А последний раз (а ведь скажу честно, и первый также!) езда на велосипеде была мне доступна в маленьких портах Японии, да и была она вовсе не успешна, ехать-то я ехала, крутила педали; а вот в узкости проездов категорически не вписывалась.

Но для тебя хотелось соответствовать лучшим мировым стандартам или, по крайней мере твоим ожиданиям.

Поэтому, важно и утвердительно покивав головой в знак согласия на велопрогулку, мне не оставалось ничего иного, как последовать за тобой.

На велосипед я села. И даже поехала. Правда, позабыв от волнения, что тормоз имеется на руле, и не надо, как на детских велосипедах времён моего советского детства проворачивать педали назад.

Обернуться назад я не могла. А вдруг прогляжу, что впереди?

Поэтому села и поехала вперёд. Даже не оглянувшись на тебя и не сказав Bye.

Боялась упасть, и так неприглядно перед тобой выглядеть. Смотрела только вперёд, не смея от неуверенности в умениях своей езды и оглянуться-то по сторонам.

А, завидев перед собой, даже вдалеке, какого-нибудь пешего, исступлённо и отчаянно, шипела ему:

– Мистер, а, мистер! Иди нах, отсюда, пожалуйста!

Докатилась я таким образом до более-менее пустынной местности, свободной от пеших бегунов и профессионально катящихся велосипедистов.

Было чувство, что я уже в пригороде Владивостока, или в Пхеньяне, по крайней мере. Так долго я катилась, боясь оглянуться по сторонам и остановиться.

Остановилась, снизив скорость до минимальной, попутно тормозя подошвами кроссовок. Ну, для уверенности и безопасности торможения, наверное.

Никого. И пока никто не видел моего позора, развернулась, опять же с помощью обеих ног для надёжности, в обратно-противоположном направлении.

Вздохнула-выдохнула от проделанных манёвров и покатила уверенно назад с чувством всё возрастающей гордости за улучшающиеся качества своего вождения.

Неспешно подкатила к стойке оформления байков. Позорненько и кривовато так припарковалась, поставив свой тихонечко к стенке.

Оглядевшись по сторонам, убедилась, что вернулась вовремя, не превысив время аренды, но тебя не увидела.

Так что, спокойным образом, присев на скамеечку, стала восстанавливать дыхание, повреждённое испугом от езды.

В общем, когда ты подъехал, вид я уже имела весьма непринуждённый и расслабленный.

Удивило только, что вернулся ты каким-то молчаливым и сдерживающимся.

Я болтала о пустяках, даже не задумываясь о вероятных причинах такого твоего поведения.

И уже пройдя приличное расстояние от этого пункта проката, ты резко остановился и спросил меня:

– Где ты была?

И снова мой привитый с детства и взращённый перфекционизм не позволил признаться, что это только от плохого умения езды на велосипеде, я уехала, не оглянувшись и не попрощавшись, не подождав тебя. Чтобы избежать такого конфузного и возможного падения прямо на твоих глазах.

Но ты-то рассудил, что я просто пренебрегла прогулкой вдвоём и рядом, как виделась тебе эта идиллическая картинка задолго до нашей встречи. Ведь у каждого свои визуализации желаемого.

А мне и невдомёк была вспышка твоего гнева. Даже смешно, когда ты позже, уже успокоившись, рассказывал о своих поисках меня со словами:

– Where is this fucking woman with this fucking bicycle??!!

Обидело только – ну почему же я fucking? Ну, всего лишь, покаталась отдельно.

Не поняла я тогда сразу, что не так ты обо мне встревожился, наверное, как о той нарушенной картинке, которую ты так предвкушал.

А я и до сих пор понять не могу, почему вдруг это так романтично – вдвоём на велосипеде кататься? Какие-то шведские приколы.

Тогда ты в первый раз сказал мне, что, если чем-то рассержен или расстроен, лучше оставить тебя в покое на какое-то время и дать тебе остыть самостоятельно. Ну и ладно, подумаешь…

Я вообще-то и раньше никогда не подбирала особенные тактики или слова с мужчинами.

Не задумываясь, говорила то, что хотела сказать.

Для этого была веская причина – я всегда была уверена, что глупости не скажу; а то, что скажу или спрошу имеет для меня значение.

Так и с тобой поначалу. Сидя в кафе и поедая мороженое за какой-то лёгкой болтовнёй я брякнула:

– Да я и вообще тебя-то не знаю. А, может, ты обычный секс-турист, коих полным-полно в интернете?

Ты прямо задохнулся от возмущения и обиды. И я впервые почувствовала себя виноватой: ну вот, обидела человека ни за что, ни про что.

Однажды мы даже выбрались на прогулку по реке на катере. Не знаю для чего. Ну не для того ведь, чтобы любоваться видами суперкрутого урбанистического Сеула по обеим берегам.

Только для того, чтобы быть рядом и вместе, чувствовать друг друга бок о бок. А где и куда? Да разве это важно?

Целые семейные корейские кланы с детьми и стариками, почтенного возраста супруги, милые смешливые влюблённые парочки, кормящие чаек и – мы с тобой.

Определённо отличались по внешнему виду.

Дурачась, я примерила твою чёрную кожаную шляпу:

– До чего же хороша! – я не собиралась скромничать перед тобой.

И вдруг: мощное – блямс! Прямо мне! И прямо на твою шляпу!

Чайка, очевидно, не сдержала чувство умиления и восторга, опознав на этом катере самую счастливую парочку.

Корейцы смущённо хихикали, боясь обидеть нас такой реакцией.

Но – какое там! Нам любой повод для безудержного веселья был хорош.

А вслед за нашим приступом веселья и заразительного смеха осмелились всё-таки смеяться и учтивые застенчивые корейцы, но, протягивая салфетки для уничтожения причин такого внимания.

На экскурсию мы всё-таки вырвались. Хотя и в последний день.

С нами была ещё одна пара из Америки: он типичный американец, типа " парень из Техаса", а она кореянка, его звали Дэвид, а её Чу.

Они очень веселились, когда узнали, сколько дней мы в Сеуле и только сейчас едем на первую экскурсию. Они всё поняли.

От нас разило сексом.

Мы его излучали и выдыхали.

Он витал в воздухе между нами.

Он был в наших глазах, в нашем смехе, в движениях наших тел.

Мне показалось, что они нам даже немножко позавидовали.

Ну, по крайней мере, я это почувствовала в обращении Чу ко мне в ресторане. Передавая мне какое-то блюдо, она обратилась ко мне "honey" таким тоном, как говорят "милочка", когда хотят зацепить.

Да, мы излучали какую-то бескрайнюю сексуальную энергию вокруг себя.

Именно поэтому, я думаю, к нам неслись просто толпы кореянок, чтобы сфотографироваться на фоне нашей живописной пары.

Они, наверное, хотели ухватить кусочек этой нашей энергии, и нам не было жалко ничуть – ведь у нас её было так много.

И, тем не менее, несмотря на новизну и полноту ощущений, я всё-таки осталась верна себе и сделала несколько попыток определить, обозначить для себя и по возможности растянуть границы дозволенного.

Наверное, это в первичности натуры каждой женщины – натянуть удавочку на шее своего мужчины, обозначив, так сказать, принадлежность себе.

Не вышло.

Совсем не вышел этот так часто мною применяемый трюк, и как я губы не дула, не стала такими мелкими провокациями портить наше создавшееся единство.

Вовремя поняла, что ты не дашь мне такой милой возможности – натянуть на тебе поводок.

Я это почувствовала.

Так что лучше испытывать ранее неизвестное чувство близости душ, слушая перед сном музыку, деля наушники на двоих.

И даже в этом чувствовалась такая интимность и единение.

Последняя ночь обещала быть незабываемой, впрочем, как и все предыдущие.

К ней даже решено было подготовиться: ну, там, что-нибудь типа клубники, благо в это время на неё в Корее сезон, всех размеров и сортов.

– Какую клубнику купим? – спросила я тебя на базаре, не подозревая, какую неприятность повлечёт за собой этот мой невинный вопрос.

– Какую выберешь, ту и покупай, – небрежно ответил ты.

Что значит, покупай? Я как-то не привыкла тратить свои деньги, когда мужчина рядом. Тем более, для таких обоюдных нужд.

– Я, может быть, и в ресторанах за свою еду платить должна была сама?! – Не пытаясь скрыть едкую язвительность, вспылила я. – Предупреждать надо было!

Я не могла до этого представить тебя в таком бешенстве.

Думаю, ты даже не пытался сдерживаться.

– Мы хорошо провели время. На этом и закончим. – сказал ты.

Именно в этот момент мне вдруг стало реально страшно тебя потерять.

Какой-то животный страх, когда кажется, что земля уходит из-под ног и в животе становится пусто и тошно. Так что не я, а ты, и именно тогда, на меня поводок и накинул. Накинул, затянул и ещё немножко подёргал – для надёжности.

А этот панический ужас остаться без тебя так и поселился внутри меня с тех пор.

Без твоих нежных, между делом поцелуев в макушку.

Без лёгких прикосновений твоих губ просто так, без всякого повода.

Без чувства надёжности твоей большой руки, в которой покоилась моя ладошка, когда мы гуляли просто по улицам.

Без этого вот жеста собственника, когда ты, не отвлекаясь от темы разговора, начинал заправлять прядь моих волос мне за ухо.

Интересный этот жест, между прочим…

В период знакомства и первых встреч мужчины любят, когда волосы распущены, свободные – это так сексуально.

Но уже в первые же сексуальные баталии они даже не замечают, как начинают наматывать наши волосы на руку.

Какая-то первобытность в этом проявляется, не иначе.

А следующий этап превращения прекрасной сексуальной незнакомки в личное имущество с частичным или полным устранением сексуальной привлекательности для других мужчин – это вот именно этот жест: заправленная прядь волос за ухо, чтобы ушки торчали, как у серенькой мышки-норушки.

И ведь это ты поднял тему женитьбы.

Сказал: «Сейчас и сразу, как бы это бредово не звучало!»

Ну, кто же женится через пять дней знакомства.

Потом согласился, что это, конечно, скоропалительно, и, по крайней мере, мне бы не помешало приехать к тебе в Швецию и просто посмотреть, где и как ты живёшь.

У меня же, после нашей неистовой встречи, в голове был сумбур, и я так чётко о своих желаниях не задумывалась.

Мне достаточно было понимать, что – да, что-то между нами случилось, и это что-то начинает жить своей жизнью.

На том и порешили.

Твой рейс был раньше моего.

Проснулись рано.

Конечно, не обошлось без последнего "прощай" наших тел, уже измучивших, но всё ещё желающих друг друга.

Казалось невозможным оторваться друг от друга не только на какой-то неопределённый срок, а даже на любое определённое время, типа завтрака.

Не торопясь ехали в аэропорт на метро, обсуждая какие-то очень важные темы для понимания друг друга, ещё большего погружения друг в друга.

И вот это твоё целование в мою макушку – именно сам процесс целования, а не конкретно взятый поцелуй или несколько поцелуев – это показывало, насколько мы сейчас близки, просто одно целое. Как разорвать это единство расстоянием? Как расстаться даже на мгновение, а не на неопределённое время, границы которого в те моменты ни ты, ни я ещё не знали.

– Я жалею только об одном, – сказал ты.

– О чём же? – было моё удивление; казалось, всё было так безоблачно в эти несколько дней.

– Я не взял ничего на память о тебе. Чтобы помнить твой запах. Чтобы казалось, что ты рядом со мной.

– Вообще не проблема! Подожди меня здесь. Дай мне минутку.

Даже не осознавая толком, что я намерена сейчас делать, я забежала в сеульский метрополитеновский туалет (благо, по чистоте и стерильности он может быть приравнен к операционной нашей какой-нибудь районной больницы), сняла свои кружевные стринги и вернулась к тебе.

– Вот, возьми! Может, это поможет помнить обо мне и ощущать меня рядом? – я так искренне хотела укорениться в твоей жизни.

И так искренне хотела оставить в ней след…

Стала замечать, что часто ставлю многоточия.

Вспомнила изречение кого-то из великих и значимых: " Многоточия – это следы тихонько ушедших слов". Да, именно так. Когда за написанными словами стоят незабытые эмоции – это многоточия.

Я проводила тебя на твой рейс.

Проводила со всей привязанностью моей женской души, со всей её искренностью и привязанностью. Вернулась в свой gate. Включила Любу Успенскую в MP3, и началась моя жизнь в параллельном мире… мире разлуки с тобой.

Я повторяла любимые треки вновь и вновь, хотя знала мелодии и слова наизусть.

Как так получается, что все людские отношения, ситуации и переживания, оказывается, схожи у всех людей?

Неужели, Создатель решил, что мы не заслуживаем индивидуальности, и создаёт только копии, и всё это было уже, и есть, и будет после нас?

Я долго, очень долго после нашей истории не слушала песни Успенской. Они – вещие. Обладают даром предсказания. А я так не хотела предсказания расставания.

Я боролась с этими, как могла; всеми доступными мне методами, даже, если они выглядят так глупо.

И опять полетели ежедневные selfie.

Так проще было жить вместе, хотя и не рядом.

Думая друг о друге каждый возможный момент.

– Смотри, какие весенние цветы у меня! Мы называем их – ландыши.

– Красивые…А смотри, в нашем супермаркете тоже такие продаются! И я купил.

– Пришли мне своё фото. Immediately. Right now. Пожалуйста. Скучаю сильно.

– Это ты где, в операционной?

– В туалете, haha.

– А я думала, в операционной! А ты зачем из туалета фото прислал?

– Ну, ты же просила: immediately, right now. Я и прислал. А это самое укромное место в госпитале во время дежурства. А какое на тебе сегодня нижнее бельё?

Недолго думая, расстёгиваю костюмные брюки под офисным столом (благо, у меня отдельный кабинет. Но, ведь, вдруг кто зайдёт!), делаю мгновенно снимок и отправляю красочную картинку кружевных трусиков на мне.

– OMG! Хочу тебя прямо сейчас! Смотри как сильно! – тут же получаю фото от тебя, как доказательство сильнейшего желания.

Всё, что ни попадя, вся протекающая параллельно жизнь, все отображающие её моменты, от снимков коллег во время утренних совещаний в моём офисе и твоём госпитале, до фотографий готовящихся на обед или ужин блюд, мои горделиво показываемые асаны йоги и твои смешные потуги победы над хула-хупом, ссылка на понравившиеся песни или мелодии, рецепты, статьи об отношениях в журналах – всё, абсолютно всё, было нами пересылаемо друг другу, обсуждаемо друг с другом, а потому казалось, что и нет между нами этого огромного расстояния, и мы каждый миг рядом.

Я ни о чём не жалею.

Но мне очень хочется попросить прощения у моего Сынулика.

Потому что, в то время во мне напрочь исчезла мать.

То, что во мне исчез ценный работник компании, я поняла ещё во время предшествующей командировки. Хотя всегда до этого так гордо презентовала себя так: " Я родилась на радость моим родителям, преподавателям и работодателям!", имея в виду, что дисциплинированность и ответственность всегда были основными моими показателями и стояли в приоритетах.

В системе главных приоритетов во мне исчезла мать, и осталась только какая-то первобытная самка с идиотской улыбкой на блаженном выражении лица в ожидании следующего сообщения.

Самое ужасное, что в это время у Сынулика в отношениях произошёл разрыв с девушкой, и я видела, как тяжело ему видеть меня в этом летающем состоянии на фоне краха его ожиданий. Но я ничего не хотела замечать и ничего не могла с собой поделать.

До того ли было мне. Я не смогла тогда быть рядом с ним, чтобы хоть как-то облегчить боль его разрыва, и от этого чувствую так гадко себя до сих пор.

Потому что мужчины приходят в нашу жизнь и уходят, а сыновья – это единственные мужчины, которых никогда не разлюбишь.

Вопрос следующей встречи особо даже не обсуждался: конечно же, как можно быстрее.

Останавливала по срокам только ваша поездка с сыном в Нью-Йорк на две недели твоего отпуска. Я не сразу поняла, что значат для тебя дети.

Даже поначалу неудачно пошутила:

– А не воскресного ли дня ты отец?

На что получила бурную реакцию твоего негодования:

– Никто! Слышишь, никто в этом мире не скажет обо мне, что я – отец выходного дня!

Я как-то тогда не очень поняла накал такой реакции.

И только недавно меня озарило: Да ведь все наши отношения были только доказательством "от противного" для твоей независимой самодостаточной шведской экс-жены: и по отношению к детям, и к вопросу твоей личной организованности (меня поразила напрочь ещё в Сеуле твоя паника при невозможности мгновенно найти какой-либо документ или банковскую карту), и к оценке твоей брутальной сексуальности.

Да всё это время я служила только доказательством для опровержения её обвинений.

Скажи, разве это не так?

Ты все расходы взял на себя, даже предложил оформить гостевое приглашение.

Да зачем оно мне было надо-то?

У меня хорошая работа, достойная должность, "белая" зарплата, счёт в банке.

Кто же откажет мне в визе, сомневаясь в моей состоятельности?

Я её и получила очень быстро, и мы вместе порадовались, что встреча состоится и состоится очень скоро.

Жила в предвкушении.

Дни летели.

Даже, когда ты был в путешествии по Америке, чувствовала тебя, несмотря на эту ужасающе несовместимую разницу во времени, чувствовала тебя рядом.

Как это поразительно, когда можно знать со всей определённостью, что в какой-то данный момент ты подумал обо мне.

Невероятно, что можно чувствовать невесомые прикосновения твоих поцелуев на своей шее перед сном. У меня даже мурашки пробегали по коже, так это было ощутимо.

И ведь это не бред больного воображения. Я реально это чувствовала. Осязала кожей. Как такое возможно?

И вот – заветная дата.

А за несколько дней до неё я вдруг почувствовала, как ты испугался. Чего? Почему? Для чего? Из-за чего? Я почувствовала, что ты близок к отмене встречи, и надеялась только на то, что, присущая всем заграничным людям практичность не позволит тебе сдать мои билеты и отменить мой полёт.

Ты, похоже, засомневался в необходимости встречи.

А может, я не права, и ты просто хотел сохранить то, что случилось между нами, не превращая это в рутину…

Я никогда не узнаю истинную правду, потому что ты никогда не скажешь мне её.

Как быстро летело время на пути в Стокгольм.

Всё нравилось: и девять часов полёта Владивосток-Москва, ведь можно сидеть без дела и думать о нас с тобой, и вспоминать наше время в Сеуле, и предвкушать предстоящую встречу, и загадывать, как это будет. Бродила по Шереметьево во время ожидания рейса в Стокгольм. Удивляла тебя в чате, что, оказывается, рейсы в Стокгольм отправляются с того же местного терминала D, куда прилетают большинство российских рейсов.

– Ох, может, это неспроста? – напрягался ты, – Может, Швеция уже становится объектом российских притязаний и слоган «крымнаш» превратится в нечто похожее – «Стокгольм наш»?

А рейс Москва-Стокгольм? Ну, что может быть короче этого расстояния, преодолеваемого всего лишь за два часа полёта.

И всё это время я, как заклинание, повторяла " О Боже! Скоро встретимся! О Боже!".

Сердце колотилось так, что не слышно было мыслей…

Посадка.

Паспортный контроль. Вообще не понимаю, о чём спрашивает это весёлый разбитной шведский пограничник.

Как можно понять его, когда в голове только одна-единственная мысль – ты здесь, ты рядом, ты через несколько минут, и мы встретимся.

Жаром пышут щёки, грудь раздирает волнением, дыхание прерывается, а ноги подкашиваются.

Увидела тебя, поняла – ждал.

Ждал, волновался, метался мыслями, но – ждал.

Подошла молча, не сказав ничего общепринятого при встрече, просто уткнулась тебе в грудь, обняла такое знакомое уже тело и замерла.

Замерла, вдыхая твой запах, ощущая тепло твоего тела, останавливая предательскую дрожь в коленках и вялость в мыслях.

Долго стояли так. Я просто не могла идти, и не знаю, понял ты это или нет, поэтому предложила присесть на скамейку.

– Nice to see you. Nice to see you again, – сказал ты мне в ухо.

А потом повторил ещё и ещё раз – в ухо, в макушку, в нос, в губы, и непонятно, кого ты хотел в этом убедить – меня или себя.

У меня вечная проблема в понимании разницы между этими «Nice to meet you» и «Nice to see you». Осознавать разницу помогает только усилие воли и эпизоды из фильма «Ешь. Молись. Люби», когда героиня Джулии Робертс объясняет это Кетуту: в первом случае – это после знакомства, а во втором – при дальнейших встречах.

Вообще никогда не важно было, что говорю и как слышится моё деревянное русское произношение. Всегда была уверена, что ты поймёшь меня правильно и не ошибёшься.

Заранее договаривались, что пару дней проведём в Стокгольме.

Ну, я, конечно, сомневалась, что мне удастся посмотреть много достопримечательностей, зная неуёмность нашей страсти, но – уехать в далёкий Сундсвалль и не посмотреть Стокгольм??

Нет, несмотря на всю полноту моих чувств к тебе, пожертвовать новыми впечатлениями в новой для меня стране было выше моих сил.

В такси с аэропорта до отеля ещё держались приличий.

Водитель оказался твоим земляком. Беседа о наболевшем, своём, арабском, немного отвлекла тебя от меня, а мне позволила взять передышку и немного хоть совладать с дыханием, частотой сердцебиения, да и просто с мыслями.

В номер уже просто ввалились.

Что это было?

Разрывая друг друга, впиваясь друг в друга губами, руками, ногами, телами и зубами, не осознавая боли, причиняемой друг другу, стремились ворваться, взорваться, раствориться, углубиться, убедиться, насладиться.

И когда я спросила: «Что это? Что это с нами?» Ты ответил просто: «Это называется любовь».

Потом были неспешные прогулки по прекрасному, сказочно-историческому и европейски-миниатюрному старому Стокгольму.

Сливались с ленивыми потоками праздно шатающихся многоголосых туристов, крепко держась за руки не потому, что боялись потеряться в многолюдной толпе, а потому что не хотели разъединяться, оставаясь в энергетической сцепке, ощущая тепло рук друг друга.

Наслаждение красотой нового места вместе с наслаждением совместного бытия с человеком, который уже стал твоей какой-то неотъемлемой частью, что может ещё вмещать в себя счастье?

Тягучее неспешное ощущение полноты этого самого счастья, и в те моменты казалось, что это будет длиться вечно…

Были осмотрены основные достопримечательности старого города, сделаны фотографии в просвете самой узкой улицы в мире, поглажен по лысой макушке мальчик Олле – самая маленькая статуя в мире.

И, зная уже, что при этом надо загадывать самое сокровенное желание, конечно же загадала своё: быть с тобой вместе, всегда, вот так – за руки по-жизни…

Врун ты, маленький мальчик Олле! Не исполнил ты моё сокровенное желание, хотя и положила рядом с тобой все нашедшиеся в сумочке российские рублики – и по примете, и по обычаю, чтобы вернуться.

А слаще всего были бесконечные поцелуи – нежные и быстрые, украдкой и надолго, неспешные и жаркие, утайкой и напоказ, не замечая и не стесняясь окружающих людей.

Мы стояли на вокзале в ожидании поезда в твой Сундсвалль, лениво оглядывая проходивших мимо пассажиров, я наконец-то сделала вывод: чем же мы так отличаемся от них.

Что позволяет так безошибочно определить нас в любой стране мира (ну, Африку и Азию брать не будем)?

Мужчины, особенно отдыхающие россияне, палятся носками, одетыми под сандалии, мокасины, и даже сланцы…

А вот, чем же привлекаем мы, русские женщины, других мужчин?

И в один момент меня озарило: да ведь мы являем себя миру!

Вот идёт она, шведка, как та наша Мымра из «Служебного романа»: вся скукоженная, как старый башмак, взгляд внутри себя и своего собственного мира, волосы цвета, с которым и родилась, стянуты унылым пучком, и – чешет, не замечая никого и ничего вокруг!

А мы? Мы, русские женщины, причём абсолютно разного возраста, степени привлекательности, уровня образованности и качества жизни?

Мы смотрим в мир.

Мы себя миру несём.

Мы себя миру дарим.

Без оглядки, без остатка, нараспашку и наотмашь.

Мол, берите меня всю, ничего не жалко, у меня ещё этого добра много!

Именно, добра – в душе, в сердце, в мыслях.

Поэтому, так и привлекательны русские женщины, и так удивительны мы для всех остальных мужчин, кроме, наверное, наших, которые к красоте этой привыкли, как к полученной по праву рождения данности.

От Стокгольма до Сундсвалля часа четыре езды на поезде.

Время шло так незаметно.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3