Сентябрь

«Совсем это ни к чему, – подумал про себя Генри. – Эди только моя».

– Но у тебя ведь нет комнаты для гостей, – сказал он.

– Придется отдать ей мою спальню.

– Но где же будешь спать ты сама? – возмутился Генри.

– На раскладушке в гостиной.

И как же Эди поместится на раскладушке – она ведь такая толстенькая?

– А почему Дотти не может спать на раскладушке?

– Но она будет гостьей. И зовут ее не Дотти, а Лотти.

– И долго она будет твоей гостьей?

– Не знаю, там посмотрим.

Генри подумал:

– А ты не можешь переехать к нам? Будешь помогать маме и Ви в Пенниберне?

– Господь с тобой, Генри! Лотти ведь тоже нужно помогать.

– А она мне понравится? – Это было важно узнать.

Эди не знала, что ему ответить.

– Ах, Генри, она какая-то унылая. «У нее винтиков не хватает», – так говорил мой отец. Заглянет, бывало, к нам в дверь какой-нибудь мужчина, она такой визг поднимет, как будто ее режут. И ужасная недотепа. Когда-то – это было давно – она нанялась в горничные к старой леди Балмерино и столько дорогой посуды перебила, что ее уволили. С тех пор она уже нигде не работала.

Генри совсем расстроился.

– Ты не разрешай ей вытирать пыль, – сказал он, – а то она перебьет все твои красивые статуэтки.

– Да она не только их разобьет… – мрачно начала Эди, но не договорила, хотя Генри внимал ей с большим интересом, она улыбнулась и переменила тему. – Хочешь еще одну лепешку или приступишь к шоколадке? – спросила она.

4

Дождь перестал. Вайолет вместе с Арчи и Вирджинией стояла на крыльце Балнеда. Сырость все еще висела в воздухе, но с запада подул свежий ветерок. Подняв голову, Вайолет ощутила на щеке его дыхание. Низкие облака медленно откатывались в сторону, открывая тут и там ярко-голубые просветы, в которые устремлялись сияющие лучи солнца. Вечер обещал быть по-настоящему летним, жаль только, что прояснилось так поздно.

Старый «лендровер» Арчи ждал их на подъездной площадке. Они попрощались с Вирджинией. Вайолет чмокнула свою невестку в щеку:

– Передай привет Эдмунду.

– Передам непременно.

Вайолет и Арчи с некоторым трудом влезли в «лендровер» – Вайолет по причине преклонного возраста, Арчи из-за ноги. Арчи включил зажигание, и они двинулись. Перед выездом на шоссе Арчи замедлил ход, но движения на шоссе не было, он развернулся и поехал по улице, которая пересекала Страткрой из конца в конец.

Вот и епископальная церковь. Мистер Глоксби занимался стрижкой газона.

– Все-то он делает сам, – заметил Арчи. – Надеюсь, мы выручим приличную сумму от распродажи. Спасибо, Ви, что вы пришли сегодня. Я боялся, что вы заняты садом и не придете.

– В такую-то погоду? Нет, в дождь меня не тянет копаться в земле, – сказала Ви. – Лучше заняться каким-нибудь другим полезным делом. Знаешь, как бывает: беспокоишься о ком-нибудь из детей или внуков, места себе не находишь и тогда устраиваешь большую разборку на кухне, скребешь пол в кладовке. К вечеру беспокойство как мучило тебя, так и мучает, но хотя бы кухня блистает чистотой.

– Но вы ведь не беспокоитесь о своих, Ви? С чего бы?

– Женщины всегда беспокоятся о своих близких.

«Лендровер» проехал мимо бензозаправочной станции (когда-то здесь была плотницкая мастерская), мимо супермаркета Ишханов. За ним стояли открытыми ворота, от которых отходила частная дорога Балмерино, ведущая к заднему двору Кроя. Арчи свернул с улицы, въехал в ворота, и дорога круто пошла в гору. Когда-то, не так уж и давно, здесь начинались угодья Кроя, на зеленых пастбищах пасся породистый скот, теперь же все окрест распахали и на полях выращивали зерновые культуры и турнепс. Всего лишь несколько раскидистых деревьев осталось среди этих полей, словно для того, чтобы напоминать, как красивы когда-то были зеленые луга и рощицы.

– Что именно вас беспокоит, Ви?

Вайолет заколебалась. Арчи можно было довериться. Он ей как родной сын. Между ним и Эдмундом всего пять лет разницы. Арчи моложе, но мальчики вместе росли, вместе проводили все время и стали закадычными друзьями.

Если в Крое не было Эдмунда, значит Арчи был в Балнеде, если же мальчиков не было ни в том ни в другом доме, это означало, что они бродят по холмам с ружьями и собаками – охотятся на зайцев и кроликов или же помогают Гордону Гиллоку выжигать вереск и поправлять скрадки. Или они на озере, а может, ловят в темных заводях форель или играют в теннис, катаются на коньках. Неразлучные друзья. Братья.

Но братьями они все же не были, и жизнь развела их. Эдмунд был очень способный мальчик, быть может куда более способный, чем его отнюдь не бесталанные родители. Что касается Арчи, то он никакой склонности к наукам не проявлял.

Эдмунд, пройдя все ступени образования, с отличием окончил Кембридж, и его, подающего надежды молодого экономиста, незамедлительно пригласили работать в престижный банк в Сити.

Арчи, отнюдь не стремившийся к скучной работе в Сити, решил податься в армию. Достигнув призывного возраста, он предстал перед комиссией и с грехом пополам прошел собеседование. Скорее всего, комиссию, состоявшую из четырех старших офицеров, подкупили его дружелюбный характер и твердая убежденность, что его предназначение – армейская жизнь, и они решили не обращать внимания на более чем скромный школьный аттестат новобранца.

Арчи прошел обучение в Санхерсте, был зачислен в Королевский шотландский полк и отправлен проходить службу в Германии. Эдмунд остался в Лондоне. Он стремительно продвигался по служебной лестнице, и это никого не удивляло. Через пять лет его переманила к себе могущественная «Сэнфорд Каббен». В положенное время Эдмунд женился, и это романтическое событие добавило еще более блеска его персоне. Вайолет вспомнила, как под руку с сэром Родни Черитоном она шла по длинному проходу церкви Святой Маргариты в Вестминстере и в какой-то момент поймала себя на мысли, что в глубине души надеется, что не аура богатства, окружавшая Каролину, прельстила ее сына.

Ну а теперь колесо фортуны сделало полный оборот, и оба снова оказались в Страткрое: Арчи в Крое, Эдмунд в Балнеде. Взрослые мужчины, все еще друзья, но не такие близкие, как прежде. Много чего случилось с обоими за эти годы, и хорошее было, и горестное. Слишком много лет утекло, точно вода под мостом. Они стали совсем разными людьми: один – очень богатый бизнесмен, второй – неудачник, еле сводящий концы с концами. Но вовсе не потому былая сердечность сменилась просто вежливыми добрососедскими отношениями.

Братских чувств друг к другу они уже не питали.

Вайолет прерывисто вздохнула.

– Не вздыхайте так, Ви. Ничего страшного ведь не случилось, правда?

– Да нет, конечно, ничего страшного.

У Арчи своих бед хватает, она не станет преувеличивать свои огорчения.

– Меня беспокоит Алекса. Мне кажется, она очень одинока. Работой она довольна, у нее очень милый дом, и леди Черитон оставила ей достаточно, чтобы она безбедно жила хоть до ста лет. Но боюсь, Алекса живет скучно, ни знакомых, ни развлечений. Мне кажется, она считает, что она слишком простая, скучная, непривлекательная для мужчин девушка. Она не уверена в себе. Когда Алекса уехала в Лондон, я очень надеялась, что она заживет самостоятельной жизнью и у нее появятся друзья – ее сверстники. Но она поселилась на Овингтон-стрит и стала чем-то вроде компаньонки для своей бабушки. Хоть бы встретила какого-нибудь симпатичного, порядочного мужчину и он женился бы на ней. Ей нужен муж, который заботился бы о ней, ей нужны дети. Алекса рождена для того, чтобы растить детей.

Арчи слушал сочувственно. Он, как и все, любил Алексу.

– Потерять мать в таком нежном возрасте… может, мы не до конца понимаем, какая это была для нее тяжелая травма, – сказал он. – Может, из-за этого она чувствовала, что не такая, как другие дети. Чувствовала свою обездоленность.

Вайолет задумалась:

– Может быть, и так. Только Каролина была не слишком заботливой и любящей матерью. Она мало времени уделяла Алексе. Девочкой занималась Эди. Это она окружала Алексу любовью и заботой, и Эди никуда не исчезла, она всегда была рядом.

– Но вам ведь нравилась Каролина…

– Да, нравилась. Отношения у нас были самые хорошие, и я считала, что Эдмунд должен быть доволен своей женой. Но она была какая-то закрытая, холодная, замкнутая. Иногда я гостила у них в Лондоне. Каролина принимала меня очень радушно, она знала, что для меня большая радость побыть с Алексой и Эди. Я и радовалась, но никогда не чувствовала себя по-настоящему дома. Знаешь, я не люблю город. Улицы, дома, машины давят на меня, и у меня начинается что-то вроде клаустрофобии. Но не только в этом было дело. Каролине не хватало открытости, простоты. Что-то мне мешало, нельзя было просто посидеть поболтать с ней. Когда мы оставались наедине, мне каждый раз стоило неимоверных усилий поддерживать разговор, а ты ведь знаешь, при желании я могу заговорить кого угодно. Мы с ней то и дело замолкали, но не так, как бывает между друзьями, когда можно и помолчать. В эти паузы я начинала усиленно ткать свой гобелен… – Ви бросила взгляд на Арчи. – Я говорю глупости или ты понимаешь, что я пытаюсь тебе объяснить?

– Понимаю. Я плохо знал Каролину, видел ее всего несколько раз и каждый раз испытывал неловкость, не знал, куда девать руки и ноги, они словно вырастали на лишний метр.

Вайолет даже не улыбнулась в ответ на это признание, мысли ее были заняты Алексой. Она молчала.

Они уже доехали до середины подъема и приблизились к повороту на Пенниберн. Тут в ограде был проем. Ворот не было, просто прогалина в стене. «Лендровер» въехал в этот проем и сотню ярдов или около того проехал по гудронированной дороге, окаймленной зелеными полосами аккуратно подстриженного газона и буковой изгородью. В конце дороги открывался довольно просторный двор, на одной стороне которого стоял небольшой белый дом, а на другой – гараж на две машины. Двери гаража были раскрыты, там виднелась машина Ви, и немного в стороне – газонокосилка, тачка и прочий садовый инвентарь. За гаражом зеленела лужайка, где были натянуты веревки для сушки белья. Сегодня на них колыхалось под ветерком белье – утром Ви успела постирать. У входа в дом стояли две деревянные кадки с розовыми гортензиями, вдоль стен пышно разрослась лаванда.

Арчи подкатил к дому и выключил мотор, однако Вайолет не собиралась вылезать – она еще не договорила.

– Не верю, что потеря матери и есть причина неуверенности Алексы в себе. И не то, что Эдмунд женился во второй раз и у Алексы появилась мачеха. Вирджиния – само внимание и забота, она неизменно ласкова с Алексой, а рождение Генри не вызвало у девочки ничего, кроме радости. Не было ни малейшего намека на ревность.

Упоминание имени Генри снова всколыхнуло в Вайолет беспокойство.

– Вот и Генри мне жаль. Боюсь, Эдмунд намерен настоять на своем и отправить мальчика в Темплхолл, но он еще не готов к жизни в интернате. Да и Вирджиния – что будет с ней, если Генри уедет. Он – вся ее жизнь, и, если его оторвут от нее против ее воли, боюсь, она уйдет от Эдмунда. Он почти совсем не бывает дома. Целые недели проводит в Эдинбурге или где-то на другой стороне земного шара. Вряд ли это способствует семейному счастью.

– Но ведь Вирджиния знала, что так будет, когда выходила за Эдмунда. И зря вы беспокоитесь, Ви. Темплхолл – хорошая школа, и директор, Колин Хендерсон, очень приятный и добрый человек. Я вполне доверяю этой школе. И Хэмишу там нравится, он себя прекрасно чувствует.

– Хэмиш совсем другой, он уже в восемь лет мог сам о себе позаботиться.

– Это верно, – не без гордости согласился Арчи. – Он умеет за себя постоять.

Вайолет пришла в голову еще одна страшная мысль.

– А они там не бьют маленьких мальчиков?

– Боже упаси! Самое тяжелое наказание – это когда сажают на деревянный стул в холле. Почему-то самые непокорные сорванцы начинают страшиться гнева Божьего.

– Рада слышать. Это чудовищно, когда маленьких детей бьют. И глупо. Дети начинают ненавидеть и бояться тех, кто их бьет. Куда разумнее наказывать их сидением на жестком стуле, тем более если они уважают, а может, и любят учителя, который назначил им такое наказание.

– Хэмиш и провел чуть ли не весь первый свой год, сидя на этом стуле.

– Ну и озорник же он! Ах, просто невозможно обо всем этом думать! А история с Лотти… Я беспокоюсь за Эди, как она будет жить с этой сумасшедшей? Мы так привыкли к Эди, что и не думаем о ее возрасте, но она ведь уже не молодая. Выдержит ли она такую нагрузку?

– Пока еще Лотти к ней не въехала. Может быть, этого и вообще не случится.

– Но не пожелаем же мы бедняге Лотти поскорее умереть, хоть это и единственный выход.

Вайолет бросила взгляд на Арчи и, к немалому своему удивлению, увидела, что он вот-вот рассмеется.

– Знаете что, Ви? Вы нагоняете на меня ужасную тоску, так я могу впасть в депрессию.

– Ах, прости меня, пожалуйста. – Вайолет дружески шлепнула его по колену. – Я ужасная паникерша, не обращай на меня внимания. Скажи, что слышно от Люсиллы?

– В последнем письме она сообщила, что приютилась на какой-то парижской мансарде.

– Говорят, дети – это радость, но частенько они – головная боль. Ну ладно, пора мне отпустить тебя домой. Изабел уж точно ждет не дождется тебя.

– А может, поедете со мной в Крой? Еще раз попьете чайку и заодно поможете нам развлекать американцев? – В голосе Арчи сквозило уныние.

От такой перспективы у Вайолет кольнуло сердце.

– Пожалуй, я на это не гожусь, Арчи, очень устала. Или я поступаю как последняя эгоистка?

– Да нет, что вы! Просто мне вдруг пришло в голову. В иные дни совсем нет сил ублажать их разговорами да шуточками. Но это ерунда по сравнению с тем, какая забота легла на Изабел.

– Можно представить, как это тяжело! Возить их туда-сюда, готовить, кормить, стелить постели. Да еще занимать разговорами. Хоть это и всего две ночи в неделю, но, может быть, вам бросить этим заниматься и подумать о чем-нибудь другом?

– А вы можете что-нибудь придумать?

– Ну, не сразу. Но так хочется изменить вашу жизнь. Конечно, прошлого не вернешь, но иногда я думаю, как было бы хорошо, если бы в Крое было все по-прежнему. Если бы живы были твои милые родители, а вы все снова стали бы юными. Учились бы в школе, приезжали на каникулы, гоняли на машинах. И в доме голоса, смех…

Она повернулась к Арчи, но он смотрел в сторону, на лужайку, где сушились полотенца, наволочки, лифчики и шелковые панталоны Вайолет. Как будто вдруг заинтересовался этим зрелищем.

«А вы с Эдмундом по-прежнему были бы неразлучны», – мысленно добавила Вайолет, но вслух не сказала.

– И Пандора была бы здесь. Озорная чаровница Пандора. Вместе с ней дом покинул смех, у меня всегда было такое чувство…

Арчи молчал. Потом проговорил:

– Так оно и есть. – И больше не сказал ничего.

Замолчала и Вайолет. Потом, чтобы заполнить неловкую паузу, начала собирать свои вещички.

– Не буду тебя больше держать, Арчи. – Она распахнула дверцу и выбралась из машины. – Спасибо, что подвез.

– Рад был услужить, Ви.

– Передавай привет Изабел.

– Передам. До скорого.

Вайолет подождала, пока он не развернулся, и проводила взглядом его старый «лендровер». Она чувствовала себя виноватой. Надо было поехать с ним и помочь им развлекать американцев. Но теперь уже поздно сожалеть – он уехал. Вайолет пошарила в сумочке, извлекла оттуда ключ и вошла в дом.

Арчи продолжал свой путь. Подъем пошел круче. Впереди показалась купа деревьев: шотландские сосны, высокие буки. За ней и над ней поднимался в небо крутой склон с каменистыми обрывами и насыпями, поросшими утесником и папоротником. Арчи доехал до буков и сосен, это была высшая точка дороги, отсюда она, повернув налево, пошла вниз и скоро выровнялась. Еще немного, и он въедет в буковую аллею, ведущую к дому. С холма начинал свой путь ручеек, то разливаясь маленькими озерцами, то обрушиваясь вниз водопадом, становясь все многоводнее, и вот уже не ручеек, а речка течет под горбатым каменным мостом и дальше по склону холма, а еще дальше – через сад Вайолет Эрд. Речка Пенниберн.

Под буками лежала тень. Лучи солнца зелеными зайчиками с трудом прорывались сквозь кроны деревьев. Арчи ехал под сводом густых ветвей, точно по центральному проходу грандиозного собора. Но вот проход оборвался, и впереди, на гребне холма, открылся квадратный дом; перед ним, словно припав к его стопам, расстилалась лесистая долина. Ветер сделал свое дело – порвал в клочья и рассеял облака, прогнал туман. Мирные поля и дальние холмы заливал золотистый солнечный свет.

Арчи вдруг захотелось остановить машину, побыть одному, подумать. Он эгоист, конечно. Он и так опоздал, Изабел ждет его, ей нужна его помощь. Но Арчи подавил угрызения совести и остановил машину, благо он был еще достаточно далеко от дома и оттуда не могли услышать шум мотора.

Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом ветерка в ветвях деревьев да посвистом кроншнепов. Арчи вслушался в тишину и услышал слабое блеяние овец на дальнем лугу. И голос Вайолет: «…А вы все снова стали бы юными… приезжали бы на каникулы… И Пандора была бы здесь…»

Зря она это сказала. Лучше не тревожить память – воспоминания порой заставляют страдать.

«А вы все снова стали бы юными».

Он вспомнил Крой, каким тот был когда-то. Вспомнил, как приезжал школьником на каникулы, а потом в отпуск солдатом. Как он в открытой спортивной машине на полной скорости взлетал на холм – ветер сек ему лицо, щеки горели огнем – и с уверенностью знал, как знают только в юности, что дома все по-прежнему и все будет так, как бывало всегда, что ничего не изменилось. Он лихо подкатывал к крыльцу, скрипели тормоза, из открытой парадной двери с лаем выскакивали собаки и приветствовали его радостным визгом. А когда он входил в прихожую, навстречу ему, заслышав весь этот шум и гам, уже спешили обитатели дома: мать, отец, дворецкий Харрис и повариха миссис Харрис, горничная и приходящая прислуга.

– Арчи, дорогой, добро пожаловать!

И Пандора, его младшая сестра – в ту пору ей было тринадцать или около того, но она уже была красавицей, – слетала вниз по лестнице и бросалась к нему в объятия. Ее лицо всплыло у него перед глазами: красиво изогнутые сочные губы, чуть косящий взгляд, в котором уже таилось женское коварство. Он подхватывал ее и кружил вокруг себя. И сейчас он словно ощутил легкость ее тела, услыхал ее голос.

«Приехал, бродяга, и у тебя новая машина! Я видела из окна. Прокати меня, Арчи, чтоб ветер свистел в ушах! Сто миль она выжимает?»

Пандора… Арчи улыбался. С детских лет жизнь била в ней ключом, она заражала всех своей жизнерадостностью, кипучей энергией, весельем, с ней никогда не было скучно. Откуда она взялась такая? Наверное, ее подкинули эльфы – она совсем не похожа на своих родных.

Он помнил ее еще малюткой, потом девчушкой, прелестной длинноногой девчонкой-подростком. Она всегда была тоненькой и прелестной, уверенной в себе. В шестнадцать лет ей можно было дать все двадцать. Все его друзья влюблялись в нее, а если и не влюблялись, то все равно подпадали под ее обаяние и подчинялись ей беспрекословно.

Юные Блэры наслаждались жизнью. Вечеринки, охота, летом теннис. Августовские пикники на поросших вереском лиловых холмах. Он вспомнил, как однажды Пандора заявила, что умирает от жары, и, сбросив с себя всю одежду, нырнула в озеро. На застывших от изумления зрителей она и не взглянула. И танцы чуть ли не каждый вечер. Пандора в белом шифоновом платье, с загорелыми голыми плечами, порхает от одного кавалера к другому…

Она уехала. Вот уже двадцать лет, как не была дома. В восемнадцать лет она сбежала с женатым американцем, с которым познакомилась летом, – он зачем-то приехал в Шотландию. Это случилось вскоре после свадьбы Арчи. Пандора уехала с этим американцем в Калифорнию и спустя какое-то время стала его законной женой. Событие неприятно поразило все графство, но семейство Балмерино любили и уважали. «Может быть, она вернется», – с надеждой говорили знакомые. Пандора не вернулась. Не приехала даже на похороны родителей. Она словно закружилась в бурном водовороте – одно увлечение сменялось другим, и все они быстро затухали. Разведясь со своим первым мужем, американцем, она переехала в Нью-Йорк, потом во Францию и несколько лет жила в Париже. Время от времени, отнюдь не часто, Арчи получал от нее открытку с наскоро начерканным адресом; размашистый крест внизу означал поцелуй. Теперь она живет на Мальорке, у нее там вилла, и, похоже, ее наконец прибило к берегу. Бог знает, кто теперь ее очередной спутник.

Они с Изабел давно уже перестали сокрушаться и давать Пандоре советы, однако случалось, на Арчи находила хандра и он отчаянно тосковал по сестре. Молодость кончилась, от отцовского поместья остался, в общем-то, один только дом. Дворецкий Харрис и миссис Харрис давно уже удалились на покой, из прислуги лишь одна Агнес Купер два раза в неделю поднималась к ним из деревни помогать Изабел с обедом и уборкой.

С охотничьими угодьями дело обстояло не лучше. Егерь Гордон Гиллок все еще жил в своем каменном домике, сохранилась и псарня, но угодья были отданы в пользование синдикату, и жалованье егерю платил Эдмунд Эрд. Ферма тоже уплыла, а луга были распаханы под посевы зерновых и овощей. Милый старый садовник – часть детства Арчи – в конце концов умер, и нового уже не нанимали. Любимый сад старика зарос травой, кусты не обрезались, рододендроны образовали мощные заросли, а теннисный корт порос мхом. Теперь Арчи сам был садовником, иногда ему помогал Вилли Снодди, который жил в неказистом домике на конце деревни, ловил кроликов, браконьерствовал и рад был хоть изредка подзаработать деньжонок на выпивку.

А он сам? Что сталось с ним? Бывший подполковник, демобилизованный по инвалидности. Шестидесятипроцентная надбавка к пенсии, алюминиевый протез и кошмары по ночам. Но Крой все еще принадлежит ему. Спасибо Изабел, это она помогла ему выстоять. И дай бог, дом и поместье унаследует его сын Хэмиш. Да, сам он инвалид, еле сводящий концы с концами, но Крой принадлежит ему – Арчи Балмерино!

Арчи усмехнулся. Балмерино из Кроя! Так красиво звучит, и так все нелепо на самом деле. Что толку вспоминать прошлое, снова и снова искать причины своих неудач? Прошлое не вернешь. Леди Балмерино ждет его, у него есть обязанности, и он должен их исполнять.

Странно, но Арчи почему-то почувствовал себя бодрее. Он включил мотор и поехал к дому.

5

День и вправду разгулялся, и после чая Генри отправился с Эди в сад. Между двумя яблонями была натянута веревка для белья. Генри помог Эди снять белье и сложить его в корзину, они вместе встряхивали и аккуратно, чтобы не было складок, свертывали простыни. Покончив с этим делом, вернулись в дом, Эди установила гладильную доску и принялась за работу. Генри нравилось смотреть, какими гладкими и блестящими становятся под утюгом чуть влажные наволочки и скатерть, он с удовольствием вдыхал аромат свежести.

– Ты так замечательно гладишь, Эди! – сказал Генри.

– Еще бы не замечательно – я ведь столько лет этим занимаюсь.

– А сколько лет, Эди?

– Дай посчитать… – Она поставила утюг на подставку и отложила наволочку. – Сейчас мне шестьдесят восемь, а было восемнадцать, когда я пришла работать к миссис Эрд. Вот и посчитай.

Это сосчитать Генри уже умел.

– Пятьдесят лет.

– Пятьдесят лет, если загадывать наперед – это очень долго, а вот когда оглядываешься назад – пролетели в один миг. Только диву даешься, что это такое – жизнь!

– Расскажи мне про Алексу и про Лондон.

В Лондоне Генри никогда не был, а Эди там какое-то время жила.

– Господи, Генри, я тебе уже тысячу раз рассказывала.

– А мне хочется еще раз послушать. Пожалуйста, Эди!

– Ну ладно… – Эди туго загладила острую, как лезвие ножа, складку. – Когда твой папа был совсем молодой, он женился на девушке, которую звали Каролина. Свадьбу решили сыграть в Лондоне, в церкви Святой Маргариты в Вестминстере, и вот мы все поехали в Лондон и остановились в отеле под названием «Баркли». Шикарный отель, я тебе скажу. А уж свадьба какая была красивая! Десять подружек невесты, одна другой краше, все в белых платьях, точно стая лебедей. После венчания мы все поехали в другой шикарный отель, называется «Ритц», все официанты там были во фраках и такие важные, что и не разберешь, кто они – гости или официанты. И шампанское там было, и столько всяких кушаний, что я и не знала, с чего начать.

– А желе было?

– Всех цветов. Желтое, красное, зеленое. И копченая семга, и маленькие сэндвичи, такие вкусные, прямо пальчики оближешь, и замороженный виноград, обсыпанный сахаром. А платье на Каролине было из такого тонкого шелка, что казалось, она вот-вот улетит. С длиннющим шлейфом, а на голове бриллиантовая диадема, это ей отец подарил на свадьбу. Она была как королева.