Чужой своим не станет

Год назад Эрнст Буш был произведен в генерал-фельдмаршалы за успешные оборонительные операции. В его военной биографии было немало блестящих страниц, которыми по праву можно было гордиться. Но сейчас более чем семисоткилометровый немецкий фронт под натиском русских просто рушился! Советы вышли к берегам Березины и через считаные часы должны взять Минск.

В среде военных Эрнст Буш имел авторитет стратега, обладал даром предугадывать замысел противника. Все принимаемые им решения были взвешенны и строго обоснованны. Но сейчас, глядя в усталое, посеревшее лицо фюрера, он вдруг осознал, что у него нет ответа.

За столом повисло неловкое молчание. Все собравшиеся смотрели на Эрнста Буша, силившегося подобрать подходящие слова. Но вот беда – нужные слова не находились.

– Чего же вы молчите? – раздраженно спросил Гитлер. – Ведь это же ваши войска!

– Русские очень многому научились в этой войне, – наконец произнес генерал-фельдмаршал, – надо отдать им должное – они очень сильный противник. И по характеру мышления они не похожи ни на поляков, ни на французов. Умеют действовать быстро, решительно и…

– Вижу, что вы ничего не можете ответить мне в свое оправдание… Так вот, Эрнст, – прервал фельдмаршала Адольф Гитлер. – Вы отстраняетесь от командования группой армий «Центр» за неповоротливость! Вместо вас назначается генерал-фельдмаршал Вальтер Модель. Надеюсь, он сумеет предотвратить беспорядочное отступление наших армий. Как вы на это смотрите, Модель?

– Мой фюрер, я принимаю любое ваше решение.

– Надеюсь, что у нас с вами не возникнет никаких разногласий. Ваша задача – остановить наступление русских. Уверен, что у вас это получится лучше, чем у кого-либо. А вы, Буш, направляетесь в резерв, совещание мы продолжим без вас.

Генерал-фельдмаршал Буш выдержал удар с каменным лицом. Вот только выглядел бледнее обычного. Поражение от русских и потеря большого количества людей не прошли для него бесследно. Вскинув на прощание руку, он молча вышел из кабинета.

– Продолжайте, Хойзингер! Должен же мне кто-то доложить о том, что творится на фронте!

– Мой фюрер, я разговаривал со многими генералами, и общее мнение такое, что нам вряд ли удастся задержать русских у границ Восточной Пруссии. Армии беспорядочно отступают, сообщение между ними прервано. А там, где наши войска еще держатся, в линии обороны имеются значительные бреши. Вряд ли нашим войскам удастся устоять еще день-другой.

– Что говорит разведка? Где ждать направление главного удара? – прервал его Адольф Гитлер.

– В разведке – значительные просчеты, мы никогда не знаем, где у русских будет направление главного удара. Их главные атакующие действия все время приходятся на разные участки фронта. Прорвав эшелонированную оборону, соединения русских устремляются в эту брешь неукротимым потоком, который просто невозможно остановить. Нашей разведке не удается установить точное место главного удара. Если бы мы знали о нем, то я не сомневаюсь, что мы смогли бы не только остановить русских, но еще и перейти в контрнаступление.

– Что вы можете сказать о разведке русских?

– Разведка русских находится на самом высоком уровне. Они практически безошибочно определяют уязвимые места в нашей обороне и бьют именно туда!

Правая рука рейхсканцлера опустилась на карту с нарисованными стрелками. Он нервно водил по поверхности ладонью. Карта была детальной, очень подробной, отображала тактические и специальные задачи. Немецкие оборонительные позиции были четко прорисованы и обозначены: линии обороны, корпуса, армии. Карта наглядно показывала динамику боевых действий, продвижение советских войск в глубину немецких позиций. Русские действовали нестандартно, взламывали оборону немецкой группировки, обходили ее с флангов, образовывали котлы. В своих наступательных действиях не повторялись, всякий раз выдумывая нечто особенное; нестандартными решениями зачастую ставили немецкое командование в тупик и умело выбирали место для главного удара.

На лбу Гитлера собрались мелкие складки: «А ведь Хойзингер действительно прав. Русских можно остановить. Для этого достаточно знать направление главного удара, перебросить дивизии с соседних фронтов, укрепить предполагаемое место атаки, а когда наступление русских захлебнется, подтянуть резервы и самим перейти в контрнаступление. Еще не все потеряно: немецкому народу нужно мобилизоваться, собрать все силы в единый кулак, по-новому осознать свое великое предназначение – и тогда можно гнать русских до самой Москвы, как это было в сорок первом».

Около четырех месяцев назад Гитлер объявил об отстранении адмирала Канариса. Часть группы Абвера теперь была подчинена Главному управлению имперской безопасности во главе с обергруппенфюрером Эрнстом Кальтенбруннером. Следовало признать, что у Канариса были заслуги. Именно благодаря Абверу нападение на Советский Союз стало полной неожиданностью для Сталина. «Лукавый Грек» сумел перехитрить Сталина. Однако в последние годы деятельность Абвера стала давать серьезные сбои. Именно разведка Абвера просмотрела подход к Москве четырнадцати резервных дивизий и девяти сибирских: соединения возникли будто бы из ниоткуда. Близорукость вице-адмирала Канариса стоила Третьему рейху тяжелого отступления. Весьма неэффективно показала себя «Абвергруппа-104», действовавшая во время Сталинградского сражения при Шестой армии. Добытые ею сведения о количественном составе русских армий и о направлении главного удара были неточны, что в конечном итоге привело к капитуляции. Только в одной этой армии погибло более восьмидесяти тысяч солдат!

Немалые просчеты Абвера были и во время Курской битвы. Каким-то образом Советам удалось узнать об операции «Цитадель». Разведка русских даже установила дату предстоящего наступления, что позволило им произвести упреждающий удар по уже подошедшим соединениям и во многом нейтрализовать передовые пехотные части.

Самым большим грехом ведомства являлось то, что его люди участвовали в заговоре против фюрера, в значительной степени скомпрометировав всю разведслужбу Абвера. Адмиралу Канарису удалось убедить следствие, что он не имел никакого отношения к готовившемуся покушению. Но именно с ареста подчиненных Канариса началось расследование всей деятельности разведслужбы. И фюрера теперь не покидали сомнения: а так ли вице-адмирал Канарис невиновен, как хочет казаться? Ведь всем прекрасно известно, что в Абвере ничто не делается без личного одобрения руководителя: для всех своих сотрудников он – непререкаемый авторитет.

Адольф Гитлер посмотрел на сидевшего напротив Кальтенбруннера. Тот, заметив направленный на него взгляд фюрера, распрямил спину. Оба они были родом из Верхней Австрии и порой, вызывая понимающие улыбки окружающих, любили поговорить на диалекте.

В генералитете находилось немало недоброжелателей, злословивших о том, что своим возвышением Кальтенбруннер был обязан землячеству с фюрером. Если эти слухи и имели основания, то лишь отчасти, в действительности же Эрнст Кальтенбруннер был не без способностей. Получил юридическое образование, позднее имел неплохую адвокатскую практику, в двадцативосьмилетнем возрасте вступил в СС, когда организация насчитывала всего лишь несколько тысяч человек. Еще через три года он возглавил СС в Линце. Его биографию украсил кратковременный арест в 1934 году, после которого его возвышение можно было назвать стремительным. В тридцать три года он возглавил восьмой округ СС, включающий Нижнюю и Верхнюю Австрию. В том же году стал штандартерфюрером СС, а уже на следующий год – оберфюрером СС. Являясь одним из доверенных лиц Гитлера, он был рекомендован на пост руководителя СС в округе «Дунай». Еще через год получил звание бригаденфюрера СС. Последние полтора года Кальтенбруннер являлся начальником полиции безопасности и СД, начальником Главного управления имперской безопасности, государственным секретарем Министерства внутренних дел и обергруппенфюрером СС.

Гитлер доверял Кальтенбруннеру безоговорочно, именно в силу этой причины он и передал ему зарубежный отдел Абвера при Верховном командовании Вермахта.

Однако Кальтенбруннер не очень торопился в Берлин, предпочитая служить в родной Австрии. Он возглавлял СС и полицию в Вене. Назначение состоялось, когда Гитлер решил окружить себя преданными людьми.

– Эрнст, – назвал он Кальтенбруннера по имени, что не ускользнуло от внимания присутствующих. По своему обыкновению Гитлер всех называл по фамилии, но в этот раз он сделал исключение, что должно было подчеркнуть их с Кальтенбруннером особые отношения.

Обергруппенфюрер оценил такое обращение: сдавленно сглотнув, он еще более распрямился и произнес:

– Да, мой фюрер, – голос генерала неожиданно дрогнул.

– В вашем ведомстве есть человек, который мог бы узнать, в каком именно месте и когда будет нанесен главный удар русских?

Всесильное Главное управление имперской безопасности в последнее время укрепилось за счет специалистов из Абвера, на счету которых было немало успешно проведенных операций. Но в таком щекотливом деле, как просьба рейхсканцлера, Эрнст Кальтенбруннер предпочитал опираться на собственный кадровый состав, которому доверял.

Служба имперской безопасности была довольно разветвленной. Ее агенты действовали буквально всюду. Немало их было за границей под прикрытием германских дипломатических миссий в качестве торговых представителей, корреспондентов различных изданий, сотрудников всевозможных организаций. Но особенно их было много среди немцев-фольксдойче, компактно проживающих в Прибалтике и России и продолжающих считать Германию своей единственной родиной. Большинство из них успешно делали карьеру в правительственных организациях, вели активную политическую деятельность, немало их было во всевозможных антифашистских организациях. Через них полиция безопасности получала самую правдивую информацию о настроении в обществе и на оккупированных территориях. Большинство из завербованных немцев-фольксдойче значились как особо важные агенты.

Деятельность СД была весьма обширна: от осуществления диверсионных актов до политических убийств. Немалый опыт СД имела в организации повстанческих выступлений.

Эрнст Кальтенбруннер был лучшей кандидатурой, на кого Адольф Гитлер мог опереться в трудную минуту.

Обергруппенфюрер мысленно перебрал всех надежных агентов, со многими из которых был знаком лично: каждый из них был талантлив в своем деле, обладал полным комплексом качеств для идеального разведчика, но даже среди них встречались весьма редкие экземпляры человеческой породы, выглядевшие среди прочих настоящими алмазами в груде песка.

– Да, мой фюрер, у меня есть такие люди, – уверенно произнес начальник Главного управления имперской безопасности, – вы можете всецело на меня положиться.

– Кальтенбруннер, мне не нужны ни слухи, ни домыслы, ни непроверенные факты, которыми Канарис со своим ведомством «кормил» Генеральный штаб. Меня интересуют документы, используемые русскими генералами: карты, донесения, приказы, схемы за подписью людей, принимающих ключевые решения. Такое возможно? – в упор посмотрел Гитлер на Кальтенбруннера.

Верховный главнокомандующий требовал многого, но и возможности у Службы безопасности были немалые. Обергруппенфюрер Кальтенбруннер мог припомнить немало случаев, когда его разведка делала невозможное, проникая в самые засекреченные хранилища.

Особенно успешно они работали против англичан. За некоторыми из политиков велась целенаправленная охота: их подлавливали с любовницами, шантажировали сомнительными связями; словоохотливых опаивали в ресторанах и вызывали на откровенный разговор, выуживая важные сведения. В ход шло буквально все: подкуп, обман, шантаж, убийства. Конечная цель – получение секретной информации – оправдывала любые средства.

Для вербовки в Советском Союзе требовались совершенно новые методы, не применимые для американцев и англичан: русских мало интересовали деньги, их можно было подловить только на идее.

– У меня есть надежные люди, которые выполнят ваш приказ, – уверенно произнес Кальтенбруннер.

Посмурневшее лицо Адольфа Гитлера просветлело. Едва заметно улыбнувшись, он ответил:

– Хорошо, Кальтенбруннер, я доверяю вам.

Заседание продлилось недолго. Чувствовалось, что Гитлер заметно устал и находился в крайне раздраженном состоянии, привести его в бешенство могла любая мелочь. Особенно он не терпел возражений.

Неожиданно фюрер замолчал, посмотрел на бабочку, беспомощно бьющуюся в стекло, и хмуро произнес:

– Да распахните вы наконец окно! Выпустите ее на волю!

Подскочивший адъютант широко распахнул рамы.

– Благодарю вас, Линге… На меня что-то скверно действует прелый климат Восточной Пруссии. Мне нужно привыкнуть. Давайте завершим наше заседание. А вам, Хойзингер, я поручаю подготовить план глубоко эшелонированной обороны на участке армий «Северная Украина».

– Слушаюсь, мой фюрер!

Вскинув на прощание руку, рейхсканцлер порывистым шагом вышел из зала.

Глава 3

Я не привык отменять приказы

При первой встрече обергруппенфюрер Кальтенбруннер производил не лучшее впечатление и резко отличался от своего ближайшего окружения: он был высок, широкоплеч, имел массивную, заметно вытянутую голову; глаза были пронизывающими и холодными. Но особенно впечатляющими были его руки с пожелтевшими от табачного дыма пальцами и широкими ладонями – такие нередко можно было встретить в старину у палачей где-нибудь в глубоких имперских казематах.

Неровную кожу лица уродовали рубцы и длинные шрамы, которые он получил на дуэлях во время учебы в университете и в противостоянии с полицией, при формировании первых отрядов СС.

Эрнст Кальтенбруннер обладал массой недостатков, включая скверный характер, пренебрежительное отношение к женщинам, отвратительную привычку выкуривать по сто сигарет в день, страдал от алкоголизма, непопулярного среди высшего руководства партии.

Его биографию дополняли две важнейшие черты, сглаживавшие все остальное. Во-первых, он был фанатичным нацистом, яростно боровшимся против засилия славян и евреев в Австрии, и второе: родившись на границе Австро-Венгрии и Баварии, он являлся земляком фюрера. Гитлер никогда не забывал Эрнста и делал все возможное, чтобы продвинуть его на вершину власти.

Речь Кальтенбруннера зачастую звучала невнятно из-за сильнейшего австрийского диалекта, которым он втайне гордился, вдобавок он сильно шепелявил из-за отсутствия половины зубов. Так что собеседником он был непростым. Геринг при первой встрече с Кальтенбруннером посоветовал ему заняться зубами. Рекомендация была проигнорирована, все потому, что дантистов Эрнст боялся до смерти. Возможно, пренебрежение к совету одного из вождей партии стоило бы кому-то карьеры, но только не Кальтенбруннеру – после насильственного присоединения Австрии к Германии авторитет Кальтенбруннера в партии приобрел еще большую силу.

Сейчас он находился на пике карьеры, избавившись от главного своего соперника – вице-адмирала Канариса. Руководитель Абвера откровенно не любил Кальтенбруннера, называя его «гориллой с руками убийцы». Кальтенбруннер платил ему тем же и терпеливо собирал на адмирала компрометирующий материал, где главным пунктом значилась его работа на английскую разведку. Когда наконец папка приобрела должную толщину, Кальтенбруннер отнес ее Гиммлеру, но, к его немалому удивлению, тот не дал материалу ход, заявив, что собранные донесения нуждаются в более тщательной проверке.

Кто знает, как долго оставался бы Вильгельм Канарис неприкасаемым, если бы однажды фюрер не попросил его сделать доклад о положении войск на Восточном фронте. Вице-адмирал пришел на совещание с толстой папкой, вмещавшей выкладки аналитиков, донесения и шифровки, и скромно устроился в самом дальнем конце стола. Когда фюрер дал ему слово, Канарис без прикрас, хорошо поставленным голосом рассказал о тяжелом положении армии. Гитлер молча слушал, все более хмурясь, а затем, опрокидывая все на своем пути, метнулся к вице-адмиралу:

– Вы пытаетесь убедить меня в том, что я проиграл войну русским?! – закричал он в ярости прямо в лицо опешившему вице-адмиралу.

Выждав паузу и вытянувшись, Канарис спокойно, умеряя горячую кровь, бурлившую в его жилах, произнес:

– Мой фюрер, ничего подобного я не утверждал. Просто я хотел доложить вам, что действительно сейчас происходит на Восточном фронте.

Откровенный доклад дорого обошелся вице-адмиралу Канарису. Гитлер припомнил ему все грехи сразу, даже те, на которые прежде закрывал глаза.

Первый из них: необъективный доклад о состоянии Красной армии на июнь сорок первого года. Незадолго перед войной с Советским Союзом Канарис хвастливо заявлял, что русская армия – не что иное, как плохо вооруженный сброд. При этом он позабыл упомянуть о новейших разработках русских, в том числе о танке «Т-34» и о реактивной системе залпового огня «БМ-13», которую русские нарекли ласковым женским именем «Катюша» (у немцев она получила более прозаическое название «Орган Сталина»).

Терпение Гитлера кончилось. Через час после совещания вице-адмирал Канарис был отстранен от руководства военной разведкой и направлен в армию на снабженческую работу, а Кальтенбруннер с Шелленбергом решили покончить с Абвером окончательно, разделив хозяйство Канариса поровну.

Вскоре адмирал был окончательно уволен из армии и в настоящее время проживал на своей родовой вилле. Единственным занятием, которое доставляло ему радость, была прогулка со своими собаками в смешанном лесу.

До Кальтенбруннера доходили слухи о том, что Канарис всерьез переживает за свою безопасность, однако ничего не предпринимает для своего спасения. У него имелась возможность перебраться в Испанию, где вице-адмирал вместе со своей семьей под покровительством генерала Франко мог бы чувствовать себя в полнейшей безопасности, однако он категорически отверг такое предложение, всецело положившись на судьбу.

Следовало отдать должное вице-адмиралу Канарису – разведчиком он был прирожденным. При его личном участии за девять лет руководства военной разведкой были открыты филиалы Абвера во многих странах мира, а сама организация превратилась в мощнейшую структуру с собственной армией. Именно Канарису принадлежала идея организации разведывательно-диверсионных школ, которую он впоследствии блестяще осуществил.

Эрнст Кальтенбруннер понимал, что большая часть руководящего состава была предана Канарису фанатично, считая его едва ли не богом разведки. Порой трудно было понять, кому они все-таки служат: ассимилированному греку, поднявшемуся в Третьем рейхе до самого верха, или все-таки фюреру?

От людей Канариса нужно было избавляться. Большая их часть была отозвана из-за границы, отстранена от работы в разведке и направлена командовать ротами и батальонами на Восточном фронте. Во всяком случае, от них там будет куда больше пользы, чем на юге Франции или где-нибудь в Швейцарии. Другая часть агентов после смещения Канариса просто перестали выходить на связь, не доверяя нынешнему руководству.

В подразделении «Заграница», доставшемся обергруппенфюреру Кальтенбруннеру после отстранения Канариса, было немало агентов, способных выполнить поставленную фюрером задачу.

Было два варианта достать интересующие данные: поручить агентам, находящимся в непосредственной близости от Народного комитета обороны, выкрасть нужный материал или захватить его с боем в одном из штабов армии.

Первый вариант был вполне по силам агенту № 335, служившему последние два с половиной года в Народном комитете обороны. Завербован он был еще в августе сорок первого года самим Рейнхардом Гейдрихом, на тот момент начальником Главного управления имперской безопасности. Гейдрих лично провел с пленным советским капитаном, попавшим в окружение, несколько продолжительных бесед, в результате которых буквально перетащил того в свою веру. Оставалось только удивляться прозорливости молодого генерала: как в потоке пленных он сумел разглядеть человека, идеально подходящего для сложных задач разведки.

Получаемый от агента материал всегда был очень важным и достоверным. Русский был настолько ценным агентом, что ему даже не дали псевдоним, а только номер, опасаясь, что по косвенным признакам советская контрразведка сумеет распознать в нем внедренного агента. Именно он назвал точную дату наступления армий Рокоссовского в Белоруссии. Беда в том, что Гитлер почему-то не поверил этим данным – в руководящем составе Красной армии у него имелся свой источник информации, которому он доверял несравненно больше.

На прошлой неделе агент № 335 передал ряд копий важных документов о предстоящей мобилизации русских, и озадачивать его еще одним сложным заданием было бы большим риском. В последнем сообщении он откровенно заявлял, что вот уже месяц вокруг него складывается нездоровая обстановка, а несколько дней назад по подозрению в шпионаже были арестованы два человека из его отдела. Следовало затаиться и выжидать: терять такого ценного и опытного агента было бы неразумно.

Следовательно, стоит остановиться на втором варианте: создать диверсионную группу, которая могла бы раздобыть нужные документы.

Для поставленной задачи более всего подходили подразделения «Бранденбург-800» и «Курфюрст».

Подразделение «Бранденбург-800» имело глубокие и сильные традиции, уходящие еще в тридцатые годы, когда Абвер только начинал создавать диверсионные отряды. На счету подразделения насчитывалось немало блестяще осуществленных операций. Чего только стоит операция по захвату Майкопа – город был взят буквально без единого выстрела, только с помощью хорошо налаженной дезинформации.

Обычно бойцы отдела «Бранденбург-800» десантировались на особо важные объекты, включая мосты и железнодорожные станции, и удерживали их до подхода основных сил.

Потребность в диверсантах высокого уровня возросла сразу же с первых дней войны, а потому не случайно соединение, бывшее в тридцать девятом году ротой, к концу войны выросло до размеров дивизии. Единственный минус заключался в том, что «Бранденбург-800» не входил в состав Главного управления имперской безопасности, а значит, Кальтенбруннеру напрямую не подчинялся.

А вот полк «Курфюрст» состоял под его началом. Образован он был на базе 805-го полка дивизии «Бранденбург-800» и выполнял схожие задачи. Еще один важный момент – полк был базой одной из центральных разведывательно-диверсионных школ Абвера-2, где требования для кандидатов были немного выше, чем для отдела «Бранденбург-800». Также на базе полка проходили курс подготовки штатные сотрудники Абвера перед отправкой на территорию противника. Был еще один значимый момент, склонивший Кальтенбруннера в пользу «Курфюрста», – командиром полка был его старинный приятель майор Партель.

В полк брали исключительно немцев из рядового и унтер-офицерского состава, владеющих одним иностранным языком. Со многими офицерами Эрнст Кальтенбруннер был знаком лично. Одним из них был гауптштурмфюрер Вильфрид Штольце, специалист по захвату стратегически важных объектов. Родом он был из Баварии, но долгое время служил в Прибалтике, где и выучил русский язык. Окончил Мюнхенский университет. В 1932 году вступил в национал-социалистическую партию Германии, в этом же году возглавил один из штурмовых отрядов. С приходом Гитлера к власти вступил в ряды СС.

В тридцать девятом году, незадолго до начала войны, Вильфрид был завербован отделом Абвер-2 и прошел полный курс обучения, а с началом боевых действий был задействован в операциях на границе Польши и Чехословакии. В Бельгии, в небольшом местечке Ост-Динге, диверсант проходил подготовку для вторжения в Англию. Однако в декабре их роту расформировали без объяснения причины, раскидав личный состав по различным подразделениям.

Свою безупречную карьеру диверсанта гауптштурмфюрер продолжил на Восточном фронте. В сорок первом, когда бои шли по всему фронту, в составе восьмой роты отдела «Бранденбург-800», переодевшись в форму красноармейцев, они захватили и разминировали мост через Даугаву под Даугавпилсом, подготовленный к взрыву советскими минерами. В какой-то момент операция пошла не по плану, и отряд диверсантов был изобличен. «Бранденбургам» ничего не оставалось, как вступить в сражение с частями Красной армии. В ходе одного из боев был убит командир роты обер-лейтенант Кнак, и гауптштурмфюрер принял командование на себя. Несмотря на значительные потери, им удалось удержать мост до подхода передовых частей группы армий «Север».

Несколькими днями позже, отказавшись от положенного отдыха, Вильфрид в составе десяти диверсантов был прикреплен к первому батальону «Бранденбург-800», усиленному ротой батальона «Нахтигаль». Буквально с ходу они захватили город Львов, взяли под усиленный контроль транспортные узы и важнейшие стратегические объекты.

В Белоруссии, под Логойском, близ небольшой деревеньки Молоди он едва не погиб, получив легкую контузию в коротком бою с партизанами. А в Югославии был легко ранен в руку и две недели пролежал в госпитале под Загребом.