Дело табак

В кармане брюк Ваймс ощутил легкое давление латунного кастета. Он слегка покривил душой, когда пообещал Сибилле не брать с собой в отпуск никакого оружия. Впрочем, он считал кастет не столько оружием, сколько гарантией выживания. Кастет можно было назвать средством обороны, чем-то вроде щита, особенно в том случае, если обороняться приходилось до того, как на тебя напали.

Он встал.

– Мистер Джетро, я весьма благодарен, если вы будете так любезны указать, какое место желаете занять на этот вечер. После этого я надеюсь спокойно допить свое пиво.

Тот, кто говорит, что кроткий ответ отвращает гнев, никогда не работал в баре. Кузнец раскалился ничуть не меньше своего горна.

– Я тебе не Джетро! Зови меня мистер Джефферсон, слышишь, ты?!

– А меня можно звать Сэм Ваймс.

Джефферсон неторопливо поставил кружку на стойку и зашагал к нему.

– Я сам знаю, как тебя звать, мистер…

Ваймс нащупал гладкую поверхность кастета, отполированного многолетним трением о ткань штанов, а время от времени и о чью-нибудь челюсть. Стоило ему опустить руку в карман, и кастет буквально прыгнул навстречу.

– Извините, ваша светлость, – сказал Джимини, аккуратно отодвигая Ваймса в сторону, и обратился к кузнецу: – Ну, Джетро, чего ты шум поднял?

– Ваша светлость? – усмехнулся Джетро. – Ну, я тебя так звать не буду! Я не собираюсь лизать тебе сапоги, как они все! Приперся, понимаешь, чтобы нас шпынять да раздавать приказы, как будто это место принадлежит тебе! Вот оно что! Земля тебе принадлежит! Один человек правит целым округом! Разве это честно? Ну, объясни мне, почему оно так? Давай, объясни!

Ваймс пожал плечами.

– Я не специалист, но, если не ошибаюсь, предки моей жены с кем-то сражались за эти земли.

Лицо кузнеца вспыхнуло злорадством, и он скинул кожаный фартук.

– Ладно, ладно. Допустим. Сражались, да? Что ж, верно. Я тебе скажу, что я сделаю. Я буду драться с тобой, здесь и сейчас. И знаешь что еще? Я буду с тобой драться, и пускай мне одну руку привяжут за спину, потому как ты малость пониже ростом.

Ваймс услышал легкий деревянный стук за спиной – трактирщик украдкой вытащил двухфутовую палисандровую дубинку из уютного места под стойкой.

Джетро, должно быть, тоже это услышал, поскольку крикнул:

– Даже не пытайся, Джим. Я ее у тебя выкручу, ты и спохватиться не успеешь, и на сей раз запихну туда, где солнце не светит!

Ваймс окинул взглядом прочих посетителей, которые с большим успехом притворялись каменными статуями.

– Послушай, парень, – сказал он. – Честное слово, ты не хочешь со мной драться.

– Еще как хочу! Ты сам сказал. Какой-то там предок получил эту землю, потому что подрался за нее. Так? Кто сказал, что драться больше нельзя?

– Коренной и Рукисила, сэр, – произнес вежливый, но ледяной голос из-за спины кузнеца. Ваймс, к своему ужасу, увидел Вилликинса. – Я не жесток, сэр, и не стану стрелять вам в живот. Я просто дам понять, что вы принимаете свои большие пальцы как данность. Нет, пожалуйста, не делайте никаких резких движений. У арбалетов Коренного и Рукисилы чрезвычайно чувствительные спусковые крючки.

Ваймс задышал, только когда Джетро поднял руки. Под толщей ярости, несомненно, крылось на полпенса чувства самосохранения. Тем не менее кузнец яростно уставился на него и сказал:

– Без наемного убийцы не обошелся, да?

– На самом деле, сэр, – спокойно отозвался Вилликинс, – я служу у командора Ваймса в качестве камердинера, а арбалет мне нужен, поскольку иногда его носки дают сдачи.

Он взглянул на Ваймса.

– Какие будут распоряжения, командор? Эй, не двигайся, мистер! Насколько мне известно, кузнецу для работы нужны обе руки!

Он вновь повернулся к Ваймсу.

– Извините за повышенный тон, командор, но я эту публику знаю.

– Думаю, Вилликинс, ты и сам один из них.

– Да, сэр, спасибо, сэр, и лично я себе не доверял бы ни на грош, сэр. Уж я-то с первого взгляда распознаю плохого парня. Каждый день его вижу в зеркале.

– А теперь, черт возьми, опусти арбалет, Вилликинс. Люди могут пострадать, – официальным тоном приказал Ваймс.

– Да, сэр, и это вполне входило в мои намерения. Я бы не смог предстать перед ее светлостью, если бы с вами что-нибудь случилось.

Ваймс перевел взгляд с Вилликинса на Джетро. Этот кипящий котел нужно было охладить. Но парня он винить не мог. Он ведь и сам думал точно так же, и не раз.

– Вилликинс, – сказал Ваймс, – пожалуйста, аккуратно отложи эту чертову штуковину и достань записную книжку. Спасибо. А теперь, пожалуйста, запиши вот что: «Я, Сэмюэль Ваймс, почти против воли герцог Анкский и прочая и прочая, намерен сойтись, столкнуться, сцепиться и прочая и прочая с моим другом Джетро… как твое полное имя, Джетро?

– Слушай, мистер, я не…

– Я спросил твое имя, черт возьми! Джимини, как его зовут?

– Джефферсон, – ответил трактирщик, держа дубинку, как некий гарант безопасности. – Послушайте, ваша светлость, неужели вам хочется…

Ваймс, не обращая на него внимания, продолжал:

– Так, на чем я остановился? Ах да. «С моим другом Джетро Джефферсоном в дружеском поединке за обладание усадьбой и ее окрестностями, каковы бы, черт возьми, они ни были, и упомянутый поединок будет продолжаться, пока один из нас не крикнет «сдаюсь», и если это буду я, никаких неприятностей для моего друга Джетро не воспоследует, как и для моего слуги Вилликинса, который упрашивал меня не участвовать в этом приятельском обмене тумаками». Понял, Вилликинс? Покажешь это ее светлости, если я пострадаю. А теперь давай сюда, я подпишу.

Вилликинс неохотно протянул записную книжку.

– Не думаю, сэр, что на ее светлость это подействует. Ей-богу, герцогам не положено… – и, увидев улыбку Ваймса, замолчал.

– Ты собирался сказать, что герцогам не положено драться, так, Вилликинс? А я бы тебе ответил, что некогда слово «герцог» произносилось как «херцог» и означало способность отхе… всыпать противнику по первое число.

– Допустим, сэр, – ответил Вилликинс, – но, полагаю, вы должны предупредить его…

Вилликинса перебили прочие посетители, которые спешно проталкивались наружу и разбегались по деревне, оставив Джетро стоять в одиночестве – весьма озадаченного. На полпути к противнику Ваймс обернулся, взглянул на Вилликинса и сказал:

– Тебе, возможно, кажется, что я закуриваю сигару, Вилликинс, но в данном случае, боюсь, глаза слегка тебя подводят. Понимаешь?

– Да. Я не только слеп, но и глух, командор.

– Вот и молодец. А теперь давай выйдем туда, где меньше стекла́ и вид получше.

Джетро выглядел как человек, у которого из-под ног вышибли опору, и теперь он не знает, куда упасть.

Ваймс закурил и несколько мгновений наслаждался запретным плодом. Затем он протянул пачку кузнецу, который молча отмахнулся.

– Очень разумно, – заметил Ваймс. – Ну а теперь, позволь, я объясню тебе, что как минимум раз в неделю, даже в нынешние времена, мне приходится драться с людьми, которые пытаются убить меня разными предметами, от мечей до стульев, а в одном случае даже огромным лососем. Возможно, на самом деле они не хотят меня убивать – они просто хотят, чтобы я их не арестовал. Послушай, – он обвел рукой пейзаж, – все это… со мной просто случилось, хотел я того или нет. По профессии я обыкновенный стражник.

– Ага, – сказал Джетро, мрачно глядя на него. – Дерешь шкуру со страдающих бедняков.

Ваймс к этому привык, а потому постарался выразиться помягче:

– В последнее время не получается драть шкуру, знаешь ли, соковыжималка мешает. Да-да, признаю, не очень смешно.

Ваймс заметил, что по деревенской улице спешат люди, в том числе были женщины и дети. Похоже, трактирные завсегдатаи переполошили всю округу. Ваймс повернулся к Джетро.

– Ну что, будем драться по правилам маркиза Пышнохвоста?

– Это как? – спросил кузнец и помахал приближавшейся толпе.

– Это правила кулачного боя, написанные маркизом Пышнохвостом, – объяснил Ваймс.

– Если их написал какой-то там маркиз, я их знать не желаю!

Ваймс кивнул.

– Вилликинс!

– Я слышал, командор, и занес в записную книжку: «отказался от правил Пышнохвоста».

– Ну что ж, мистер Джефферсон, – сказал Ваймс, – полагаю, сейчас мы попросим мистера Джимини подать сигнал.

– Пусть ваш лакей запишет в книжечку, что мою мамашу не выгонят из дома в любом случае, ясно?

– Договорились, – сказал Ваймс. – Вилликинс, пожалуйста, пометь себе, что мать мистера Джефферсона не выгонят из дома, не побьют палками, не посадят в колодки и не станут притеснять никаким иным способом, понятно?

Вилликинс, безуспешно пытаясь скрыть улыбку, лизнул карандаш и старательно записал. Ваймс, уже про себя, сделал еще одну пометку. Она гласила: «Этот парень просто источает агрессию. Он гадает, не убьют ли его. Я еще не нанес ни одного удара, даже самого легкого, а он уже готовится к худшему, тогда как самый верный способ победить в драке – это готовиться к лучшему».

Толпа росла с каждой секундой. Подняв голову, Ваймс увидел, как люди несут по улочке дряхлого старика на матрасе. Старик подгонял носильщиков, с удовольствием колотя их тростью по ногам. Матери, стоявшие в задних рядах, поднимали детей, чтобы им было лучше видно, и каждый, независимо от других, явился с оружием. Это походило на крестьянский мятеж, только без мятежа и с очень вежливыми крестьянами. Мужчины касались шляп, когда Ваймс смотрел в их сторону, женщины делали книксен или, по крайней мере, слегка приседали, все не в лад, как педали органа.

Джимини осторожно приблизился к Ваймсу и кузнецу. Судя по заблестевшему от пота лбу, трактирщику было боязно.

– Ну, господа, будем считать это небольшой демонстрацией силы, веселым испытанием удальства, потому что сегодня такой славный вечер, и в душе мы все друг друга любим, правда? – В его глазах появилось умоляющее выражение, и Джимини продолжал: – А когда вы спустите пар, каждого из вас на стойке будет ждать пинта за счет заведения. И, пожалуйста, ничего не ломайте.

Трактирщик извлек из жилетного кармана грязный носовой платой и поднял его в воздух.

– Когда платок коснется земли, джентльмены… – сказал он, поспешно отходя назад.

Полотняный лоскут, казалось, некоторое время боролся с притяжением, но, как только он коснулся земли, Ваймс ухватил взмывший в воздух сапог кузнеца обеими руками и очень тихо произнес, обращаясь к брыкавшемуся Джетро:

– Немного опрометчиво, как по-твоему? И что толку с того? Слышишь, как они все хихикают? Ну, на сей раз я тебя отпущу.

Ваймс выпустил сапог с легким толчком, заставив Джетро попятиться. Он испытал истинное наслаждение при виде того, что противник уже начал проигрывать, но кузнец собрался с духом, бросился на него… и остановился – возможно, оттого, что Ваймс ухмылялся.

– Правильно, парень, – одобрил он. – Ты только что избег ужасной боли в причинном месте.

Он принял стойку и многозначительно кивнул своему озадаченному противнику поверх левого кулака. Джетро, раскачиваясь, приблизился, получил пинок в колено и оказался на земле. Ваймс поднял его за шиворот и швырнул обратно.

– С чего ты вообще взял, что я собираюсь боксировать? Мы, профессионалы, называем это неправильным курсом. Хочешь обняться? На твоем месте я бы обязательно захотел, но шанса я тебе не дам, – Ваймс сокрушенно покачал головой. – Лучше бы мы дрались по правилам маркиза Пышнохвоста. Насколько мне известно, эта фраза написана на многих надгробиях.

Он от души затянулся, не стряхивая пепел с сигары.

Страшно разъяренный, Джетро бросился на Ваймса и получил скользящий удар в голову. Почти в ту же самую секунду колено врезалось ему в живот, вышибив воздух из легких. Они упали вместе, Ваймс – в качестве направляющего. Он уж позаботился о том, чтобы приземлиться сверху. Наклонившись, он прошипел Джетро в ухо:

– Давай проверим, насколько ты умен, парень. Умеешь владеть собой? Если нет, я тебе так расплющу нос, что носовой платок придется подносить на палке. И даже не надейся, что я на такое не способен. Но, по-моему, кузнец должен знать, когда остудить железо, и я даю тебе шанс сказать, что, по крайней мере, ты свалил герцога на пол в присутствии всех своих приятелей, а потом мы встанем и пожмем друг другу руки как джентльмены, коими ни один из нас не является, и толпа будет нас поздравлять, и все пойдут в паб и нальются пивом, за которое я заплачу. Договорились?

Ответом было сдавленное «да». Ваймс встал, взял кузнеца за руку и вздернул ее кверху, вызвав в толпе легкое удивление, но когда он провозгласил: «Сэм Ваймс приглашает вас всех выпить с ним в заведении мистера Джимини!» – удивление потеснилось, чтобы дать место пиву. Толпа хлынула в паб, оставив кузнеца и Ваймса снаружи – ну и Вилликинса, который умел особенно ловко стушевываться, когда хотел.

– Кузнецу следует владеть собой, – заметил Ваймс, когда толпа утекла в направлении трактира. – Иногда холодное лучше горячего. Я мало что про вас знаю, мистер Джефферсон, но Городской Страже нужны люди, которые быстро учатся. Полагаю, вы быстро продвинетесь до сержанта. И в качестве кузнеца вы нам тоже пригодитесь. Просто удивительно, сколько вмятин появляется на старой броне, когда дерешь спины бедняков…

Джетро уставился на свои сапоги.

– Ладно, ладно, вы меня побили, но это еще не значит, что так и должно быть, ясно? Вы и половины не знаете!

Из паба доносились звуки веселья. Ваймс задумался, насколько приукрасят слухи эту маленькую стычку. Он повернулся к кузнецу, который по-прежнему стоял неподвижно.

– Послушай меня, ты, молодой идиот. Я родился отнюдь не с серебряной ложкой во рту. В детстве я если какие ложки и видел, так только деревянные, и только при очень большом везении в них лежало что-нибудь съедобное. Я рос на улице, понимаешь? Если бы меня отправили в деревню, я бы решил, что попал в рай, потому что еда здесь за каждым кустом. Но я стал стражником, потому что там платили, и тому, как стать стражником, меня учили порядочные стражники, и поверь, парень, я просыпаюсь каждую ночь при мысли о том, что мог выбрать другой вариант. Потом я встретил хорошую женщину, и на твоем месте, парень, я бы надеялся, что ты тоже такую встретишь. В результате я слегка прибарахлился, и однажды патриций Ветинари – слышал о нем, да? – так вот, однажды ему понадобился человек, чтобы делать разные дела, а перед титулом двери раскрываются сами, так что их не приходится отворять пинком. И знаешь что? Мои башмаки видели за много лет столько преступлений, что сами ведут меня к ним, и я чую, что кому-то надо дать под зад. Вижу, что и ты чуешь. Ну, говори, в чем дело.

Джетро смотрел под ноги и молчал.

Вилликинс кашлянул.

– Командор, может быть, мне побеседовать с молодым человеком? Так сказать, с менее возвышенной позиции. Почему бы вам не полюбоваться пока сельскими красотами?

Ваймс кивнул:

– Пожалуйста. Если ты считаешь, что от этого будет польза.

И он ушел и принялся с огромным интересом рассматривать жимолость, а Вилликинс, в начищенных ботинках и опрятной куртке камердинера, широким шагом подошел к Джетро, обхватил его одной рукой и сказал:

– Я держу возле твоего горла стилет, и это, поверь, не зубочистка, а настоящее лезвие, учти. Ты мелкий поганец, но я не командор – я до кости тебя полосну, если дернешься. Понял? Не кивай! Вот и славно, мы быстро учимся, правда? Слушай, мальчик мой. Командор пользуется доверием Алмазного короля троллей и гномьего Короля-под-Горой, которому достаточно кивнуть, чтобы твою жалкую тушку со всех сторон обработали универсальными топорами, а также госпожи Марголотты из Убервальда, которая в принципе мало кому доверяет, а еще патриция Ветинари из Анк-Морпорка, который не доверяет вообще никому. Ясно? Не кивай! А у тебя, юноша, хватило наглости усомниться в его слове. Я человек с легким характером, но от таких штук прямо из себя выхожу, к твоему сведению. Понятно? Я спросил – понятно? А… да, теперь можешь кивнуть. Кстати говоря, будь осторожней, когда кого-нибудь называешь лакеем, слышишь? Некоторые люди к таким вещам относятся весьма болезненно. Послушай совета, парень: я знаю командора, а ты вспомнил о своей старушке матери и подумал о том, что может с ней случиться, и, наверное, именно поэтому он тебя не избил до полусмерти, потому что в глубине душе он очень чувствителен.

Нож Вилликинса исчез так же внезапно, как и появился; другой рукой камердинер извлек маленькую щеточку, которой обмахнул воротник кузнеца.

– Вилликинс, – позвал Ваймс издалека. – А теперь, пожалуйста, пойди, прогуляйся.

Когда дворецкий отошел и остановился под деревом, Ваймс сказал:

– Извини, но у каждого своя гордость. Я об этом помню. И ты помни. Я стражник, полисмен, и что-то здесь не дает мне покоя. Похоже, ты хочешь, чтобы я что-то такое узнал, и дело не только в том, кто сидит в высоком замке, правильно? Здесь случилось что-то плохое, я по твоему лицу вижу. Ну?

Джетро склонился к нему.

– В Мертвяковой логве. В полночь. Ждать не стану.

Кузнец развернулся и зашагал прочь, не оборачиваясь.

Ваймс закурил новую сигару и побрел к дереву, под которым стоял Вилликинс, любуясь пейзажем. Дворецкий выпрямился, завидев Ваймса.

– Пойдемте, сэр. Ужин в восемь, и ее светлость желает, чтобы вы явились в наилучшем виде. Она очень надеется, что вы принарядитесь, сэр.

Ваймс застонал.

– Только не парадные лосины!

– К счастью, нет, сэр, не в деревне, но ее светлость специально напомнила, чтобы я прихватил сливовый вечерний камзол, сэр.

– Она говорит, я в нем произвожу потрясающий эффект, – мрачно произнес Вайсмс. – Ты тоже так считаешь? Я вообще способен произвести потрясающий эффект, как по-твоему?

На нижней ветке дерева запели птицы.

– Я бы сказал – сногсшибательный, сэр, – ответил Вилликинс.

Они зашагали домой и некоторое время шли в молчании – иными словами, они молчали, а природа вокруг пела, жужжала и вопила. Наконец Ваймс сказал:

– Хотел бы я знать, что это, черт возьми, за твари.

Вилликинс на мгновение склонил голову набок.

– Синица Паркинсона, глубокогорлый вылупень и обыкновенный веролом, сэр.

– Ты всех их знаешь?

– Да, сэр. Я посещаю мюзик-холлы, сэр, а там всегда держат в штате человека, который подражает голосам животных и птиц. Такие штуки сами собой западают в память. Я теперь знаю семьдесят три деревенских звука, и мой любимый – это когда фермер, у которого один сапог только что завяз в навозе, пытается куда-нибудь поставить ногу в носке и понимает, что наступить некуда, кроме как в упомянутый навоз. Невероятно смешно, сэр.

Они дошли до длинной аллеи, ведущей к Холлу, и под ногами у них заскрипел гравий. Ваймс вполголоса произнес:

– Я условился встретиться с юным мистером Джефферсоном в полночь, в Мертвяковой логве на Холме Висельника. Он хочет сообщить мне что-то очень важное. Кстати, Вилликинс, а что такое логва?

– На местном диалекте – нечто среднее между рощицей и леском. Строго говоря, сэр, то, что находится на Холме Висельника, – это небольшой буковый лесок. Помните Безумного Джека Овнеца? Человека, который сделал холм на тридцать футов выше ценой огромных затрат? Так вот, он велел посадить на вершине буки.

Ваймсу нравился скрежет гравия под ногами – он скрывал звук разговора.

– Когда я разговаривал с кузнецом, клянусь, никого в пределах слышимости не было. Но это ведь деревня, да, Вилликинс?

– За изгородью позади вас какой-то человек ставил силки на кроликов, – сказал Вилликинс. – Ничего странного, хотя, на мой взгляд, он чересчур долго с ними возился.

Некоторое время они шагали по аллее, пока Ваймс не произнес:

– Скажи мне, Вилликинс, вот что. Если два человека договариваются о встрече в полночь, в месте, которое называется Мертвяковой логвой на Холме Висельника, что, по-твоему, будет самым разумным образом действий? Учитывая тот факт, что жена одного из этих двоих запретила ему брать с собой оружие в загородный дом.

Вилликинс кивнул.

– Что ж, сэр, следуя вашему принципу, что оружие – это любой предмет, который ты считаешь оружием, я бы посоветовал упомянутому лицу обратиться к соотечественнику, способному, например, раздобыть ключи от шкафа, в котором лежат превосходные кухонные ножи, идеально подходящие для рукопашной. Лично я, сэр, еще прихватил бы проволоку для нарезания сыра, это вполне отвечает моему искреннему убеждению, что в смертельном бою главное одно: чтобы умерли не вы.

– Никакой проволоки, парень! Только не для командора Стражи.

– Хорошо, командор, но могу ли я предложить вам латунный кастет – оружие джентльмена? Я знаю, вы никуда без него не ездите, сэр. Здесь есть какие-то злонамеренные личности, и я знаю, что вам придется с ними столкнуться.

– Слушай, Вилликинс, я вообще не хочу, чтобы ты вмешивался. В конце концов, это просто подозрения.

Вилликинс отмахнулся.

– Вы ни за что не уговорите меня постоять в сторонке, сэр, потому что мне самому интересно. Я оставлю для вас в гардеробной некоторое количество режущих предметов на выбор, сэр, а сам пойду в рощу получасом раньше назначенного времени, со своим верным арбалетом и кое-какими любимыми игрушками. Сейчас почти полнолуние, небо ясное, повсюду будут лежать тени, и в самой густой притаюсь я.

Ваймс несколько секунд смотрел на него, а затем сказал:

– Можно небольшую поправку? Не мог бы ты оказаться во второй по густоте тени за час до полуночи, чтобы взглянуть, кто спрячется в первой?

– Вот почему вы командуете Стражей, сэр, – произнес Вилликинс, и, к огромному удивлению Ваймса, в голосе дворецкого прозвучала нотка страха. – Вы слушаете улицу, так ведь?

Ваймс пожал плечами.

– Здесь нет улиц, Вилликинс.

Тот покачал головой.

– Уличный мальчишка всегда остается уличным мальчишкой, сэр. Он даст о себе знать в ответственный момент. Матери и отцы уходят – если мы вообще знаем, кто они такие, – но улица, сэр… улица всегда о нас позаботится. В самую важную минуту она помогает нам остаться в живых.

Вилликинс побежал вперед и зазвонил в колокольчик, так что лакей отворил дверь, как только Ваймс поднялся на крыльцо.

– У вас как раз достаточно времени, чтобы послушать, как Юный Сэм будет читать, – добавил Вилликинс, шагая по ступенькам. – Удивительная штука чтение, сэр, жаль, что я сам этому не выучился, когда был мальчишкой. Ее светлость вы найдете в гардеробной, а гости начнут собираться через полчаса. Мне нужно идти, сэр. Надо поучить здешнего дворецкого, эту толстую жабу, хорошим манерам, сэр.

Ваймс вздрогнул.

– Душить дворецких не разрешается, Вилликинс. Кажется, в книжке по этикету я об этом читал.

Виллинс взглянул на хозяина с притворно обиженным видом.

– Не волнуйтесь, сэр, – продолжал он, отворяя дверь в гардеробную Ваймса, – хоть он и первостатейный сноб. Никогда еще не встречал дворецкого, который не был бы снобом. Просто нужно его слегка сориентировать.

– Да, но он дворецкий, и это его дом.

– Нет, сэр, это ваш дом, а поскольку я ваш личный слуга, по незыблемым законам лакейской я превосхожу любого из этих ленивых лодырей! Я им покажу, как делаются дела в реальном мире, сэр, не извольте беспокоиться…

Его перебил громкий стук в дверь, за которым последовало решительное дребезжание дверной ручки. Вилликинс открыл, вошел Юный Сэм и объявил:

– Читать!

Ваймс поднял сына на руки и усадил на стул.

– Как провел вечер, малыш?

– Знаешь, – сказал Юный Сэм, явно желая поделиться результатами вдумчивого исследования, – у коров большие мягкие какашки, а у овец маленькие, как шоколадки.

Отец старался не смотреть на Вилликинса, который дрожал от сдерживаемого смеха. С трудом сохраняя серьезное выражение лица, он ответил:

– Э… ну конечно, овцы ведь меньше.

Юный Сэм задумался.

– Коровьи какашки шлепаются, – заявил он. – В «Где моя коровка?» об этом ничего не говорится.

Судя по голосу, мальчик был раздосадован тем, что автор упустил столь важный факт.

– А мисс Фелисити Бидл обязательно бы об этом сказала.

Ваймс вздохнул.

– Да уж не сомневаюсь.

Вилликинс открыл дверь.

– Я оставлю вас наедине, господа. Увидимся позже, сэр.

– Вилликинс, – позвал Ваймс, как только камердинер взялся за ручку. – Ты, кажется, считаешь, что у меня кастет хуже, чем у тебя. Так?

Вилликинс улыбнулся.

– Вам ведь никогда не нравились кастеты с шипами, правда, сэр? – и он осторожно прикрыл дверь за собой.

Юный Сэм уже читал сам, к большому облегчению Ваймса. К счастью, сочинения мисс Фелисити Бидл состояли не только из увлекательных сведений о какашках во всей их красе; ее тоненькие книжки для малышей текли непрерывным потоком и были невероятно популярны, по крайней мере среди детей, потому что мисс Бидл тщательно изучала свою аудиторию. Юный Сэм покатывался со смеху, читая «Писающих человечков», «Войну с сопливыми гоблинами» и «Джефри и Страну какашек». Эти книжки били прямо в точку, если дело касалось мальчишек определенного возраста. И сейчас Юный Сэм хихикал и фыркал, читая «Мальчика, который не умел ковырять болячки» – хит сезона с точки зрения ребенка, которому едва исполнилось шесть. Сибилла заметила, что эти книжки расширяют словарь Юного Сэма, и не только по туалетной части. И он действительно, при некотором поощрении, начинал читать книги, в которых никто не испражнялся, – что само по себе было чудом, если хорошенько подумать.