Смерть со школьной скамьи

Уже засыпая, когда мысли путаются и перескакивают с одного на другое, я подумал, что когда стану старым и немощным, то ведь буду Гальку в плавках вспоминать, а не комсомольские собрания в школе милиции. А уж Ленке-то было что вспомнить – о-го-го!

Глава 9

Морг

Утром, после развода, меня и Зыбина вызвал к себе начальник райотдела.

– Областное управление запросило от нас одного человека в группу по раскрытию убийства гражданки Лебедевой. – Вьюгин выудил из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. – Я решил, что мы направим к ним Лаптева.

Идя к начальнику, я морально приготовился к различному развитию событий. Услышав, что мне вновь придется заняться делом Лебедевой, я, стараясь сохранить безразличное выражение лица, согласно кивнул. Мол, понятно. Я – самый молодой в уголовном розыске. Участь моя – быть на побегушках у ожиревших инспекторов областного УВД.

– Не скрою, у меня в деле Лебедевой есть свой интерес, – спокойным, ровным голосом продолжил Вьюгин.

Чтобы не выглядеть как молодой отец, встретивший у дверей роддома соседа с цветами, я стал рассматривать портрет Дзержинского на стене. Если Вьюгин сейчас спросит меня, какого черта я дернулся, услышав о его личной заинтересованности, я повторю заезженную песенку об однокласснице, которая мне в седьмом классе помогала уроки по математике делать.

– Моя жена и Лебедева когда-то вместе работали в областном совете профсоюзов, – разъяснил Сергей Сергеевич. – Не скажу, чтобы они были подругами, но, сами понимаете, женское любопытство!

«Как он интересно повернул! – подумал я, не спуская глаз с Железного Феликса. – Не удивлюсь, если для его жены мне придется каждый вечер справки о проделанной работе писать».

– Ты, Андрей, по мере развития событий держи меня в курсе расследования. Подробностей мне никаких не надо. Так, в общих чертах: какие рабочие версии, кто подозреваемый.

– Я все понял, Сергей Сергеевич. Как только появится что-то новое, я приду к вам с докладом.

От Вьюгина мы вернулись к Зыбину.

– Вот что я тебе скажу, Лаптев, – мой начальник был мрачен, словно Вьюгин только что диагностировал у него застарелый простатит, – не нравится мне эта история! Ох, как не нравится!

После его слов планета Земля слегка замедлила свой бег, дала мне очухаться и продолжила вращаться с прежней скоростью.

– Ты по воле Сергея Сергеевича будешь прохлаждаться в областном УВД, а кто за тебя преступления раскрывать будет, не подскажешь?

– Александр Петрович, мои преступления пусть за мной останутся. Я вам процент не уроню, обещаю.

– При чем здесь процент? – разозлился Зыбин. – Ты как замполит прекращай разговаривать! Мы не ради процента работаем, а для людей. Проценты без тебя есть кому считать.

– Александр Петрович, у меня на участке самое тяжкое нераскрытое преступление – это кража детской коляски в общежитии у гражданки Мякиной. Остальное так, мелочовка.

– А что, кражу детской коляски мне за тебя раскрывать? И что это за выражение – «мелочовка»? В нашем деле мелочей не бывает. Сегодня ты не поймал вора, похитившего мокрое белье с веревки во дворе, а завтра этот вор квартиру взломает. Что ты уставился на меня? Иди, работай!

Для раскрытия дерзкого убийства гражданки Лебедевой Е.К. в областном управлении был создан межведомственный штаб в составе представителей уголовного розыска, участковых инспекторов милиции и следователя прокуратуры. Руководил штабом полковник Николаенко.

К моему приходу все инспектора уже получили задание и разъехались отрабатывать связи покойной. Меня следователь послал в морг, забрать акт предварительного исследования трупа потерпевшей.

Вскрытие тела Лебедевой проводил судебно-медицинский эксперт Самуил Поклевский, тридцатидвухлетний кудрявый весельчак, с которым я поддерживал приятельские отношения. О себе Поклевский говорил: «Я – оптимист, меломан и еврей». Я никогда в жизни не встречал евреев, но если судить по Самуилу, то евреи – это смышленые ребята, раскованные в суждениях о женщинах и советской власти.

Поклевского я нашел в пропахшей формалином прозекторской. Он рассказывал своим помощникам, санитарам, похабный анекдот.

– Привет, Самуил! Где моя покойница?

– Твоя – это какая, с двумя огнестрелами? Посмотри в углу на каталке, там должна быть.

– Он про кого спрашивает? – Один из санитаров кивнул в мою сторону. – Про эту, с шестью пальцами? Вот ужас-то где! Как вспомнишь, так вздрогнешь.

Я пропустил его слова мимо ушей. В морге у ребят специфическое отношение к покойникам. Я лично был свидетелем, как санитары с невозмутимыми лицами складывали на столе в единое целое человека, разорванного на куски взрывом баллона с бытовым газом. И эти же самые санитары брезгливо морщились при виде найденного на пустыре младенца с «заячьей губой».

– Чего ты встал посреди зала, Андрей Николаевич? Тебе показать, куда идти? – Закончив веселить санитаров, Поклевский подошел ко мне.

– Самуил, я учился с ней в одном классе. У меня нет ни малейшего желания рассматривать ее мертвой. Пусть в моей памяти она останется такой, какой я ее знал много-много лет назад.

– Как сентиментально, однако! Тебе бы, Андрей Николаевич, не в уголовном розыске работать, а некрологи на заказ писать.

– Самуил, – я не хотел развивать неприятную тему, – скажи, почему ей в детстве не удалили лишний палец?

– Все бы вам, живодерам, резать да удалять! – Доктор подошел к Лебедевой, приподнял над каталкой ее шестипалую руку. – А если у девчонки при операции какой-нибудь важный нерв защемит и она на всю жизнь останется с парализованной рукой, тогда как? Человеческий организм – штука сложная. Никто не знает, как он отреагирует на хирургическое вмешательство.

– Кстати, – доктор вернулся ко мне, – особенности строения ее левой конечности не мешали девушке жить полноценной жизнью. В момент гибели она была на третьем месяце беременности.

«Час от часу не легче! Только-только я выстроил логически выверенную версию, как она вся пошла трещинами сверху донизу».

– Самуил, – тщательно подбирая слова, спросил я, – а по зародышу нельзя установить, кто отец ребенка?

– Зародыши бывают у пшеницы. Человеческий плод называется эмбрион.

– Согласен. У эмбриона можно определить группу крови?

– Поздно, батенька! Мы его утилизировали.

– И в акте вскрытия про него ничего не будет?

– Андрей Николаевич! Она, эта твоя знакомая, не от криминального аборта померла. На кой черт нам эмбрион исследовать, если он не состоит в причинной связи со смертью?

Я хотел возразить, но не успел. К нам подошел санитар.

– Там это, – он кивнул на вход в траурный зал, – ее родня приехала, вещи привезли. Гроб. Мы как работаем, со скидкой или как обычно?

Поклевский вопросительно посмотрел на меня.

– Самуил, – ладонями я отгородился от зала скорби, – я тут не при делах. Я за актом приехал.

– Работаем как обычно, – распорядился доктор. – Омовение – чирик, макияж – пятерка, укладка в гроб – еще пятерка. За реставрацию головы отдельная плата.

Самуил посмотрел на потолок, прикидывая, сколько бы запросить с родственников Лебедевой за приведение ее головы в товарный вид.

– Я им двадцатку выставлю, нормально будет? – предложил санитар.

– В самый раз! Они как, без претензий?

– Что ты! Сами разговор про деньги начали.

– Пошли за актом? – предложил Поклевский.

Я посмотрел в угол, где лежала Лебедева.

«Ну вот и все, Леночка! Прощай. Больше не свидимся».

– Пока, Ленуся! – Я помахал Лебедевой рукой и вышел из прозекторской.

Напрасно я считал себя человеком со стальными нервами. В коридоре я почувствовал, как нечаянные следы подступили к глазам. Воспоминания, и хорошие, и плохие, комом встали в горле: ни вздохнуть, ни сглотнуть. Лучше бы мне не приезжать сюда, не видеть ее посеревшее обнаженное тело, обезображенное синюшными трупными пятнами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.