Под колесами поезда

– Ага, я же говорю, долго шли, – согласно кивнул бомж. – Сегодня тоже немало пройти пришлось.

– Ясно, собирайся, Чемберлен. Прокатимся до «Добрынинской», – заявил Гуров. – Будем твой подвал на местности определять.

– А ботиночки? – бросил тот жалостливый взгляд на полковника. – В этих я и пары метров не пройду. У меня уж и сопли вон до колен отвисли. – И он демонстративно шмыгнул носом.

Гуров сочувственно похлопал бомжа по плечу:

– Ладно, сиди здесь. Все равно нам начальству о находке доложить следует, мы и так совещание пропустили. Пока формальности утрясем, глядишь, и ботинки твои прибудут.

– Только смотри, ничего тут не трогай, – строго добавил Крячко, которому идея оставить бомжа одного в кабинете не особо вдохновляла. – Сиди как мышь и даже звуков не издавай. Понял?

– А кипяточку еще можно? – с вожделением посмотрел на чайник Чемберлен.

– Чай пей и печенье можешь съесть, но все остальное не лапай, – смягчился Стас.

– Благодарствую, товарищи начальники. – Чемберлен ответом остался доволен. – И не беспокойтесь, я парень тихий. Неприятностей не доставлю.

– Ага, не доставишь, – хмыкнул Стас, следом за Гуровым выходя из кабинета. – Будто ноги в коробке – это сплошное удовольствие.

Дождавшись, когда за хозяевами кабинета закроется дверь, Чемберлен тут же схватился за чайник. Кипятить не стал, налил теплой воды в чашку и выпил залпом. Вчерашние возлияния не прошли даром, «трубы горели» так, что нутро выворачивало, а предложенная полковником чашка чая только усугубила дело. «Не хватало еще пол здесь уделать, – озабоченно подумал он. – Эх, надо было в сортир отпроситься. Худо мне будет, если Гуров вернется, а в его любимом кабинете блевотиной пахнет». Дождавшись, пока тошнота отступит, Чемберлен налил еще один стакан. Бросил взгляд на коробку с печеньем, и в животе снова забурлило. Подумав, закрыл коробку крышкой и убрал в тумбочку, чтобы глаза не мозолила, после чего прикрыл веки и незаметно задремал.

Глава 2

К станции метро «Добрынинская» подъехали двумя машинами. Оперативная группа и эксперты-криминалисты на микроавтобусе, полковники в сопровождении бомжа Чемберлена на личном гуровском авто. Сидя на заднем сиденье, Чемберлен всю дорогу причмокивал языком и оглаживал свои новые ботинки, которые, вернувшись в кабинет, вручил ему Лев. Качеством презент явно уступал тем ботинкам, что нашел бомж, но по сравнению с его дырявыми демисезонками эти ботинки были просто сказкой. Высокие кожаные голенища, подбитые цигейкой, прочная резиновая подошва с мощным протектором и кевларовые «неубиваемые» шнурки.

У метро обе машины остановились. Опергруппу было решено оставить на месте, не таскаться же всей толпой по дворам в поисках нужного подвала. Честь сопровождать Чемберлена полковники взяли на себя. Старшим группы Гуров назначил капитана Лаврикова. Отдав приказ держать телефон наготове, Гуров, Крячко и бомж Чемберлен углубились в московские дворы.

Сначала Чемберлен шел уверенно и как-то даже бойко, но, по мере того как один двор сменял другой, а нужного подвала отыскать не удавалось, бойкости в нем поубавилось. Он все чаще стал постукивать подошвами новеньких ботинок об асфальт, чтобы хоть как-то согреться, и норовил нырнуть в подъезд или подвал, который даже отдаленно не напоминал того укромного местечка, куда накануне привела его Зойка-Пахлава. Гуров и Крячко и сами были бы не прочь забежать в ближайший кафетерий или сетевой супермаркет, чтобы хоть на минуту спрятаться от ледяного ветра.

– Ну и денек для прогулок по Москве ты выбрал, Чемберлен, – после того как бомж, заглянув в подвал, в очередной раз заявил, что места не узнает, ворчливо пробурчал Стас. – За бортом минус тридцать, того и гляди, сопли в сосульки превратятся. Чем дольше я за тобой хожу, тем сильнее меня гнетет мысль: а был ли подвал? Может, ты все это выдумал? Ты скажи, я не рассержусь. Подумаешь, перепутал, с кем не бывает.

– Ничего я не перепутал, – встрепенулся Чемберлен. Предположение Крячко показалось ему обидным. – В подвале я их нашел, в арочке такой низенькой. Я думал, там выход. Сунулся, а там только коробка, и дальше – тупик.

– Тогда где он, тупик этот? – вспылил Стас. – Два часа ходим, подвалов этих уже штук двести осмотрели, а твоей хваленой арочки не нашли.

– Была арочка, – настаивал Чемберлен. – В подвале была!

– Так что же ты до сих пор нас к этому подвалу не привел? – зарычал Крячко. – У меня уже не только уши, задница в ледышку превратилась. Хоть в царство Снежной королевы отправляй.

– Погоди, Стас, не шуми. – Гуров отодвинул в сторону Крячко и обратился к Чемберлену: – Послушай, приятель, я тебе верю. Ботинки ты нашел в подвале. Там была арочка, которая вела в тупик. А снаружи подвала, у дома были какие-то особые приметы? Может, беседка витая во дворе или качели-лодочки. Видел ты в том дворе качели?

– Не, товарищ друг-полковник, – расстроенно покачал головой Чемберлен. – Не запомнил я примет. Так рад ботинкам был, что и по сторонам не смотрел. Ни качелей не видел, ни беседку. Вообще ничего.

– Ты не спеши, – настаивал Гуров. – Постой, подумай. Глаза закрой, сосредоточиться помогает. Попытайся мысленно назад вернуться. Вот ты взял коробку, заглянул, увидел ботинки. Что потом?

Бомж послушно зажмурился и стал вспоминать:

– Потом я их осмотрел как следует, нет ли дыр или лопин. Потом к стопе приладил, размер сравнил. Надеть-то я их не мог, сами понимаете.

– Понимаю, Чемберлен, – поддержал его Гуров. – Ты о том, что дальше было, вспоминай. Убрал ботинки назад в коробку, взял коробку под мышку…

– Не, под мышку не совал, она большая. Я ее в пакет мусорный засунул. У меня всегда с собой пакет есть. На всякий случай – вдруг я что-то полезное найду, а сложить не во что? А так всегда наготове.

– Хорошо, сложил коробку в пакет, закинул его на плечо и пошел из подвала, – снова направил воспоминания Чемберлена в нужное русло Лев.

– Точно! Я его на плечо забросил, – почему-то обрадовался бомж. – Два поворота прошел, гляжу – дверь впереди. Открытая, а за ней бульвар виден.

– Какой бульвар? – ухватился за слова Гуров.

– Ну, не то чтобы бульвар, – пожал плечами Чемберлен. – Просто улица широкая и проезжая часть в четыре полосы. А по краям деревья посажены, тоже в два ряда. Я, еще когда из подвала вылез, на ящик облокотился, и пока глаза к свету привыкали, подумать успел: летом здесь, поди, красота.

– И что потом?

– А что потом? Потом я прямиком по этой улице и почапал. На улице этой, помню, кафешек на каждом углу понатыкано, помню, потому что мутило меня от запахов. А они, зараза, по всей улице разлились. Мороз, что ли, этому способствует? Так до «Добрынинской» и дошел. – Чемберлен открыл глаза. – А от «Добрынинской» уже к вам.

– Ты сказал, на ящик оперся, – напомнил Гуров. – Что за ящик?

– Красный такой, металлический. Им вентили газовые в старых домах закрывают.

– Значит, дом был старый. Фасады у таких домов оштукатурены в серый или коричневый цвет. Твой коричневый был?

– Не, он вообще без штукатурки. Простой кирпич. Старый, правда, но вполне еще ничего. Штукатурка только до окон первого этажа.

– И ящик этот у подвальной двери, а дверь возле подъезда, верно?

– Дверь торцевая, с узкой стороны дома.

– Ладно, давай попробуем пройти обратным путем, – предложил Гуров. – Сейчас дойдем до метро, а оттуда снова по твоему вчерашнему маршруту, может, что и вспомнится. Ты, главное, не глазами смотри, а на ощущения опирайся. Запахи, звуки, вот на что нужно внимание обращать. Ты понял, Чемберлен?

– Понял я, понял, – кивнул бомж и направился в сторону станции.

Гуров и Крячко поплелись следом. Время от времени Чемберлен останавливался, закрывал глаза и «прислушивался к ощущениям», потом недовольно морщился, сокрушенно качал головой и шел дальше. Опера-важняки ему не мешали, старались держаться в сторонке. На ходу Чемберлен бубнил что-то себе под нос, принюхивался, осматривался и вообще вел себя, мягко говоря, своеобразно. Редкие прохожие с опаской косились на странную троицу и поспешно переходили на другую сторону улицы. Когда Гуров начал всерьез опасаться, что эксперимент с памятью Чемберлена ни к чему не приведет, тот вдруг застыл как вкопанный, в очередной раз принюхался, осмотрелся и заорал на всю улицу:

– Нашел! Я его нашел, товарищ друг-полковник!

Гуров и Крячко подтянулись ближе.

– Чего орать-то? – проворчал Крячко. – Нашел, так показывай.

– Вот! Вот же! – Чемберлен продолжал орать, тыча пальцем куда-то в сторону. – Я же говорил, что найду!

Гуров посмотрел в ту сторону, куда указывал палец бомжа… и ничего похожего на прежнее описание дома не увидел. Стас тем временем внимательно вглядывался в дома, стоящие вдоль дороги, и хмурился.

– Ну, и где же твой торец с красным ящиком у двери? – спросил он. – Что-то я его не наблюдаю.

– Там, где булочная, – воодушевленно вопил Чемберлен. – Баранка у входа, а за ней мой домик. Пойдемте-же скорее, я вам все покажу!

Он сорвался с места и помчался к булочной. Операм ничего не оставалось, как последовать за ним. Перешли дорогу, добрались до булочной и завернули за угол. Чемберлен уже стоял возле трехэтажного дома постройки сталинских времен и довольно улыбался.

– И это твоя пятиэтажка из кирпича? – оглядывая строение, спросил Крячко.

– Ну, ошибся малость, с кем не бывает.

– Да мы мимо него раз пять проходили, – возмутился Стас. – А теперь ты вдруг его признал? Может, снова перепутал?

– Не, теперь точно узнал. За углом дверь, а возле нее ящик металлический. Сами загляните – и увидите.

Все трое двинулись с места, обогнули дом. За углом действительно находилась дверь, а возле нее пресловутый ящик.

– Ну вот! Я же говорил! – радостно завопил Чемберлен. – Полезли в подвал, я вам и остальные приметы покажу.

– Так его же не видно с дороги, – в недоумении произнес Гуров. – Как же ты его разглядел?

– По запаху, – довольно произнес бомж. – Сработал ваш метод, товарищ друг-полковник. Я глаза-то закрыл, чую, корицей пахнет. Точь-в-точь, как утром. Мутило меня, я ведь говорил. А на корицу у меня особый нюх. Я ее с детства терпеть не могу, вот и вспомнил.

– Ладно, пошли в подвал, – предложил Лев.

Подвальная дверь оказалась незапертой. Внутрь проникли беспрепятственно. Там Чемберлен немного поплутал, но потом вышел к арке, в которой и обнаружил коробку с подарком. Убедившись, что дом найден верно, Гуров вызвал бригаду.

С момента появления в кабинете Гурова бомжа Чемберлена прошло двое суток. В подвале указанного бомжом дома труп, которому могли принадлежать ноги из коробки, обнаружить не удалось. Оперативная группа провела все положенные мероприятия и вернулась в отдел. Гуров и Крячко отправились на доклад к генералу. Станислав втайне надеялся, что генерал Орлов поубавит рвение не в меру старательного напарника и прикажет отдать находку, а вместе с ней и дело, местным операм Добрынинского района. В конце концов, это ведь на их земле ноги без тела обнаружили. Но надежды его не оправдались. По непонятной ему причине дело генерала заинтересовало, да еще как. Не успел Гуров закончить доклад, как Орлов выдал свой вердикт: тело потерпевшего отыскать, причину странного происшествия выяснить, личность правонарушителя установить, задержать и предать суду. И все это в кратчайшие сроки.

Сколько ни ворчал Крячко на Льва, сколько ни проклинал бдительность Чемберлена, а работу выполнять пришлось. Хорошо еще, сводки происшествий в последнее время все больше возню в детской песочнице напоминали – никаких серьезных происшествий за десять дней, такое нечасто случается. Столичные правоохранители приписывали затишье аномально крутым морозам, мол, в такую погоду не то что собаку, третьесортного воришку из дома не выманишь. Полковникам Гурову и Крячко это было только на руку. Пользуясь случаем, выпросили себе в помощники целую бригаду. Правда, и дел для этой бригады напланировали немерено.

Двое суток шесть человек, не считая самих полковников, кружили вокруг «Добрынинской», выискивая свидетелей. Двое суток Гуров и Крячко шерстили все районные больницы, морги и другие места, где складировали неопознанные трупы. Поиски их не увенчались успехом, отыскать пропавшее тело ни районные опера, ни полковники с Петровки не смогли. Тогда Гуров выдвинул новую версию: пусть тела нет, но ведь человек должен быть? Должен. Только в совокупности со ступнями. В больницы с подобным увечьем никто не обращался, значит, вывод может быть только один: тело должно числиться в пропавших без вести.

К тому времени эксперты работу с содержимым коробки закончили и вердикт окончательный выдали: конечности принадлежали мужчине тридцати – тридцати трех лет, рост выше среднего, материальное положение, судя по качеству обуви, весьма недурное. По этим данным и начали поиск. Всех, кто подходил по параметрам, помощники вносили в отдельный список, который обрабатывали уже сами Гуров и Крячко. В отдел вызывали родственников, подавших заявление о пропаже члена семьи, проводили предварительную беседу, после чего предъявляли на опознание обувь.

Список родственников получился внушительным. Да и как ему быть иным? Если верить статистике, а она не оставила без внимания и этот вопрос, в России за год пропадает без вести около ста тысяч человек, правда, больше половины из них находятся еще до того, как их объявят в розыск. Пятая часть от оставшегося числа приходится на пропажу несовершеннолетних, но и той цифры, что остается в голом остатке, операм с Петровки за глаза хватило. Учитывая состояние родственников, времени на их опрос потребовалось немало.

К полудню третьего дня, чтобы ускорить процесс, Лев и Станислав разделились. Стас занял соседний кабинет, выпроводив оттуда опергруппу, а Гуров остался на месте. В дежурке родственников встречал лейтенант Игнатьев и скоренько разводил по кабинетам. О том, что полковник Крячко питает слабость к лицам противоположного пола, будь то потерпевшие или свидетели, знали все сотрудники отдела, включая лейтенанта Игнатьева. На Петровке эта тема была чуть ли не анекдотом. Вот почему так вышло, что молодую, весьма эффектную женщину, пришедшую по вызову на Петровку, лейтенант Игнатьев проводил именно к Крячко.

А дама была действительно яркая штучка. Высокая, куда выше самого Стаса, фигура, что у той фотомодели, волосы густые, темные, красивыми локонами спадают на дорогую шубку. А глаза! Какие глаза! Небесно-голубые, с поволокой. И совершенно беспомощный взгляд. При виде такой красоты Крячко тут же подскочил с кресла, метнулся к входной двери и, ухватив даму под руку, собственноручно повел к приготовленному для посетителей креслу. Игнатьева он поспешно выпроводил из кабинета небрежным взмахом руки. Спрятав лукавую улыбку, лейтенант прикрыл дверь и отправился за очередным страждущим родственником.

– Доброго дня, барышня, – пропел Крячко, оценивающим взглядом осматривая представительницу противоположного пола. – Весьма сожалею, что пришлось встретиться при столь печальных обстоятельствах. Представьтесь, пожалуйста.

– Плотарева Ирина Аркадьевна, – представилась молодая женщина. Восхищение во взгляде полковника и его явное желание произвести впечатление посетительницу ничуть не смутило, видимо, она успела привыкнуть к подобной реакции на свою внешность и не обращала на это внимания. – А вы, полагаю, тот полицейский, что занимается розыском пропавших без вести?

– О нет, мадам, я служу в ином ведомстве, – не без гордости заявил Станислав. – Позвольте представиться: полковник Крячко, старший оперуполномоченный по особо важным делам, а если проще, то убойный отдел Главка. Расследую преступления, совершенные с особой жестокостью и цинизмом.

– Что? Как вы сказали? С особой жестокостью? – Румянец в одну секунду спал с лица дамы. – Хотите сказать, что моего… моего… моего…

Договорить фразу она так и не смогла. Глаза ее расширились от ужаса, и из них мгновенно полились слезы. Будто кран кто открыл. При этом на лице женщины не дрогнул больше ни один мускул. Губы не свела гримаса отчаяния, лоб не прорезали морщины, даже подбородок не дрогнул. Так она и сидела, красивая и какая-то неживая, а по щекам катились крупные, размером с горошину, слезы. Смотреть на это было неприятно, будто кукла резиновая, начиненная для натуральности водой, от кнопочки сработала. Желание флиртовать с посетительницей тут же испарилось, а вот сожаление о том, что довел женщину до слез, осталось. Крячко пошарил в ящике стола, достал упаковку бумажных салфеток, заготовленную кем-то из оперов, протянул упаковку даме и с искренним раскаянием в голосе произнес:

– Простите, Ирина Аркадьевна, это я ляпнул, не подумав. Конечно же, я не имел в виду ничего конкретного. И с вашим мужем, быть может, все в порядке. Даже наверняка. Вот мы с вами сейчас немного побеседуем и выясним это. Вы только успокойтесь. А хотите водички?

Стас налил воду из графина, поднес к губам Ирины. Та послушно сделала глоток, но стакан из его рук не взяла.

– Спасибо, – поблагодарила она, пытаясь сдержать слезы. – Я сейчас успокоюсь. Просто ваши слова прозвучали так неожиданно. Я ведь до сих пор надеюсь, что мой брат вернется домой, понимаете?

– Ваш брат? – переспросил Крячко.

– Да, мой брат. Я подавала заявление о его пропаже около двух недель назад. Сначала думала, он либо у меня объявится, либо домой вернется, а когда у него отпуск закончился, а он на работу так и не вышел, то поняла, что ждать больше нельзя. Собралась с духом и пошла в полицию.

– Плотарев Олег Аркадьевич, тридцати одного года, не женат, детей нет. Постоянное место проживания: город Сортавала. – Крячко отыскал нужный документ в стопке с заявлениями и теперь читал вслух. – Так, значит, вы его сестра?

– Все верно, я сестра Олега, – ответила Ирина и зачем-то добавила: – Младшая.

– Город Сортавала. Это где же такой находится?

– В Карелии, – ответила Ирина. – Несколько лет назад Олег переехал туда на постоянное место жительства. С тех пор в Москве бывает наездами.

– У вас гостит?

– У меня. Нечасто, правда, но я не в обиде. Сами понимаете, работа, – улыбнулась она печальной улыбкой. – В этом году ему удалось выбить отпуск на новогодние праздники, мы провели их вместе. Третьего числа он уехал на вокзал, но домой так и не вернулся.

– Как вы об этом узнали?

– Он должен был позвонить и не позвонил. Созванивались мы часто, а тут ни одного звонка. Даже с вокзала не позвонил, я поэтому и забеспокоилась.

– Значит, вы не уверены в том, что Олег воспользовался купленным билетом?

– Я теперь ни в чем не уверена. – Глаза Ирины снова наполнились слезами. – Боюсь, с Олегом произошло что-то страшное.

– Для этого есть причины?

– Что вы имеете в виду?

– Ничего конкретного. Просто пытаюсь выяснить обстоятельства его исчезновения. Вам не показалось, что ваш брат накануне отъезда вел себя необычно?

– Я не совсем понимаю, о чем идет речь, – растерялась Ирина.

– Возможно, он нервничал или был чем-то обеспокоен, – пояснил Крячко. – Быть может, с кем-то встречался в то время, когда гостил у вас. Или получал неприятные звонки.

– Нет, ничего подобного не было, – подумав, ответила женщина. – Все было как обычно. Олег купил елку, мы вместе ее наряжали, прямо как в детстве. Знаете, Новый год в нашей семье всегда был особым праздником. Таким праздником, который принято отмечать на широкую ногу. Олег был весел, все время шутил. Радовался отдыху, он на работе сильно устает. Не физически, морально.

– А кем работает ваш брат? – перебил ее Крячко.

– Он – экономист на деревообрабатывающем предприятии Сортавалы. Предприятие довольно прибыльное, работы, как вы понимаете, у Олега много, – объяснила Ирина. – Он, можно сказать, второй человек после директора, вся документация на нем.

– Какого числа он должен был выйти на работу?

– Сразу по приезде. Пятого его уже ждали.

– Вот вы сказали, что работа у Олега тяжелая, что вы имели в виду?

– Хотите узнать, не связано ли его исчезновение с неприятностями на работе? – догадалась Ирина. – Не думаю. Он ведь не финансист, материальной ответственности на нем нет. Да и, насколько я знаю, у них на предприятии все законно, так что этот вариант можете исключить сразу.

– К сожалению, в подобных случаях мы обязаны проверять все варианты, даже самые невероятные, а проблемы на работе вовсе не такая уж редкость. Допустим, у вашего брата все же возникли какие-то трения с начальством. Сказал бы он вам об этом?

– Вряд ли. Он старался оберегать меня от неприятностей. Никогда ничего не рассказывал. Я раньше как-то не задумывалась об этом, но сейчас, когда вы спросили, поняла: о жизни брата в Карелии я мало что знаю.

– Хорошо, вернемся к его визиту в Москву.

Крячко решил не углубляться в отношения брата и сестры, пока факт принадлежности найденных конечностей пропавшему Плотареву не будет доказан. По какой-то причине разговор с Ириной все время уводил Стаса в сторону. Все, что нужно было сделать, – это предъявить ботинки Ирине и получить четкий ответ: принадлежат ли они пропавшему брату, но он почему-то медлил. То ли чувства красивой женщины щадил, то ли была другая причина, он и сам не понимал.

Во всех других случаях Стас придерживался стандартного протокола: выяснял рост, вес, возраст и, если эти параметры совпадали, предъявлял обувь. Родственник пропавшего заявлял, что данный ботинок пропавшему не принадлежит, и Крячко с легким сердцем прощался с посетителем, пообещав, что его делом займутся соответствующие службы. Но в случае с Ириной все с самого начала пошло не по плану, и теперь ему никак не удавалось вернуться в накатанную колею и продолжить опрос Плотаревой по четко отработанной схеме. Он понимал, что нужно переходить к предъявлению единственной вещи, которая может помочь в идентификации, но понимал также, что, если Плотарева опознает вещь, как принадлежащую брату, ее слабая надежда на то, что брат жив, исчезнет. Однако выполнить данную процедуру было необходимо, в противном случае весь дальнейший разговор не имел смысла. Пустая трата времени, которого и так не хватало. Решившись, Крячко выставил перед Ириной коробку:

– Ирина Аркадьевна, прежде чем мы продолжим разговор, вам необходимо пройти через одну процедуру. Процедура эта довольно простая, но для вас она может оказаться, как бы это помягче сказать… определяющей. Поэтому я должен задать вам один вопрос. Вы готовы на него ответить?

– Я должна опознать чье-то тело? – внезапно побледнев, спросила Ирина.

– Нет. Нет, конечно, – поспешил успокоить ее Стас. – Никаких тел я вам предъявлять не собираюсь. Это всего лишь предмет одежды, вернее, обуви. Вы хорошо помните, как выглядит обувь, в которой ваш брат уехал на вокзал?

– Да, я это помню, – медленно произнесла Ирина. – На нем были ботинки, которые я подарила ему на Новый год. Понимаете, он приехал ко мне в ужасающего вида чунях. Обувь выглядела просто ужасно. Старые стоптанные кирзачи. Не представляю, о чем он только думал, наряжаясь в это убожество. Олег, он просто не в состоянии следить за своей внешностью. Нет, не в плане гигиены, с этим у него проблем не было никогда. Но вот что касается одежды, тут у него абсолютно отсутствовал вкус. Он мог нарядиться в неимоверное старье и носить его с таким видом, будто это последний писк моды. Я же к внешности отношусь довольно трепетно, поэтому вид его невероятной обуви привел меня прямо-таки в ступор. Я заранее приготовила ему подарок, но, увидев его чуни, решила потратиться еще немного. Затащила его в обувной магазин и купила приличную обувь.

– Ботинки на высоком протекторе? – После долгих объяснений Ирины Крячко уже не сомневался, что идентификация подошла к завершающей стадии. Вопреки логике, осознание данного факта его не обрадовало.

– Да, я купила ему ботинки на высоком протекторе, – внезапно севшим голосом произнесла Ирина. Похоже, и до нее дошло, что речь идет о совершенно конкретных ботинках и все ее надежды вот-вот рухнут.

Крячко все еще медлил. Он смотрел на Ирину сочувствующим взглядом, но коробку не открывал. Ирина нервничала все сильнее и, переводя взгляд с коробки на его лицо, затем снова на коробку, бледнела все больше.

– Послушайте, хватит уже ходить вокруг да около, – наконец не выдержала она. – Я не собираюсь падать в обморок или делать что-то в этом роде. Поверьте, я готова к худшему. Неведение все равно хуже всего. Я две недели места себе не нахожу, все думаю, где он, что с ним, жив ли или уже мертв? И мысль о смерти мне кажется не такой ужасной, как мысль о том, что Олег в руках негодяев, которые его мучают, может, даже истязают. Смерть – это окончательно, мучения же бесконечны. Так не мучайте меня! Покажите эти проклятые ботинки, и покончим с этим! Ведь в коробке у вас ботинки?

Стас не ответил. Вместо этого он открыл коробку и вынул ее содержимое. Ирина взглянула на него, громко охнула и снова залилась слезами. На этот раз слезы ее были натуральными. Она плакала так, как и должна плакать живая женщина, с обычными чувствами. Ее лицо скривилось, губы раскрылись в немом крике, подбородок затрясся. Несмотря на трагичность ситуации, Крячко вздохнул с облегчением: как вести себя с убитыми горем женщинами, он знал прекрасно. Бросив ботинок на стол, он подскочил к Ирине, поднес к ее губам стакан с водой и, приобняв за плечи, принялся успокаивать ее, как маленькую девочку: