Первомайские мальчики

Мною придумана была ракета с определённым составом, который вызвал чувство любви. Да, я хотел, чтобы любовь была направлена на меня. Но если бы моя Алиночка полюбила другого человека, я бы не стал её упрекать. Мне хотелось сделать её счастливой, что и доставило бы мне радость, будь она счастлива со мной или с другим человеком. В этом, я думаю, и заключается настоящая любовь, когда желаешь счастье другому, а не самому себе.

И вообще я думаю так, что каждый человек, явившийся на нашу землю, должен оставить о себе добрую память, то есть сделать что-то хорошее. Делать добрые дела – в этом предназначение человека на земле. Уверен, что если бы мне пришлось завтра уйти из жизни, то и тогда я бы был счастлив оттого, что успел хоть что-то сделать в этом мире.

– Вы верите в существование другой жизни у человека?

– Нет, конечно. Я реалист. Потому и считаю, что делать добрые дела надо здесь на земле, а не уповать на несуществующее потустороннее.

Из-за оцепления матросов уже десятки микрофонов на удочках и в руках журналистов тянулись в сторону беседовавших, пытаясь уловить хотя бы разговор.

Корреспондент «Славы Севастополя» продолжал задавать вопросы:

– А у вас тоже будут дети, как у многих других, оказавшихся под воздействием вашей ракеты?

– Да, мы ожидаем двойню, как и моя сестра, моя мама и мама Алины.

– Но ведь есть женщины, которые не хотят рожать. Вы о них думали?

– Нет, к сожалению, изобретая свою ракету, я не думал, что окажу ею влияние на такое количество женщин. Я искренне сожалею об этом. И всё же полагаю, что любовь даже незапланированная, даже самая неожиданная, должна приносить счастье. Любовь правит миром, а злоба – войной. Так что я прошу не сердиться на меня. Те женщины, которые не хотят сегодня по какой-то причине рожать, тоже будут счастливы, если роды будут происходить в хороших условиях, дети и матери получат хороший уход, если прибавление семейства не вызовет ухудшение условий их жизни. Но об этом, я надеюсь, позаботится наше правительство, которое само предложило в своё время программу увеличения семьи. От нас всех, в том числе и журналистов, как я думаю, зависит, будут ли счастливы все мамы, рожающие детей.

– Последний вопрос, – умоляющим голосом произнёс журналист, – меня просят заканчивать интервью. Куда вы сейчас едете и чем собираетесь заниматься?

– Вы задали два вопроса, – смеясь, ответил Роман. – Еду домой. Собираюсь продолжать заниматься наукой. Я ведь аспирант.

– А почему сюда приехали бронетранспортёры?

– Извините, но вопрос не ко мне. – Роман обнял за плечи Алину, широко улыбнулся и помахал в камеру рукой. – Прощайте и не ругайте науку! Она всегда должна идти вперёд.

Странная транспортная кавалькада покидала улицу Правды. За бронетранспортёром с моряками, готовыми соскочить в любую минуту для занятия обороны или осуществить наступательную операцию, двигался микроавтобус с матросами большого противолодочного корабля капитана Директора, самим капитаном и его гостями Науковым и Грамотеевым, затем ехала «Волга» с Захватовым, его двумя омоновцами и Алиной, далее следовал Мерседес генерала Авдругова с арестованным Михальским, майором Быстровым, одним омоновцем. Завершал кавалькаду второй бронетранспортёр с моряками, в задачу которого входило не позволить журналистам преследование машин.

После отъезда с улицы виновников внепланового собрания людей народ ещё поволновался, помитинговал и постепенно разошёлся по домам. Какие-то журналисты попытались всё же преследовать уехавших в сопровождении бронетранспортёров важных для новостей лиц. Однако из-за остановки последнего бронетранспортёра, перегородившего дорогу, журналистам не удалось заметить, когда «Волга» и «Мерседес» покинули процессию, устремившись к Симферополю. Микроавтобус РАФ со своим боевым сопровождением, хоть и видели за собой цепочку машин журналистов, спокойно покинули Камышовую бухту и добрались до Казачьей, где капитан Директор своими матросами перекрыл дорогу журналистам и без проблем посадил Наукова и Грамотеева на катер, который и доставил их к трапу весьма внушительного большого противолодочного корабля с замечательным названием «Неустрашимый».

Билеты до Москвы Алине и омоновцам были забронированы в воинской кассе.

Мерседес сразу обогнал Волгу и ушёл далеко вперёд. При подъезде к Симферополю зазвонил мобильный телефон генерала. Майор Быстров внимательно наблюдал за изменением выражения лица сидевшего впереди Авдругова. Он не мог скрыть волнения, которое вызвали полученные по телефону указания. Выдавало его и краткость ответа: «Так точно, понял», «Слушаюсь!», «Есть!», «Найду».

На вопросы, поступавшие ему, отвечал только «Да», «Нет», «Согласен», «Выполню».

Закончив разговор, из которого Быстров ничего так и не понял, генерал обратился к нему:

– Майор, я вас сейчас оставлю в Симферополе, и вы продолжите работу с американцем. Его не должны пропустить в Россию, а что будут делать с ним украинцы – это их дело. Кстати, люди, которых вы вызвали в помощь, уже прибыли и должны ожидать вас в аэропорту. Но, как я понимаю, в сложившейся ситуации они вам уже не нужны. Тут вы сами разбирайтесь. Может, вам тоже лучше лететь сразу в Москву. Созванивайтесь с вашим руководством, оно в курсе. А мы с бойцом ОМОНа и задержанным Михальским продолжим движение. Я сам организую передачу его российским властям.

Быстров сразу же набрал номер своего начальника. Разговор был столь же непонятен для окружающих, как предыдущий разговор генерала. Голос из Москвы спросил:

– Вы сейчас в компании с генералом? Отвечайте коротко.

– Да.

– Слушайте внимательно. Он вас оставит в Симферополе, и вы немедленно отправляйтесь в аэропорт. Ваша бригада уже там. Оттуда позвоните, а до этого ничего не предпринимайте.

– Слушаюсь.

Разговор закончился. Генерал спросил:

– Ну что, какая команда?

– Как вы и сказали, – уклончиво ответил Быстров. – Еду в аэропорт.

– Порядок, – обрадовано ответил генерал. – Тогда я вас здесь высаживаю. Берёте такси, и вперёд. А нам придётся сворачивать скоро. До встречи в Москве.

Генералу Авдругову было, отчего волноваться. По телефону поступила команда ехать машиной в Новороссийск, получить там пакет для передачи в Москву и отправить его вместе с переправляемым в Россию Михальским под охраной омоновца. Документы на экстрадицию Михальского обещали передать в Керчи у парома. То есть там надо было решить вопрос об экстрадиции, сесть в порту Крым на паром до порта Кавказ и оттуда добраться до Новороссийска. Волновала необычность маршрута. Можно же было проделать передачу Михальского в Симферопольском аэропорту, но приказ почему-то наметил линию Керчь-Новороссийск. Авдругов был удивлён, но задавать вопросы на его уровне было не принято, а точнее не позволялось. Он отправился в Керчь. Ночным рейсом парома Мерседес прибыл на Кавказ и к утру был уже в Новороссийске.

Майор Быстров за два часа добрался до аэропорта, где встретился со своей бригадой помощников. Позвонив снова в Москву, получил новую команду:

– Семён Семёнович, срочно отправь двух помощников в Керчь, а там паромом на Кавказ и затем в Новороссийск. Их цель – Мерседес и его пассажиры. Скажите им параметры машины и остальные данные. Ну, не мне вас учить. Учёного учить – только портить. Сами с остальными ребятами садитесь на самолёт прямо в Новороссийск. Задача всех разобраться, что там намечено и помешать всеми силами. Предполагаем, что они хотят сделать в Новороссийске то, что не удалось в Севастополе. Только не засветитесь сами. Дело не в деликатности, а гораздо серьёзней. Можем оба полететь в тар-та-ра-ры за милую душу. Пусть работает бригада, а вы контролируйте. Фиксировать камерами всё без исключения.

Задача была понятной, Быстров приступил к выполнению.

Ещё по пути к аэропорту Алина позвонила в Москву маме, сообщив о прилёте, и попросила встретить во Внуково. Мама приехала не одна, а вместе с папой и Катей, которая, конечно, не могла не встретить свою любимую подругу и жену брата.

Дома в квартире у Молодцовых ждал праздничный обед с участием неизменных Науковых. За столом Алина повторила всё, что рассказывала по дороге из аэропорта, вспоминая всё новые и новые подробности расставания с Романом. Тут выяснилось, что прямую передачу севастопольского телевидения с интервью Романа и Алины уже повторили в записи почти все каналы российского телевидения, о нём говорили во многих странах и все радиостанции. Прилёт Алины в Москву журналисты не успели отследить, потому они так спокойно доехали домой на такси. И вот теперь она рассказывала родным людям, дополняя виденное ими по телевидению. А их интересовало в первую очередь, когда и как прилетит Рома.

– Ещё раз объясняю, – говорила Алина, – поедая с аппетитом свежие пирожки, – БПК – это большой противолодочный корабль. Он отойдёт от Севастополя сегодня около полуночи.

– Осталось два часа до отхода, – сказал Николай Николаевич, посмотрев на часы, показывавшие одиннадцать часов вечера. – На Украине ведь на час меньше, чем у нас.

– Всё правильно, – согласилась Алина. – Я, кстати, не перевела ещё часы на московское время. Ну, сейчас переведу. Так вот, скорость БПК двадцать узлов в час. Узел – это одна морская миля. То есть он будет идти двадцать миль в час. Расстояние от Севастополя до Новороссийска двести миль. Чтобы покрыть это расстояние потребуется десять часов.

– Не понимаю, – прервала взволнованно Ирина Владимировна, – Алиночка, зачем надо плыть в Новороссийск? Нельзя было лететь самолётом с тобой?

– Это никак невозможно было. Украинские власти не хотят Рому выпускать в Москву. На любой таможне его задержат.

– Но он же ничего плохого для Украины не сделал. – Ирина Владимировна даже всхлипнула, вытирая рукавом глаза.

– Конечно, ничего. – Алина положила руку на плечо Ирины Владимировны. – Но тут, как нам объяснили, вмешалась большая политика. Нас хотел вывезти московский ОМОН. Об этом узнали власти Украины и начали вставлять рогатки. Тут и заварилась каша. Поэтому севастопольцы решили военным кораблём перебросить Рому и Сашу в Новороссийск, где у них российская морская база, говорят, не хуже севастопольской, но главное, что это уже российская территория. Так что завтра утром Рома должен уже вылететь сюда. Он нам позвонит оттуда. С военного корабля звонить по мобильнику ему не разрешат.

Тар-та-ра-ры

В восемь часов утра Алину разбудил мобильный телефон. Да она почти не спала. Всю ночь ворочалась, просыпалась от каких-то кошмаров. То ей снилось, что военный корабль тонет в океане, а она с Романом оказывается на обломке доски в бушующих волнах, и он вдруг нырял под воду, говоря, что там найдёт землю. Алина звала его и просыпалась от собственного голоса. То вдруг казалось, что Роман, распростёрши руки и ноги, уносится высоко в небо под самое солнце, а она никак не может подняться с земли, чтобы лететь за ним и кричит ему, просит остановиться, забрать её с собой и снова просыпалась, замечая, что подушка взмокла от пота. Перевернув подушку сухой стороной к лицу, Алина снова засыпала, и опять приходили страшные сны.

Вот она стоит в жаркой пустыне, а на руках у неё два ребёнка. Она прижимает их к себе левой и правой рукой и просит Романа посмотреть, какие красивые у них мальчики, а он стоит перед ними, смотрит будто бы на Алину, но глаза его не видят ни её, ни детей. Она протягивает руки вперёд, показывая запеленатых малышей, и говорит:

– Вот твои мальчики, Рома. Они просто чудо!

А он смотрит вперёд и не видит их. Потом сказал: «слушай!», и заиграла музыка, хорошо знакомый марш Черномора. Алина проснулась и поняла, что марш звучит из её мобильного телефона. Она протянула руку к столику и взяла аппарат. Услышав знакомый голос, подскочила в постели. Ещё бы не подскочить! Звонил Роман:

– Здравствуй, Алиночка! Я в России. Теперь всё в порядке.

Алина посмотрела на часы. Стрелки показывали ровно восемь.

– Здравствуй, Ромочка! Если бы ты знал, как я волнуюсь. Такие кошмары снятся. Прилетай скорей. А почему вы прибыли раньше? Я думала, ты позвонишь после десяти.

Алина торопилась говорить, чтобы не заметно было дрожания голоса от волнения. А голос начинал подрагивать от дрожания губ. Она готова была вот-вот расплакаться от радости, что слышит Романа. И слёзы сами собой начали капать из глаз, но Алина тараторила, чтобы Рома на том конце связи не заметил этих неудержимых слёз. Он и не замечал, проявляя свою радость от прибытия в Новороссийск, от сознания того, что волнения с переездами кончились. Осталось только сесть в самолёт и прилететь в Москву. А самолёт должен был вылетать через три часа. Роман был счастлив оттого, что мог спокойно разговаривать по телефону, не боясь говорить о том, где находится и когда прилетит. Все, так называемые опасности, связанные с пребыванием в другом государстве были, наконец, позади. Он в России. И Роман, не скрывая восторга, рассказывал:

– Мы шли полным ходом. Но в самом начале пути, ещё в Севастополе, когда проходили Стрелецкую бухту, то у боновых ворот нас встретили корабли береговой охраны Украины, предлагая нам повернуть обратно. Политика дрянное дело, Алиночка. Казалось бы, какое им дело до того, куда и зачем идёт боевой корабль России. Но кто-то кого-то подзуживает, и начинаются споры, кто кому и что должен докладывать. Ну и что, что Севастополь на территории Украины? Это же русская база исторически. Мы не захватывали территорию. Ну, ты понимаешь. И украинцы это знают, но избрали меня камнем преткновения, чтобы начать политические дрязги. Однако наш Василий Ильич не даром носит погоны капитана второго ранга. Думаю, ему скоро дадут ещё одну звёздочку. Он так отбрил по рации пограничников, что те быстро замолчали. Представляешь, он спокойно заявил в микрофон, я стоял рядом, что информация о маршруте была своевременно отправлена, и это соответствует действующим договорённостям между украинской и российской стороной, разрешение же на поход он спрашивать не намерен, поскольку подчиняется только российскому командованию, а потому движение корабля прекращать не будет ни при каких обстоятельствах. Но знаешь ли ты, малышка, что такое большой противолодочный корабль? Это плавучая морская крепость с ракетами, способными уничтожить любую преграду под водой, на воде и в воздухе. Стоять на пути корабля равносильно самоубийству. Украинцы освободили ворота. Так что мы спокойно шли своим путём. Прибыли как полагается не за десять, а за девять часов. Тебе капитан говорил время примерное на случай ухудшения погодных условий и других непредвиденных задержек. Ну и не забудь, что здесь на час меньше, чем у вас.

Слушая рассказ Романа, Алина успокоилась. Они долго ещё говорили о самых разных вещах, словно расстались не вчера, а провели в разлуке целую вечность. И это было понятно: они любили друг друга.

В это же время Грамотеев тоже звонил своей любимой Катюше и рассказывал, наверное, примерно то же, что и Роман. Впечатления у них были одинаковые. Оба впервые попали на военный корабль, оба были счастливы оказаться снова в России после стольких тревожных часов среди русских людей, на бывшей русской территории, но в новых политических условиях. Небо снова стало для них голубым и радостным.

Катя хотела услышать от Саши подтверждение его предложения о свадьбе, и оно поступило немедленно. Правда, Катя спросила об этом весьма осторожно, как настоящий дипломат, дав возможность парню изложить сначала подробности прибытия в Новороссийск:

– Ну, я очень рада, что вы прибыли успешно. Можешь теперь спокойно продолжать свои шутки.

– Какие шутки? – удивлённо спросил Грамотеев. – Ты о чём?

Катя собралась вся, нервы напряглись, но она приложила все силы, чтобы сказать лёгким шутливым голосом:

– Ну, о свадьбе круглой и прочее.

– Катюша, какие тут шутки? Для меня это очень серьёзно. Неужели ты не веришь? Вот прилетим с Романом и сегодня же пойдём в ЗАГС, если не возражаешь.

Катя, конечно, не возражала. Она ждала Сашу, как сказала, всю свою сознательную жизнь и ни минуты не может жить, не думая о нём. Вот о чём говорила эта молодая парочка.

Между тем Роман, закончив говорить с Алиной, позвонил и родителям, чтобы успокоить мать и договориться о встрече в аэропорту.

– Ма, ты имей в виду, что у нас в Новороссийске сейчас идёт дождь и гремит гром. Так что, если вылет задержится, вы не переживайте.

– Ну, как не переживать? – сокрушалась Ирина Владимировна, – у вас гроза, а у нас солнце. Может, вам подождать с вылетом?

– Это не мы решаем, ма. Лётчики знают, когда лететь, а когда нет.

Родные люди говорили между собой, напрочь забыв обо всём окружающем, а оно их как раз помнило и не оставляло без своего внимания ни на секунду.

Всеведущие журналисты, откуда они только берутся, как добывают самые секретные, самые скрытые от посторонних глаз новости? Как удаётся пронюхать то, что, казалось бы, как говорится, одному богу известно. Нет от них тайн. Не сегодня, так завтра, но всё выведают, всё разузнают, и, главное, всё всем расскажут без какого-либо стеснения, без зазрения совести, а порой и безо всякого страха, что скажет не то, не там и не так, как было на самом деле. Последнее самое плохое. Иной думает, что если ты знаешь что-то, чего другим не удалось узнать раньше, и тебя зудит рассказать об этом первым, так рассказывай об этом, как оно есть. Так нет же, так думает только иной, а остальные врут напропалую, лишь бы читателю было весело читать и интересно. Разве это настоящие журналисты? Нет, они профа-журналисты, то есть не профи, что означает профессионалы, а именно профа от слова профанация, то бишь не настоящие журналисты.

Ну, какими бы они ни были профи или профа, но одни журналисты примчались в Новороссийск, узнав, очевидно, от украинских пограничников, куда направился «Неустрашимый», другие собирались в аэропорту Внуково в ожидании прибытия самолёта с Науковым.

В Новороссийске погода была, можно сказать, нелётная. Для июня это было нормально. Грозы в это время года здесь не редкость.

Журналисты со своей съёмочной аппаратурой и зонтиками собрались в аэропорту задолго до рейса Новороссийск-Москва, на котором, как ожидалось, полетит Науков. К какому причалу и на каком катере подъедет учёный, которого кто-то назвал Дон-Кихотом, со своим верным оруженосцем, если продолжать этот сравнительный ряд, Грамотеевым, никто не знал, поэтому все корреспонденты бесконечно названивали своим друзьям в различные военные ведомства, пытаясь выяснить, когда и где можно увидеть интересующего всех Наукова. Но военные, если что-то и знали, сообщали о своём неведении.

Появление Романа и Александра у здания аэропорта заметили сразу, ибо кого же могли привезти сюда в сопровождении нескольких машин милиции, как не самую главную знаменитость времени? Не смотря на плотное кольцо милиции, над головой Романа повисли микрофоны, на него были нацелены объективы всех камер, слева и справа сыпались вопросы, перебивая друг друга, повторяясь и не получая ответов.

Роман, держась обеими руками за лямки рюкзака, шёл, молча, и улыбался широкой улыбкой на все вопросы. По громкой связи аэропорта объявили задержку рейса на Москву по погодным условиям на час. И тут же из репродукторов донеслось объявление:

– Просьба ко всем прибывшим журналистам собраться в зале ожиданий, не препятствуя движению нашего гостя. Мы попросим его ответить на вопросы, но организованно. Вы же не папарацци, а цивилизованные журналисты.

Это кто-то из городской администрации, очевидно работник пресс-центра, взял на себя бразды правления, чтобы навести некоторый порядок.

Романа и Александра провели в отведенную для них часть зала. Оба второй раз в своей жизни очутились в центре всеобщего внимания. Рядом с ними стал и организатор внезапной пресс-конференции. Сразу было заметно, что опыта ему не занимать – он знал почти всех собравшихся журналистов, и, что особенно важно, они знали его и послушно подчинялись его требованиям. А он распоряжался деловито и умело:

– Отступите, пожалуйста, все на три шага назад, дайте возможность поставить камеры и сделать так, чтобы все могли фотографировать. У нас есть время, все сможете задать вопросы, но прошу формулировать их кратко и понятно.

Роман снял со спины рюкзак, положив его на пол, и неожиданно поднял руку, прося тишины и внимания. Затем спросил организатора:

– Можно я скажу несколько слов сначала?

Организатор не ожидал вопроса, но тут же согласился:

– Конечно, раз вы хотите. Это даже лучше. – И, обращаясь к собравшимся громко произнёс, – Внимание, господа! Первым слово просит сам Науков Роман Николаевич. Послушаем его.

Роман выдержал паузу, как бы собираясь с силами, и сказал то, чего никто не только не знал, но и не предполагал услышать:

– Уже здесь в Новороссийске мне неожиданно сообщили, что в Севастополе была совершена попытка отравить меня.

Зал ожидания ахнул. Вспышки фотоаппаратов засверкали ещё чаще.

– Она буквально случайно не удалась. То, что предназначалось мне, то есть рюмку яда, выпили, к величайшему сожалению, два других человека. По телефону сообщили, что с трудом, но их удалось спасти от смерти. Почему я начал разговор с этого, а не с ответа на ваши вопросы? Я хочу с вашей помощью обратить внимание тех, кто организовал эту попытку ликвидировать меня, на то, что со мной, как с человеком, расправиться легко, а с наукой невозможно никак. Теперь я готов к вопросам.

Журналисты, пассажиры и почти все служащие аэропорта теснились в зале, слушая импровизированную пресс-конференцию. Только дежурившие у ворот, которым была дана соответствующая команда, видели, как к готовому для вылета в Москву самолёту подъехал Мерседес. Из него вышли три человека в гражданской одежде. Один нёс в руке небольшой чемоданчик, который называют английским словом «кейс». Два других поднимались по трапу впереди него. Это были генерал Авдругов, Михальский и омоновец, сопровождающий арестованного, с которого только перед выходом из машины сняли наручники. Михальский поднимался по трапу, как затравленный зверёк, постоянно озираясь по сторонам.

В самолёте бортпроводница провела всех троих в самый конец салона. По рации командиру воздушного судна сообщили указание принять двоих пассажиров, один из которых является преступником, а потому уделять им в полёте особое внимание и вывести в Москве последними для передачи там в правоохранительные органы. Генерал убедился в том, что оба его пассажира устроены. Омоновец огромного роста и, несомненно, обладавший недюжинной силой выглядел рядом с тощим Михальским великаном, так что генерал не боялся оставлять на его ответственность арестованного.

Протянув руку для прощания омоновцу, генерал сказал:

– Надеюсь, вы доставите нашего клиента в полном порядке. В Москве вас встретит подполковник Захватов. Прошу передать ему этот кейс, в котором полный отчёт и всё необходимое по делу. Счастливого полёта!

Бортпроводница сопроводила генерала к выходу. Мерседес отбыл почти никем не замеченным.

В кабинете милиции аэропорта сидел майор Быстров. Он наблюдал за подъездом к самолёту Мерседеса. Бригада майора работала чётко. Наблюдение за генералом установили ещё в Керчи, где успели снять видеокамерой встречу Авдругова с каким-то человеком, передавшим ему толстый пакет документов. Один из двух наблюдавших за встречей сумел выяснить, что это был работник посольства России в Украине. Здесь всё было понятно. Речь шла об экстрадиции Михальского. Эпизод немедленно доложили Быстрову. Он проинформировал Москву. Оттуда ответили, что всё пока в рамках законности.

Ночью паром доставил генеральскую машину и наблюдателей в Темрюк. Хмурое предгрозовое утро все встречали в Новороссийске. Генерал наблюдения за собой не замечал. Здесь в российском городе он чувствовал себя спокойней. Связался с правоохранительными органами, для которых его звание и должность были самыми что ни на и есть руководящими, узнал подробности вылета самолёта на Москву, договорился о доставке на борт арестованного и сопровождающего омоновца без прохождения контроля своей машиной. Завтракали у мэра города в кабинете. План осуществлялся без сучка и задоринки.

Посадив Михальского в самолёт, генерал-куратор фактически завершил свою миссию. Доложив об этом в Москву, к своему вящему изумлению получил указание отослать Мерседес назад в Севастополь, а самому любым транспортом отправляться в Грузию, где будет дано следующее распоряжение.

Быстров этого не знал, но опекуны генерала, как он называл своих помощников, следивших за его передвижениями, сообщили о том, что генерал на железнодорожном вокзале купил билет до Тбилиси. Майор, не теряя ни секунды, связался с Москвой.

В Москве Премьер-министр вызвал помощника. Раздражению не было предела, и он рыкнул вошедшему сначала нецензурной бранью, затем вопросом:

– Что там за мышиная возня вокруг нашего генерала? Звонков доложил, что на него чуть ли не охота организована каким-то майором. Кто в стране хозяин, чёрт вас дери? Я или ФСБ? Немедленно исправить положение.