Путь Светлячка

Детям и вовсе не было дела до взрослых заморочек – кто из какого круга да какого социального статуса. Они прекрасно проводили время втроём, и не было счёта их забавам и выдумкам. Летом они целыми днями пропадали на улице, развлекаясь на полную катушку.

Светка, как всегда, фонтанировала безумными идеями. Больше всего на свете она обожала разыгрывать незнакомых людей, и благодаря врождённому артистическому таланту делала это просто мастерски. Иногда, если родители были на работе, эта троица заседала у кого-нибудь дома возле телефонного аппарата – Светка набирала первый попавшийся номер и несла в трубку всякий вздор, разговаривая с незнакомыми людьми: то представлялось сотрудницей секретной научной лаборатории и убеждала, что на сегодня объявлен конец света, а она обзванивает население, чтобы предупредить; то называлась радиодикторшей и просила людей что-нибудь спеть в трубку – дескать, эта запись затем пойдёт в эфир… Шурик и Даня изо всех сил зажимали себе рты ладошками, чтобы не расхохотаться и не испортить малину.

Но чаще всего Светка разыгрывала людей прямо на улицах, лицом к лицу. Подбегая к какому-нибудь прохожему, имеющему простую и добрую физиономию, Светка делала жалостливые глаза и, кося под иностранку, лепетала на английском вперемешку с ломаным русским:

– I am sorry, little question… Ви не знать, где йесть Первомайская-стрит?

Самое удивительное, что ей верили! Девчонке, малолетке – но верили! Она была ужасно убедительна в своей растерянности. Искренне желая помочь юной заблудившейся иностраночке, прохожие активно пытались объяснить дорогу до «Первомайской-стрит»:

– Лефт, потом прямо, потом снова лефт энд зе райт!

На самом деле, иностранные граждане в их городке не были таким уж редким явлением. В Речном сохранилось множество исторических построек, дворянских усадеб и прочих памятников старины, поэтому сюда привозили целые группы туристов прямиком из Москвы. Наверное, прохожие думали, что Светка отбилась от одной из таких групп, отстала от экскурсовода и потеряла родителей из виду.

В тот июньский день, бесцельно шатаясь по улицам, Светка, Шурик и Даня увидели, что их город почтила визитом киногруппа из столицы.

Прямо на набережной была организована съёмочная площадка. Возле хлипких ограждений толпилась толпа зевак, помощник режиссёра что-то яростно и нервно выкрикивал в свой мегафон, актёры суетились и шумно ссорились, а сам режиссёр сидел чуть поодаль на складном стульчике и, сложив руки на груди, отстранённо наблюдал за процессом, словно не имел к нему ни малейшего отношения.

В голове Шурика промелькнула безумная идея.

– А слабо тебе, Свет, – сказала она, сверкнув глазами, – режиссёра надурить?

Подруга чуть-чуть наморщила лоб.

– В каком смысле?

– Ну, как обычно: ай эм сорри, я потерялась, где есть Первомайская-стрит…

– Да брось, – вмешался Даня. – Это же москвичи, к тому же киношники. Их на такое не купишь.

– Слабо, значит, – с притворной скорбью вздохнула Шурик. – Ну да, я понимаю… Одно дело – местных дурачков разыгрывать. А совсем другое – важных и серьёзных людей…

Светка оскорбилась – неужели её подозревают в том, что она испугалась? Неужели сомневаются в её профессионализме?

– Да запросто! – тряхнув волосами, объявила она, сама обмирая от своей наглости и храбрости.

– Не сходи с ума! – попытался было вразумить её Даня, но Светку уже захлестнул азарт: пусть друзья не думают, что ей это не по силам!

Через пару минут она уже подбегала к режиссёру, стараясь от волнения не забыть вызубренный наизусть текст.

И вот здесь Светку ожидал сокрушительный провал, поскольку режиссёр оказался англоговорящим. Да ещё как говорящим! В ответ на её вопрос он расплылся в широкой улыбке и разразился такой длиннющей тирадой на великолепном английском, что Светка со страху ничегошеньки из неё не поняла: её словарный запас был слишком скуден для этого.

– What happened? – поинтересовался режиссёр, делая невинные глаза. – Do you have some problem? Don`t you understand?

Светка смешалась – её скромных школьных знаний едва хватило на то, чтобы промямлить:

– Андерстэнд, сэнк ю…

Меньше всего она рассчитывала на подобное развитие событий и уж точно не готова была вести живой диалог на английском языке, поскольку привыкла, что обычные люди, как правило, теряются, заслышав иностранную речь.

– Ну что? – спросил режиссёр по-русски, добродушно рассмеявшись. – Дар речи потеряла?

– Не потеряла, – сердито буркнула Светка, краснея до корней волос. – Просто… пошутить захотелось.

– Я уже понял. Шутница, – он продолжал улыбаться, внимательно её рассматривая. – А знаешь, мне нравится, как ты держишься. Очень раскованно и артистично. В бесстрашии тебе не откажешь.

– Спасибо… – пробормотала она растерянно, не зная, как реагировать. А режиссёр тем временем вырвал листочек из записной книжки и нацарапал там карандашиком несколько цифр.

– Это мой рабочий телефон, – сказал он. – Видишь ли, у меня в проекте один детский фильм, и в настоящее время мы как раз заняты поиском главной героини. В Москве сейчас проходят кинопробы. Пусть твои родители позвонят мне как можно скорее – лучше прямо завтра – и запишут тебя на ближайшее время. Мне почему-то кажется, что ты здорово нам подходишь. В тебе чувствуется потенциал.

– Меня что, – цепенея от ужаса и восторга, неверяще уточнила Светка, – берут сниматься в кино?

– Пока ещё не берут, – улыбнулся он, охлаждая её пыл, – но приглашают попробовать свои силы.

– Но это же вы решаете, подхожу я вам или не подхожу. Вы же главный! – в Светке проснулась отчаянная наглость. – Стоит вам сказать одно только слово – и…

Режиссёр хмыкнул.

– Ну, в общем-то, по большому счёту… скажем так – решаю не я один. На это есть специальная комиссия. Художественный совет. Но к моему мнению, определённо, прислушиваются. Так что, если перед камерой ты проявишь себя должным образом – есть реальный шанс заполучить эту роль. Поэтому, пожалуйста, передай родителям, чтобы не мешкали. Пусть обязательно мне позвонят и договорятся о пробах. Я буду ждать! – и не удержался от шпильки, ехидно добавив напоследок:

– Good luck, see you!

– …И тут он такой и говорит: «В тебе чувствуется огромный потенциал и удивительный талант!» – ликовала Светка, делясь с друзьями подробностями своей беседы с режиссёром и немного привирая на радостях. – Прямо так и сказал: «Ты умная, красивая и находчивая… сразу видно, что идеально подходишь на главную роль в моём новом фильме!»

Даня тихо сиял, радуясь за подругу и утвердительно кивая: конечно-конечно, она и умная, и красивая, и талантливая… лучшей кандидатуры на главную роль и впрямь не найти. Шурик же отчаянно завидовала, пытаясь это скрыть и улыбаясь напряжённой натянутой улыбкой.

Они всегда негласно соперничали друг с другом. И если Шурик производила на окружающих впечатление в основном своей красотой, более утончённой и нежной, чем у подруги, то Светка брала напором – недюжинным обаянием и живой непосредственностью. Вслух девчонки не признавались в этом, но в глубине души каждая знала, что ведёт постоянную упорную борьбу за лидерство.

Если Светка исполняла песню на школьном концерте, то Шурик обязательно выступала у себя в школе с зажигательным танцем. Когда Шурик рассказывала стихотворение на уроке литературы, то Светка заучивала прозаический отрывок из какого-нибудь классического произведения и с выражением читала его в классе, заставляя учительницу млеть от восторга. Если же Светка радовала одноклассников пародиями на известных артистов и певцов, то Шурик неизменно блистала с шутливыми монологами из репертуара Райкина или Хазанова. А затем они обе, тщательно скрывая нотки ревности в голосе, рассказывали друг другу о своих успехах и о том, как их принимал публика. Правда, мотивы подобного поведения у обеих были разными. Шурик просто жаждала быть в центре внимания, ей нравилось сиять – в этом она, как две капли воды, походила на свою мать. Для Светки же сама сцена была наркотиком. Да, всеобщее восхищение, поклонение и аплодисменты – это прекрасно, но перевоплощение было интереснее всего: воображать себя кем-то другим, проживать с этим другим новую жизнь… о, как это приятно и волнующе!

Вот и сейчас, глядя на окрылённую подругу, Шурик терзалась муками зависти и ревновала к её успеху: огорчало даже не то, что Светка, возможно, получит главную роль в кино, а то, что ей представилась уникальная возможность обрести славу и любовь зрителей.

Ввалившись домой и мечтая поскорее поделиться с родителями и братом сногсшибательной новостью, Светка с порога почувствовала, что атмосфера накалена до предела. В воздухе явственно пахло бурей. Мама скорбно восседала на диване и демонстративно тёрла виски пальцами, показывая, что у неё разболелась голова.

– Что-то случилось? – осторожно спросила Светка, присаживаясь на краешек дивана и лихорадочно прикидывая, не она ли виной маминому плохому самочувствию, не накосячила ли чего, сама того не желая. Вроде бы, за хлебом сходила, посуду вымыла… Что ещё?

– Случилось, – устало выдохнула мать. – Спроси об этом у своего брата!

Светка незаметно перевела дух: значит, дело вовсе не в ней, а в Тёме…

– Что он натворил сегодня?

– Сегодня, – усмехнулась мама горько. – Да он только и делает, что творит… с самого своего рождения. Господи, как же я устала! Я больше не могу. У меня просто нет сил… А он… он… сидит сейчас, как ни в чём ни бывало, спокойно диафильмы смотрит… Ну как можно быть таким бесчувственным?!

Выяснилось, что Артемий сегодня был в ударе: и в детском саду, где на него наперебой жаловались воспитатели и даже заведующая, а вот теперь и дома.

– Он постоянно плачет. Несколько раз в день, на ровном месте – навзрыд, с завываниями, – принялась жаловаться мать. – Я больше не могу это видеть и слышать. До трясучки не могу! Мне его башкой об стенку стукнуть хочется уже, честное слово…

– Не надо об стенку! – перепугалась Светка и невольно покрепче прижала к себе братишку, который выбежал из другой комнаты ей навстречу, чтобы поздороваться.

– Нормальные дети не устраивают сцен по таким ничтожным поводам! – с надрывом закричала мама, моментально выходя из себя. – Сегодня в саду он ревел так, что заведующая отвела его в медпункт, и там его отпаивали валерьянкой… Нормально?! Жаль, в психушку не позвонили, я была бы обеими руками «за», – бросила она в сердцах.

– А… почему ревел-то? – осторожно уточнила Светка. Мама махнула рукой:

– Да во время прогулки кто-то из детей кинул в него мячиком. Попал в плечо. Всё нормально, даже синяка нет. Но по этому поводу у Артемия приключилась полномасштабная истерика… Воспитатели и заведующие до сих пор в шоке: они, наверное, спят и видят, когда, наконец, мы перейдём из сада в школу.

– Может быть, он просто испугался.. – робко заступилась за Тёму Светка. Мать её как будто не слышала. Она выплёскивала наружу все свои старые обиды, застоявшуюся боль и накопившуюся усталость.

– Дома он рыдал, потому что не хотел мыть руки, а хотел сразу есть! Потом хотел смотреть мультики, а их в программе не было – получите очередную истерику!.. Потом стукнулся ногой о ножку стула – рыдал. Потом не смог найти свою красную машинку, а я искать отказалась, мне нужно было готовить ужин – снова рыдал. Попросила навести порядок в своём ящике с игрушками – а он хотел смотреть диафильмы, поэтому опять рыдал… Да что же это такое! Он мальчик! Ему этой осенью уже в первый класс идти… – она в бессилии уронила руки вдоль тела. Во время всего этого монолога Тёма вёл себя так, будто сказанное не имеет к нему никакого отношения: весело вертел головой и улыбался сестре, по которой успел соскучиться за день.

Светка решила, что ей пора разрядить атмосферу и поделиться, наконец, грандиозной новостью.

– Мама, – выпалила она, чуть дыша, – знаешь, что?.. Меня пригласили в Москву на кинопробы!

Женщина никак не отреагировала на это потрясающее известие, продолжая сидеть, уставившись в одну точку, и машинально растирать виски.

– Ты слышишь, о чём я говорю, мам? – нерешительно уточнила Светка. Мать как будто опомнилась и перевела на неё рассеянный взгляд.

– Что ты сказала?

Светка, осторожно подбирая слова, пересказала ей свой диалог с режиссёром, умолчав, впрочем, о том, что поначалу прикинулась иностранкой. Мать отнеслась к её рассказу с обидным пренебрежением.

– Да какие кинопробы, что за бред! И ты поверила? Не забивай себе голову этой ерундой, – фыркнула она. – А вообще, мне не нравится, что ты вступаешь в разговоры с незнакомцами на улице.

– Это не ерунда! – возмутилась Светка. – Он самый настоящий режиссёр из Москвы! И он мне свой рабочий телефон оставил. Велел, чтобы ты позвонила…

– Велел, – криво улыбнулась мать. – А больше он ничего не велел, случайно? У меня и так забот полон рот – и дома, и на работе… плюс проблемный ребёнок… а ты говоришь – кинопробы. Господи, какие кинопробы, ну что за откровенная чушь, Светка! Тебе почти двенадцать лет, а ты всё ещё веришь в сказки. Ты действительно считаешь, что можно вот так, запросто, пригласить в кино первую попавшуюся девчонку с улицы?!

Заметив, как вытянулось лицо дочери, она опомнилась и попыталась сгладить впечатление от своих жёстких категоричных слов. Протянув руку, мама ласково погладила Светку по растрепавшимся волосам.

– Ну ты же понимаешь, дочур, что я не могу сейчас вот так всё бросить и сорваться с тобой в Москву на кинопробы. У меня куча дел, которые никто, кроме меня, не переделает… Да и несерьёзно это всё. Даже если режиссёр настоящий, и его предложение было искренним… Понимаешь ли ты, сколько у этих киношников таких, как ты?! Или ты думаешь, что без твоего участия они не смогут обойтись и фильм просто-напросто не снимут?..

Светка промолчала. Она так, конечно же, не думала. Но ей ужасно хотелось попробовать свои силы! Пусть она не незаменимая, но ведь способная! А вдруг у неё получилось бы?..

Да только теперь, конечно же, она этого никогда не узнает. Стало совершенно ясно, что мать не собирается поддерживать её в этой авантюре. А самостоятельно, без помощи, Светке никак не справиться…

Поздно вечером, уже лёжа в постели и украдкой глотая слёзы разочарования, Светка услышала, как зазвонил телефон. Мать сняла трубку, и некоторое время Светка бессознательно прислушивалась к невнятному бормотанию, доносившемуся из прихожей. Судя по отдельным репликам, звонила тётя Люба Кострова. Несколько раз прозвучали слова «Москва» и «кинопробы». Очевидно, Шурик уже растрепала матери эту новость. Светка с досады изо всех сил укусила уголок подушки. То-то подруга порадуется и позлорадствует, что ничего не вышло!

Телефонный разговор продолжался около получаса. Мать поначалу горячо спорила, а затем, уступая тёте Любе, начала поддакивать и соглашаться на что-то. Затем, попрощавшись с подругой, мать долго ссовещалась с отцом на кухне. Светке надоело прислушиваться – всё равно ни черта не понятно.

Она уже начала клевать носом, потихоньку уплывая в сон, как вдруг в комнату зашла мама.

– Спишь? – спросила она негромко. Светка тут же подскочила на постели с бешено колотящимся сердцем.

– Нет, а что?

– Ты правда хочешь поехать на эти кинопробы? – спросила мама, задумчиво вглядываясь в полутьме в лицо дочери. Стараясь не выдать своего волнения, чтобы не спугнуть лучик забрезжившей надежды, Светка передёрнула плечами:

– Конечно, хочу.

– В общем, так, – сказала мать, присаживаясь на её кровать, – сама я с тобой по-прежнему поехать не смогу… Но тётя Люба согласилась сопровождать тебя в Москву. Она и Сашку свою возьмёт, за компанию, чтобы тебе не скучно было. Съездите на денёк и вернётесь. Я, конечно, уверена, что вы просто зря потратите время… Но хоть по Москве погуляете, верно?

Светка взвизгнула от восторга, не в силах больше сдерживаться и не заботясь о том, что может разбудить Тёму, и бросилась к матери на шею.

За свои неполные двенадцать лет Светка успела побывать в Москве дважды.

В первый раз (девочке было тогда пять лет) она ездила с мамой, но практически ничего не запомнила, кроме длиннющего эскалатора в метро и озабоченной беготни по магазинам – ГУМ, ЦУМ… Мама взяла с собой целый список того, что необходимо было купить в столице. Ну, а в оставшееся до вечерней электрички время они немного прогулялись по Красной площади, но даже в Мавзолей заходить не стали – вот и все впечатления.

Во второй раз отправились в Москву всем классом, на осенних каникулах. Светку с самого начала дороги немного укачало в школьном автобусе. Как назло, этот автобус затем ещё долго возил их с большой обзорной экскурсией по городу, поэтому Светка плохо осознавала, что им показывали в тот день – основные усилия она прикладывала к тому, чтобы её банально не стошнило.

И вот теперь ей снова выпал шанс увидеть столицу. Да ещё по какому грандиозному поводу – кинопробы на «Мосфильме» у самого Николая Романовского! Мама, к слову, чуть в обморок не упала, когда дозвонилась по указанному на бумажке номеру и поняла, в чью приёмную попала. Она и помыслить не могла, что её дочь пригласил сниматься в кино этот известный режиссёр! Светке, дурище, имя Романовского ни о чём не говорило – она интересовалась только актёрами, а не режиссёрами. Но судя по тому, как изменилось мамино лицо, с каким недоверчивым уважением и даже благоговением она взглянула после телефонного звонка на дочку – Светке неслыханно повезло.

Имя Романовского произвело впечатление и на тётю Любу Кострову. Она немного досадовала, что Шурик не проявила смекалку и первой не подошла к режиссёру. Ведь – тётя Люба была в этом абсолютно уверена – её дочь достойна того, чтобы появиться на экране, не меньше, а то и больше, чем эта несерьёзная и взбалмошная Светочка Звёздная… Но ещё не всё потеряно, убеждала она себя. Они едут на «Мосфильм», и уж там-то тётя Люба использует все свои возможности, чтобы добиться аудиенции и для Шурика тоже. Её дочка тоже талантлива, она вполне сможет сыграть в кино! А уж внешностью её бог тем более не обидел – она куда более яркая и эффектная, чем её подружка.

Разумеется, все эти тайные помыслы тётя Люба пока предпочла держать при себе. Даже Шурик не подозревала, что мать уже решила её судьбу, когда ранним утром, собираясь на электричку, она старательно накручивала девочке локоны, а также погладила ей самое лучшее, самое нарядное платье. Александра должна выглядеть просто неотразимо, чтобы режиссёр с первого взгляда понял – вот та самая актриса на главную роль, поисками которой он занят!

Нет, тётя Люба не ждала откровенного Светкиного провала. Но всё-таки, как каждая нормальная и любящая мать, она всем сердцем, всею душой болела именно за своего ребёнка. Ей искренне нравилась подруга дочери, ведь она знала её ещё с роддома – с того самого дня, когда случайные соседки по палате, Звёздная, Кострова и Шульман, одновременно произвели на свет своих младенцев и сдружились. Светка была ей как родная… ну, само собой, не как дочь. Но как минимум – племянница. И конечно же, тётя Люба не желала ей зла. Просто… добра для любимой Александры ей хотелось чуточку больше.

Электричка приехала в Москву ранним утром, а встреча на киностудии «Мосфильм» была назначена на три часа дня. Тётя Люба предложила девчонкам для начала доехать до Красной площади, затем немного прогуляться по центру, а после прогулки затащила их в «Детский мир».

Это был даже не магазин – а настоящий музей! Именно так показалось ошалевшей и потерявшей дар речи Светке. Шурик уже бывала здесь раньше с матерью, поэтому восприняла визит более спокойно, чем подруга. Светка же долго не могла отойти от шока и восторга. Господи, чего тут только не было! Сколько отделов, в которых продавалось буквально всё: от одежды до игрушек! А какие красивые куклы, какие нарядные, с какими чудесными причёсками!.. Светка вздыхала украдкой, косясь на ценники – самая простая кукла стоила здесь, ни много ни мало, три рубля. У Светки как раз и была с собой трёшка – мама дала на непредвиденные расходы. Однако купить куклу означало потратить в один момент все сбережения. А деньги ей могли ещё пригодиться… Тем более, Светка обещала Тёме, что непременно привезёт ему из Москвы какой-нибудь подарок. Она не могла подвести братишку, обманув его ожидания.

После посещения «Детского мира» они снова спустились в метро и поехали на ВДНХ – тем более, Мосфильм располагался неподалёку. И снова – море счастья, восторга и упоения: девчонки угощались вкуснейшим эскимо, пили газировку с сиропом и катались на аттракционах. По простоте душевной Светка даже не обратила внимания на то, что тётя Люба совершенно не делает ей замечаний: не пачкать и не мять платье, не капать на подол мороженым, не хвататься руками за причёску, чтобы не испортить её… Зато Шурику постоянно доставалось от матери: тётя Люба придирчиво следила за тем, чтобы внешний облик её дочери оставался близок к идеалу, чтобы ничего его не портило – ни малейшее пятнышко на наряде, ни липкие от сиропа губы. Она хотела, чтобы Александра предстала на встрече с режиссёром в своём наилучшем виде.

В конце концов, тётя Люба даже запретила дочери идти на очередной аттракцион – незачем напрасно волосы лохматить.

– Ты, Светочка, если хочешь, одна покатайся, – любезно предложила она дочкиной подруге. – Купить тебе билет? А Александра пока вот тут посидит, на скамеечке, её что-то немного мутит после всех ваших каруселей…

Шурик вскинула на маму удивлённые глаза: её ни капли не мутило. Однако, наткнувшись на красноречивый взгляд в ответ, девочка предпочла притихнуть, хоть и не понимала, зачем матери это враньё и чего она добивается.

Всё разъяснилось уже на киностудии.

Когда, получив на проходной выписанные им заранее пропуска, девочки с тётей Любой проследовали к нужному павильону, женщина сочла своим долгом проинструктировать дочь и Светку:

– Если что, Светочка, скажешь, что я твоя тётя, а Александра тебе – двоюродная сестра. Поняла?

– Почему? – удивилась Света.

– Почему, почему… – немного раздражённо отозвалась тётя Люба. – Потому что так положено! Ты не можешь явиться сюда с чужими людьми. А если мы родня – все вопросы отпадают.

Режиссёр вышел им навстречу и сразу же узнал Светку.

– А-а-а, знакомые все лица! Good afternoon, little lady, how are you? – шутливо поприветствовал он её по-английски. Светка стушевалась и промямлила:

– Здрасьте…

– А вы, значит, мама? – режиссёр взглянул на Кострову.

– Я её тётя, мамина сестра, – подобострастно улыбаясь, защебетала женщина. – Мать занята, сама не смогла приехать. Вот меня и послала…

– А это у нас кто? – он с интересом перевёл взгляд на Шурика. Тётя Люба расцвела.

– А это моя дочь, Светочкина сестрёнка… двоюродная. Очень талантливая, очень способная девочка!

– Я вижу, способности – это у вас семейная черта? – весело улыбнулся режиссёр. Тётя Люба решила ковать железо, пока горячо.

– Она и правда способная! Может, посмотрите и её тоже, Николай Степанович?..

Шурик в изумлении раскрыла рот и уставилась на мать. Посмотреть – её? Она же не собиралась… и даже не готовилась… Светка тоже выглядела несколько удивлённой.

– Почему бы и нет, раз уж приехали, – легко согласился режиссёр. – Но сначала – Свету, как и договаривались.

В съёмочном павильоне девочку тут же подхватили под белы рученьки и повели за ширму на переодевание и грим, оставив тётю Любу и Шурика дожидаться в так называемом «предбаннике». Светка не ожидала, что всё будет так серьёзно, и даже чуточку заробела. Ей выдали платье – летнее, лёгкое, совершенно простое, даже довольно потрёпанное. Сандалии разрешили оставить свои. А вот косы расплели, и немилосердно взлохматили затем распущенные волосы. Потом гримёрша прошлась по Светкиному лицу губкой, придавая коже более тёмный оттенок, создающий иллюзию загара. После этого в руки девочке сунули листок с текстом и великодушно выделили минут десять-пятнадцать на то, чтобы его заучить.

От волнения в горле у Светки как будто завёлся дикобраз. Ей мучительно хотелось прокашляться, но она стеснялась. Попросить воды тоже было не у кого. Она отчаянно пыталась подавить спазмы – в горле немилосердно першило – и почти в истерике вглядывалась в строчки своей роли: буквы совершенно не хотели складываться в слова, поэтому смысла Светка уловить так и не смогла, как ни пыталась. Она понимала, что просто жутко перенервничала, но понятия не имела, как с этим справиться. Ей было страшно и одиноко в этом закутке, где её оставили для подготовки, а ещё почему-то дико стыдно – непонятно, правда, перед кем именно: перед режиссёром? Перед самой собой?

– Привет, – раздался голос над ухом, и Светка чуть не заорала от неожиданности, поскольку пребывала в панике и не замечала никого вокруг. Перед ней стоял незнакомый мальчишка. Высокий, загорелый, симпатичный… Пожалуй, его даже можно было назвать красивым – если бы не чуть высокомерное выражение лица. Его тёмные глаза смотрели так, будто он был хозяином всего «Мосфильма», и Светка тоже являлась его собственностью.