Полная версия
Великий торговый путь от Петербурга до Пекина. История российско-китайских отношений в XVIII— XIX веках
Клиффорд Фауст
Великий торговый путь от Петербурга до Пекина. История российско-китайских отношений в XVIII–XIX веках
Посвящаю моим родителям
CLIFFORD M. FOUST
MUSCOVITE AND MANDARIN
RUSSIA’S TRADE WITH CHINA AND ITS SETTING 1727—1805
Предисловие
Изначально настоящий труд замышлялся как общее исследование российских отношений с Китаем на протяжении трех завершающих четвертей XVIII столетия. Приступая к работе, автор намеревался изучить весь спектр событий и отдельных эпизодов в общении двух народов, в том числе на дипломатическом, деловом и культурном поприще. Китайские прямые и ответные действия предстояло подвергнуть рассмотрению в контексте прямых и ответных действий русских участников отношений. Целью при этом ставилось достижение исторического «синтеза» этих различных по тому же историческому опыту обществ, представители которых вступают в общение. От такой изначальной цели, однако, пришлось отказаться в процессе настоящего исторического исследования. Совсем иной набор предметов исследования пришел на смену тех целей, с которыми автор приступил к делу.
Автору казались важными не сами отношения между этими двумя обществами, их государственными и торговыми представителями, хотя у такого общения на самом деле возникали захватывающие, причем иногда вызывающие восхищение эпизоды, а историческая динамика знакомства двух народов как представителей мира Востока и Запада. Попытка обнаружения смысла как такового в поведении двух народов и описания их обоих со знанием дела оказывается в лучшем случае неудачной. Пришло решение сосредотачиваться прежде всего на России, действиях и решениях русских представителей, а также их устремлениях и динамике российской экспансии.
Основной акцент в российских торговых отношениях с китайцами появился только в процессе исследования. И теперь можно с большой уверенностью утверждать, что в эти первые годы общения русских людей с китайцами ведущей целью большинства их, как представителей государственного, так и частного сектора, считался торговый обмен. Все остальное считалось второстепенным. Тем не менее на торговле, объем которой вырос в XVIII столетии, самым пагубным образом сказалось множество факторов и моментов далекого от экономики свойства. Решениями, принятыми в Санкт-Петербурге, и договоренностями, согласованными российскими и китайскими дипломатами, а также придворными вельможами, не только регулировались, но и время от времени диктовались обстоятельства, сроки и объемы торговли. Такие вопросы, как прохождение границ, обращение с беглецами и переселенцами, пересекавшими установленные границы, обеспечение жильем русских священников и студентов в Пекине, а также определение порядка обмена дипломатической корреспонденцией, в тот или иной момент становились причиной приостановления отношений между Россией и Китаем. Соответственно, всегда тормозился и торговый обмен. Иногда торговля прекращалась на несколько лет. Притом что такие не относящиеся к торговле ситуации прекрасно известны историкам, о них практически ничего не известно обывателю. В этой связи российская торговля с Китаем в настоящем труде рассматривается в контексте не имеющих отношения к торговле событий, решений и факторов.
Русские люди отправились в Китай ради обмена товарами в расчете на прибыль. И государственный чиновник, и купец-единоличник видели в этом предприятии один только барыш. К середине XVIII столетия их усилиями Российскому государству досталась монополия над сбытом разнообразных товаров на территории Китая, а в китайской столице за ним оставалась вся внешняя торговля. Купцам-единоличникам (после 1727 года) осталась одна только приграничная торговля. Таким образом, российскую торговлю с Китаем следует рассматривать как случай соперничества между полной государственной торговой монополией (иногда монополия осуществлялась представителями исключительно государства, а временами ее поручали частным предпринимателям) и частными лицами. При всем при этом такое соперничество в китайской торговле не следует считать исключительно русским изобретением в хозяйственной деятельности государства XVIII столетия. Вполне естественно, что практически все описанные в настоящем труде моменты касаются всей истории хозяйственной деятельности России в XVIII веке. Однако китайская торговля по многим параметрам представляется случаем особым: огромная удаленность, неизведанная страна, высокий риск убытков, жесточайшее государственное регулирование, а также участие в деле особого рода торгового люда (как государственной принадлежности, так и из частного сектора). После заключения Кяхтинского договора (1727) вмешательство Российского государства в торговлю с Китаем выглядит напористым и постоянным. Другими словами, в политике государства и государственном регулировании упор делается на собственных монополиях и частной торговле. Упор в таком деле требует объяснения с точки зрения изменений в административной и управленческой структуре одновременно в самом Санкт-Петербурге и в Восточной Сибири, затрагивающих торговлю.
Повествование в настоящем труде начинается как раз с 1727 года. В том году новым документом – Кяхтинским договором – заменили прежний и более известный Нерчинский договор. Кяхтинским договором предусматривалось значительное и существенное изменение условий и сроков торговли между Россией и Китаем. Среди прочего, четко определялось различие между торговлей в самой китайской столице и торговлей в приграничной зоне. Прежние порядки торговли заменили новыми методами, и появилась «кяхтинская система», как назвал ее один из авторов, сопоставивший ее с «кантонской системой». Та «система» подверглась более тщательной доработке на протяжении XVIII столетия, и до середины XIX века она оставалась практически неизменной.
Наше повествование завершается с наступлением XIX столетия потому, что к тому времени окончательно урегулируются условия торговых отношений и заключаются соглашения, касающиеся далеких от экономики сфер. Они оставались по большому счету без изменений до тех самых пор, пока китайцы не потерпели сокрушительного поражения в войнах, развязанных с ними англичанами. Между 1803 и 1806 годами русские чиновники предпринимали попытки радикально изменить сложившиеся порядки, но из-за непреклонной позиции китайцев ничего позитивного добиться им не удавалось до тех пор, пока внешние условия для Китая не изменились самым существенным образом.
Следовательно, главным предметом настоящего труда следует считать российскую торговлю в Китае и с китайцами. Ее можно рассматривать в качестве выборочного исследования истории российской хозяйственной и предпринимательской деятельности в XVIII столетии, притом что автор не ставил перед собой конкретной задачи описания китайской торговли в расширенном контексте. Время для такого систематизированного исследования еще не настало, так как о России XVIII века написано крайне недостаточно научных работ, и поэтому невозможно выделить даже общие принципы построения ее экономики того периода истории.
Из тех же соображений пришлось отказаться от попытки сравнительной истории. Оставим прочим доброхотам исследование особенностей русского проникновения на Восток в сопоставлении с натиском туда колонизаторов из числа португальцев, испанцев, англичан и позже американцев. Из подобного сопоставления действий европейцев в Восточной Азии возникают весьма любопытные открытия, и представляется вполне очевидным тот факт, что на поверхности такого исследования обнаруживается важное понимание природы и пикантного духа общества этих европейских обществ на их родине.
На всем протяжении повествования применяется юлианский календарь, вошедший в широкое употребление в России XVIII века. Для перевода на григорианский календарь следует добавлять 10 дней в XVII веке, 11 дней – в XVIII веке и 12 – в XIX.
Ради упрощения многочисленных библиографических ссылок автор на протяжении всего повествования использует русские названия без упоминания России. Так, где носителем власти упоминается официальное учреждение (например, Правительствующий сенат), любезному читателю следует по умолчанию считать его русским, кроме конечно же тех случаев, когда он совершенно определенно обозначается.
Глава 1
Дорога на Кяхту
Состоятельные русские люди уже в XV и XVI столетиях знали о существовании китайских гладких шелков, их завозили в Московию торговые посредники из Средней Азии задолго до того, как русский царь или его придворные задумались о том, чтобы послать своих представителей для налаживания прямых контактов с китайцами. Соблазн Востока возмутил русскую душу еще в конце XVI столетия, когда царь Иван IV вмешался в восточную систему государственных отношений на официальном уровне, что к началу XVIII века превратилось в характерную черту русской истории. Так что началось все задолго до подвигов покрывшего себя заслуженной славой Николая Николаевича Муравьева-Амурского. Первыми русскими людьми, побывавшими в китайских владениях в новое время (при Иване Грозном), считаются казаки Иван Петров и Бурнаш Ялычев, так и не получившие приема при дворе китайского императора. Зато одновременно началось формирование предварительных условий для официальных контактов и торговли между Россией и Китаем через возводившиеся в Сибири города, служившие тогда обычными пограничными крепостями. Со временем Тюмень (1586), Тобольск (1587), Томск (1604), Енисейск (1619) и все остальные приграничные поселения превратились в дорожные станции на пути в Пекин. Еще до середины XVII столетия русские первопроходцы достигли студеных вод северной акватории Тихого океана, а в 1654 году состоялась закладка ключевого города Восточной Сибири на бурной Ангаре – Иркутска. За без малого 100 лет они прошли, заселили, привезли с собой имущество, покорили, подкупили местное население и наладили торговлю на всем пространстве Северной Сибири.
Русский народ двинулся на Восток в силу целого ряда разнообразных мотивов: начнем со сплава православной прозелитизации (принятия нового вероисповедания взамен прежнего) и честолюбия во времена испытаний, добавим к ним погоню за торговым барышом, бегство от феодальной кабалы на родине, а также жажду острых ощущений и невиданных приключений. Торговую прибыль не стоит ставить во главу угла, хотя никто из русских первопроходцев от нее никогда не отказывался. В XVI и XVII столетиях наглядных свидетельств устойчивого интереса к данной территории, кроме как к источнику прекрасных мехов для московского двора, у русских правителей не просматривается. «…Сибирь представляла собой захолустное поместье очень богатого землевладельца, – писал в середине XX века Марк Раев. – Она ценилась как источник дополнительного дохода, а также некоторых забавных и приятных предметов, но играла незначительную роль в общем хозяйстве феодального владения, и ей уделялось совсем мало внимания». Доход из Сибири и прилегающих к ней земель поступал в основном от пушного промысла. С самого начала их освоения сибирские меха доставляли в столицу для последующей продажи и в России, и в Европе. Но со временем обнаружился еще один рынок для сбыта пушнины – тот самый Китай. Китайский рынок обладал двойным преимуществом; китайские пышные наряды и экзотические товары можно было приобрести в обмен на без особого труда добываемую и выделываемую пушнину, чтобы потом эти товары доставлять в Россию (а часть их отправить в Европу). Первым российским «дипломатам» в Китае Ивану Петлину (1618–1619) и Федору Исаковичу Байкову (1654–1658) поручили выяснить потенциал торговли, а также определить наиболее удобные пути проникновения в эту страну, а также в Индию и Персию.
Упорядоченная и юридически обусловленная торговля между двумя великими империями началась уже после острой вооруженной конфронтации. Русские звероловы-охотники вышли на территорию области под названием Даурия еще до середины XVII века. И, к своему удивлению, обнаружили, что маньчжуры считали весь Амурский бассейн реки своей вотчиной. Маньчжуры превосходящими сухопутными и речными силами всякий раз срывали планы русских звероловов-охотников, пытавшихся основать на Амуре свои остроги (крепости) и деревни. Тогдашнее противостояние вылилось в известную нам теперь осаду Албазинского острога в 1685–1686 годах. Маньчжуры добились успеха, а выживших русских защитников крепости переселили в Мукден и Пекин. Осада Албазина послужила убедительным поводом для перехода к мирным переговорам по определению границ территорий России и Китая, а также заключения соглашения по базовым принципам отношений между двумя империями. В 1685 году в Москве выбрали своего первого полномочного посла для отправки в Китай – Федора Алексеевича Головина.
Ф.А. Головину поручили ведение переговоров об обозначении границы по реке Амур, если это окажется возможным, при одновременном сохранении права русских купцов торговать вдоль данной реки и ее притоков. Изначально он следовал приказам, требующим от него максимального отказа от уступок по русским поселениям, расположенным по берегам Амура, но в 1687 году ему передали полномочия сдать разрушенную крепость Албазин маньчжурам в обмен на «величайшую благодать». Тем самым Ф.А. Головин открыл торговые пути между Московией и Срединным царством. От него требовалось предотвратить насилие и кровопролитие, которые, понятное дело, угрожали срывом успешным торговым отношениям.
А императору Канси передавалось приглашение отправить свою дипломатическую миссию в Москву в обмен на прибывшее в Пекин русское посольство. Причем надежды возлагались на то, что такая миссия прибудет с грузом драгоценных камней, серебра, бархата, камчатого полотна и специй. Русское правительство обещало выкупить у китайского посольства все эти изысканные товары. Если бы выполнить все эти задания ему не удалось, Ф.А. Головину следовало убедить маньчжурский двор оставить дверь открытой для российского посольства на будущее.
Изначальным местом для переговоров назначили русский острог Селенгинск на реке Селенга к югу от озера Байкал, но пекинским представителям пришлось вернуться. Дорогу им преградили участники Джунгарского мятежа во главе с ханом Галданом-Бошогту. Саму свиту Ф.А. Головина осадили в Селенгинске монголы, вытесненные на север набегами людей Галдана-Бошогту. Нам предстоит убедиться в том, что джунгарская проблема еще на протяжении значительной части следующего столетия будет осложнять российско-китайские отношения. Вожди этой влиятельной народности, относящейся к группе монгольских ойратских (элютских) племен Средней Азии, постепенно объединили под своим началом соседние племена и тем самым в 1630-х годах нарастили собственную военную мощь. Неизбежным казался такой исход, при котором пришедшие к власти в Китае маньчжуры, отличавшиеся непомерными экспансионистскими устремлениями, постараются оспорить господство джунгар над Средней Азией. К 1668 году хан Галдан-Бошогту, получивший от русских властей огнестрельное оружие и оружейников, предпринял попытку установления власти над своим регионом. Он вполне мог претендовать на господство во всей Восточной Азии. Пал под натиском его отрядов Восточный Туркестан, в осаде оказались Хами и Турфан. Усилия императора Канси по умиротворению джунгар на совете в 1686 году закончились неудачей, а хан Галдан-Бошогту напал на халха-монголов. Его полчища хлынули в восточном направлении. К тому времени, когда Ф.А. Головин со своей свитой прибыл на тот самый край Сибири, контроль над Средней Азией вызывал большие сомнения. Только после того как русские и маньчжуры договорились заключить Нерчинский договор (1689), хана Галдана-Бошогту удалось разгромить в сражении при Улан-Бутуне. Решительного поражения джунгары не понесли, но им все равно пришлось отказаться от похода на китайскую столицу и согласиться на клятву мира. Галдан-Бошогту наложил на себя руки в 1697 году, и на этом завершилось первое крупное вооруженное столкновение между джунгарами и маньчжурами. Последнее противостояние заняло еще 60 лет.
Вынужденные из-за военных действий джунгарских вооруженных отрядов перенести место переговоров дальше на восток российской границы в острог Нерчинска на реке Шилке, Ф.А. Головин, возглавлявший русскую делегацию, и китаец Сонготу, которому в качестве переводчиков латыни служили иезуиты испанец Томас Перейра и француз Жан Франсуа Жербильон, 12 августа 1689 года приступили к порученному им делу. Две недели спустя договор удалось согласовать. Считается, что Ф.А. Головин заключил откровенно невыгодный договор по той причине, что 10 тысяч маньчжурских ратников в подавляющем большинстве превосходили его казацкое войско. Однако нет фактов, подтверждающих, будто подписанное им соглашение противоречило главным целям властителей России. Ф.А. Головин строго в соответствии с новыми инструкциями уступил все российские права на долину Амура, зато отстоял наиболее актуальную для Москвы прямую торговлю в Пекине на основе официального соглашения. Русские предпочли вещественные и конкретные преимущества пекинской торговли неопределенным выгодам ловушки в Амурском бассейне и судоходства по этой реке к не изведанному для них морю.
Нерчинский договор считается первым межгосударственным документом, заключенным властями Срединного царства в истории нового времени, и он состоял из шести очень коротких пунктов. Граница между Россией и Китаем обозначалась по рекам Аргунь и Горбица (левый приток Шилки), а также вдоль водораздела бассейнов рек Лена и Амур до реки Уда и моря. Тем самым, следует признать, русские потеряли станицу Албазин. Всем дезертирам или пленникам с обеих сторон предписывалось оставаться там, где они находились на момент заключения договора, но впредь беглецов следовало возвращать их властям. Русским купцам разрешалось продолжать торговлю, с доступом в Пекин тем из них, кому русское правительство выдавало разрешение на такую деятельность; согласно тому же договору китайцам разрешалось посещать территории России в соответствии с теми же самыми условиями.
Положения данного договора, посвященные торговле и купцам, выглядят туманными и неоднозначными, но главное дело состояло в том, что ими открывались внутренние области Китая для регулярных российских торговых обозов. Бюрократическая машина московитов сработала оперативно, и русским дипломатам удалось установить государственный контроль над потенциально выгодным торговым маршрутом. Спустя без малого четыре года после подписания Нерчинского договора высочайшим указом от 30 августа 1693 года утверждались общие и частные инструкции для сибирской таможни и колониальных властей, главные принципы которых оставались в силе без изменений до середины XVIII века. Изначально московиты не пытались на государственном уровне полностью монополизировать свою торговлю с китайцами, то есть закрепить за государством исключительное право на отправку обозов. Все сводилось скорее к пристальному контролю над деятельностью купцов-единоличников и посредников, проявлявших интерес к посещению Пекина и других китайских городов с деловыми целями. Так как в соответствии с положениями Нерчинского договора предусматривалось получение официальных паспортов для всех купцов, намеревающихся посетить китайские территории, указом от 1693 года все сибирские должностные лица уведомлялись о том, что кому бы то ни было запрещалось отправляться в Китай без царского указа и «патента» (грамоты), выдаваемых в официальном департаменте или Сибирском приказе, которому с 1637 года делегировались общие полномочия по управлению делами в Сибирском крае и его приграничных землях. Наличие данных документов проверялось таможенниками в городе Верхотурье на Урале, назначенном официальным пунктом пропуска в Сибирь, а потом еще в Нерчинске, через который осуществлялся выезд на территорию Маньчжурии и самого Китая, а также на всех дорожных станциях, открытых на данном пути. К паспорту купца прилагался полный список и описание всех перевозимых товаров. По ним назначалась и взималась сумма государственных таможенных пошлин. В Верхотурье и Нерчинске взималась обычная сибирская подать в размере 10 процентов (десятины) натурой и выдавалась квитанция, скрепленная государственной печатью. Данную квитанцию проверяли и сверяли с товарами в каждом крупном городе в Сибири; все перевозимые товары, не перечисленные в справке об оплате пошлины, подлежали изъятию в пользу государства. В том случае, когда купца повторно уличали в попытке обмана таможенных служащих, его родственников и домочадцев подвергали допросу с пристрастием с целью выявления предыдущих попыток мошенничества провинившегося купца. Государственным чиновникам и их близким родственникам вне зависимости от звания или должности категорически запрещалось заниматься торговлей с Китаем. Единственное исключение касалось солдат и служилого люда, сопровождавшего обозы в Пекин или работников таможенной станции на границе. Последним из-за их нищенского денежного содержания предоставляли возможность для вложения капитала в частные обозы максимальным размером до 50 рублей.
Царь Петр Алексеевич, к тому времени еще не удостоившийся титула Великий, в 1698 году издал указ, которым несколько ослабил строгие положения инструкций и правил указа от 1693 года. Купцам-единоличникам больше не вменялось в обязанность предоставлять для проверки свои товары в каждом городе и на каждой базарной площади. Достаточно было предъявить его только лишь в начальном и конечном пункте – в Верхотурье и Нерчинске, а работники таможни этих городов отправляли друг другу копию инвентарной описи товаров купца, которые служили просто подтверждением ее достоверности. По-прежнему начислялась таможенная десятина, но только единожды; взималась натурой одна двадцатая веса всех товаров, приобретенных в Сибири, и товаров, вывозимых в Китай. Повторной оплаты не требовалось. С ввозимых из Китая товаров оплачивалась двадцатая часть в Нерчинске, и, даже если их сбывали в Сибири, с купца больше ничего не причиталось. Зато еще одну двадцатую часть сбора платил покупатель.
Что же касается самих обозов, то декретом от 1698 года утверждалось условие, при котором их следовало отправлять не чаще одного раза в два года. За четыре года до издания данного декрета обозы, насколько нам известно, были ежегодными, и возникла угроза насыщения китайских рынков русскими товарами. На протяжении тех первых лет многие товары, отправляемые в Китай обозами, принадлежали частным лицам, и их сопровождали купцы, владевшие ими, ради предохранения своих капиталовложений, невзирая на то что принадлежавшие государству грузы (сибирские меха и кожи) могли составлять половину общего объема груза. Для управления и распоряжения таким обозом из числа купцов Сибири покрупнее выбирали мужчин, которые, как правило, уже находились на государевой службе. Купцы помельче служили в качестве присяжных оценщиков или целовальников (буквально «тех, кто целовал крест», то есть дал клятву), задачей которых ставилась оценка государственного добра и тщательное ведение счетов. Иностранцев от участия в этой китайской торговле отстранили, кроме тех из них, кто получил специальное разрешение Сибирского приказа. Русские купцы с запада от Урала могли бы принять участие в торговле без паспорта, но тогда им следовало внести номинальный сбор в размере 1 рубля с человека и после проживания на территории Сибири в течение одного года. Подделка декларации на товары или исправление данных в квитанции об оплате таможенных пошлин вели к утрате торговых привилегий на китайском рынке.
Таким образом, власти Русского государства с самого начала взялись за контроль и регулирование торговли с Пекином через составление обозов под управлением влиятельных купцов, нанятых ими на службу, через назначение заранее проложенных торговых маршрутов через Сибирь, тщательный учет перевозимых товаров, а также через истребование безотлагательного внесения таможенных пошлин, взимаемых в «портовых» городах Сибири. Простая цель Москвы заключалась в извлечении максимальных таможенных доходов; механизмом для этого стало жесткое регулирование внешней торговли. Причем сановники позаботились о том, чтобы в таких условиях предоставить купцу-единоличнику возможность для наживы.
Надзор за обозами можно назвать только одной стороной государственного контроля над торговлей русских купцов с китайцами; оборотной стороной был категорический запрет на частную торговлю в Сибири, а также на территории Китая и китайских вотчин официально перечислимыми товарами. Продажа ряда таких предметов купцами-единоличниками запрещалась по политическим мотивам и из соображений государственной безопасности: среди них отметим огнестрельное оружие, порох и свинец. Их запретили продавать бухаритинам и прочим сибирским проживающим у границы народам императорским указом от 1693 года. Торговля или обмен золота, серебра и иностранных монет (ефимков, альбертусталеров и иоахимсталеров) через сибирские границы тем же декретом тоже запрещались, и такой запрет оставался в силе на протяжении практически всего XVII и XVIII столетий. Наконец, сбыт нескольких категорий товара остался в ведении государства (или поручен частным монополистам), так как они считались особенно выгодными с точки зрения дохода предметами экспорта. Частный ввоз ревеня, пользовавшегося чрезвычайной популярностью в России и странах Европы как вяжущий препарат, наиболее ценные образцы которого поступали из Западного Китая, Монголии и с Тибета, запретили уже в 1657 году. Время от времени на ввоз и изготовление тонких шелков вводились ограничения, и особые права на них предоставлялись по особым указаниям в качестве великого одолжения, хотя власти России никогда не пользовались исключительным правом на изготовление или торговлю данной тонкой тканью. Торговля табаком считалась одной из самых старинных монополий петровской поры, предоставляемой частным лицам, притом что в XVIII веке такая монополия неоднократно запрещалась, а правом на сбыт табака пользовались все подряд.