#НАХРЕНЁБЩЕСТВО

После этого мне сразу стало спокойней жить. Больше никто не перечил и не запрещал ходить туда, куда не нужно.

– Слава богу, – сказал я, наконец-то шагнув за порог.

Там, за порогом, в лицо ударил яркий солнечный свет. Мягкий порыв ветра погладил шершавые щеки.

Я огляделся по сторонам.

Вид из моего любимого окна в «комнате для медитаций» был иллюзорно прекрасен. Но настоящее живое присутствие – это совсем другое дело.

Я сделал шаг вперёд.

– Здравствуй, мой прекрасный мир!

Эти слова вырвались из меня сами собой. А потом я внезапно заплакал.

«Что со мной?»

Слезы текли и текли, капали на деревянный настил крыльца.

«Почему я плачу? Зачем? Какова странная причина такого неожиданного пробуждения эмоций?»

Вокруг не было никого из людей. Да и инопланетяне куда-то задевались. Оставалась лишь вычурная природа. А значит, никто не мог ответить на мои слезливые вопросы. Трава, горы, небо, песок – все они представляли собой одно сплошное молчание.

«Почему?»

Я задрал голову высоко вверх. Я продолжал лить слезы.

Мне было больно.

И в голове свербел один и тот же закадычный вопрос:

«А если бы здесь был некто с даром речи? Что тогда?»

Интересный вопрос.

Целых триста лет я жил в идеальном жилище с идеальным видом из окна и идеальным слугой. И сегодня это закончилось.

«Я знал, что так будет?»

Конечно же, знал. Более того, надеялся и верил.

Деревянное крыльцо было невысоким. Оно имело всего три ступеньки, выкрашенные в лиловый цвет.

«Кто-то его красил. Наверное, каждый год, обновляя поверхность, нивелируя последствия солнечных вспышек и проливных дождей. И кто же он? Где он?»

Я сделал шаг прочь от дома. Деревянный настил под ногами приятно заскрипел. Это было что-то новое, не обрамлённое в трехсотлетние привычки. От этого наслаждения даже слезы отступили.

– Ура! – вырвалось из груди.

И словно окрылённый новизной лёгочных вибраций, я резво спустился по ступенькам, затем пошёл дальше, не стал останавливаться.

Когда кончился деревянный настил, начался шуршащий под подошвами песок. Ему на смену пришла мягкая сочная трава. Я шагал вперёд, почти бежал, не желая останавливаться.

И вдруг…

– Ай!..

Так мне пришлось убедиться, что зачастую от наших желаний мало что зависит. Я не стал исключением. Инерция движения сделала мне очень больно. Я со всего маху угодил носком правой туфли во что-то очень твёрдое и в результате едва не переломил большой палец.

«Что ж так больно?» – спрашивал я, хватаясь рукой за раненую ступню.

Но правильнее было бы спросить:

«А во что я собственно врезался?»

Я действительно задал этот вопрос, но только позже, когда боль в большом пальце пошла на убыль. И тогда я смотрел во все глаза, пытаясь разобраться и увидеть причину. Но я видел все те же горы и все прочие природные достопримечательности.

– Тук-тук!

Голос из-за спины заставил меня вздрогнуть и испугаться.

Я повернулся.

– А ты здесь что делаешь?

Мой взгляд непреднамеренно упёрся в римского легионера, от которого я прежде чудом избавился.

– Слежу за тобой.

– Зачем?

– Я твоя мать.

– Кажется, мы уже решили этот вопрос.

– Вовсе нет.

Понимая, что бессмысленно спорить, я вернулся к поиску причины. Правая нога болела, левой ногой рисковать не хотелось, так что я вытянул левую руку вперёд и попытался нащупать невидимую преграду.

– Что там? – спросил римский легионер.

– Кажись, стена. По ощущениям – стекло, но не хрупкое.

Высоко над головой раздался птичий возглас:

– Кар-р-р!

Я посмотрел вверх, чтобы убедиться.

– У нас здесь есть вороны?

– Ты меня спрашиваешь?

Римский легионер внезапно проявил чудеса сарказма. Впрочем, для моей матери это было не в новинку.

– Мне казалось, ты создал этот мир. А значит, лишь тебе доступно знать его содержимое, – заявила она.

– Точно…

Крайнее утверждение я недовольно пробурчал себе под нос. Легионер (он же моя мать) был прав. Я как Творец был обязан знать все. Однако я не знал. Ни в моей голове, ни в моем сердце не было никаких упоминаний ни о каркающих воронах, ни о невидимых стенах-препятствиях.

– Почему?

– Ты снова спрашиваешь меня и снова твой вопрос неуместен.

– Почему?

– Я не та часть тебя, которая знает. Я та часть тебя, которая берет на себя вину.

– Не понимаю…

– И правильно. Для понимания у тебя есть я.

– Ты же моя мать… Или нет?

– Да. Я твоя мать. Но я не настоящая.

– То есть?

– Всё здесь не настоящее. Цветы, деревья, горы, слуги… Реальна лишь стена.

– Почему?

– Здесь мертвые живы, здесь немые говорят.

– Не понимаю…

– Мы живем и существуем исключительно в твоей фантазии. Ты называешь ее мастерской.

#второй

Я проснулся от громких звуков. Открыв глаза, я увидел несколько мигающих лампочек.

– Пристегнитесь, пожалуйста. Мы входим в зону турбулентности.

Девушка в темно-фиолетовой пилотке стояла на проходе и сверлила меня выжидающим взглядом.

– Вы уж ее послушайте, – посоветовал пожилой мужчина, сидящий со мной в одном ряду, – Иначе она вам выдаст подзатыльник.

– Ладно.

Я сделал правильный выбор.

– Спасибо, – сказала строгая стюардесса, когда ремень безопасности оказался затянут на моей талии.

Потом она ушла.

– Думаю, она видит в вас своего отца, – сказал пожилой мужчина, едва девушка удалилась на безопасное для откровений расстояние.

Я посмотрел на него.

Между нами было свободное место. Но все равно казалось, что он дышит мне в лицо. А еще в пальцах его правой руки была зажата огромная дымящая сигара.

– Разве в самолете не запрещено курить? – спросил я.

Старик усмехнулся и погладил левой ладонью свою седую бороду средних размеров.

– Мне можно.

Такой ответ меня выбесил.

– Что это значит?

– То и значит.

Старик сделал очередную затяжку и смачно выпустил облачко дыма в потолок. Затем он иронично посмотрел на меня и добавил:

– Вы мне напоминаете одного из моих учеников.

Пауза.

– Он такой же строптивый и вечно недовольный.

Я сдержался, промолчал.

Старик злил меня и мне очень хотелось надавать ему по мордасам. Но у меня было правило не бить стариков. Плюс ещё были общественные правила. Так что пришлось мне старательно смириться, впиться ногтями в ладони и сидеть еле дыша.

– Расслабьтесь, молодой человек…

Старик продолжал курить и продолжал говорить.

– Может, вам все-таки стоит заняться в туалете сексом с этой милой девушкой в пилотке. Вам только нужно подойти к ней и стать тем, кем она вас видит. Это легко.

– Вы совсем сдурели?!

Опомнившись, я понял что все же не сдержался. Чувство вины стало неприятно зудеть в глубине солнечного сплетения. А взгляд мой испуганно забегал по салону: глаза настойчиво искали неприятные гримасы полные безмолвного укора.

– В этом и есть ваша проблема.

– Какая?

– Вы не слушаете себя.

– Это моё дело.

Казалось, мой пожилой сосед не знал как самостоятельно угомониться.

– И вообще, можно просто помолчать? – спросил я с предельным недовольством в голосе.

– Нет.

– Почему?

– Не получится?

– Почему?

– Мы будем сейчас обедать.

– Я не хочу обедать.

– Хотите.

– Не хочу!

– Тогда зачем же вы заранее приготовили ложку?

Я оторопел.

Но даже до того как глаза устремились взглядом на правую руку, тактильные ощущения в пальцах уже успели сообщить:

«Ты действительно удерживаешь нечто в руке».

Глаза лишь подтвердили уже известное.

И я увидел большую алюминиевую ложку. Давно таких не видел. Со школьной столовой, наверное.

– Не понимаю…, – прошептал я.

Потом, когда эмоции изумления немного поутихли, я обратился к старику со словами:

– Что происходит?

– А как вы думаете?

Он снова ухмылялся. Он знал секрет, но не собирался им делиться. Во всяком случае, безвозмездно – это точно.

– Сколько? – спросил я.

– Вы действительно этого хотите?

– Хочу.

– Уверены?

– Абсолютно.

– Тогда не обессудьте.

Употребив странное витиеватое слово в конце реплики, дедушка полез рукой во внутренний карман пиджака.

Я ждал. Мне было интересно, что же будет дальше.

Пока медленно и неторопливо текло время этого короткого ожидания, я стал эстетически присматриваться к чужому пиджаку. Клетчатый, тонкого покроя, крупные квадратики демонстрировали все оттенки серого. Мне понравился такой дизайнерский ход. И сразу захотелось купить себе нечто в том же духе.

– Вот.

Дедушка вынул из кармана сложенный в четверо лист бумаги формата А4 и протянул мне.

Я сначала взял его в руки и лишь потом спросил:

– Что это?

– Договор.

Принимая принцип хитроумной немногословности случайного попутчика как данность, я не стал его пытать выспрашиванием деталей. Эта стало бы очередной напрасной тратой времени, ведь дедушка любил экстатически взращивать своё самолюбование, как и непрерывно чадить своей нескончаемой сигарой в салоне самолета.

Итак, я развернул некий документ и начал бегло с ним знакомиться.

Я прочитал быстро. Было совсем немного слов, а значит, не было повода залипать в процессе. С другой стороны, прочитанное воспринималось как сплошное безумие.

– Что за бред? – спросил я, пытаясь смотреть на старика как на сумасшедшего.

– Отнюдь. Все логично.

– В каком это месте?

– Во всех.

Мой сосед по ряду кресел сделал очередную затяжку, а потом продолжил:

– Вы только что были готовы на все. Неужели в вас включился задний ход?

– Но…

Я держал в руке лист бумаги. Пальцы мечтали скомкать его, а потом изорвать. Но все же в душе присутствовал некий азарт.

– Разве нельзя найти компромисс? – поинтересовался я в легкой попытке поторговаться.

– Нельзя.

Я задумался.

А бородатый дедушка-курильщик тем временем радостно встрепенулся.

– Милочка…, – окрикнул он стюардессу.

Та, мягко покачивая бёдрами, подошла к нам с другого конца салона и улыбнулась.

– Кажется, время ужинать, – предположил мой новый знакомый.

– Только через полчаса, – ответила девушка, стараясь быть предельно вежливой и тактичной.

– Но нам очень нужно…

Дедушка сложил ладони на груди как самый заядлый адепт йоги, а потом медленно склонил голову вправо.

– Пожалуйста, – добавил он, – моему спутнику срочно нужно переварить свежие идеи. Это жизненно необходимо.

Девушка оценивающе изучила нас обоих. При этом я почему-то не выразил никакого протеста, словно был полностью согласен с происходящим.

– А что мне за это будет?

Я напрягся. Из разнобоких случайностей складывалось впечатление, что сегодняшним днём провозглашена безграничная коммерциализация.

Дедушка тоже напрягся. Впрочем, думал над решением он совсем недолго.

– Подписывай, – сказал он мне.

Безапелляционный приказ не давал мне пространства для манёвра. И все же я попытался воспользоваться последней отмашкой:

– У меня нет ручки.

– Так вон же она. В вашей руке.

Я посмотрел на руки.

В левой лежала бумага, требовавшая подписи. В правой действительно находилась шариковая ручка.

«А куда делась большая алюминиевая ложка?»

Я точно помнил о присутствии в моей жизни большой алюминиевой ложки.

Или же меня начало клинить?

– Молодой человек, девушка ждёт. Это невежливо.

– Сейчас, сейчас…

Так уж я был воспитан: сначала исполнять желания женщины, а уж потом разгребать последствия.

Черканув шариковой ручкой в нижнем правом углу листа бумаги, я вернул документ бородатому старику.

– Вот.

Дедушка, не взглянув на документ и краем глаза, незамедлительно передал его в следующие руки.

– Это вам, – сказал он.

Девушка взглянула, вчиталась, после чего спросила:

– Тут написано, что все движимое и недвижимое материальное имущество указанного персоналия передаётся в собственность Марии Медичи, верной и незыблемой царице «служителей Иеговы». Это шутка?

– Нет.

– Но меня зовут Алла Гаврилова, и я не имею никакого отношения к «служителям Иеговы».

– Черт!.. – выругался дедушка.

Машинально почёсывая затылок, он окинул взглядом окружающее пространство.

– Снова не в том месте и не в то время. Континуум совсем не щадит моё здоровье.

После этих слов старик внезапно замер, словно складки кожи его лба судорожно зажали очень важную мысль.

– Впрочем…

Его рука бросила так и не докуренную сигару через правое плечо, а потом аккуратно уцепилась за мягкую миниатюрную женскую ладошку.

– Дорогая Аллочка. Вам нужно торопиться. Вы отстаёте по графику, вычерченному Вселенной. Бегите и не оглядывайтесь. Станьте до конца часа Марией Медичи, станьте царицей и, что тоже немаловажно, возглавьте уже «служителей Иеговы». Без вас они совсем пропадут.

– Хорошо, – пообещала стюардесса, сияя как солнышко.

Затем она развернулась вектором движения в сторону кабины пилотов и с гулким топотом каблуками ринулась в заданном направлении.

Я провожал её взглядом, пока мог.

Чуть погодя я спросил:

– А как же ужин?

Мой спутник дерзко махнул рукой и сообщил:

– Рыба невкусная. Можешь уже убрать свою вилку.

Я посмотрел на правую ладонь. Теперь она и впрямь сжимала вилку.

Следующие десять минут прошли в полном молчании. Я то ли не решался заговорить, то ли пребывал в интеллектуальной прострации. Но в конце концов во мне проснулось либо мужество, либо здравомыслие.

– Вы аферист? – спросил я.

– С чего вы взяли?

– Вы только что лишили меня всего важного в моей жизни и ничего не дали в замен.

– Да неужели?

Старик снова впился пальцами в затылок.

– И что же это такое важное, но утерянное?

– Мебель, телевизор, бытовую технику, три счёта в банке…

Закончив чесать затылок, старик начал почесывать бороду.

– И впрямь… не повезло тебе…

Внутри меня возникло легкое удовлетворение, ведь наконец-то хоть кто-то услышал про мои стоны и страдания.

– Хотя знаешь…

В этот момент старик перегнулся через свободное место между нами и хлопнул меня по колену.

– Я тоже потерял кое-что важное…

– И что же?

Старик выпрямился. Я смотрел на него со смешанными чувствами. Тут было и неприятие, потому как я не любил, когда меня трогают. Имело место недоверие, ведь я считал важными лишь те вещи, что были непосредственно связаны с моим бытием. А ещё мне хотелось кушать!

– Моя сигара была безвозвратно утеряна.

Дедушка ностальгически гладил себя по груди.

– Столько лет, столько зим…

Я не понял этих его чувств. И более того, снова не сдержался:

– И слава Богу!

Меня угнетала чертова сигара и производимый ею дым.

– Какому именно? – иронично уточнил мой попутчик.

Он повернулся в мою сторону, не отрывая головы от подголовника. Рука продолжала ласкательные телодвижения.

– Нынче слишком много богов. Каждый день меняются.

Я недовольно поморщился.

– Это просто фигура речи.

– Нет.

Дедушка зевнул.

– Все простое на поверку оказывается сложным.

– Вы цепляетесь к словам.

– А вы за словами совсем не следите.

– Что?!..

«Блин!»

Все эти беседы со странным старикашкой начинали меня угнетать и выводить за грани дозволенного. Я приподнялся в кресле, насколько позволял пристёгнутый ремень, и стал искать взглядом служебный персонал.

– Хотите сбежать? – прямой вопрос раздался раньше времени.

Мне-то хотелось улизнуть незаметно и без вопросов. Естественно, что при таком повороте событий совесть заставила меня соврать.

– Мне бы в туалет…

– А…, – возрадовался пожилой мужчина, – Вы все-таки решили прислушаться к моему совету?.. Но вам лучше поспешить. Она вот-вот выпрыгнет из самолета.

Он тут же, как главный оплот вежливости и благодушия, расстегнул свой ремень и вышел в проход между рядами, освобождая мне путь к туалету. Я же не стал отказываться от такого счастья, тоже разобрался с ремнём безопасности и начал движение при помощи ног.

– Удачи! – сказал дедушка и приободряюще коснулся моего плеча.

– Спасибо.

– Опять вы со своим Богом заладили.

Замечание было дельным, но не едким. К тому же оно исходило от самого сердца.

– Простите.

Ещё мгновение и я уже шагал между рядами. И слева, и справа от меня сидели разные люди: мужчины, женщины, дети…

Странно, но только упершись в штору, отделяющую эконом от бизнес-класса, я вспомнил, что обещался сходить в туалет. Но все знали, что туалет расположен в хвостовом отсеке. Я же приперся в прямо противоположную часть самолета.

Развернувшись лицом назад, я попытался увидеть своего соседа по креслам. Это был рефлекторный жест извинения. Ведь я как-никак солгал.

Но я не увидел дедушку с того, места, где стоял.

«Вот что значит экономить на предварительном выборе места. Без денег тебя всегда стремятся запихнуть в самый конец».

Когда мне надоело ломать глаза, я вспомнил про стюардессу.

– Простите…

С очередной дежурной фразой я осторожно отодвинул штору и аккуратно вторгся в пространство бизнес-класса.

Осторожность оказалась лишней. Все кресла повышенного удобства были пусты. Никто не хотел летать в Южную Америку за бешеные тыщи.

– Извините…

Я двигался дальше. Я искал стюардессу. И я её нашёл.

– Вы ещё здесь!

В душе все возрадовалось.

– К сожалению.

Стюардесса в отличии от меня была огорчена существующим положением дел.

– Что-то не так? – спросил я, включая инстинктивную эмпатия.

– Все плохо.

– А точнее?

– Пилоты не разрешают мне прыгать.

В мгновение ока я сообразил, что прежнее рабочее одеяние девушки сменилось на новое. Теперь она была больше похожа на бывалого прапорщика, наряженного в походный камуфляж и походные ботинки. Из-за спины у неё выглядывал большой рюкзак. Я так понял, это был парашют.

– А в чем собственно дело?

– Говорят, что летим над опасной зоной. Лучше не рисковать, пока не покинем её.

Я задумался. Ненадолго.

Стали включаться очередные инстинкты. Согласно им я не мог стоять по стойке смирно, пока девушка находилась в беде. Но была ли эта ситуация критической? Очевидно, что я сам себя накрутил.

Тем не менее, против инстинктов не попрешь.

– Сейчас, – сказал я и протиснулся мимо девушки.

– Что вы делаете? – спросила она.

Я ответил:

– Сейчас все решу. Не переживайте.

– Да я и не переживаю.

Она была права. Я завёлся на ровном месте, беспорядочно двигаясь к неопознанной цели. И как результат, начал бездумно колошматить в запертую дверь кабины пилотов.

– Эй, вы, там! Открывайте!

Естественно, никто не открыл. Видимо решили, что я полудурок. А я в ответ разозлился (или испугался) ещё больше. Не хотелось мне выглядеть бессильным импотентом в присутствии красивой девушки.

– Открывайте!!!

Я стал кричать ещё громче, а колотить не только руками, но и ногами.

– Что вы делаете? – женские пальцы коснулись моего локтя.

Так девушка попыталась внести в ситуацию долю благоразумия. Но где уж там… Номер не прошёл. С раздражением близким к помешательству я оттолкнул её от себя, схватил какую-то металлическую трубу, лежавшую на полке без дела, и таким образом добавил мощностей своему намерению.

– Открывайте, твари!!!

– Открыто, молодой человек.

Это сказал встроенный справа от меня динамик.

Я опешил.

«Я же проверял…».

Мозг упорно прокручивал события недавнего прошлого в той последовательности, в какой запомнил. Он был четко уверен, что мир не мог поменяться без его величайшего разрешения.

С опаской я положил ладонь на дверную ручку, затем повернул. Замок поддался.

– Бред какой-то, – произнёс я, шагая в открывшийся проём.

– Как я вас понимаю…

И снова молния через все тело. Мои ноги стали подкашиваться.

– Осторожней, молодой человек. Присаживайтесь. У меня тут свободное место специально для вас.

Едва не уткнувшись носом в приборную панель, я смог совершить самый настоящий подвиг. Не сойти с ума и без потери сознания приземлиться задницей в кресло второго пилота. Как только это произошло, я посмотрел влево.

– Снова вы?

– Да.

– Что вы тут делаете?

– Работаю. Разве не видно?

Чертов старик смотрел на меня. Ему было смешно. А мне нет.

– Как вы сюда попали?

– Я всегда был здесь.

– В смысле?

– Это моё призвание.

– Какое именно?

– Рулить, конечно же.

В конце странной полемики я внезапно вспомнил про даму сердца, честь которой я так отчаянно пытался отстоять.

– Алла…, – позвал я стюардессу.

Она не ответила.

Я бросил взгляд в сторону распахнутой двери. В проёме никто не виднелся.

– Поздно, – одернул меня словом пожилой мужчина, который таинственным образом перевоплотился в старшего пилота.

Теперь на нем была одета фуражка с кокардой. Во рту дымилась новая сигара.

– Что вы имеете ввиду?

– Фокус не удался.

– Какой ещё фокус?

– Не стоит прыгать из самолета, если пролетаешь над Бетлицей. Гиблое это место. Ещё бабка наглая сказала.

– Какая бабка?

– Кажись, моя жена… Не помню. Старый я стал…

Дедушка сорвал с себя фуражку и бросил мне на колени. Сам же стал почесывать затылок и рассуждать:

– Значит, решил слетать в Перу?

Это он меня спрашивал.

– Да, – ответил я.

– Дурацкая затея.

Если честно, мне и самому стало так казаться. Простое путешествие постепенно перерастало в самый настоящий сумасшедший дом.

– Но ты не переживай. В следующем году будем на месте, – пообещал дедушка.

Не переживать было сложно. Вся моя прежняя жизнь была одним сплошным переживанием. Помнится, я вздрагивал даже от звонка телефона, предполагая:

«Как бы чего не вышло…».

Идеальный человек в футляре, а значит и самый лучший объект для сторонних манипуляций. Естественно, я напрямую этого факта не осознавал. Мне казалось, что я рулю своей жизнью. Но на самом деле ей распоряжались все кому не попадя. Начальник угрозами и запугиванием требовал выполнения плана, от которого зависела его, а не моя премия. Моя мать тянула из меня деньги, рассматривая меня как свой долгосрочный вклад. Моя бывшая мечтала реализовать свои детские конфликты через меня. И ещё многие… Даже продавщица в магазине, которая сунула мне фальшивую тысячную банкноту. Ведь я потом целую ночь бегал по разным торговым точкам, пытаясь передарить кому-то другому это достояние республики.

– Дать порулить?

– Что?

Опомнившись, я увидел как дедушка держит штурвал одним лишь мизинцем.

– Желаешь?

– Нет, спасибо.

Я отказался. Хотя мог бы стать смелым и решительным.

«Как обычно слишком много «если». А мог бы хоть раз собраться и оторвать жопу от насиженного места!»

Я молча упрекал себя. Это тоже была моя внутренняя изюминка.

Или это снова моя интернализованная мать?

Тогда понятно почему я никуда не двигаюсь. Ей назло. Своеобразный способ мести. Либо банальный протест против системы доминирования.

«Да ну его!»

Внутренние стенания достигли своего утомляющего апогея. И потому я решил переключить внимание на нечто отстраненное.

– Так что случилось Аллочкой? – спросил я.

Дедушка (он же старший пилот) крутил-вертел штурвал как хотел. Ему было не до моих глупых вопросов.

– Что ты сказал? – переспросил он, в очередной раз выправляя самолёт вправо.

– Что с Аллой?

– Какой ещё Аллой?

– Стюардессой.

– А…

Освобождая себя для полноценной беседы, дедушка нажал на зеленую кнопку автопилота и повернулся ко мне.

– Погибла она. Разбилась вдребезги. Мозги растеклись по всей полянке.

Я офонарел от таких откровений. И пока я это делал, дедушка на средней громкости напевал похоронный марш:

– Ту-ту-ту-ту… ту-ту-ту-ту… ту-ту-ту-ту…

– Но…

Дедушка в некотором негодовании хлопнул в ладоши.

– Знаю, – сказал он, – Она умерла, а ты так и не успел ей присунуть. И тут ты сам виноват, ротозей. Я тебе говорил: давай-давай! А ты: в греческом зале, в греческом зале…

– Нет.

– Да!

С ним было невозможно спорить. Однако я все же пытался.

– Как такое могло произойти? – спрашивал я.

– Ну ты же хотел, вот она и прыгнула. Женщины по природе склонны забивать себе башку мужскими идеями. Но ум-то заточен под бабу. Вот и получается…

– Ты должен был её остановить!

– Я?

Дедушка попытался было вернуться к штурвалу, но я схватил его за плечо.

– Ты должен был спасти ей жизнь.

Слегка мутные старческие глаза прошлись по мне стамеской предельного удивления, а морщинистая рука медленно и демонстративно сняла мою ладонь с чужого плеча и поместила на моё колено.