Зеленый рыцарь. Легенды Зачарованного Леса (сборник)

– Ничего себе! – присвистнула она. – Настоящая маленькая свинка!

Это меня задело, но не так, чтобы я вышла из себя и потеряла контроль. Вместо этого я начала думать над вопросом, но ничего не приходило в голову. Королева покачивала ногой, на лице ее читалось нетерпение. Надо было сказать хоть что-нибудь.

– Так почему ты живешь в Центральном парке? – выпалила я. – Есть же места и получше.

– Я победила, – ответила она. – Это не неудобный вопрос.

– Еще какой неудобный, – не сдавалась я. – Ты ведь живешь в Центральном парке, а не в Стоунхендже! Отвечай или отпускай меня домой.

– Ну хорошо. Центральный парк – это сердце города. Людей как на Центральном вокзале, только они никуда не спешат. Нет, здесь все стараются остаться подольше. Играют, обнимаются, целуются и делятся секретами, дерутся и плачут. Каждый камень и каждое дерево в Центральном парке пропитаны любовью, ненавистью, печалью и страстью. Мне это по вкусу.

Я уставилась на нее в изумлении. В моих книжках про фей ничего такого не было! Тем временем она продолжала:

– Ты думаешь, я ничего не знаю о людях. Но это не так. Стоит мне захотеть, и я узнаю все. Ответы на контрольную, которая будет на следующей неделе. Самый страшный секрет Патти Грегг. Имя твоей родной матери. Хочешь все это узнать?

Я не ожидала этого вопроса, но он был очень неудобным и вполне отвечал правилам игры. Вот только ответить на него было легче легкого. Конечно, я хотела бы знать обо всем этом, особенно о своей биологической матери. Ее имя меня интересовало больше всего на свете! Поймите правильно: мои родители ничего, они любят меня и все такое, но редко по-настоящему понимают. Я всю жизнь чувствовала себя не на своем месте, как подменыш из волшебного народца в человеческой семье. Что угодно отдала бы, чтобы узнать, кем была моя родная мама, как она выглядела и почему от меня отказалась. Конечно, следовало бы ответить Королеве «да». Но тут меня что-то кольнуло за правым ухом. Я совсем забыла, что на плече у меня сидит Живучка, – не думала, что она сможет оставаться на одном месте так долго. Я потерла больное место и поняла: это вопрос с подвохом. Конечно, я хочу узнать о матери. Но чтобы мне рассказала о ней Королева фей? Нет, увольте. О таком не спрашивают того, кто только и ищет возможности тебя унизить.

– Отвечай же! – поторопила меня девушка. – Или сдавайся. Мне начинает это надоедать.

Я глубоко вздохнула.

– Не так быстро. Мне нужно было подумать. Ответ: и да, и нет. Я хочу узнать, кто моя родная мама, но не хочу, чтобы мне рассказывала о ней ты.

Она кивнула:

– Хорошо, такой ответ считается. Спрашивай.

Подумать над чем-то действительно каверзным она мне не даст, это я поняла сразу. Королеве нужна была победа. Она явно хотела сбить меня с толку, чтобы тот единственный вопрос, на который она не ответит, так и не пришел мне в голову – даже если я читала о нем в своих умных книжках.

– Как тебя зовут?

Это был самый очевидный вопрос, правда? Самый простой. Под стать такой глупышке, какой она меня считала.

– А ты угадай, – быстро ответила девушка.

– Это из другой сказки, – возразила я. – Давай. Отвечай, или проиграешь.

– Ты хоть понимаешь, о чем просишь?

О да, я понимала. Повисла тишина – такая долгая, что, казалось, больше уже никогда не запоют птицы, не зашуршит ветвями деревьев ветер. Девушка в задумчивости прикрыла рот рукой, а потом начала обкусывать ногти. Мы обе знали: каким бы ни был ответ, я уже выиграла. Назовет имя – и я получу над ней власть. Промолчит – проиграет. Окажись я на ее месте, мне было бы легче выбирать. Но она Королева, а королевы не любят проигрывать.

Я наблюдала за ней и боролась с желанием отпустить какую-нибудь язвительную шутку. Поменяйся мы местами, она не преминула бы добить соперницу. И все же я молчала. Да, мне случалось бывать и грубой, и жестокой, причем не всегда после этого меня мучила совесть. Но передо мной сидела Королева фей. Вдруг она разозлится и все-таки превратит меня в голубя? К тому же девушка на скамейке сейчас выглядела такой обычной. Она грызла ногти, вздыхала и была встревожена, как будто ей, а не мне, предстояло семь месяцев провести в услужении. Когда удача была на ее стороне, она выглядела лет на двадцать: красивая, жесткая, пугающая. У нее все было под контролем. Теперь она казалась совсем девчонкой. Как знать, может, для нее на кону что-то большее? Вдруг я и правда не понимаю, о чем прошу?

Над правым ухом раздалось тихое хныканье: Живучка была расстроена. И в этот момент чувство триумфа покинуло меня. Вдруг стало совершенно неважно, кто из нас победит в дурацкой детской игре. Мне хотелось только одного: чтобы все это побыстрее закончилось.

– Послушай, – начала я, и девушка подняла на меня печальный взгляд. Глаза цвета мха были подернуты пеленой слез. Мне пришлось набрать побольше воздуха в грудь, прежде чем продолжить: – Давай прервем игру?

– Мы не можем просто взять и все бросить. Раз начав – закончи. Таковы правила.

– Хорошо. Тогда мы закончим прямо сейчас. Объявляю ничью. Ты больше не обязана отвечать на мой вопрос. Победителя не будет. Проигравшего – тоже. Вернемся к тому, с чего начали.

– С того, что за тобой гнался Глодай? Я тебе помогла, ты должна за это заплатить.

Я обдумала слова девушки. Она сидело тихо, не пытаясь меня торопить.

– Тогда поступим иначе. Этот вопрос для тебя хуже смерти, так? Я освобождаю тебя от необходимости отвечать – в уплату за то, что ты освободила меня от Глодая, чьи игры – хуже смерти. Все честно.

Она убрала руки от лица и закусила губу. Потом посмотрела на небо и деревья вокруг. Подергала себя за косичку… И вдруг улыбнулась, а потом рассмеялась. В этом смехе не было злобы – только чистая детская радость.

– Ух ты! – воскликнула она, и голос ее был теплым и мягким, словно кроличий мех. – Все верно. Прекрасно!

– Круто. Теперь-то я могу уже идти?

– Подожди минутку, – она склонила голову набок и улыбнулась. Я не могла не улыбнуться в ответ – так мне стало хорошо и легко на душе от ее взгляда. Казалось, будто пригрело солнце, а я лежу на пляже и рассказываю сказки Эльфе.

Королева будто прочитала мои мысли.

– Ты умеешь сочинять отличные истории, – сказала она. – И должна их записывать. Теперь насчет желаний. Во-первых, это не по моей части, и ты это знаешь. Во-вторых, у тебя все это уже есть. Ты помнишь самое важное, отлично видишь суть вещей и более чем добропорядочна. Но я все равно хочу тебе что-нибудь подарить.

Она на секунду задумалась, легонько постукивая себя кончиком пальца по носу.

– Придумала. Ты готова?

– Вроде того, – ответила я. – А к чему?

– Это сюрприз. Но тебе понравится. Вот увидишь.

Королева поднялась на ноги. Я тоже встала со скамейки. Живучка слетела с моего плеча и, поблескивая крылышками, устроилась среди коричневато-зеленых кос. А потом Королева наклонилась ко мне и поцеловала в лоб. Ощущение было такое, будто меня коснулся порыв теплого ветра. Затем она приложила палец к моим губам и исчезла.

– Вот ты где! – раздался позади знакомый голос.

Это была Эльфа. Волосы у нее растрепались, куртка порвалась, а лицо раскраснелось от бега. Она едва переводила дух, но все же продолжила:

– Я тебя везде искала. Чуть с ума не сошла от страха! Мне показалось, что ты вдруг растаяла в воздухе.

– Я просто заблудилась. Но все уже хорошо. Присядь, ты ужасно выглядишь!

– Ну спасибо на добром слове, – она опустилась на скамейку. – Что с тобой стряслось?

Если честно, мне очень хотелось рассказать правду. Она ведь моя лучшая подруга и все такое. Мы беседовали обо всем на свете. Но не о Королеве фей же! Я по-прежнему чувствовала ее прикосновение: тепло на лбу и холод на губах. Затем я опустила взгляд на свои руки – грязные и расцарапанные, один ноготь сломан.

– Ты точно в порядке? – встревожилась Эльфа. – Он же тебя не поймал? Ох, лучше бы мы вообще сюда не ходили.

– Все в порядке, он меня не догнал.

– Правда?

– Правда.

Все действительно было в полном порядке.

– Ладно, – сказала она. – Очень хорошо. Я ужасно волновалась. Кажется, мы тут целую вечность бегали!

– Точно. И теперь я страшно хочу пить.

Вот и вся история. Потом мы пошли в кофейню на Коламбус-авеню, взяли кофе и черничный пирог и отлично посидели. Я впервые за годы дружбы рассказала Эльфе о том, что мои родители – не родные и что я хочу найти настоящую мать. А она была очень добра и поддержала меня – после того, как перестала злиться, что я не рассказала этого раньше. Я поблагодарила ее, а она расплакалась. Потом мы пошли домой.

Вы хотите знать, в чем смысл этой истории? Ну, моя жизнь не перевернулась на следующее утро, как бы вам того ни хотелось. Несколько лишних килограммов все еще со мной, как и очки. И меня до сих пор считают фриком. Но Эльфа теперь всегда садится рядом со мной в столовой. К тому же некоторые наши одноклассники тоже увлеклись фэнтези, так что теперь мне есть с кем поболтать.

Я действительно начала записывать свои истории. Эльфа говорит, они классные, но она моя лучшая подруга, ей положено. Может, однажды я наберусь смелости показать их учителю литературы. И да, я поговорила с мамой насчет моей родной матери – как ее найти и все такое, – и мы решили, что лучше подождать, пока я не закончу школу. Отличный план, потому что прямо сейчас я и не стремлюсь с ней встретиться. Мне просто надо знать, что это возможно.

«А подарок Королевы?» – спросите вы. Что ж, ее дар оказался очень странным. Теперь я всюду вижу фей. Вчера наткнулась на светловолосую девчушку в белом трико и синих джинсах. Молния на них была слегка расстегнута, а пояс отогнут, так что она выглядела словно белый цветок в объятиях синих листьев. Вы бы решили, что она – городская сумасшедшая. А я знаю, что это фея. Как и тот старикан в ярко-синей хламиде, расшитой бабочками. И одетый в меха мальчик-азиат с длинными, до пояса, черными волосами. Даже в Верхнем Ист-Сайде есть одна дама, светловолосая, с огромными зелеными глазами – она фея. И ее собачка на блестящем поводке – тоже.

Кстати, помните, я говорила про те деревья вдоль дорожек? Теперь я знаю, почему они под замком. Но вам не скажу, конечно. Это секрет. Если вам и правда интересно, найдите Королеву Центрального парка и предложите ей что-нибудь стоящее. Или сыграйте с ней.

И обязательно передайте Глодаю привет.

* * *

Делия Шерман живет в Бостоне, штат Массачусетс. Она писательница, редактор, автор множества рассказов и романов «Through a Brazen Mirror», «The Porcelain Dove» и «The Freedom Maze». Вместе с Эллен Кашнер она участвовала в создании «The Fall of the Kings» – романа и одноименной повести, а вместе с Терри Виндлинг работала над составлением антологии «The Essential Bordertown». Также она выступает в роли редактора для «Tor Books» и входит в оргкомитет премии «Tiptree Awards».

Делия любит писать в кафе, а не дома; стабильности и размеренности она всегда предпочтет новое путешествие.

От автора

Я выросла на Манхэттене, в двух кварталах от Центрального парка. Его лужайки служили мне игровой площадкой. Заросли – Зачарованным лесом. Большой пруд – бескрайним океаном. Недавно мне довелось беседовать с человеком, усомнившимся, что феи стали бы жить среди шума и небоскребов крупного города. Весь мой опыт доказывал обратное – и тогда я решила написать «Центральный парк», чтобы рассказать об этом. Лично мне не доводилось встречаться с Королевой фей, но я всегда знала, что она и ее двор – и самые опасные, и самые озорные – незримо присутствуют среди нас. Я знаю это и сейчас.

Майкл Кеднам

Дафна

Вы ведь знаете, каким бывает солнце в сухие, жаркие дни, когда под бесконечным потоком его золотистых лучей блестят иссиня-черные виноградники, а быки, пыхтя, тянут за собой телеги, и каждый человек мечтает оказаться в тени.

Аполлон – бог солнца – был именно таким, каким его представляли: сплошное сияние и улыбка. Слишком ослепительный, чтобы смотреть на него прямо, и слишком хорошо понимающий это. Не спорю, он был приятным попутчиком, когда спускался в поля, где скромные женщины пасли гусей и носили воду из колодца, и заговаривал со мной. Его голос звучал так, будто само небо решило одарить меня вниманием.

Я жила простой жизнью. Отец мой был речным богом Пенеем, а мать – деревенской девушкой. Однажды, купаясь в реке жарким летним вечером, она почувствовала, как мой отец окутал все ее тело, захватил, проник в нее. Реки распутны, страстны и глубоки. Мать провела годы в печали и одиночестве, но воспоминание о том, что однажды она была любима, поддерживало ее. Она научила меня делать соломенных кукол и восковых лошадок – пустяковые, милые игрушки для девочек, но никогда не давала забыть, что я дочь речного потока – того далекого отца, который не уделяет внимания своим детям, однако всегда помнит о них.

Гуляя поблизости, бог солнца заигрывал со мной, но я оставалась холодна. Смертные юноши тоже подходили и что-то смущенно бормотали, вспыхивая румянцем, но я лишь качала головой и отвечала им, что свадебные свечи и брачная постель не прельщают меня. Дочь глубоких потоков, я не мечтала ощутить дыхание любовника, и мысль в будущем стать кому-то женой не наполняла меня счастьем.

Однажды я погрузилась в реку. Я позволила водам окружить и узнать меня. Страстное стремление отца к бездонному океану всегда было его величайшей слабостью и одновременно неиссякаемым источником силы. Отец окутал волнами мое тело, не прекращая нести свои воды к соленому океану.

– Услышь меня, – прошептала я.

Но ответа не было.

– Отец, прошу, выслушай меня, – взмолилась я.

Рябь реки засверкала.

– Сохрани мое целомудрие до последних дней жизни, огради меня от мужчин!

И тогда отец заговорил глубоким, бурлящим шепотом. Вы, конечно, слышали его голос, мягко разливающийся среди ветвей ивы или ворчливо бормочущий в тени моста.

– У меня не будет внуков? – сокрушался он. – Никто не будет плескаться у моих берегов?

Я снова стала умолять его благословить мою непорочность. Я сказала, что хочу провести такую же целомудренную жизнь, как богиня-охотница Диана, которая не знала ни одного мужчины. Я дочь речного потока, а потому имею право сама решить свою судьбу.

Этот последний довод убедил его. Речной бог могуществен, у него длинные, необъятные руки, которые набирают силу каждую весну, когда горы застилает темная завеса дождя. Но он не настолько могуч, чтобы не чувствовать власти более великих богов – бога моря, правящего в бездонных пучинах, и самовлюбленного бога солнца, царящего над землей, чей взгляд, кажется, так и говорит: «Посмотри-ка на меня». Поэтому отец лишь вздохнул, с неохотой, но уже смягчившись, благословил мою непорочность и заботливо прожурчал на прощание:

– Позаботься о матери, Дафна. Она все еще живет в моем сердце.

Мой отец – своенравный, непостоянный, бессмертный. И вы еще спрашиваете, почему я не хотела иметь никакого дела с мужчинами.

Вскоре после этого Аполлон, как обычно, спустился прогуляться неподалеку, рассекая пшеничные поля своим твердым, широким шагом. Он запрокидывал голову и смеялся – само воплощение беззаботного веселья.

Но, видимо, обет изменил меня, усилив красоту, потому что в тот день он не прошел мимо. Теперь Аполлон клялся, что ему недостаточно неба – он желал меня.

– Дафна, – говорил он, – пойдем полюбуемся на ягоды, созревшие на кустах.

Я избегала его взгляда.

– Пойдем полюбуемся оливковыми ветвями, что отяжелели от своих даров, – продолжал он. Разумеется, все это означало одно: давай развлечемся с тобой на холме, дорогая, а после я оставлю тебя в одиночестве навеки.

Я сказала, что дала обет целомудрия.

На его лице промелькнуло облачко недовольства, но через мгновение он снова ослепительно улыбнулся.

– Я божество и могу снять с тебя обет, – сказал он.

Я промолчала.

– Неужели ты никогда не мечтала стать матерью для потомков бога солнца, Дафна? – спросил он.

Мне нечего было ответить.

Но лучезарный бог не унимался. Он приходил ко мне много дней подряд. Каждое утро он разгуливал по склонам холмов, а в полдень, встречая меня на пути от колодца, обвивал все тело огромными горячими руками, касаясь плеч, лица – всего, куда только мог дотянуться. Но я не позволяла ему вольничать, как он того желал.

В тот жаркий день я услышала, как он приближается ко мне, оживленный больше обычного. Он шел за мной по извилистой дороге от деревни, пока я собирала тимьян для мяса, которое хотела приготовить мать.

– Не правда ли, эта головка выглядела бы еще прекраснее, будь на ней корона? – напевал он. – А эти бедра были бы еще изящнее, если бы их украшал королевский пояс или покрывали шелка, моя прелестная невеста. А эти губы ожили бы под…

Но с меня было довольно. Я бросила ароматные травы на землю и пошла прочь.

Я торопилась.

Он следовал за мной, не замолкая ни на секунду – от его бесконечной болтовни могли увять травы. Он расписывал, какой он страстный любовник, как леса на холмах трепещут от его ласк, а от дыхания расцветают маки.

И кто ты такая? – спрашивал он.

Кто ты такая? – говорил он, начиная сердиться. Как могу я – дочь речного божка – отвергать любовь восхитительного, солнцеликого повелителя жизни?

И тогда я совершила ужасную ошибку.

Ошибку, которая стоила мне жизни.

Я побежала.

Я бежала, а Аполлон мчался бок о бок со мной – быстрее, чем борзая, преследующая зайца. Он кружил рядом, пересекал путь, дразнился, но все еще не захватывал меня, как будто эта погоня распаляла его вожделение. В своей невинной доверчивости я начала плакать – и это было второй ошибкой. Мои слезы лишь вызвали у него смех.

Я принялась спускаться по склону речной долины, и едва ли нашелся бы смертный, который когда-либо бежал быстрее. Бог солнца гнался за мной след в след, пока я не ощутила на плече его теплое небесное дыхание. Я достигла берега реки – и вскрикнула, когда он схватил меня.

Он был очень силен.

Мой крик вспугнул коноплянок из ветвей ивы и пробудил дремавших полевых мышей. Помоги, отец! Бог солнца усмехнулся мне прямо в ухо:

– Что может сделать водяной божок, чтобы сдержать мою страсть?

Но отец не забыл обо мне.

Мои пальцы начали удлиняться. Ладони задрожали и вытянулись вверх. Кровь остыла, превратившись в древесные соки. Ноги вросли в берег реки, пронзив корнями почву и оплетая холодный камень. Я вскинула широко раскрытые в мольбе руки. Они разветвились, словно пытаясь обнять небо, и заполнили листвой его голубизну. И с этой высоты я – уже зеленое дерево, вросшее корнями в землю, – взирала вниз, устало дыша.

Однако страсть Аполлона не остыла. Еще долго он рыдал, чувствуя трепет моего человеческого сердца под древесной оболочкой. Потому что боги любят смертных. Они нуждаются в нашей красоте, стойкости, веселье. Они завидуют нашей надежде на лучшее. Им никогда не овладеть тем, чем живут наши сердца. Всю ночь напролет бог света стоял коленопреклоненный предо мной, тоскуя по любви, которую никогда не сможет получить.

И до сего дня, когда леса одеваются в листву или когда расцветает дерево Дафны – волчеягодник, вы можете почувствовать, как солнце бережно согревает ту жизнь, которую оно может почитать, но которой никогда не сможет завладеть. Хотя, кажется, оно и не горюет об этом. Увидев, как ветер шевелит листву или переворачивает страницы книги, некогда бывшие плотью дерева, наклонитесь и прислушайтесь.

Вы услышите мой голос.

* * *

Майкл Кеднам – автор восемнадцати романов, среди которых «In a Dark Wood», «Rundown» и «The Book of the Lion», ставший финалистом Национальной книжной премии в 1999 году. Последний его роман – «Raven of the Waves». Он также является автором двух сборников поэзии и книжки-картинки для детей. Рассказы Кеднама печатались в различных сборниках Эллен Датлоу и Терри Виндлинг – в антологии сказок для взрослых и антологии детских сказок «A Wolf at the Door». Несколько историй также были отобраны для переиздания в сборнике «The Year’s Best Fantasy and Horror» («Лучшее за год: Мистика. Магический реализм. Фэнтези»).

От автора

Я всегда любил истории о превращениях. Я писал об оборотне в книге «Saint Peter’s Wolf» и о вампире в «The Judas Glass». Мне нравится рассказывать о людях, которые превращаются в кого-то другого (в том числе – о том, как подростки становятся взрослыми). Мое любимое классическое произведение – «Метаморфозы», где мы как раз встречаем историю Дафны в прекрасном изложении Овидия. Разумеется, я использовал его для своего рассказа, и это знак моего глубокого уважения к мифу. Я изучал латынь в старшей школе, но не очень успешно. Однако мне настолько понравились «Метаморфозы», что я перевел кое-что из них просто для собственного удовольствия. Момент описания погони перед тем, как Дафна превращается в дерево, – это дань уважения латинскому оригиналу.

Чарльз де Линт

Где-то у меня в голове прячется ящик с красками

Чего ты точно не ожидаешь встретить в лесу – так это ящика с красками. Однако вот же он: лежит себе целехонек в переплетении корней, полуприкрытый листьями папоротника и сухими сосновыми иголками. Позже Лили вспомнила, что такой ящик называется «этюдником», но в ту секунду она просто присела на корточки, изумленная находкой.

Трудно было сказать, сколько он здесь пролежал. Деревянные стенки ничуть не подгнили, но запор покрыла ржавчина, и Лили пришлось немало с ним повозиться. Наконец она откинула крышку и увидела…

Сокровище.

Изнутри в крышку были вложены три деревянные дощечки; на каждой из них красовался рисунок. Несмотря на быстрые, почти небрежные мазки, Лили не составило никакого труда узнать изображенные места. И не только их – сама манера письма показалась ей знакомой.

На первом рисунке был запечатлен водопад. В этом месте ручей словно спотыкался, а затем, нырнув вниз с оврага, снова успокаивался. Некоторые детали добавила память и воображение Лили, но это, без сомнения, был он.

На втором рисунке она увидела давно заброшенную ферму: жестяная крыша провисла, сгнившие стены кое-где обвалились внутрь. Ферма была ничуть не похожа на домик Лилиной тетушки, вечно залитый солнцем и окруженный дикими розами, старыми ульями и яблоневым садом, который они с тетушкой медленно очищали от сорняков. Нет, эта лачужка находилась в сумрачной и сырой лощине, куда солнце заглядывает всего на пару часов в день, даже не успевая высушить росу.

Последний пейзаж мог быть написан где угодно в этом лесу, но Лили решила, что художник вдохновлялся склоном ниже по течению ручья. С дощечки на нее смотрели пожелтевшие березы, буки и сосны. По мере того, как взгляд зрителя двигался вверх, деревья теснились все гуще, пока не начинали напоминать звезды на небе – только сквозь их кроны еще просвечивало солнце.

Рассмотрев рисунки, Лили бережно положила их на землю. Разноцветные разводы на внутренней стороне крышки намекали, что художник задумывал еще одну картину, – но тему ее невозможно было угадать.

Палитру тоже усеивали подсохшие пятна краски, так что она сама напоминала рисунок. Лили вытащила ее и склонилась над нижним отделением. Там лежали тюбики с масляными красками, кисти, мастихин, бутылочка скипидара и тряпка, которую словно обмакнули в радугу.

Лили перевернула палитру и наконец нашла, что искала. Подпись художника. Девушка провела пальцем по буквам, которые складывались в невозможное, немыслимое имя.

Майло Джонсон.

Сокровище.

– Майло Джонсон, – повторила тетушка, пытаясь понять, чем так взбудоражена племянница. В семнадцать лет неожиданные находки приводили Лили в такой же восторг, что и в детстве. – Я должна его знать?

Лили смерила ее взглядом, в котором красноречиво читалось «Ты меня никогда не слушаешь, да?», и направилась к своей книжной полке. У нее было не так много книг, но имеющиеся она перечитывала бесконечно. На той, которую она положила на кухонный стол, красовалась надпись: «Натуралисты Ньюфорда. Повторяя природу». Лили открыла книгу на биографии первого художника и подчеркнула пальцем имя. Тетушка прочитала его, беззвучно шевеля губами, затем перевела взгляд на черно-белый снимок Джонсона, который предварял биографию.

– Я его видела раз или два, – наконец вспомнила она. – Все бродил по лесам со старым ранцем за спиной. Но это было очень давно.

– Надо думать.

Тетушка прочитала еще пару строк.

– Так он известный художник?

– Еще бы. Он перерисовал все здешние холмы, а его картины висят в галереях по всему миру.

– Подумать только. И ты считаешь, это его ящик?

Лили кивнула.

– Что ж, тогда лучше вернуть его хозяину.

– Не получится, – покачала головой Лили. – Он умер. По крайней мере, так говорят. Как-то раз они с Фрэнком Спейном ушли рисовать в холмы, и больше о них никто не слышал.