Эффект бабочки

– Сегодня вроде бы должен приехать Имагин. Владелец. Он редко заявляется, но когда приезжает – жди беды. Пирожок получает втык, а потом устраивает втык уже нам. Так что лучше сделать так, чтоб ему не за что было орать.

Настя кивнула.

– Знаешь, на чье место тебя взяли? – в разговор вступила еще одна девочка, тоже Настя, только рыженькая. – У девочки был День рождения, она принесла шампанское, конечно, всех угостила. Но мы-то выпили по глотку, а она – полбутылки. О том, что приедет 'ревизор', Пир никого не предупредил, ну она и полезла на сцену… пьяная. Имагин это дело увидел, а дальше все было уже по привычному сценарию – втык Пирожку, увольнение бедолаги.

Снова кивнула. Нет, ну она-то не пьяная. Чего бояться? Нечего. Почему тогда страшно? Непонятно.

– Крылья расправили? – Амина остановилась, оглянулась, подмигнув почему-то Насте, которая замыкала группу девочек, а потом открыла двери в зал. Шоутайм.

***

Как бы хорошо ни работала вентиляционная система, здесь все равно всегда было душно. Душно, жарко, мало места, а лампы то и дело резали по глазам, отзываясь болью в висках.

Оставшийся после концерта народ потянулся к бару, счастливые обладатели столиков сидели на мягких креслах, потягивая коктейли, танцпол же пока заполнятся неохотно. Но это пока. Каких-то двадцать минут, и негде будет протолкнуться, нужно только, чтоб народ поймал ритм, завелся.

А вот им, бабочкам, положено заводиться по щелчку, а точнее с первой ноты. Музыка заиграла, девочки натянули на лица лучезарные улыбки, начиная представление. Начинали они обычно синхронно, это здорово привлекало внимание, а уже потом расходились каждая в свою степь.

Настя подняла правую руку вместе со всеми, окидывая помещение взглядом. Как всегда, с замиранием сердца, она сканировала его на наличие нежелательных элементов – знакомых. С первого взгляда таких не заметила, в очередной раз возблагодарив небеса за то, что Баттерфляй находится в не слишком удобном месте, и не пользуется бешенной популярностью среди танцоров и студентов ее универа.

Проведя левой рукой от кисти и до правого плеча, девушка повернулась спиной к залу, бросила игривый взгляд через плечо. Почти такой же, как бросил ей напоследок Пир. Так же сделали другие девочки. Публика же получила возможность вдоволь насладиться видом их ажурных крыльев, на которых поблескивали стразы. Крыльев, а еще неплохих филейных частей, обтянутых латексными юбками, ну и ноги ведь никто не отменял.

Ночь еще толком не началась, а Настя чувствовала себя так, будто по ней проехались. Скорей всего не раз. На лбу выступила испарина, а каждое движение приходилось просто выдавливать из сопротивляющегося организма. Он явно не хотел танцевать, он хотел в кроватку, под одеяло, желательно подоткнутое со всех сторон заботливыми мамиными руками. Вот только в кроватке денежки не зарабатываются.

У девушки не было возможности узнать, сколько времени прошло и сколько осталось до момента, когда можно будет хотя бы на десяток минут незаметно пропасть, по трэкам считать она уже даже не пыталась, а судя по тому, как резво выплясывали остальные, девочки устать не успели.

Горло сжал очередной приступ тошноты – обилие запахов царапало раздраженную гортань, вызывая самые натуральные рвотные позывы, с которыми бороться приходилось лучезарно улыбаясь и продолжая извиваться.

Будь это любой другой день, не напугай ее сначала Пир, а потом девочки россказнями о страшном боссе, она давно бы пожалела себя, направилась бы к Женечке с покаянием. Он бы, наверняка, побурчал, но позволил бы отправиться домой. Такое иногда случалось – в крайних случаях девочки отпрашивались. Но сегодня был не тот день.

Наверное, Амина права, нужно было поговорить с Пирожком раньше, прежде чем лезть в зал. А теперь поздно: назвалась бабочкой – порхай.

В очередной раз взяв себя в руки, Настя опустилась на корточки, чтоб потом подняться, выводя пальцем извилистую линию на ноге. В глазах на секунду потемнело. Нет, это было не лучшее решение, в следующий раз следует обойтись без резких движений.

Трэк сменился, на танцпол потянулись люди, веселье вовсю разгоралось. Перебросив распущенные волосы с одного плеча на другое, Настя выставила вперед ногу, рисуя бедрами восьмерки.

Да, на балете их такому не учили, на бальных танцах тоже, но что поделать? Тем более, Петя любил ставить на сексуальную составляющую в своих постановках. Никогда не опускался до пошлости, но и использовать многообещающие движение не чурался. Теперь, работая здесь, в клубе, Настя часто абстрагировалась от происходящего, представляя, что просто танцует очередную постановку бывшего. Это помогало переживать неделю за неделей. А потом, глядишь, придет привыкание.

Снова смена трэка, воздух пропитывается запахом толпы, алкоголя, становится крайне душно. Подняв над головой руки, Настя крутанулась вокруг своей оси, окидывая остекленевшим взглядом помещение. Нет, она все так же улыбалась, но только потому, что улыбка намертво приклеилась к лицу. Двигалась она уже неосознанно, по инерции, зачем-то считая про себя до десяти, а потом снова до десяти, и опять до десяти. Так, по десяткам, легче переживать декаду секунд за декадой.

Она чувствовала множество направленных на нее взглядов. Чувствовала их как один большой липкий кокон, окутывающий со всех сторон, но в этом коконе почему-то лицо сейчас жгло особенно сильно.

В очередной раз вскинув голову, Настя подняла взгляд, натыкаясь на человека, чьи глаза так рьяно жгли.

Как-то сразу стало понятно, что это и есть босс босса, Глеб Имагин. Наверное, потому, что сидел он за центральным столиком, а еще потому, что рядом с ним восседал Пирожок, чему-то неистово радуясь и с неподдельным энтузиазмом о чем-то распинаясь.

Насте казалось, что всем боссам босс должен быть как минимум старше Женечки, а выглядели они ровесниками.

Мужчина сидел на диване, откинувшись на его спинку, в руках держал стакан с водой, вряд ли водку стали бы наливать в таких объемах. Он даже не делал вид, что слушает лепет подчиненного. Просто смотрел перед собой, старательно прожигая дыры в лице одной из гоу-гоу танцовщиц. К несчастью, в Насте.

Сглотнув, Настя попыталась оторвать ответный взгляд от лица мужчины, но это оказалось чертовски сложной задачей. В полумраке он выглядел пугающе-притягательно. Брюнет со внимательным тяжелым взглядом заставил сердце забиться куда быстрей, чем все пляски. Ладоши вспотели, горло сжал очередной спазм.

Если бы он хотя бы взгляд отвел, стало бы значительно легче. А он делать этого не спешил. Наверняка заметил, что его поймали за подглядыванием, но не стушевался, не отвернулся, не сделал вид, что танцовщица интересует его не больше, чем подиум под ее ногами. Нет, опустил взгляд, но не отвел его, теперь путешествуя вниз по шее, к груди, животу, по ногам. Захотелось сжаться, прикрыться, но вместо этого Настя развернулась, давая себе хоть такую передышку.

– Женечка, отвлеки ты его, – шепнув себе под нос, Настя с опаской обернулась, выписывая очередное па, которое теперь казалось особенно пошлым и неприличным. Этот штрих не отвернулся. Только хмыкнул, возвращаясь к наблюдению за тем, как лицо танцовщицы покрывается красными пятнами. Даже убеждения о том, что в темноте покрасневшего лица не видно – не успокаивали. Настя знала точно – он прекрасно знает, что смущает, и делает это специально.

Очередная смена трэка произошла как-то незаметно. Позабыв о том, что делать этого не должна, Ася попыталась испытать еще один метод ускользания из-под пристального внимания темных глаз. Девушка вновь нырнула вниз, опускаясь на корточки, а потом попыталась подняться. Перед глазами заплясали мушки.

– Черт, – вытолкнуть себя наверх Настя уже не смогла, ныряя в темноту.

Глава 3

Жизненный цикл бабочек состоит из четырех фаз и завершается потрясающим превращением в прекрасную бабочку (имаго). (с)

– Ну-ну, давай, открывай глазки, – Настя почувствовала ужасно острый запах, попыталась увернуться от его источника, но кто-то хоть и не слишком грубо, но настойчиво придержал, не давая отвернуться. – Пришла в себя?

Осознав, что единственный способ избавиться от подобного внимания – открыть глаза, Настя заставила себя сделать именно это. Не сразу, но зрение сфокусировалось на чьем-то лице. Над ней стояла девушка, одной рукой придерживая голову, а другой водя перед носом. Девушкой была Амина.

– Я что, грохнулась в обморок? – Настя оттолкнула от себя руку с ваткой, которая, судя по всему, и истощала тот жутчайший запах, попыталась сесть. Амина ей не мешала, только хмыкнула пару раз, наблюдая за тем, как девушка подтягивается на трясущихся руках.

– В обморок, с возвышения, в толпу. Красиво летела… – выбросив ватку в мусорную корзину, Амина отошла, опустилась на кресло, Настя же окинула взглядом комнату. Они каким-то образом оказались в ее персональной гримерной. Сама Веселова – на том самом диванчике, гостья, или скорей спасительница, – у зеркала. На часах – начало третьего.

– Ты что, сама меня сюда притащила? – мозг пока работал очень неохотно, благо, слова вспоминались довольно быстро.

Амина фыркнула, забрасывая одну невообразимо длинную ногу в практически отсутствующей юбке, на другую, не менее длинную.

– Я похожа на грузовую лошадь? – нет, не похожа. Совсем. – Охранник подхватил, притащил, уложил, а потом помчал обратно, разбираться с воодушевившейся толпой. Не каждый день на них падает полуголая девка в несознанке, знаешь ли…

Настя не знала. Она и сама-то ни разу в обморок не падала.

– Черт.

– Именно, – Амина чуть повернулась в кресле, величественным движением протянула руку к трюмо, на котором стояли немногочисленные Настины тюбики, схватила один, повертела в руках, хмыкнула, вернула на место.

– И что теперь?

Подарив еще несколько хмыков немудреным косметическим средствам Насти, Амина вновь подняла взгляд.

– А что теперь? Тебя приперли сюда, нас тоже, на всякий пожарный, девочки сидят в гримерной, а я сторожу тебя в твоей кладовке, ждем, пока подъедет скорая.

– Не нужно скорую, – Настя попыталась сесть повыше, но обессиленные руки соскользнули с диванной ручки.

– Я вижу, что не надо. Может, вернешься? Продолжишь бенефис?

На колкость отреагировать не хватило ни сил, ни понимания. Настя мотнула головой.

– Значит, сидим и ждем. Я и так контрабандой тебе нашатырь принесла. Пирожок сказал тебя не трогать. Очень зло сказал, милая моя.

Ася застонала, откинув голову на спинку дивана. Сейчас она чувствовала себя намного хуже, чем перед выходом в зал, но если бы Женя пришел и сказал, что либо она возвращается и отрабатывает, либо теряет работу – она умерла бы, но пошла танцевать.

– Меня уволят?

Отвечать Амина не спешила. Долго просто сидела, покачивая ногой.

– Я же предупреждала, советовала отпроситься. Надо было слушать умных людей.

Надо было, но откуда же она знала, что ей может быть так плохо? Откуда знала, что так разнервничается из-за пристального взгляда? Угораздило же грохнуться в обморок именно сегодня. На глазах у толпы, на глазах у Пира и 'всем боссам босса'. Нет, ее определенно уволят.

– Это было… ужасно? – Настя скривилась, представляя, как живописно, должно быть, свалилась. Возможно, даже что-то ушибла или вывихнула, но сейчас ничего подобного не чувствовала.

– Что ужасно? Грохнулась? Да нет, нормально грохнулась. Обычно. Заурядно. Как танцуешь, так и грохнулась. Тихо, без помпы. Просто сползла под ножки, и на том все. Если б рядом с тобой народ не засуетился бы, никто б и не заметил.

Амина лучезарно улыбнулась.

И на том спасибо. Хотя бы людей не слишком испугала. Хотя какие нафиг люди? Какая к черту разница, если этот обморок ей будет стоить работы? Работы, в которой они все так же нуждаются. У мамы на этом фронте без перемен, а семье по-прежнему нужно есть и желательно было бы заплатить коммуналку.

– Слушай, раз ты в себя пришла, сторожить тебя смысла нет. Сама дождешься врача? Больше не грохнешься?

Настя покачала головой, подтягивая ноги к подбородку, а потом расстегивая босоножки, которые тут же полетели на пол.

– Вот и славно, – Амина встала, продефилировала к двери, – Пирожок сейчас разговаривает с Имагиным, сказал, что потом зайдет. Так что жди, бабочка с мятыми крылышками, – Настя невольно потянулась за спину, пытаясь нащупать тот самый элемент гардероба, о котором говорила Амина. Крыльев за спиной не было, видимо, сняли прежде, чем опустить болезную на диван.

За девушкой закрылась дверь, Ася же вновь сползла на кушетке, перевернулась на бок, подтянула ноги к груди, закрывая лицо ладошами. Было неимоверно хреново. Как физически, так и морально. Судя по всему, это был последний ее вечер в Баттерфляе.

***

– Объясни мне, Евгений Николаевич, что творится в моем клубе? – к сожалению, Пирожок не понимал ни что творится в не его клубе, ни вроде как еще в его кабинете.

После того, как Настя свалилась прямо в зале, поднялась суматоха. Как ни странно, первым с дивана подорвался почему-то именно Имагин. Подорвался, а потом направился в толпу.

Женя же так и застыл с открытым ртом и недосказанной фразой, следя за тем, как всем боссам босс спускается к танцполу, останавливается, вглядывается в 'то', вокруг 'чего' собирается приличная толпа.

Скоро Пир понял, в чем дело, увидел, как девочку поднимает на руки один из охранников, несет в сторону служебной двери.

Он так же, как Имагин до этого, подорвался с места, спустился к перилам, держась за которые, Глеб провожал взглядом удаляющуюся фигуру грузного мужчины в черном с девчонкой на руках.

– Разберись, и жду тебя в кабинете, – резко развернувшись, Имагин полоснул взглядом по управляющему директору, а потом направился прочь из зала.

Пирожку же пришлось куда-то мчать, что-то решать, разруливать, переключать внимание, срочно придумывать акции на баре, чтоб народ забыл о сумятице.

Убедившись, что Веселова просто хлопнулась в обморок, он чертыхнулся сквозь зубы, неохотно вызвал скорую, а потом, оставив Амину за старшую, поплелся получать нагоняй от злого Имагина.

Он и приехал-то не в лучшем настроении, а что с этим самым настроением должно было случиться после инцидента, Жене страшно было представить.

К сожалению, пришлось не только представить, но и увидеть воочию. Имагин лютовал так сильно, что выглядел спокойнейшим из удавов.

Когда Женя вошел в кабинет, Глеб сидел на шефском кресле, сверля этим своим пугающе спокойным взглядом дверь. Как та не загорелась и не испепелилась, ну, или, в крайнем случае, не разлетелась на щепки – вопрос без ответа.

– Так что творится в моем клубе? – погрузившись в свои грустные мысли, Женя проворонил момент, когда положено было отвечать. То есть совершил стотысячную ошибку этого вечера в глазах Имагин.

– Она уже уволена, Глеб Юрьевич.

– Кто? – таким тоном разве что смертные приговоры выносить. Жене даже сначала послышалось – 'расстрелять', волосы на загривке стали дыбом.

– Неумеха, которая навернулась. Считайте, ее уже нет. Я загладил казус, никто и не вспомнит, репутация не пострадает…

– А она-то тут при чем? – Глеб склонился к столу, а Женечке стоило нехилых усилий не отпрянуть. Сесть на кресло для посетителей он так и не рискнул – лучше постоять, оно надежней.

– Ну как… – мужчина застыл, явно пытаясь сконструировать логическую цепочку, которая для него очевидна, а вот для Имагина, кажется, нет.

– Молчи, – оттолкнувшись от столешницы, Глеб отодвинул кресло, встал. – Когда я приезжал в прошлый раз, твои танцовщицы набухались. Просто взяли и упились в зюзю, а потом поперлись выплясывать. Ты что мне сказал?

– Такого больше не повторится.

– Молодец, хоть что-то помнишь. А я что сказал?

– Что приедете через две недели.

– Опять молодец, а потом решил, что две недели для тебя маловато, дал месяц. Приехал. И что я вижу? На входе ни хрена никого не проверяют, на баре – разводят, сам ты светишься, а танцовщицы валятся из-за переутомления.

– Какое переутомление? – раз по другим пунктам ответить нечего, давить нужно на тот, с которым справиться легко и просто.

– А я откуда знаю, какое? Но ты хоть видел, в каком состоянии у тебя люди на работу выходят? Бледнющая немощь.

– Она уже уволена, я же сказал!

– А я сказал, что тебя уволю, если не разберешься с этим гребаным клубом.

– Я разберусь! – Женя поднял руки, одновременно капитулируя и будто прося не гнать лошадей.

– Разберись. – Имагин обошел стол, остановился в шаге от подчиненного, вперив взгляд прямо тому в глаза. – Разберись с торговлей всяких-яких веществ, которые если не крышуешь, то вроде как не замечаешь, с паленкой, с мышами или что там бегает по углам? Доделай ремонт, деньги на который выделялись год тому. Рассчитайся с долгами и выйди в плюс. Если сделаешь – останешься. Нет – лично выкину. А здесь детский сад открою. Выгоды уж точно будет больше, чем от любовно засраной тобой Бабочки.

Женя сглотнул, пытаясь не выдать, что поджилки трясутся. Ему-то собственные мелкие недомолвки, прегрешения, кражи по чуть-чуть, не по крупному, казались незаметными и простительными. А, оказывается, прощать их никто не собирается, и глаза закрывать тоже.

– Уяснил? – Имагин ждал ответа.

Но Пирожок боялся, что открой он рот, выдаст разве что невнятное бульканье, потому только кивнул.

– Проверю.

Глеб вышел из кабинета, спустился по лестнице, которой тоже только предстояло познать благости ремонта, прошел мимо гардероба на выход.

Проведи он еще хотя бы минуту в кабинете Женечки, тот проехался бы носом по столу. Это как минимум. Потому надежней было уйти.

Остановившись у машины, Глеб опустил руки в карманы, достал телефон, прежде чем набрать номер, несколько секунд поколебался.

– Алло… – голос Пира звучал неуверенно. Боится, мелкий пакостник.

– Девочку не трогай. Уволишь – узнаю, приеду и прибью.

Глеб рассоединился, не дожидаясь ответа.

Какое ему дело до девочки? А черт его знает. Позже разберется.

***

Настя не знала, сколько прошло времени от ухода Амины до приезда скорой, просто потому, что незаметно для себя провалилась в сон.

Разбудил же ее шум у двери, а потом и незваные, но нужные гости. Ей измерили давление, температуру, проверили глаза, диагностировали переутомление и удалились подальше от злачного места, чтобы продолжить нести в мир добро. Удивительно, что вообще приехали.

На пороге, когда, собрав чемоданчик, два врача собирались ретироваться, их настиг Пир. Настолько злой, что Пирожком его назвать бы сейчас не рискнули, даже на Женечку он не тянул.

Посчитав, что так сурово смотреть может только самый важный и серьезный здесь человек, врачи отчитались о состоянии больной перед ним:

– Общее утомление на фоне орви. Не смертельно, но несколько дней лучше полежать.

– Полежим, – Пир кивнул, дождался, пока врачи вместе с Аминой, которая любезно проводила их в нужную комнату, удалятся, а потом повернулся к Насте.

А она… Ну ведь не держалась за эту работу! Относилась к ней как ко временной. Как к постыдной. Так почему же сейчас сердце вырывается из груди в предчувствии отставки?

Пир постоял у двери, вздохнул деланно тяжко, а потом подошел к дивану, опустился на него, Настя в последний момент подтянула ноги, освобождая место.

– Ну и что это было? – говорил вроде бы не зло, и взгляд бросил не яростный… скорее уставший.

– Не знаю, давление скакнуло. У меня раньше никогда…

– А как выглядело, представляешь?

Настя представляла смутно. Но какие мысли могли закрасться в голову посторонних наблюдателей – догадывалась.

– Имагин лютовал… – Пир положил руку на поверхность дивана, будто невзначай задевая Настину ногу, она непроизвольно дернулась.

Отчасти, из-за прикосновения, но больше из-за того, что в памяти всплыл тот самый Имагин, который лютовал, а до того сверлил ее этим своим пристальным насмешливым взглядом. При мысли о нем в мозгу загоралась лампочка – красная. Красная, мигающая. А еще сирена – громкая. А еще табличка: 'не подходи, убьет', а еще…

– Сказал, чтоб я тебя уволил.

Вроде бы сердце ухнуло в пятки раньше, а теперь провалилось куда-то в подвал. Вот так. Кажется, история карьеры одной из бабочек, Анастасии Веселовой, окончена. Занавес. Можно без оваций.

– Понятно, – Настя попыталась встать. Доказывать никому ничего она не собиралась. Да, пусть грохнулась в обморок непреднамеренно, пусть могла бы еще и наехать на работодателя, который пытается распрощаться с ней, такой больной и немощной, в самый трудный момент, но смысла в этом не было.

Если тот, другой, сказал, что она уволена, значит, так и будет.

– Подожди, – на колено девушки опустилась теплая ладонь. Женя чуть сжал коленку, заглядывая в лицо растерявшейся Насти. – Но я его уговорил. Глеб орал, что такие как ты портят репутацию клуба, что гнать тебя нужно в три шеи, без выходного пособия. Хотел лично сообщить о своем решении…

В груди поднялась волна гнева. Это ведь он виноват! Это из-за него она в обморок хлопнулась! Не смотрел бы так пристально, не изучал бы, как зверушку в зоопарке, она бы спокойно оттанцевала ночь, а так… Сам же стал причиной, из-за которой теперь так просто, по щелчку пальца, избавляется.

– Все понятно…

– Да постой же ты! – коленку сжали еще сильней, а потом будто невзначай погладили кожу с внутренней стороны. – Но я его уговорил. Поручился, оставил тебя под личную ответственность, так сказать, понимаешь?

Нет, пока Настя ничего не поняла, только сердце вернулось из подвала снова в пятки, явно что-то предчувствуя.

– Я отказался тебя увольнять, Настенька, сказал, что проблем с тобой больше не возникнет, правда же?

Девушка кивнула.

– Вот и славно. Но только ты не можешь теперь меня подвести. Никак не можешь. Придется делать все, что я скажу, иначе пострадаешь и ты, и я. Согласна?

Не совсем еще понимая на что, но Настя согласилась, кивнув. Важно сейчас было то, что ее, кажется, не уволили. Не уволили с такой ненавистной временной работы.

– Ладно, отдыхай, бабочка, – рука с ее коленки благополучно перекочевала на щеку, а на лице Пира расцвета привычная Пирожковая улыбка. – Хочешь, отвезу тебя домой? Хотя нет… Черт, у меня еще работа. Могу заказать такси.

– Не надо, я с Олесей… – еще одна девушка – Олеся – жила неподалеку. Ей посчастливилось обзавестись собственным транспортом, благодаря которому Настя периодически добиралась домой без приключений и излишнего дорожного геморроя.

– Вот и славно, – мужчина встал, привычно окинул унылую комнатушку взглядом, отошел от дивана. – Знаешь, Настен, пора заняться твоей комнаткой. А то ютишься здесь, с этой лампочкой дурацкой над головой… Как идея?

Идея была… никак. Настю абсолютно устраивала эта самая дурацкая лампочка. Ее все устраивало, лишь бы над головой не висела угроза вылететь, ну и где-то впереди маячила хоть какая-то перспектива выбраться из этой временной ямы.

– Ну ладно, подумай, а я пошел.

Еще раз улыбнувшись, Женя выплыл в коридор, плотно затворив за собой дверь.

Настя же, с опаской, но попыталась встать, подошла к шкафу. Сначала прислонилась к нему лбом, пытаясь понять, на каком же она свете, а потом медленно, очень осторожно занялась переодеванием.

Сегодня она попадет домой невероятно рано. А завтра можно спать. И послезавтра тоже. А еще можно будет болеть, пить чай с лимоном и долго еще не думать о том, что снова придется вернуться сюда.

Это очень странно – с одной стороны ненавидеть место, от которого зависишь, а потом так пугаться гипотетической возможности лишиться этой самой зависимости. Но Настя жила с этим чувством вот уже добрый месяц. Сегодня оно просто сильно обострилось.

А все из-за этого босса над всеми боссами. Приехал бы он завтра или вчера – все обошлось бы куда меньшими жертвами, по крайнее мере, для нее. Но нет, властелину над бабочками нужно было припереться именно сегодня.

Выходя из Баттерфляя той ночью, Настя очень надеялась, что больше не повстречает Глеба Имагина никогда.

***

Глеб вытянулся на кровати, закидывая руки за голову. Ну и что мы имеет в сухом остатке? Баттерфляй нужно либо спасать, либо в срочном порядке от него избавляться. Причем в крайне срочном – пока еще хоть какое-то имя осталось. Конечно, сделка может выйти не самая удачная, но это куда проще, чем реанимировать. Меньше денег, нервов и времени. Хоть ему и очень жаль.

В ванной что-то упало на пол, возвращая в реальность. Правда, ненадолго.

Конечно, этот вечер вряд ли можно считать для клуба показательным – Глеб надеялся, что подобные казусы случаются в нем не каждый день, но, на самом деле, обморок танцовщицы просто стал последней каплей в бочке его терпения.

Женя слишком расслабился, чувствуя себя если не царем и богом, то исполняющим обязанности этих должностей точно. Почему-то посчитал, что может творить все, что душе угодно, только не подумал о том, кто в результате будет нести ответственность. Поскольку ответственность все равно ложилась на Имагина, попуску давать раздолбаистому Пирожку он больше не планировал.