, выдуман тобой. Слишком много тебя для объективности.

– Понятно! – сказал Артур уныло.

И все-таки, когда такое случается не у тебя одного, когда люди прошли через это и победили боль и бессилие, становится легче на душе и появляется надежда излечиться.

– Понятно? Чего тебе понятно? – весело сказал Костя. – Ничего тебе не понятно. Слушай сюда! Мы с тобой скоро поедем жить ко мне на дачу. Тебе ведь там всегда нравилось. Подальше от этого шумного города. Весна, брат, на носу! Все цветет и благоухает! А? Как тебе?

– Ну, в принципе неплохо, – стал поддаваться Артур.

– Неплохо?! Прекрасно! В путь, Артур, в путь! Возьмите нас с собой, туристы! Отказы не принимаются.

– Пожалуй, не откажусь, – согласился Артур. – Когда стартуем?

– Скоро. Вот с погодой разберемся, и – вперед.

Они миновали гостиницу «Урал».

– Послушай, Костя.

– Да?!

– А сейчас? Уже ничего?

– Сейчас? – Костя с силой потянул носом воздух. – Нормально, Артур! Нормально! Как говорится, все забыто и пропито! Жизнь прошла, как прошли Азорские острова!

– Хм! Онегин жил анахоретом?

– Точно! А что делать? Каждый проживает свою жизнь.

Артур помолчал, затем тоже выпрямился и тоже потянул носом воздух.

– Весна-а! – мечтательно зафиксировал он очевидный факт. – Эх, значит, едем на дачу?!

Костя взглянул на него.

– Вот это – другое дело! – сказал он. – Вот так, как говорится, будет – типично!

Они свернули к Чистым прудам, где еще не растаял снег.

Проводив Костю, Артур не торопясь шел обратно. Стемнело, и фонари цепочками уходили вдаль. Цепочка белых, цепочка желтых. Холодно-огненные, как белые и желтые хризантемы. Ветер ласковым котом шутливо тыкался лбом в затылок.

«Все образуется, – успокаивал себя Артур. – Когда-нибудь все образуется. В жизни каждая фраза кончается многоточием. Но это не смертельно. Только смерть ставит точку. Все может вернуться, все можно исправить, а если не сложится – значит, так тому и быть…

А может, и смерть не ставит точку? Не знаю. Я бы предпочел ясность. Лучше бы уж ставила. Вот эта неопределенность – хуже всего! В жизни – неопределенность, и на тебе – в смерти тоже неопределенность! Что там, за гранью? Зеленая страна вечной охоты или темные казематы? Прозрачные родники и вечное лето или дикая теснота напуганных и агрессивных душ?

Здесь, конечно, не всегда сладко, иногда – даже очень горько. Жизнь прекрасна и ужасна одновременно, но она конечна. Что, если смерть сулит ужас без конца?!

Увидим ли мы после смерти тех, кто был нам дорог здесь? Сможем ли прийти на помощь, если они в беде? Или там каждый сам за себя?

Нам остается только мужественно смотреть в глаза и жизни и смерти. Вот и все наше оружие! Мужественно и, вероятно, глупо. Мы держим в руке шпагу, но не знаем, какое оружие у них. Гамлет сражался с Лаэртом, не зная, что у Лаэрта шпага с отравленным клинком.

Ясно одно: мы, несмотря ни на что, любим жизнь, а она нас – не очень, и мы не любим смерть, а она нас любит, очень любит. Верно и не требуя взаимности».

Вот так, строя догадки, Артур шел, погрузившись в весну, как в теплую ванну. Как всегда бывает весной, было рассветно и горизонтно и немного тревожно. И будущее, как флаг, полоскалось впереди на ветру.

Нам скажут: нет ли здесь банальности? Возможно!

Но банальность – это единственная вещь на свете, которая по праву претендует на то, чтобы именоваться истиной.

Часть вторая

Антитеза

1. Старая площадь

Комплекс зданий на Старой площади, где раньше размещался аппарат ЦК КПСС, где по ковровым дорожкам, сообразно обстоятельствам, осанисто передвигались или, торопясь, семенили вожди и члены Политбюро, где работали Андропов и Суслов, Горбачев и Яковлев, этот комплекс зданий теперь занимала постперестроечная элита – администрация президента, – некое подобие той, старой, руководящей и направляющей. Раньше, например, вот тут находился комитет партийного контроля, теперь, пожалуйста, находится контрольное управление президента. На нем мы и задержимся ненадолго.

Здесь, в кабинете с высокими потолками, прохаживался невысокий худощавый человек. Он снял пиджак и, сунув руки в карманы брюк, изредка останавливался у окна. Снаружи зарядил обычный московский дождь, казалось, ему не будет конца. Холодные мокрые крыши не оставляли никакой надежды на лучшие времена.

Когда в кабинет вошел гость, хозяин сделал несколько шагов ему навстречу. Рукопожатие его было стальным и заставляло вспомнить о существовании слесарных инструментов. Вообще, в нем чувствовалась ухватистая сила, притом что взгляд он опустил и сузил, как бы скромно потупившись.

Гость был полной противоположностью хозяина: дороден, рыхловат, с бородкой и в клетчатом пиджаке. Добродушен, но с цепким взглядом. А рука – мягкая котлетка.

Хозяин расположился за столом, пригласив гостя присесть. Гость говорил, он терпеливо слушал, скосив глаза и накрыв ладонь ладонью.

– Да, я в курсе, – сказал он, после того как гость закончил. – А когда истекает срок аренды?

– Еще восемнадцать лет.

– Неплохо устроились!

– Вот и я говорю! Это, фактически, наш главный актив. Без него наши акции и рубля не стоят.

– Ну, не прибедняйтесь. За реноме или, как сейчас говорят, за бренд тоже надо платить.

– Бренд брендом, но владеть зданием на Невском – это чистые деньги, – не удержался гость.

– Верно! – хозяин кивнул. – Однако юридически вы утратили свое право. И нам стоит подумать, как выйти из сложившегося положения с наименьшими для вас потерями.

– Они там, в Питере, арбитраж готовят.

– Да, да, конечно. Это очень… в духе времени, – хозяин усмехнулся.

Гость только рукой махнул.

– Против КУГИ, – сказал он, – мы, может, суд и выиграли бы. Но там есть третье лицо. Собственно, новый владелец здания.

Хозяину кабинета не надо было объяснять, что КУГИ – это комитет по управлению имуществом города Санкт-Петербурга, хозяин отлично это знал.

– Я подумаю, – сдержанно отреагировал он.

Гость попытался поймать его глаза.

– Ага! Премного благодарен!

– Подумаем, – повторил хозяин.

Гость понял, что разговор на этом закончен.

– Вот и ладушки! – сказал он, хлопнув себя по коленям и вставая. – Ну, я надеюсь!

– Будьте покойны. – Хозяин сдавил железной пятерней «котлетку» и довел гостя до двери кабинета.

Вернувшись к столу, он снял телефонную трубку, подождал, когда его соединят, и развалился в кресле.

– Салют, друг-портянка! Как сам-то?! В форме?! Ну-ну! Слушай, были тут у меня по поводу вашего здания. Нашего здания? Приятно слышать. Ты не очень-то резвись! Короче, они надеются на мою помощь. На суд? На суд – нет, не надеются. Бизнесмены тупорылые. Не надо было сопли по щекам размазывать. Сами продули вчистую, по полной! Ноты вот что! Ссориться с концерном не надо, понял? Они ж догоняют, что их развели на бабки. Слушай, мирно бы разойтись. По понятиям. Компенсация нужна. Да. Только, сам понимаешь, не юридическому лицу, а физическому. Да. Не юрику, а физику. Это и более действенно, и в разы меньше. Вы там подумайте, во что это выльется. Я? Нормально! Давай! Ага! И тебе не хворать!

Отзвонившись, он встал и прошел в угол, где стояла блестящая пудовая гиря. Легко подхватил ее за ручку и подбросил вертикально вверх над головой так, чтобы донышко гири было обращено к полу. Гиря в свободном полете на мгновение зависла в воздухе, начав движение вниз, и тогда он ловко подставил поднятую руку под донышко. Шестнадцать килограммов удобно устроились на поднятой над головой ладони. Подержав гирю, этот спортажный мужчина средних лет хмыкнул и опустил снаряд, перехватив его левой рукой. Потом он выпрямился, поддернул пояс брюк и опять подошел к окну.

На улице все еще было сыро, но подолы крыш уже высохли, а это значило, что дождь прекратился.

Москва, Москва… всего несколько месяцев назад он и не думал, что окажется в столице, да еще в бывшем здании ЦК партии. Хотя, может, и думал. А почему бы и нет?! Не он первый прибыл в Москву из Питера по лыжне, проложенной Чубайсом. Не он последний.

Что тебя несет по жизни? Судьба? Без судьбы, конечно, никак! Но и сам не будь валенком. Найди покровителя. Ведь даже небожители всегда нуждаются в верных слугах. Ключ к карьере – коммуникабельность и скромность. Идти к цели, спрятав взгляд. Твердо и решительно. На всякий взгляд всегда найдется свой взгляд. А вот когда идешь твердо, а твоих глаз не видно, вот тогда ты вызываешь чувство тревоги, читай, уважения.

Со студенческих лет он помнил свой первый опыт. Их группа собирала в поле картошку, а ребята из другого отряда, спеша поскорее уйти на обед, воспользовались их пустыми корзинами. Его пустыми корзинами! Он пошел на них один, молча, худенький светлоголовый мальчик. Правда, они не знали, что он кандидат в мастера спорта по самбо. Перед ним сразу выросла фигура метр девяносто ростом, а он ее будто и не заметил. Практически он даже не остановился: сбил фигуру на землю, штатно выполнив зацеп ногой, перешагнул через нее и двинулся к тому, кто взял корзины, глядя не в лицо, а на его руки и ноги. Тот выпустил из рук корзины, попятился, споткнулся и упал. Осталось, все так же, не поднимая глаз, деловито подхватить лежащий реквизит и вернуться к своим. «За что ты их так?» – прикрывая смущение иронией, встретили его свои вопросом. Салаги!

В этот самый час Костя вошел в здание на Старой площади. Здесь он был всего один раз. Это случилось в период подготовки той самой концепции объединения Европы, которую он готовил по поручению Андропова. Тогда он самого Андропова не застал и встретился с его помощником. Концепция проходила под шифром «Русская Голгофа» и скрывалась под легендой анализа великих революций. Позже «Голгофа» считалась составленным, но утраченным таинственным планом Андропова. Костя дважды встречался с ним, но оба раза – на квартире.

Сегодня Костя приехал в администрацию президента по приглашению своего приятеля. Приятель хоть и читал когда-то историю партии будущим офицерам КГБ, но в годы перестройки потянулся к «демократам» и даже ездил в Ленинград на заседания неформального экономического клуба, где познакомился с Чубайсом, Кохом, Кудриным и другими молодыми образованными людьми. Теперь он, несмотря на пенсионный возраст, по мере сил трудился невеликим чиновником в администрации новой власти. С Костей он хотел обсудить вопрос о захоронении семьи Романовых, с тем чтобы безошибочно расставить акценты, когда придет день общаться с церковными иерархами и членами семьи царской династии.

Первым делом он повел Костю в столовую. Они шли по коридору, и на повороте им повстречался известный нам хозяин кабинета, который оставил на время кресло, телефон, бумаги и свою пудовую гирю. В скромном костюмчике он выглядел неприметно, однако шел уверенно, чуть раскачиваясь на ходу, и все с ним здоровались. Столкнувшись с Костиным приятелем, он остановился и протянул руку, затем протянул руку и Косте. Приятель представил Костю и не отказал себе в желании похвастаться, сказав, что Костя был хорошо знаком с Андроповым.

Рука нового знакомого твердо сжала Костину руку. Костя ответил, совсем чуть-чуть, чтобы не выглядеть невежливым, но его ответное рукопожатие напомнило, что на свете есть вещи и потверже стали. Тот улыбнулся.

– Контора рулит! – сказал он, дотронулся до Костиного плеча и пошел дальше.

– Наш человек, – сказал Костин приятель. – Из внешней разведки.

За обсуждением доклада Комиссии Священного синода по канонизации царской семьи Костя забыл об этой встрече. Вспомнил только через год, когда узнал, что оказалось – он познакомился с будущим директором ФСБ, то есть фактически со вторым Андроповым.

Как этот спортажный чиновник стал директором ФСБ?

Он обратил на себя внимание президента своей верностью и решительностью, когда с блеском и гораздо чище, можно сказать, повторил операцию Скорцени, выполнив похищение своего патрона и бывшего мэра Санкт-Петербурга из рук Генеральной прокуратуры. Прокуратура зорко присматривала за экс-мэром, который лежал в госпитале. Побег за границу был осуществлен на финском санитарном самолете.

Семья президента тоже страдала от излишнего внимания Генеральной прокуратуры. Они расходились во мнениях по вопросу, насколько государственная цель может оправдать денежные средства семьи президента. Ельцин жаловался на генпрокурора тогдашнему директору ФСБ, но тот только разводил руками, показывая, что его руки скованы законом. Это чистоплюйство хоть и заслуживало уважения, но все же надо было что-то с этим делать. И Ельцин, подумав и ничего не придумав, нашел себе нового директора ФСБ, чиновника президентской администрации, офицера действующего резерва, подполковника КГБ и мастера спорта («Борис Николаевич, своих не сдадим, чужих замочим!»).

Президент попал в десятку. Новый директор первым делом решил вопрос с генпрокурором: он пригласил его (или человека, похожего на генпрокурора) на конспиративную квартиру, где тот встретился с двумя очень привлекательными девушками. Девушки были в ударе, а записывающая встречу телекамера, напротив, в самом приличном состоянии.

Когда нужно убрать человека с глаз долой, из сердца вон, его проступки раздуваются до дурных размеров неуклюжего дирижабля. В противном случае действует всепрощающая корпоративная солидарность, и проступок стягивается в неприметную точку. Сцену с девушками показали по телевидению, и генерального прокурора сняли с должности. В кругу очень важных персон новый директор ФСБ приобрел авторитет человека и твердого, и решительного.

Складывается впечатление, что он поднимался по карьерной лестнице, будто сказочный принц к дворцовым дверям, и на каждой площадке стояли вазоны с цветами. Вовсе нет! Операция в стиле Скорцени всего лишь вывела его из-за спин других. Отсюда должность директора ФСБ даже не просматривалась. Его самого стало видно, и это был первый успех. Закрепить бы! В разгончик, в разгончик! Он стал подгонять время. Он подгонял время, подгонял подчиненных, запрыгивал в служебный джип «гранд чероки» и мчался по зимней дороге, обгоняя машины, лишь стеклоочистители круто разделывались с брызгами снега и грязи, летящими в ветровое стекло. Сам бедовый, и водитель бедовый.

Отличная машина джип «гранд чероки». Сделано для Европы, на двухстах километров в час нормально дорогу держит. В пятницу, за неделю до Николы-зимнего, вечером джип привычно гнал по Минке – Минскому шоссе, легко обгоняя берегущиеся погодных условий «жигули».

– Еще один старик Козлодоев, – ворчал водитель. – Ну, куда ты? Сиди в своем ряду, Шумахер хренов!

«Жигули», на которые сзади внезапно с жутко горящими фарами наседал большой джип, суматошно бросались вправо, а джип, не снижая скорости, пролетал мимо, встряхнув воздушным потоком упрямо катящуюся по своим нелепым делам жестянку. Вот джип ловко ушел со «встрепки», подрезав очередную «шестерку жигулей», и не заметил, а может, и заметил, как «шестерка» ударила по тормозам, ее понесло зигзагами, она выехала на обочину и уткнулась носом в снежный сугроб.

Впереди была еще одна «шестерка», а за ней фура: грузовой «мерседес» ходко пер впереди «шестерки», а та изо всех сил старалась держаться за ним, но не слишком приближаясь, чтобы не попадать под шлейф несущейся за большой машиной снежно-капельной смеси.

«Ты-то хоть завянь!» – подумал водитель джипа, обгоняя «жигули» и готовясь к обгону фуры.

Для обгона пришлось опять залезть на «встрепку», однако впереди фуры шла еще одна, точно такая же. Они шли дружно на высокой скорости, влезть между ними не удавалось, а навстречу спешили фары какого-то недотепы. Надо было от него увернуться, и джип круто сманеврировал, попав, не прицеливаясь, в поспевавшие за ним «жигули».

Джип весил две тонны, и потому «жигулям» разнесло слабенькую заднюю дверь, их выбросило с дороги, и они, потеряв на глубоком снегу скорость, въехали в столб.

У джипа лопнуло колесо, и он тоже остановился. Его водитель посмотрел на своего пассажира.

– Ну, правильно! – возмутился тот. – Бери на таран! Бей, колоти! Не свое, не жалко!

Водитель молчал.

– Ты как? – спросил его пассажир.

– Вроде нормально!

– Ну, так чего сидим, сопли на кулак мотаем? Давай действуй! Или мне прикажешь?

Водитель выскочил из машины и бросился снимать с нее номера. Его шеф, щурясь от холодного ветра, тоже вылез в серую мглу.

Пассажиры «жигулей» почти не пострадали. Кроме одного. В «шестерке» ехала семья: четверо взрослых и двое детей. Мальчик, сидевший у двери, был убит. Насмерть и сразу. Пятилетний мальчик.

Дело, конечно, замяли. Джип за два дня починили и продали. Его пассажир пересел на другую машину. Карьера не пострадала. В пути чего не бывает! Что сказать? Бедовый, конечно, но – надежный.

Ну вот, мы увлеклись рассказом, забежав вперед, а теперь вернемся к Косте. Он с приятелем продолжал путь в столовую. Тогда судьба еще только раздумывала над тем, стоит или нет подтолкнуть встреченного ими чиновника ко всем предстоящим испытаниям. Костя и его приятель, прежде чем забыть о встрече, нашли повод пошутить.

– Он меня тоже в чекисты записал? – со смехом спросил Костя.

– Да у тебя на лбу написано, что ты – чекист на пенсии. Из тех, что одним движением голову откручивают.

– У него глаза, как окошки в кассовом аппарате. Р-раз, и все вычислено. Не то что у тебя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Уверен, что с толком провел время (фр.).

2

В. Высоцкий. Ворчуны.