
Полная версия
Божий дар
– Странно, столь небрежно носить листы большого формата… помнутся же! Может, записка всё разъяснит! – подумал Сергей Федорович и, не снимая перчаток, развернул листок. Содержание записки его заинтриговало: «Задержись, не пожалеешь!». Как же не дочитать до конца? Но основной шрифт оказался настолько мелким, что в темноте и без очков Сергей Федорович долго вертел бумагу, подставляя ее под слабый свет, идущий от расплывшейся луны.
Читатель знаком с содержанием сего послания, потому может представить бурю чувств и мыслей, которые овладели Сергеем Федоровичем, когда он разобрался в содержании записки.
– Почему никого не видно? Ведь парня явно убили из-за этой машины, однако не завладели ею? Их спугнули? Тогда вернулись бы позже. Не вернулись! Стало быть, рядом их теперь нет. И машина им не нужна. Возможно, не в ней их интерес! Или «засвечена». Только зачем убивать? Расплата? По записке не похоже! Зачем здесь этот листок? Кому он предназначен? Очень всё странно!
И тут его осенила мысль, которая к кому угодно пришла бы в первую очередь, но только не к Сергею Федоровичу.
– Стоп! А ведь наиболее неожиданным образом это происшествие обернулось именно для меня! Это же мне! Мне подарок сделали! Листок у меня на предъявителя! А я – тот самый предъявитель! Видно, судьба моя засовестилась, позаботилась, наконец-то! За терпение, за стойкость, за то, что не предавал, жил по совести! Теперь куплю квартиру сыну! И дочери! Они, несчастные, хоть крылышки расправят. И Вераше на лечение в Германии останется. Врачам-то легко советовать, куда ехать. А на какие шиши? Какой-то подполковник в отставке, какой-то кандидат технических наук, какой-то доцент госуниверситета! Разве в этой стране он может жить по-человечески? Если не бандит, не чиновник, не взяточник! Благодетели о нас позаботились, медицинские полисы вручили! Красивые бумажки, с водяными знаками, чтобы не подделали! Но кто их подделывать станет, если цена им грош в базарный день! А коль понадобится сложная операция, так ступай по миру с протянутой рукой! Честные люди в неразрешимых проблемах барахтаются, чтобы выжить, а жулью – почет, уважение и наслаждения. Весьма странное устройство нашего государства, в котором по Конституции власть якобы принадлежит народу!
Сергей Федорович какое-то время размышлял о моральной стороне несовершенного им действия, всё сомневался, но решил, что совесть его останется чиста.
– Никого я не грабил, не убивал, даже не обижал. А листок и авто могли каждому встречному достаться. Тот же следователь, к примеру, придет сюда, да всё и присвоит. Ведь в записке не указано ни имя, ни фамилия счастливца. Почему им не могу стать я? В конце концов, моральным считается любое действие, которое помогает человеку выжить, помогает его семье, помогает народу. При условии, конечно, что никому жить не мешает. Стало быть, мой случай! Потому и действия мои неподсудны. Видит бог, нет на мне вины, боярин! Значит, вперед! За орденами!
Впрочем, в глубине души сомнения Сергея Федоровича окончательно не рассосались. Мораль – моралью, но есть еще и уголовный кодекс! Следователи и судьи такое понятие как справедливость во внимание не принимают! Говорят, будто служат только закону, а он категориями справедливости не оперирует! Будь иначе, не оказывались бы равными пред тем законом мучитель-убийца и его невинные жертвы! Впрочем, сейчас не до юридических тонкостей.
Глава 15
Наверное, читатель, ознакомившись с ходом мыслей Сергея Федоровича, не удивится тому, что в следующее мгновение наш герой решительно пошарил по карманам несчастного, извлек телефон, красивый брелок с фирменным значком и, наконец, техпаспорт на автомобиль. Телефон он сунул в свой карман, а из документов прихватил доверенности, заверенные нотариально, решив разобраться с ними позже. Подводя итоги, Сергей Федорович подбодрил себя:
– Теперь этот подарок на законном основании принадлежит мне. Все документы в порядке!
Остальное, включая какие-то денежные купюры из портмоне, кредитную карточку, водительское удостоверение и еще что-то, он не взял.
Фамилию и имя парня Сергей Федорович выяснять по его документам не стал умышленно – в последствие меньше будет душевных терзаний.
После проделанной работы он решительно развернул лыжи в сторону машины с пониманием, что чересчур наследил, но падающий снег всё исправит. К машине ее новый обладатель приблизился уже без опаски – ведь ключи и документы в кармане. Но опять засомневался в своей безопасности – для милиции нет лучшего момента для задержания. Вот, мол, смотрите – убил и завладел! А листок могут уничтожить, чтобы ни у кого не оставалось сомнений. Тогда точно не оправдаться!
Даже издалека автомобиль производил сильное впечатление. Раньше Сергей Федорович не проявлял к дорогим авто интереса, чтобы не раздражаться. Ещё бы, он за год работы доцентом получал каких-то сто тысяч. Конечно же, рублей. Так что на подобную машину работать ему лет эдак сорок или сто, позабыв о семье и пропитании. Он и не прикидывал, сколько это техническое чудо может стоить. Тем не менее, автомобили его привлекали с детских лет, как дизайном, так и удачными техническими решениями. И в войсках освоил он их немало, разве что специальных, большегрузных, огромных и без удобств.
Но теперь он приближался к собственному автомобилю, который выглядел прекрасно. Огромный капот присыпало снежинками, блестящая решетка радиатора сверкает даже в темноте. Эффектно вывернутые колеса поражают шириной узорчатых шин.
– Спокойно, вояка! Здесь немало интересного, но следует немедленно покинуть позицию.
Сергей Федорович смёл с левой двери снег, с удивлением не обнаружив на ней ручки, тем не менее, машина и на столь мелкую заботу благодарно отреагировала. Она подмигнула фарами и приоткрыла дверь. Сергей Федорович удовлетворенно хмыкнул, но проследовал к багажнику. Он снял лыжи, обстоятельно их обстучал и долго пристраивал, частично просунув в салон. Оказалось, что и это предусмотрено – когда нажал широкую заметную кнопку, часть спинки сложилась вперед, мягко пожужжав электроприводом.
Простроченное красиво двухцветное кожаное кресло полностью поглотило Сергея Федоровича, не позволив обстучать прилипший к ногам снег. Из-за больших размеров машины до широченной и, должно быть, очень тяжелой двери, оказалось слишком далеко, чтобы ее закрыть, но стоило коснуться подлокотника, как что-то застрекотало, и дверь плавно и плотно вошла в проём, обеспечив космическую тишину в салоне. Эта осязаемая тишина поразила Сергея Федоровича не меньше, нежели сумел бы гром небесный, раздавшийся теперь же. Одновременно к груди выдвинулся руль, ранее убиравшийся, чтобы не мешать посадке. Приятно цокали изящные часики, отделяя каждую секунду прошлой жизни от счастливого будущего.
– Ну, и дела! Теперь мне и швейцар положен? – удивился Сергей Федорович.
Даже при тусклом свете нескольких плафонов замечалась роскошь отделки, но на панели не оказалось ни единого прибора. Она чернела матовой пустотой. Руль приятен на ощупь. На его спице поместилось множество клавиш непонятного назначения, но всё это – потом. Сергей Федорович торопился завести двигатель, чтобы, разобравшись с диковинной коробкой передач (с автоматом он пока не встречался), рвануть подальше. Но долго искал личинку для ключа зажигания, забыв, что его, в общем-то, нет! Почти случайно запустил двигатель, слегка прижав выпуклую декоративную клавишу.
Далее всё происходило в занятной последовательности. На панели вдруг возникли приборы, таинственно нарисовавшись на своих местах изящными лучами внутреннего света. Шума или вибрации от мощного двигателя не чувствовалось. На консоли привлекательно мерцали лампочки, светодиоды и цветные дисплеи. В какой-то момент сами собой зажглись фары. Откуда-то вынырнула и бесшумно взмахнула огромная щетка, без команды очистившая ветровое стекло настолько, что сквозь него падающие снежинки смотрелись диковинными рыбами из фантастического аквариума – крупные и ослепительные на фоне темного неба в свете мощных ксеноновых фар.
Не успевая реагировать на звуковую и световую информацию, ежесекундно выдаваемую машиной, Сергей Федорович испугался механической руки, которая услужливо протянула ему сзади ремень безопасности, а когда Сергей Федорович приспособил его в нужном месте, беззвучно убралась.
– Хорошо, что за горло не ухватила, – нервно пошутил Сергей Федорович. – Вы меня, ребята, не отвлекайте! – взмолился он, обращаясь к непонятным механизмам. – Удивлять будете дома!
Постепенно усиливаясь, включилась прекрасная музыка (странно, ни к чему не прикасался).
– Фаусто Папетти! Неземное звучание! Послушать бы несколько минут! – но следующее мгновение опять испугало. Это заговорил синтезатор! Приятным женским голосом он известил, что все системы автомобиля протестированы и безопасность движения обеспечена. Потом добавил, что температура воздуха вне машины минус семь градусов, а в салоне через две минуты установится микроклимат, рекомендованный для езды на короткие расстояния в верхней одежде, и пожелал приятного пути. Сергей Федорович удовлетворенно крякнул – ему всё больше нравилась эта машина!
Разобравшись с премудростями автоматической коробки передач, Сергей Федорович с муками снял машину со стояночного тормоза, непривычно выключаемого не рукояткой, а широкой клавишей на панели приборов, и стал сдавать назад. Повернувшись назад, и изрядно напрягая поврежденные шейные позвонки, он ничего не разглядел, но наружные зеркала заднего вида уже подстроились так, что он безбоязненно надавил на акселератор, хорошо различая дорогу за багажником машины. Он с опозданием обнаружил большой дисплей, который указывал ему на все препятствия сзади. Впрочем, без очков подробности ему всё равно оказались недоступны.
По колее машина легко докатилась до дороги, где Сергей Федорович, не чувствуя привычного сопротивления руля, крутанул его весьма лихо, тем не менее, машина с ювелирной точностью отработала небезопасный маневр. Тогда водитель заглушил двигатель, выключил музыку и набрал на телефоне «112». Почти сразу отозвался женский голос, попросивший назвать себя и причину обращения в службу спасения. Сергей Федорович сообщил, что на лыжной трассе, проходящей … (он назвал место), случайно обнаружил труп молодого мужчины, но дожидаться милицию не будет, так как боится, и сильно замерз. Потом извлек из телефона аккумулятор, протер его перчаткой и отбросил подальше от дороги.
– Теперь, парень, я сделал для тебя всё, что мог. Прости, если что-то не так!
Сергей Федорович захотел уничтожить и лист бумаги, знакомый читателю, но, неопределенно повертев его в воздухе, сунул обратно в карман, завел двигатель, восхищаясь постепенным появлением приборов, и, слегка успокоившись, двинулся домой. Где-то по дороге он опустил дверное стекло, дивясь мягкой работе электропривода, и отбросил телефон подальше.
Через несколько минут Сергей Федорович подъехал к цели и, чтобы не привлекать внимания соседей, оставил машину у дальней парадной, извлек лыжи из багажника, скользнул взглядом по сторонам и решительно вошел в дом. Его душа пела и светилась. Он несся к любимой супруге, надеясь обрадовать, хотя еще не решил, о чем рассказать, чтобы не взволновалась. От нетерпения не стал доставать ключи, глубоко запрятанные в лыжных брюках, а придавил ладонью кнопку звонка, рассчитывая на расторопность дочери или сына.
Дверь мгновенно распахнула Настенька, будто его караулила. Папина любимица – милейшее и безобиднейшее создание – с детства осталась хрупкой девочкой, хотя два года работает учителем в гимназии, что всегда составляло ее заветную мечту – очень уж любит с детьми возиться. Но своих не нажила, уже развелась и теперь живет у родителей. С той самой поры, как нашла в себе силы убежать от обезумевшего супруга. С самого начала он представлялся ей идеальным парнем, да скоро Настенька выявила его пристрастие к наркотикам. От своих родителей этот позор она некоторое время скрывала. А родители мужа и раньше всё знали, потому и умоляли её не бросать сына, давили на жалость, предсказывая, что без нее он пропадет. Только всему когда-то наступает конец, в том числе, и такому ужасу! И она решилась. А муж действительно скоро умер от передозировки, и Настенька стала молодой вдовой.
Сергей Федорович, обрадовавшийся дочке, собирался её поцеловать, как всегда, но заплаканные глаза предвещали беду, а губы шептали:
– Где ты опять… без телефона…, – в ее интонации не было вопроса, лишь слезы, бесконечная обида и отчаяние.
– Доченька… Мама? – выдохнул Сергей Федорович и бросился в комнату, почти теряя самообладание, уронил на пол лыжи, по ходу сбрасывал куда-то верхнюю одежду. Он не реагировал на сильную боль в левом плече, в руке, в груди, которая, появившись в этот миг, пыталась свалить его с ног. – Где Димка?
– Навстречу… навстречу «скорой» побежал. Чтобы не блудили … в темноте…, – захлёбывалась слезами Настенька.
Сергей Федорович опустился у кровати жены на колени и застонал, понимая, что никогда не простит себя за потерянное время. Его любимая Вераша в страшном и мучительном забытье металась по подушке, с трудом дышала, хрипела и задыхалась. Сергей Федорович непрерывно гладил ее руку и нежно уговаривал:
– Всё, всё, родная моя, – я вернулся. Не волнуйся, сейчас прилетит «скорая». Она поможет. Будет хорошо…
Жена его не слышала, она надрывно хрипела, и Сергей Федорович впервые за много лет ее болезни по-настоящему испугался за исход тяжелого, как никогда приступа. Почему-то перед ним, а не перед его любимой Верашей, пролетала как в кино вся их долгая и непростая жизнь. Он, наконец-то, ощутил сильную боль в своей груди, но теперь вообще оказалось не до неё.
– Доченька, ну сделай же маме укол! Ты ведь умница! Это я ничего не понимаю в лекарствах, всегда за маминой спиной, она всё знает, всё умеет! – но Настенька бессильно рыдала рядом, совершенно растерявшись.
Сергей Федорович от плеча поглаживал голую руку жены, что-то ей наговаривал, потом и сам со стоном попробовал как-то распрямиться. Он всё ещё сидел на полу рядом с кроватью, сгорбившись. Очень уж болело левое плечо и сводило челюсти!
– Вот и настало время объяснений, – вдруг с кем-то невидимым заговорил он. – Но, если ты существуешь в реальности, то почему, ни во что не вникаешь? Почему допускаешь такое? Разве ты, ко всему равнодушный, сколько тебя не проси, не виноват в том, что всегда страдают только хорошие люди? Да и со мной ты обошелся непорядочно. Предупредил бы, что не подарок это, я машину бы не тронул. А теперь взамен этой железяки самое дорогое у меня забираешь? Давай всё переиграем, давай вернем обратно! Пусть всё останется как было вчера!
Не воспринимая странный разговор затуманенным от горя сознанием, Настенька тенью вышла из комнаты, чтобы заранее открыть дверь в парадную. Потом выглянула в окно в ожидании «скорой» и вернулась назад с полными глазами слез. Может, потому она не сразу заметила, как затихли её родители. Но несколько погодя, уже осознав случившееся, она с рыданием бросилась к ним, чтобы заглянуть в глаза, чтобы растормошить, но и сама соскользнула на пол.
Из лифта выскочил Дмитрий, брат Настеньки, и торопливо повел врачей к открытой двери. В комнате, прижавшись к косяку, полусидела Настенька с повисшей головой, на кровати лежала бездыханная мать, а рядом застыл странно согнувшийся отец. В глазах Дмитрия потемнело, хотя он не разобрался в случившемся. В голове пульсировала кровь, ноги стали ватными, к горлу подкатил ком…
Немолодая врач «скорой» ситуацию оценила раньше остальных:
– Машенька, – негромко обратилась она к медсестре. – У девушки обморок, займитесь ею. Возможно, будет достаточно нашатыря. Молодой человек! – она повернулась к Дмитрию. – Ваша сестра до сегодняшнего дня была здорова? Ранее обмороки случались? – и, получив неопределенно отрицательный ответ, кивнула в сторону лежащей на кровати матери. – Вы нас к ней вызывали?
Обходя лежащих, врач профессионально проверила пульс и зрачки, уточнила у Дмитрия, где присесть для оформления документов, и посоветовала увести плачущую Настеньку в другую комнату.
– Похоже, мы с вами немного опоздали, – сказала врач Дмитрию, а затем, обращаясь к своему сотруднику, негромко распорядилась. – Тимофей Петрович, переложите-ка с молодым человеком мужчину на диван. Похоже, обширный инфаркт, а пульса уже нет. Слишком поздно. Родители? – спросила она у Дмитрия, лишившегося голоса. С сочувствием покачала головой и принялась бегло писать. – Не уходите, молодой человек. У меня будут вопросы.
Но Дмитрий и не мог подняться со стула. Он не смог бы это сделать, даже, если бы знал, как сейчас следует поступить. Такого удара судьбы он не ждал. Он, конечно же, понимал, что родители не молоды, знал о многочисленных болезнях, видел усиливающиеся страдания матери, но не представлял, что всё случится вот так, в один момент. Случится не через годы, на которые он бездумно надеялся, а сегодня. И сразу… Без возможности бороться, что-то делать, спасать их с помощью каких-то сложных операций, больших денег… Больше родителей у них с Настей нет. Его опять стал душить комок в горле.
Глава 16
Три мучительных дня прошли как в тумане, а, может, в страшном сне. В сознание врезались сцены из жуткого морга, куда увезли родителей, – появившемуся откуда-то следователю потребовалось уточнить причину смерти обоих собственников квартиры. Потом были похороны, много знакомых и незнакомых людей, соболезнования, которые не утешали. Были визитки с просьбами обращаться в любое время. Всё это переносилось тяжело. А ведь закончилась только первая часть страшного действа, которое им придется переживать поэтапно – девять дней, потом сорок, год…
– Димка, как же мы теперь? – прошептала Настенька, измученная последними событиями. – Как же теперь?
– Ты только не плачь. Родителям уже неплохо. По крайней мере, ничего не болит, ничего не волнует. Пусть им и впредь будет спокойно, но для этого и мы не должны их огорчать. Ты когда замуж-то выйдешь? – спросил Дмитрий, чтобы вывести сестру из полусонного от горя состояния.
Настенька перевела на него взгляд, всё ли в порядке с братом, и покачала головой:
– О том ли теперь думать?
– Настюха! О том! Именно теперь следует жить еще с большей оглядкой на родителей, надо их радовать. Внуков им надо, – вот что! Потому решай свои дела. Во-первых, пока будем жить здесь, вдвоем – так легче. Потом купим трехкомнатную квартиру в хорошем районе, всё в ней устроим, мебель там и прочее, но жить станем здесь. Или там. Как решим! С условием, что отдельную квартиру себе будет выбирать тот, кто раньше вздумает отделиться. Или, нет! Ты сама выбирай, где будешь жить с мужем. Выбирай, на правах любимой сестры!
– Димка! Какая квартира? Ты спятил, родной мой? Какой муж? – она робко засмеялась, впервые за эти дни, но на глаза накатили слезы. – Мамочка…
– Ты не удивляйся! Просто батя и после смерти продолжает выполнять свои обещания. Накануне того страшного дня он мне намекнул, что скоро будет у меня квартира. Я ещё подумал, что успокаивает, но, помнишь, когда нас попросили забрать все украшения, документы проверить, карманы и прочее, я у него в куртке нашел непонятный листок. И, прежде чем выбросить, просмотрел. Так вот, первая строка в нем оказалась настолько необычной, что я всё прочитал залпом. И ничего не понял, глупость какая-то! Подумал даже этот листок следователю отдать, но что-то меня тогда отвлекло. А потом перечитал, уже после того, как обнаружил возле дома то, о чём написано в листке. Так вот, готовься! У нас теперь есть очень дорогая машина, которую мы продадим и купим квартиру. И еще что-нибудь купим! Такая красавица в автосалонах стоит пять миллионов, а то и больше!
– Долларов? – удивилась Настенька.
– Ну, ты совсем не ориентируешься. Не долларов, но и не тугриков – обычных российских рублей.
– Всё равно, ты с ума сошел! Какая машина, да еще очень дорогая? У нас ведь не было машины! Папа всегда был против «проблемы на колесах». Или ты считаешь его Корейкой? Фу ты, как тебе такое в голову пришло, Димка? Ведь наши родители и эту квартиру никогда бы не получили, если бы прежний дом в плановом порядке не снесли. Кстати, ты хоть немного поешь. Я сейчас посижу немного и займусь, надо ведь как-то жизнь налаживать. За последние дни на твоем лице только глаза и остались, а ты ещё шутишь.
– Послушай же меня, Настя! Я с ума не сошел, не беспокойся! Все эти дни я тоже не верил, всех подозревал, пытался понять, кто и зачем так странно над нами теперь шутит? Но мало-помалу разобрался. Машина действительно существует. И документы на нее имеются, я их у отца из кармана взял. Правда, оформлены они на другого человека, но всё предусмотрено – можно переоформить и на меня.
Настя смотрела на брата внимательно, даже с некоторой опаской, словно боялась в следующее мгновение обнаружить перед собой совсем иного человека, но уже не в маске брата. О чем он говорит? Так не бывает, потому что это никому и в голову не придет! Впрочем, догадалась она:
– Может, нам с тобой кто-то наследство оставил? Правда, не знаю, кто? Тоже чушь какая-то!
– Хорошо! – Дмитрий согласился на этот вариант. – Считай, что наследство!
– Ну, и чему ты радуешься? – заговорила вдруг Настенька каким-то странным голосом. – Мне кажется, будто от этого наследства нас ждут большие неприятности. Ведь богатыми становятся только самые пропащие люди, плохие люди. Богатство до добра никого не доводит, оно превращает людей в чудовища. Не сразу, конечно. Не по мановению волшебной палочки, но обязательно превращает.
Теперь уже Дмитрий смотрел на сестру с опаской, не понимая сказанного ею. О чём она? И кто сможет её образумить – психолог или психиатр? Но голос сестры звучал настолько необычно, и так глубоко проникал в сердце Дмитрия, что стал магически воздействовать на его сознание и волю. А Настенька всё продолжала вещать, не обращая внимания на брата.
– И эти чудовища день ото дня становятся ненасытнее. Они съедают всех подряд, а имущество своих жертв присваивают. Но и тогда не останавливаются, а непрерывно ищут, кого бы ещё им сожрать. И остановить их способно только другое чудовище, более сильное и более алчное. Оно-то всех, в итоге, и сожрет! И только когда на планете никого не останется, это огромное животное само сдохнет от голода и досады. И никого-никого на Земле не останется. И можно будет думать, будто это оно, чудовище поганое, во всех бедах нашей Земли виновато. Но это не так! Беда пришла не от чудовища! Она пришла от человека, от его жадности!
Дмитрий вдруг затрясся в ознобе. Стуча зубами, он едва смог спросить:
– Что ты… Что мне сейчас рассказала… Откуда … ты это взяла?
Дрожь не проходила, но Настенька, всегда внимательная и заботливая, смотрела мимо брата, не замечая его. Потом ответила, но как-то отрешенно, заоблачным голосом, лишенным привычной интонации:
– На меня, Димка, что-то нашло… Я и о машине тогда не знала. Такое уже бывало, когда я с родителями сидела… Ну, тогда… Ты знаешь когда, – она, видимо, боялась произносить некоторые слова, связанные с происшедшим, и потому испытывала затруднение.
Но Дмитрий догадался:
– Это случилось в ту ночь, когда ты впала в забытье рядом с двумя родительскими гробами?
В той ситуации на подобные странности человека, находящегося в горе, никто, конечно, и не обратил бы внимания, но что с сестрой происходит теперь? И почему и его так колотит? Откуда появилась тревога? Сущая мистика! Может, они оба в бреду? Или так и должно происходить с теми, кто внезапно лишился обоих родителей, своих любимых родителей.
– Так ты будешь есть? А у меня голова гудит что-то… Прилягу я… Ты не обижайся.
Дмитрий, проводил Настеньку к кровати, бережно поддерживая ее, а когда сестра легла, нежно укрыл одеялом и вернулся в кухню. Теперь ему действительно захотелось что-нибудь съесть, но нашёлся лишь кусочек несвежего хлеба. Дмитрий съел его автоматически до последней крошки.
Глава 17
Утром следующего дня Настенька направилась на свою работу, а Дмитрий организовал себе еще один выходной день, чтобы переоформить машину. И ещё, кое-что.
По свежему снегу он пробежался до платной стоянки, где позавчера оставил машину, заплатил сторожам, расписался и хотел уже двинуться к ней, но был задержан причитаниями охранника:
– Уж, думал, не дождусь тебя, парень – меняться мне в девять. Хотел напарнику передать – колесо-то у тебя переднее того… Сам погляди.
Дмитрий обошел машину. Действительно, правое колесо спущено. Как же его подкачать, как добраться до шиномонтажа? Пошарил в багажнике, насос не обнаружился. Стоит ли удивляться? Вернулся к охраннику. Тот принялся что-то рассказывать о своем древнем и неисправном насосе, который давно валяется под кушеткой, и вряд ли Дмитрий до обеда накачает им своё большое колесо. Дмитрий подумал, что охранник ждет денег, возможно и шину сам спустил, но тот протянул ему насос.