Полная версия
Творческий путь Н. В. Устюгова в контексте развития советской исторической науки
Евгений Емельянов
Творческий путь Н. В. Устюгова в контексте развития советской исторической науки
© Е. П. Емельянов, 2017
© Издательство «Нестор-История», 2017
Введение
Крах коммунистической идеологии на рубеже 1980-1990-х гг. и последовавший за ним распад Советского Союза привели к трансформации советской историографии в российскую историческую науку. Одной из основных задач, стоящих сегодня перед российской исторической наукой, является критическое осмысление опыта своей непосредственной предшественницы. На наш взгляд, успешное решение данной задачи невозможно без обращения к истории создания научных работ и биографиям их авторов. Одним из крупнейших отечественных историков, работавших в советский период, был профессор Николай Владимирович Устюгов, создавший концепции «свободного вассалитета» башкир и раннего генезиса капитализма в России и основавший собственную научную школу. Профессор Н. И. Павленко вспоминал, что Устюгов был кумиром молодых сотрудников Центрального государственного архива древних актов (далее ЦГАДА), и в рабочей комнате архива висел его портрет[1]. В 1959 г. ведущий французский славист Р. Порталь ставил Устюгова в пример Ж. ле Гоффу и утверждал, что в работе ле Гоффа отсутствует интерес к человеку, свойственный для творчества Устюгова[2]. Но, несмотря на признание со стороны коллег, жизнь и творчество Н. В. Устюгова до настоящего времени не становились объектами монографического исследования и относятся к малоизученным темам в истории советской исторической науки.
Объектом нашего исследования является советская историческая наука 1920–1960-х гг. Предметом работы является творческий путь Н. В. Устюгова в контексте развития советской исторической науки. Несмотря на свой высокий эвристический потенциал, термин «творческий путь ученого» почти не используется в историографических трудах[3] и до настоящего времени не подвергался формализации. В настоящей работе мы понимаем под творческим путем ученого развитие во времени его исследовательской деятельности.
В зависимости от предмета своего изучения научная литература по теме нашей работы делится на четыре группы: общие труды, дающие панорамную картину развития советской исторической науки 1920–1960-х гг.; биографические труды об историках, работавших в СССР в это время; работы о жизни и творчестве самого Устюгова; работы, посвященные отдельным историографическим проблемам, изучавшимся Устюговым.
Активное появление общих работ по истории советской исторической науки началось в СССР в эпоху оттепели, когда в историографических трудах на смену идеологической критике и апологетике пришел научный анализ работы историков. В 1955 г. началось издание многотомных «Очерков истории исторической науки в СССР», а с 1965 г. начал выходить ежегодник «История и историки», на страницах которого уделялось значительное внимание развитию советской исторической науки. В те же годы стали появляться работы о становлении исторической науки в СССР, среди которых следует выделить труды Г. Д. Алексеевой и Л. В. Ивановой[4]. Позднее, в конце 1980-х гг., появилась работа А. С. Барсенкова, посвященная развитию советской исторической науки в послевоенный период[5]. Характерными чертами данных исследований являлось следование идеологическому классовому подходу при рассмотрении историографических явлений и сосредоточение на развитии научных учреждений и содержании опубликованных работ историков. В соответствии с изменениями, произошедшими в советском обществе в период перестройки, несколько отличалась от вышеназванных трудов работа саратовского историка Г. Д. Бурдея «Историк и война», посвященная деятельности советских историков в период Великой Отечественной войны. Ее отличительной чертой являлось выделение негативной роли сталинского режима в развитии советской историографии[6].
Крупнейшим историографическим трудом, созданным в рамках данного подхода, стал пятый том «Очерков истории исторической науки в СССР», вышедший в 1985 г. Коллектив его авторов постарался дать широкий обзор основных научных проблем, поднимавшихся в советской исторической науке в 1930–1960-х гг., содержания посвященных им трудов и хода вызванных ими дискуссий. Вместе с тем в нём оказался не затронут ряд важнейших тем, активно разрабатывавшихся в советской исторической науке того времени, в частности, в нём было проигнорировано развитие исследований по истории народов СССР[7].
Апологетические работы о советской исторической науке ушли в прошлое вместе с распадом СССР. Общая переоценка советского прошлого в 1990-е гг. привела к появлению трудов, сочетавших подчеркивание достижений советской историографии с акцентированием идеологического давления на нее со стороны коммунистической партии. Наиболее ярким проявлением данного подхода стала коллективная монография «Историческая наука России в ХХ веке», вышедшая в 1997 г. под редакцией Г. Д. Алексеевой[8]. Вместе с тем в это же время стали появляться работы, в которых советские историки изображались не жертвами, а прислужниками тоталитарного режима. В данном ключе была написана статья Ю. Н. Афанасьева «Феномен советской историографии», вышедшая в сборнике «Советская историография» в 1996 г. Афанасьев отрицал научный характер советской историографии и утверждал, что ее основной задачей являлось обслуживание идейно-политических потребностей тоталитарного государства[9].
Проблема взаимоотношений советских историков и тоталитарного государства осталась ведущей историографической темой и в начале XXI в. Важнейшей чертой историографических работ этого времени стал перенос исследовательского внимания от готовых исторических работ к процессу их создания и факторам, влиявшим на формирование взглядов советских историков. Это позволило многим авторам уйти от идеологизированных оценок советской исторической науки и перейти к объективному рассмотрению сложных и неоднозначных взаимоотношений власти и ученых-историков. Важнейшими работами, написанными в этом ключе, стали монографии А. М. Дубровского «Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930-1950-е гг.)» и А. В. Гордона «Власть и революция. Советская историография Великой французской революции, 1918–1941», а также книга В. В. Тихонова «Историки, идеология, власть в России ХХ века: Очерки»[10]. Среди работ Тихонова из вышеназванной книги следует выделить очерк «“Тут явно сквозит дух объективизма…”: создание “Очерков по истории Башкирии” в 1940-е – начале 50-х гг.», впервые опубликованный в 2013 г. и содержащий ценные сведения по истории создания второй и третьей редакций «Очерков по истории Башкирии», в подготовке которых принимал активное участие Н. В. Устюгов[11].
Еще одним примером использования новых методов в изучении взаимодействия власти и исторической науки стала работа А. Л. Юрганова «Русское национальное государство». Важнейшим достижением Юрганова явилось выделение в текстах советских историков значительного цитатного пласта, содержащего выдержки из канонических текстов советской идеологии, что сближает произведения советской историографии с книжными памятниками Средневековья[12]. Вместе с тем, на наш взгляд, Юрганов неправомерно отказал советским историкам в оригинальном научном творчестве, утверждая, что их работы являлись лишь толкованием трудов классиков марксизма-ленинизма. Приведенный в монографии фактический материал доказывает неверность данного тезиса Юрганова и правоту исследователя советской этнографии С. С. Алымова, утверждавшего, что у советских историков следование официальной идеологии сочеталось с наличием глубоко фундированных и последовательных научных убеждений[13]. Поиском в советской историографии констант, независимых от идеологических трансформаций, занимался и А. С. Усачёв, предложивший использовать при рассмотрении развития исторической науки концепцию «долгого времени», разработанную во французской школе «Анналов». В статье «“Longue durèe” советской историографии», опубликованной в 2002 г., он обратился к поиску исторических мифологем, разделявшихся представителями дореволюционной и советской историографии независимо от их идеологических убеждений[14].
В 2000-е гг. новые подходы стали использоваться и в исследованиях, направленных на изучение внутреннего развития советской исторической науки. В это время школа омских историографов во главе с В. П. Корзун обратилась к исследованию изменений образа науки в представлениях советских историков и влияния на их творчество научной повседневности. Данные проблемы были рассмотрены в коллективных монографиях «Очерки истории отечественной исторической науки ХХ века» и «Трансформация образа советской исторической науки в первое послевоенное десятилетие: вторая половина 1940-х – середина 1950-х гг.», вышедших под редакцией В. П. Корзун, а также в диссертации Н. В. Кефнер «Научная повседневность послевоенного поколения советских историков»[15].
Московские (В. В. Тихонов), петербургские (К. В. Петров) и челябинские (Н. В. Гришина) историки в это время обратились к изучению научных школ и схоларного аспекта развития исторической науки. Н. В. Гришина и В. В. Тихонов посвятили свои работы московской школе русских историков, представители которой выступили учителями Н. В. Устюгова в исторической науке. Н. В. Гришина изучила роль школы В. О. Ключевского в отечественной науке и культуре на рубеже XIX–XX вв.[16] В. В. Тихонов проанализировал жизнь и творчество представителей младшего поколения московской исторической школы и рассмотрел судьбы ее представителей в советский период[17]. К. В. Петров охарактеризовал развитие научных школ, изучавших историю Зауралья в Средние века и раннее Новое время, с точки зрения научной генеалогии и передачи исследовательских традиций от учителей к ученикам[18].
Внимание к взаимодействию учителей и учеников в исторической науке характерно и для работ Л. А. Сидоровой, выпустившей в 2008 г. монографию «Советская историческая наука середины ХХ века. Синтез трех поколений историков». Сидорова выступила основоположником генерационного подхода в историографии, при котором развитие исторической науки рассматривается как смена поколений историков. Следуя социологическому подходу к определению термина «поколение», она определила в качестве критериев отнесения историков к конкретному поколению время получения ими профессионального образования и начала научной деятельности[19].
Первые работы второй группы, посвященные персоналиям отдельных историков, коллег Н. В. Устюгова, стали появляться на рубеже 1950–1960-х гг. Они представляли собой отдельные статьи, посвященные выдающимся историкам. Их авторами являлись коллеги и ученики героев статей, а их содержание носило обзорный характер. Постепенное введение в научный оборот исторических источников, связанных с деятельностью советских историков, и рост интереса к роли личности в исторической науке привели к тому, что на рубеже 1980–1990-х гг. изучение данной тематики вышло на монографический уровень. В это время вышли работы Е. В. Чистяковой, А. М. Дубровского, А. А. Чернобаева, В. Б. Кобрина и К. А. Аверьянова, посвященные, соответственно, жизни и творчеству М. Н. Тихомирова, С. В. Бахрушина, М. Н. Покровского и С. Б. Веселовского[20].
Активное изучение жизни и творчества отдельных советских историков продолжилось и на рубеже ХХ – XXI вв. В частности, в это время появились монографии В. М. Панеяха и В. В. Тихонова, диссертации М. В. Мандрик, В. Н. Фешкина и М. А. Базанова, которые были посвящены, соответственно, творчеству Б. А. Романова, Б. И. Сыромятникова, Ю. В. Готье, М. К. Любавского и А. А. Зимина[21]. Вместе с тем следует отметить, что, несмотря на значительный вклад в развитие отечественной исторической науки Н. В. Устюгова, его фигура вплоть до настоящего времени не становилась объектом монографического или диссертационного исследования.
Первые работы третьей группы, непосредственно посвященные жизни и творчеству Н. В. Устюгова, также стали выходить в 1960-е гг. Как и другие работы, посвященные персоналиям отдельных советских историков, они представляли собой юбилейные или мемориальные статьи, написанные учениками и коллегами их героя. Первой работой, направленной на увековечивание памяти Устюгова, стала статья его ученика А. А. Преображенского «Николай Владимирович Устюгов», опубликованная в 1965 г. в шестом выпуске «Материалов по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР»[22]. В 1966 г. из печати вышел сборник «Города феодальной России», посвященный памяти Н. В. Устюгова и приуроченный к 70-летию со дня его рождения. Сборник предваряла статья А. А. Преображенского «Творческий путь Николая Владимировича Устюгова», содержавшая общий обзор его биографии и основных составляющих научно-педагогической деятельности. В своей работе Преображенский выделял три направления исследований Устюгова: история России позднефеодальной поры (XVII – первой половины XIX в.), история народов СССР, вспомогательные исторические дисциплины. Он подсчитал их долю в творческом наследии ученого и указал, что к первому направлению относятся 76, ко второму 44, а к третьему 20 опубликованных работ Устюгова. При этом он указывал, что наибольших результатов Устюгов добился в разработке проблемы генезиса капитализма в России, относящейся к первому направлению исследований[23].
В 1970 г. вышел сборник «Аграрная история Европейского Севера СССР», в котором была напечатана статья одного из крупнейших специалистов по истории России XVIII в., племянника Устюгова, С. М. Троицкого «Николай Владимирович Устюгов как историк Европейского Севера СССР». Рассматривая изучение Устюговым истории Русского Севера, Троицкий уточнял тематическую классификацию устюговского творчества, сделанную Преображенским, и указывал, что в центре научных интересов Устюгова находилась история России XVII в., которой было посвящено свыше пятидесяти работ исследователя. Уделяя основное внимание изучению Устюговым генезиса капитализма в России, он подчеркивал, что без обращения к устюговским работам невозможно окончательное решение данной дискуссионной проблемы. Также Троицкий одним из первых попытался дать характеристику научной школы Устюгова, в которую он включал его учеников, занимавшихся социально-экономической историей России XVII–XVIII вв. и ставивших в центр своих исследований вопросы генезиса капитализма в России[24]. На наш взгляд, такое определение персонального состава школы Устюгова является недостаточным, так как устюговские ученики развивали идеи своего учителя и в других областях исторической науки. Так, Е. И. Каменцева продолжала исследования Устюгова в области вспомогательных исторических дисциплин, а Н. Ф. Демидова развивала взгляды Устюгова на историю башкирских восстаний.
В 1966–1967 гг. в Архиве АН СССР был сформирован личный фонд Н. В. Устюгова (ф. 1535), после чего в научный оборот стали активно вводиться архивные документы, связанные с жизнью и деятельностью ученого. В 1970 г. вместе со статьей С. М. Троицкого в сборнике «Аграрная история Европейского Севера СССР» была опубликована статья сотрудницы Архива АН СССР Н. Г. Михайловой «Переписка военных лет Н. В. Устюгова в Архиве АН СССР», посвященная проявлению лучших человеческих качеств Устюгова в его письмах с фронта. В том же году вышел Археографический ежегодник 1968 г., в котором была напечатана статья Н. Г. Михайловой «Обзор документальных материалов фонда Н. В. Устюгова», дававшая краткую характеристику документов, поступивших в составе фонда Устюгова в Архив Академии наук. В 1974 г. в сборнике научного наследия Н. В. Устюгова была опубликована статья Н. Г. Михайловой «Н. В. Устюгов как педагог (По материалам Архива АН СССР)», содержавшая краткий тематический обзор лекций и семинаров Устюгова, а также работ его учеников[25].
Педагогические аспекты деятельности Устюгова также были рассмотрены в статье ученицы Устюгова Е. И. Каменцевой «Работа Н. В. Устюгова в области вспомогательных исторических дисциплин», опубликованной вместе со статьей Н. Г. Михайловой в Археографическом ежегоднике 1968 г. Поскольку изучение Устюговым вспомогательных исторических дисциплин было тесно связано с его преподавательской деятельностью в Московском историко-архивном институте (далее МГИАИ), в статье Каменцевой были рассмотрены не только работы Устюгова по вспомогательным дисциплинам, но и его взгляды на особенности преподавания в высшей школе[26].
В 1980–1990-х гг. к изучению творчества Устюгова обратились историки Южного Урала. В 1988 г. вышла статья челябинского историка Т. А. Дёминой «Проблемы истории крестьянства Южного Зауралья в трудах Н. В. Устюгова». Помимо рассмотрения опубликованных работ ученого по данной тематике, она кратко охарактеризовала незавершенное исследование Устюгова по истории хлебного рынка Южного Зауралья. Свой вывод о тематике последних незавершенных работ Устюгова Дёмина делала на основании листов использования документальных материалов ЦГАДА. Оценивая выводы Устюгова по данной теме, она провела их сопоставление с данными источников из фондов ЦГАДА, Государственных архивов Оренбургской и Челябинской областей, которое подтвердило правоту взглядов ученого[27]. В 1997 г. были опубликованы тезисы доклада челябинского краеведа Л. А. Циприса «И снова об Устюгове», попытавшегося дать краткую характеристику исследований Устюгова по истории Урала. В своем докладе Циприс уделил основное внимание исследованиям Устюгова по истории Южного Зауралья и подчеркнул ценность фактического материала, приведенного в его работах[28].
В постсоветский период продолжили обращаться к биографии Устюгова и его ученики. В 2000 г. вышла статья А. И. Комиссаренко «Формирование и развитие научной школы Николая Владимировича Устюгова в историко-архивном институте Российского государственного гуманитарного университета», в которой давалась краткая история студенческого научного кружка, созданного Устюговым в МГИАИ, и подробно разбиралась тематика работ его участников[29]. В 2001 г. в сборнике «Историки России: биографии» вышел очерк А. А. Преображенского «Устюгов Николай Владимирович», созданный на основе его статей 1960-х гг. В этом очерке Преображенский осветил основные проблемы, разрабатывавшиеся Устюговым, и повторял вывод Троицкого о том, что в центре научных интересов Устюгова находилась российская история XVII в.[30] В 2009 г. вышла статья А. И. Комиссаренко «Николай Владимирович Устюгов – участник сессий Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. 1958–1963 гг.», содержавшая разбор выступлений Устюгова на данном научном форуме[31].
Активно поднимавшийся на этом симпозиуме вопрос о генезисе капитализма в России принадлежал к числу тех дискуссионных проблем, изучение которых подверглось специальному анализу в отечественной историографии. Историографические работы, посвященные рассмотрению отдельных проблем, изучавшихся Устюговым, выделены нами в четвертую группу. К ней относятся работы по историографии русского ремесла, возникновения капитализма в России и истории Башкирии XVII–XVIII вв. Изучение вопроса о генезисе капитализма в России в 1940–1960-е гг. было проанализировано Л. В. Даниловой и Ю. Р. Клокманом в разделе пятого тома «Очерков истории исторической науки в СССР», посвященном историографии российской истории позднефеодального периода. Авторы данного раздела дали подробную характеристику дискуссий о социальной природе русской мануфактуры, роли товарного производства при феодализме и социальном расслоении русского крестьянства в XVII в. Они показали, что концепция раннего генезиса капитализма в России, активно отстаивавшаяся учениками Устюгова и А. А. Новосельского, во многом опиралась на положения, высказанные в устюговских работах о мелкотоварном производстве в России XVII в., солеваренной промышленности Прикамья и социальном расслоении русской черносошной деревни[32]. Написанный Даниловой и Клокманом раздел «Очерков истории исторической науки в СССР» стал последней крупной историографической работой, посвященной изучению вопроса о генезисе капитализма в России, что связано с утратой интереса исследователей к данной тематике в постсоветский период.
Вместе с тем в постсоветский период было продолжено изучение историографии российского ремесла и башкирских восстаний. Труды отечественных исследователей, посвященные истории российского ремесла X-ХХ вв., были проанализированы в диссертации С. М. Чистовой, защищенной в 2010 г. Чистова отметила вклад Устюгова и его коллег в изучение социального состава российских ремесленников. При этом она подчеркнула, что их попытки встроить историю российского ремесла в марксистско-ленинские схемы исторического процесса представляются сегодня малопродуктивными[33]. Характеристику историографии башкирских восстаний XVII–XVIII вв. дали И. Г. Акманов и И. М. Гвоздикова в третьем томе «Истории башкирского народа», вышедшем в 2011 г. Они положительно оценили признание Устюговым феодального характера башкирского общества. Вместе с тем они обвинили Устюгова в идеализации политики царизма в Башкирии и дали негативную оценку проводившейся в его работах дегероизации башкирских восстаний[34].
В центре научных интересов Устюгова находилась российская история XVII в. Краткий обзор российских и зарубежных исследований по данной проблематике был предпринят в датской историографии. В 1979 г. в рамках выходившей в Дании серии «Проблемы истории России и Советского Союза» была опубликована работа С. О. Кристенсена «История России XVII в. Обзор исследований и источников», переведенная в 1989 г. на русский язык. В своем обзоре Кристенсен кратко изложил основные выводы работ Устюгова и его учеников, посвященных приказному строю и генезису капитализма в России XVII в.[35]
В целом можно отметить, что, несмотря на значительные успехи, достигнутые в изучении истории советской исторической науки, историографическая картина жизни и творчества Н. В. Устюгова остается фрагментарной и неполной. В частности, в литературе не проводилась периодизация творческого пути Н. В. Устюгова и не изучались его адаптация к изменениям советской идеологии и эволюция его методологических взглядов. До настоящего времени не становились предметом научного анализа его труды по истории народов СССР. За рамками исследований оставался вопрос о связях его работ с трудами отечественных историков предшествующих и последующих поколений. Указанное состояние историографической разработки темы определило цель и задачи нашей работы.
Целью нашего исследования является реконструкция творческого пути Н. В. Устюгова и установление его вклада в развитие отечественной исторической науки. Данная цель определяет следующие задачи исследования:
– изучение формирования исторических взглядов Н. В. Устюгова;
– выявление теоретико-методологических принципов, лежавших в основе исследований Н. В. Устюгова;
– анализ основных исторических концепций, сформулированных Н. В. Устюговым;
– выделение основных этапов творческого пути Н. В. Устюгова;
– анализ влияния работ Н. В. Устюгова на его учеников и коллег.
В соответствии с вышеназванными целями и задачами была сформирована источниковая база нашей работы. При отборе источников по теме исследования мы придерживались позиции С. О. Шмидта, подчеркивавшего важность привлечения архивных документов при написании историографических работ[36]. Поэтому в основу работы были положены не только опубликованные, но и неопубликованные источники из фондов Архива РАН (далее АРАН): ф. 350, ф. 1535; Государственного архива Томской области (далее ГАТО): ф. 102; Научного архива Института Российской истории РАН (далее НА ИРИ РАН): ф. 1. раздел «А», ф. 10; Центрального архива Министерства обороны РФ (далее ЦАМО): ф. 33. Использованные в работе источники делятся на два блока: историографический и исторический. К историографическому блоку относится пять групп источников: 1) научные труды Н. В. Устюгова; 2) научные труды, отредактированные Устюговым; 3) рецензии на его работы со стороны других историков; 4) научные труды коллег и предшественников Устюгова; 5) статьи партийных идеологов, отражающие изменения официальных оценок в исторической науке.
В свою очередь, первую группу, к которой относятся научные труды Устюгова, можно разделить на две подгруппы, различающиеся по степени выраженности в них научных взглядов историка. К первой подгруппе относятся статьи Устюгова в Трудах Историко-архивного института, Материалах научной сессии, посвященной 400-летию присоединения Башкирии к Русскому государству, Ежегодниках по аграрной истории Восточной Европы и сборниках научных конференций. Характерной особенностью источников данной подгруппы является относительная слабость идеологического контроля при их подготовке, внешним проявлением которой служит отсутствие в них ссылок на труды классиков марксизма-ленинизма. Благодаря этому в источниках данной подгруппы нашли отражение взгляды Устюгова, выходившие за рамки официальной идеологии. К важнейшим источникам данной подгруппы относится статья «Увольнение крестьян в свободные хлебопашцы по духовному завещанию», написанная на основе позитивистской методологии. Также среди источников данной подгруппы следует выделить статьи Устюгова о колонизации Южного Зауралья, содержащие вывод о взаимной обусловленности правительственной и вольной колонизации[37].