Полная версия
Черные вороны 6. Лезвие
– Круто, вы все уже обдумали, а главное, как быстро. Это все за те несколько минут, пока из палаты ко мне шли? Или вы закрылись где-то, чтоб стратегию разработать? Аааа, может, вы вообще давно приняли свои решения?
Фаина взяла меня за обе руки.
– Макс, ты не злись сейчас. Не надо. Я знаю, что ты чувствуешь. Я понимаю, как долго ты ждал этого момента. Мы все тебя понимаем. Мы не враги тебе. Неужели ты мне не веришь? Я врач!
Я держал ее за руки, чувствуя, как волны ярости плещутся все тише, но все еще бьют меня изнутри отчаянием.
– Я помню, как ты хотела, чтоб она никогда меня не знала… помню, как все вы этого хотели.
– Но ведь она приняла решение. С тех пор ничего не изменилось, и мы никогда не отберем у нее право выбора. Просто она слабая. Нужно постепенно начать знакомить ее со всеми нами. Ты самая важная часть ее жизни. Но и замужество, и ребенок – это очень серьезно. Нужно принять себя сначала и осознать – кто она, где живет, сколько ей лет. Чем занималась все это время. Это тоже непросто и не за один день. Неужели ты не дашь ей этого времени? Ведь что значат какие-то месяцы в сравнении со всей жизнью, что вы проведете вместе. Даша любила тебя так, как никто на этом свете. Я никогда не видела такой любви… и она вспомнит тебя обязательно. Вот увидишь.
– А если ни черта не вспомнит? Что тогда?
Я уже не мог скрывать своего состояния. Мне казалось, я с ума сойду сейчас.
– Просто время. Это все, что нам нужно. Возможно, все образуется намного быстрее, чем мы себе представляли.
– Я хочу ее увидеть…. ужасно хочу, Фая. Меня трясет. Мне кажется, я сейчас сдохну.
Она вдруг улыбнулась и обхватила мое лицо руками.
– Идем, я дам тебе посмотреть. И совсем скоро ты увидишь ее своими глазами. Я знаю, как тебе тяжело сейчас, знаю, какой ты у нас нетерпеливый, но ведь ради нее можно все вытерпеть, да? Ты сам так говорил мне когда-то.
– Ради нее? Ради нее можно вырезать себе сердце наживую и отдать ей.
– Ну вот… а я прошу у тебя всего лишь время.
– Ты точно хирург? Ты не психолог?
– Когда лечишь тело, невозможно не уметь лечить душу. Идем, посмотришь, какая она красивая даже вот такая растерянная и испуганная.
Она привела меня в ординаторскую, где велось наблюдение за особо тяжелыми больными в коме. Увеличила экран, показывая мне палату Даши, и я застонал вслух, увидев ее сидящей на постели. Невольно тронул монитор и даже не заметил, как Фаина вышла и прикрыла за собой дверь. Какая же она хрупкая, прозрачная и невероятно растерянная. Сидит на постели, так похожая на себя в первые дни тогда у меня дома. И я вдруг понимаю, что ведь ее все еще мучают те самые детские страхи, и она не будет спать ночью. Без меня она никогда не могла уснуть. Увеличил изображение и вздрогнул, увидев ее лицо вблизи. Наконец-то с открытыми глазами, подвижное, живое. Не ту восковую маску, которую наблюдал все последние месяцы. Я провел пальцами по острой скуле, по приоткрытым губам. Как же я хотел ощутить ее кожу под своими пальцами, жадно пожирая ее реакцию.
Маленькая моя, как же тебя вымотали эти месяцы. Сердце болезненно сжимается при взгляде на шрам на лбу и тонкие провода, торчащие из запястья.
Встала с постели и, едва ступая, пошла к зеркалу, подтягивая за собой капельницу. Долго себя рассматривала, трогая свое лицо и шрамы, и мне до дикой боли в груди захотелось прижать ее к себе. Так, что пальцы судорогой свело. Один раз зарыться в них, ощутить их мягкость и шелковистость.
Вспомнил, как когда-то, вернувшись с очередного дела, подошел к ее комнате и распахнул дверь. Она спала в углу комнаты. Такая маленькая, скрутилась в клубок, голову на колени положила. Я тогда подошёл, осторожно наклонился, намереваясь поднять на руки, чтоб перенести в кровать, и вдруг почувствовал, как в грудь уперлось лезвие.
«– Не тронь.
Расхохотался и вдавил ее руку с кухонным ножом сильнее. В крови все еще играл адреналин после разборки. А смерти я давно не боялся. Мы с костлявой старые добрые приятели. Нам пока нравятся многоуровневые игры.
– Малыш, никогда не бери в руки оружие, если не намерена им воспользоваться. А хотел бы тронуть – давно бы тронул, и ты об этом знаешь.
Она знала, нож сама отдала, позволила себя на кровать перенести и укрыть одеялом, а когда свет потушил и уйти захотел, попросила посидеть с ней, пока не уснет… И что вы думаете я сделал? Нет… я не ушел. Я, бл*дь, остался. Просидел с ней до утра, глядя, как сопит, обняв подушку тонкими пальцами, как ресницы бросают тени на бледные щеки, и не заметил, как сам уснул в кресле».
Вот и сейчас до боли хотелось остаться. Сидеть рядом пока спит. Ловить каждый вздох, надышаться ею за месяцы эти. Воскреснуть хотел. Но даже подумать не мог, что стою уже одной ногой в могиле.
Глава 2. Дарина
На самом деле каждый из нас – театральная пьеса, которую смотрят со второго акта. Все очень мило, но ничего не понять.
© Хулио Кортасар, “Игра в классики”
Я не чувствовала, что это мой дом. Ничего здесь ни о чем мне не напоминало и казалось чужим. Словно меня позвали ненадолго в гости, и я вот-вот должна буду уйти в другое место. Я даже поглядывала на часы в моей комнате, считая какие-то эфемерные минуты до момента, когда надо будет домой. Они назвали эту комнату моей, но роскошь и вот этот изысканный вкус разве могли быть моими? Хотя я точно знаю, что мой любимый цвет – синий, и в комнате этот цвет сочетался с белоснежным. Мне нравилось это сочетание. На полке игрушки – медведи. Ничего лишнего. Как будто я ни к чему этому не прикасалась годами, и внутри поднималась паника – а вдруг они все мне лгут? Вдруг это не моя жизнь и не мое все? Но в таком случае – зачем? Что я могла дать такому человеку, как Андрей? Ведь моего брата, и правда, звали именно так, как и второго Славиком. И если снова и снова смотреть на старые фотографии, то я узнавала знакомые черты – это они. Мои братья. Так похожи на маму. Особенно Андрей. Господи, столько лет я потеряла из своей жизни. Уже месяц живу в этом доме. Месяц полной прострации, полной рефлексии. Я стою на месте, ничего не вспоминая, ничего не чувствуя. Мои воспоминания обрываются кошмаром, в котором я прячусь под кроватью в приюте, и чьи-то ноги в лакированных туфлях прохаживаются между постелями девочек. Он выбирает, и я молюсь, чтоб не заглянул вниз. Чтоб не выбрал меня. Первое время я и здесь пряталась под кровать. Идиотка… если верить им всем, мне уже за двадцать, а у меня в голове я еще в школе учусь. И когда пытаюсь что-то вспомнить, виски разламывает на части. От боли хочется орать.
Со мной работает психолог и Фаина. Только чем чаще я хожу по врачам, тем больше понимаю, что это бесполезно, я ни черта не помню и, возможно, не вспомню уже никогда.
Но несмотря на то что дом не казался мне родным, в нем царила приятная атмосфера. Жена Андрея ворковала с малышом, и когда я смотрела на него, мое сердце сжималось такой щемящей нежностью, мне казалось, что будь у меня мой малыш, я б до безумия его любила. Так же, как и Александра. Очень юная, почти одного возраста со мной. Красиваяяя. Как с обложки журнала. О боже, неужели я живу и общаюсь с такими людьми? Я? Дашка – облезлая мышь с изгрызанными ногтями, вшами в голове и вечно грязным телом. В это верилось с трудом, но день ото дня я убеждалась, что все именно так, как все они говорят. Почти так. Потому что все же интуиция подсказывала – они говорят мне далеко не все. Чего-то я не знаю. Есть какой-то пробел во всех рассказах об этих годах. Я попыталась разговорить слуг, но они словно языки попроглатывали. Но я думаю, это Андрей их так «воспитал», они все ходили как тени, почти незаметно. Предпочитали отвечать коротко «да» или «нет». Андрей иногда бывал очень властным и серьезным, но не со мной, не с Каринкой и не со своей женой. Ближе всех ко мне оказалась именно Карина. Она в первую же ночь пришла ко мне спать. Мы вместе валялись под кроватью, и она рассказывала мне страшные истории, чтобы отвлечь меня от тех… от настоящих страшных.
Меня все еще мучили приступы головной боли, но Фаина дала мне таблетки, и, благодаря им, я справлялась с мигренью, или что там еще бывает после трепанации черепа. Иногда мне казалось, что меня вскрыли, перемешали там все в голове, перебили и собрали заново, сшили белыми нитками, типа так и было, а на самом деле что-то сильно перепутали. Андрей и Карина говорили, что за эти годы ничего примечательного не произошло. Наверное, даже неудивительно. У меня никогда ничего особенного не происходило. Вряд ли я перестала быть серостью и со мной произошло что-то необыкновенное. Чудес много не бывает – чудо уже то, что мой брат нашел меня и забрал у отца. И я не могла поверить, что со мной это происходит на самом деле. Что у девочки, которая часто засыпала от голода и мучилась головокружениями, теперь есть своя комната, свой гардероб, своя машина и, о боги, свой смартфон, ноутбук и кредитная карточка.
Первое время я с опаской подходила к зеркалу. Мне казалось, там вообще не меня показывают. Я не могу быть ею, а она определенно не может быть мной. Но фотографии говорили об обратном – это именно я.
Вот эта девушка с короткими волнистыми волосами, аккуратным макияжем и… нет, вот это точно не про меня – С МАНИКЮРОМ! Вот нонсенс, и я понятия не имею, как и кому удалось заставить меня перестать их грызть. Конечно же, я все исправила – сгрызла их до мяса в первые же дни. А еще меня преследовал навязчивый запах больницы. Я постоянно его ощущала, он забивался в ноздри и мешал мне дышать. Казалось, он въелся в каждую пору на моем теле. Я очень тщательно вымылась под душем несколько раз, не переставая удивляться окружающей меня роскоши.
Мои вещи аккуратно висели в шкафу на вешалках. Все это мало походило на гардероб Дашки из приюта, убегающей к отцу алкоголику, но меня заставили поверить, что это мое. И я подносила их к лицу, трогая материал, рассматривая, принюхиваясь к запаху собственных духов. Да, у меня была французская парфюмерия и косметика, к которой было страшно подойти, не то что прикоснуться. Но определенно это все могло бы мне нравиться. Ничего не заставило меня решить, что это не было моим. Но на некоторых вещах держался еще один запах… мужской. Очень свежий и в то же время терпкий из невероятно дорогих. Такое чувствуется инстинктивно. Он неуловимо исходил от воротника пальто, от рукавов жакета, на вырезе вечернего платья, от перчаток и шалей. Я перенюхала все свои духи – этого среди них не было. Но он почему-то казался мне моим… словно человек, который пользовался этим парфюмом был очень близок со мной, но это не Андрей. От него пахло совсем иначе. Более тяжелыми ароматами.
Дольше всего я пребывала первые дни перед зеркалом, рассматривая себя с ног до головы. Изучая свое тело… потому что оно сильно изменилось. И дело не только в сильно остриженных волосах, которые немного отросли, но все равно смущали меня своей длиной. На улицу я выходила в шарфике. Александра научила меня красиво завязывать его на голове и обматывать шею. Но без него первое время я выйти не решалась. Потом жена брата отвела меня к стилисту, и я обзавелась модной прической, чуть прикрывающей уши. Меня постоянно не покидало ощущение, что я какая-то чужая. Странная. Непонятная я и не на своем месте. Мне чего-то страшно не хватало, и это повергало меня в панику.
Когда первый раз разделась наголо и рассматривала свое тело, мне казалось, что оно и не мое вовсе. Я стала женственной. И грудь… у меня никогда не было такой груди. Я прикрыла ее руками. Как сильно время меняет человека. И я искала на себе все отпечатки времени, которые можно было заметить. Дырочки от серег в ушах, цепочку с диковинным цветком или белую полоску на безымянном пальце правой руки. Я рассматривала ее постоянно – на этом месте точно было кольцо. Такие следы остаются, если долго носить какую-то вещь, не снимая. Почему именно на этом пальце? Внятного ответа никто не дал. Пожали плечами, сказали, что у меня было много колец, и это могло быть любое из них. И они были правы – у меня, и правда, было много колец. Я перемеряла все, но ни одно из них не было такого размера, как след. Может быть, его сняли в больнице и забыли отдать? Я спрошу у Фаины. Любая мелочь важна для меня. Может быть, я увижу это кольцо и что-то вспомню.
Сегодня был день рождения Карины, и к вечеру должны были съехаться гости. Точнее, как я поняла, из-за меня приедут только самые близкие родственники. Андрей не хотел, чтоб меня мучили вопросами. Я и сама была не готова к вечеринкам и огромному количеству гостей. Я с детства ужасно не любила большие скопления людей. Я впадала в ступор, и мне панически хотелось сбежать и забиться в угол. Ближе к вечеру я все же решилась пересмотреть свой гардероб снова.
Ничего себе, сколько вещей! Не помню такого гардероба у себя. Я это ношу? Вот это? И вот это тоже? Одно платье короче другого, все какое-то прозрачное, обтягивающее, вызывающее или наоборот – костюмы и жакеты, юбки до колен и узкие платья. Я все это сама выбирала? Будь это шкаф Александры, я бы не удивилась, но чтоб я вот это носила?! Но ничего другого там не нашлось, кроме моих новых джинсовых штанов и пары блузок, которые мы купили с Кариной. Все вещи, скорее, напоминали сценические костюмы, ну или по крайней мере мне так казалось. На глаза попалось красное платье с мелкими блестками, полупрозрачное, без излишеств, до колен. Более или менее скромное из всего, что здесь было. Правда, когда надела, обнаружила разрез сбоку. Невольно восхищенно потрогала материал и вдруг почувствовала снова тот неуловимый мужской запах, который держался на многих других вещах. Я поднесла платье к лицу и закрыла глаза. Нет… никаких воспоминаний. Возможно, я ходила в этом платье на свидание…, наверное, у меня был парень. Если это вообще возможно. В приюте я с мальчишками обычно дралась, и никаких романтических чувств они во мне не вызывали… никто, кроме старшеклассника Димки Плетнева. Редкого бандита. Когда видела его, сердце начинало тревожно дергаться, и ужасно хотелось, чтоб заговорил со мной или заметил. Но он ни разу не взглянул даже, кроме того раза, когда меня ударил его одноклассник, и мы познакомились с Димой – он набил ублюдку морду. Больше мы не общались. Я ходила и вздыхала, а он встречался с самой красивой девочкой на районе – домашней. Дочкой полковника милиции.
Я порылась в ящиках в поисках колготок, но кроме чулок ничего не нашла.
Черт. Нет, я не могла этого носить. Это не про меня и не обо мне вообще. Я пока надену, я их порву своими огрызками. Завтра же поеду за новым гардеробом. Какого черта я все это на себя натягивала? Как будто кого-то соблазняла. Но ведь, может, так оно и было? Может быть, у меня был роман с каким-то очень серьезным человеком, и я даже любила его… Но тогда почему его не было в больнице, и никто мне о нем не рассказал? А потому что он тебя бросил. Вот и все.
Почему? Почему я ни черта не помню?! Ведь хотя бы своего мужчину можно было запомнить? Я девственница или нет? Даже об этом ни одной мысли в голове… желательно, чтоб уже нет, а то стыдно как-то. Мне ужасно хотелось знать или хотя бы представить себе первого мужчину, и каким он был. Любила ли я его? А он меня? У нас был с ним дикий секс или очень все нежно, цветы и свечи? Божеее, о чем я вообще думаю? Но если порыться в ящиках получше после вечеринки, когда все уснут. Не может быть, чтобы это было все. Они что-то скрывают от меня. Притом все.
К дому подъехала еще одна машина. Я каждый раз с любопытством выглядывала в окно, чтобы попытаться угадать – кто есть кто. Всех их я видела на фотографиях или должна была видеть. Подошла к окну и чуть отодвинула шторку в сторону. Из джипа вышел мужчина во всем черном, и у меня что-то тревожно дернулось внутри. Я прильнула к стеклу – казалось, я его уже где-то видела, потому что сердце забилось чуть быстрее. О таких обычно говорят – дьявольски красив. Даже издалека. Высокий, с широким разворотом плеч и короткими черными волосами он напоминал мне хищника, выбравшегося из клетки.
В каждом движении какая-то мощь и опасная грация. Он вдруг резко поднял голову, а я продолжила смотреть, и сама не поняла, как невольно прижала руки к груди. Мужчина остановился, глядя на меня, а я ощутила мощную волну магнитного притяжения и покалывание вдоль позвоночника. От неестественного волнения пересохло в горле. Слишком долго смотрит, и я не могу оторваться. Он едва заметно кивнул и вошел в дом. А я отвернулась от окна, все еще прижимая ладонь к груди и стараясь дышать ровнее.
За мной пришла сама Карина. Такая воздушная в белоснежном платье с модной прической и блестящими от счастья глазами – Андрей подарил ей музыкальную студию. А Александра обещала, что они запишут вместе много песен. Я долго не решалась что-то купить. Я боялась тратить деньги с карточки. Мне все казалось безумно дорогим. Но мы вместе с Александрой и Фаиной поехали в город и заказали для Карины подарочную карточку в ювелирном магазине… Меня там все знали. Вежливо здоровались, обхаживали со всех сторон, а мне хотелось скорчить рожу и спрятаться где-нибудь в туалете. Помогало лишь напоминание самой себе, что мне не шестнадцать.
Я так и не решалась спуститься к гостям, и она, взяв меня за руку, повела вниз по ступеням. Едва я увидела, что за столом, и правда, всего лишь наша семья, и всех я знаю… всех, кроме мужчины, который только что приехал.
Все повернули головы в мою сторону, и я ужасно смутилась. Невольно отыскала взглядом того самого незнакомца, который только что вошел в дом, и вздрогнула, когда встретилась, он поднял на меня тяжелый взгляд темно-синих глаз. Кислород застрял где-то в горле, и я нервно стиснула пальцы в кулак. Если на свете существует идеально-ослепительная мужская красота, то сейчас я созерцала ее во всей красе. Незабываемая внешность. Притягивающая и заставляющая оцепенеть от восхищения. И этот взгляд. Тяжелый, глубокий, как самое пронзительное синее небо. В сочетании с черными волосами и смуглой кожей этот цвет выглядел как ненастоящим, и я невольно тряхнула головой и тут же спрятала упавшую на глаза челку за ухо. Это ужасно, так пялиться на человека. Кто он? Почему я смотрю на него, и меня накрывает какой-то волной, я начинаю ужасно нервничать, и сердце бьется на несколько ударов быстрее.
А он подмигнул мне и, осмотрев с ног до головы, вздернул бровь с легкой усмешкой, скривившей чувственные губы. Неуютно и как-то не по себе стало – на меня так никогда не смотрели. Я слегка повела плечами, избавляясь от наваждения. Гости, если так можно было назвать моего среднего брата и Фаину с Глебом, особо меня не смутили. Никто меня не смущал, кроме этого мужчины. Карина провела меня к столу и усадила рядом с собой и напротив того самого незнакомца. Если он не наша семья, то кто он и что делает здесь?
– Не стесняйся. Здесь все свои, и мы сотни раз сидели за этим столом. И ты прекрасно выглядишь. И не волнуйся, все мы знаем, что тебе сейчас очень тяжело, и мы тебя очень любим, Дашуль.
Мне вдруг стало как-то неловко, что этот ребенок успокаивает меня – взрослую девушку.
– Ты просто думай о том, что мы все тебя знаем и очень любим. И позволь тебе представить твоего дядю Макса.
Тот резко отставил бокал на стол и хищно мне улыбнулся.
– Да, милая, я твой дядюшка Максим. Родной братец твоего брата Андрея по батюшкиной линии.
Я чуть нахмурилась, потому что прозвучало как-то вызывающе странно. Может, поэтому я его и помню. Хотя странно, остальных все же нет, а его да? И его взгляды на меня, они явно неродственные, или мне так кажется, или я просто хотела бы, чтоб так было, потому что он неестественно красив. Он отвратительно и неправильно красив, и я не хочу, чтоб он был моим дядей.
– Простите… прости… я не помню тебя. Никого не помню. Но я рада новому знакомству с тобой, дядя Макс.
Его передернуло, и он болезненно поморщился. Но прежде чем я успела что-то сказать, вдруг протянул руку через стол и взял меня за запястье, сжимая мои пальцы в горячей ладони. Это было как удар током, и меня пронизало острым уколом под ребрами и в виски. Я высвободила пальцы и тут же обхватила ими бокал с шампанским.
– Звучит ужасно. Называй меня просто Макс, малыш. Без дядей и тому подобной хрени.
И еще один прострел… это мягкое, но в то же время властное «малыш». Очень уверенно. Как будто называл меня так всегда.
– Ты расслабься. Здесь все свои. Поверь. Память – это далеко не самое страшное, что можно в этой жизни потерять.
Продолжает смотреть на меня чуть исподлобья, и меня давит этим взглядом, но в то же время я бы хотела, чтоб он смотрел бесконечно долго. Мне вдруг ужасно захотелось сбежать. Вот просто взять и смыться с этого ужина куда подальше. Меня напрягал мой неожиданный родственник, напрягали его взгляды. Казалось, эти синие глаза прожгут меня насквозь, сделают во мне дыру. Он меня пугал. Я чувствовала исходящую от него животную силу, некую ауру опасности. Когда каждая клеточка тела вопит: "беги без оглядки". Постепенно мною овладевала паника. Незаметно подкрадывалась, как издалека. Почему он смотрит на меня, как… черт, как на женщину? Или мне кажется?
Я снова бросила взгляд на Карину, словно моля о помощи, но она настолько увлеклась обсуждением подарка Андрея с Александрой и предстоящей записью альбома вместе с ней, что просто не обращала на меня внимание. Брат беседовал со Славиком. И мне казалось, что нас как нарочно оставили с Максом наедине. Макс… Ему оно подходит, это имя. И снова про себя несколько раз. И по телу разливается тепло. Наверное, я покраснела и вообще веду себя как полная идиотка.
Он то и дело наливал мне напиток, подсыпал новых деликатесов, и, самое интересное, в моей тарелке оказывалось именно то, что я люблю. Значит, мы были с ним не просто знакомы, а очень тесно общались, иначе откуда ему знать все мои вкусовые предпочтения.
– Тебе нравится в этом доме? – у него низковатый голос, вкрадчивый, осторожный. И опять на ум приходит сравнение с хищником, с опасным зверем.
– Не знаю. У меня нет ощущения, что это мой дом. Мне пока все кажется здесь чужим.
Глаза Максима странно вспыхнули и тут же погасли.
– Мне кажется, что я должна была жить совсем в другом месте.
– Думаешь?
– Не знаю. Наверное.
– А где ты могла жить?
Очень живой интерес, он даже слегка подался вперед.
– Скорее всего, с подругами или со своим парнем. Но не здесь. Мне кажется, я могла приезжать сюда в гости, но не жить. А ты знаешь – у меня был парень?
В глазах Макса мелькнула насмешка, он скептически приподнял бровь.
– Насколько мне известно, именно парня у тебя не было.
Я улыбнулась:
– Конечно, наверное, я ужасно привередливая и ожидала принца на белом коне.
Вспомнился Димка в милицейской форме, и я улыбнулась.
А Максим отпил виски из бокала и откинулся на спинку кресла. Мне показалось, что он напрягся.
– Да? Непременно на белом? Тебе этот цвет никогда не нравился. Может быть, еще какие-то приметы, цвет волос, глаза. Каким бы он был, твой парень, м?
В длинных пальцах Максима появилась сигарета, и я с огромным удивлением увидела на его безымянном обручальное кольцо – он женат. И где она? Женщина, которая умудрилась заполучить этого красавца? В сердце кольнуло легкой завистью.
– Ну так как? Поделишься с… ДЯДЕЙ? Раньше ты была со мной очень откровенна.
Неужели? Верилось с трудом. Но я все же мечтательно прикрыла глаза.
– Так что насчет принца? – настойчиво переспросил Максим и затянулся сигаретой.
– Темноволосый, очень высокий, красивый.
Макс едва заметно подался вперед, и в его руке дрогнул бокал.
– Военный в красивой форме или полицейский. Зеленоглазый. И чтоб обязательно спортом занимался. Борьбой какой-то.
Взгляд Максима сильно потяжелел, и я физически почувствовала эту тяжесть, словно на меня повеяло ледяным холодом и приплюснуло меня к земле. Он прищурился и пристально посмотрел мне в глаза.
– Живой прототип или сама придумала?
Я отхлебнула шампанское и мечтательно закатила глаза.
– Конечно живой. Мы учились вместе… он потом поступил в юридический и стал работать в полиции.
Макс поставил бокал на стол и пристально смотрел мне в глаза все тем же ужасно тяжелым взглядом. Он резко затушил сигарету в пепельнице и очень неожиданно спросил.
– Что еще между вами было настоящим?
Конечно, ничего не было и даже быть не могло, но мне почему-то ужасно захотелось сказать, что было, что я, да, нравилась мужчинам.
– Мы встречались, и он мне ужасно нравился. И я не помню – расстались мы или нет.
Макс раздавил бокал в руке так неожиданно, что я вздрогнула, а он сдавил осколки, продолжая смотреть на меня и капая кровью на скатерть. На нас тут же все обернулись, и Фаина подскочила к нам, она что-то сказала ему на ухо и быстро увела из залы, а я так и осталась сидеть в полном оцепенении, а потом подскочила, чтобы побежать за ними, но Андрей велел мне остаться.