Мордовский рубикон

Мы все когда-то тоже будем там.

Оставьте боль свою врагам постылым,

Вас Бог простил и ждет к своим вратам.

В тот день, когда и мы к Воротам Рая

Отправимся на Божий Страшный Суд,

Произнесем, как клятву, умирая:

«Прощаю всех врагов! Пусть все живут!»

Осужденным, потерявшим чувство действительности

Одних людей интересует слава,

Идут по головам любой ценой.

Лесть, не прикрытая им слаще меда, стала,

Всего приятней – любование собой.

Слащавой маскою прикрыв оскал звериный,

«Заботу» проявляя о рабах,

Шагают к цели, а язык змеиный

Внушает окружению их страх.

И все боятся маленького жала,

Не смея что-то молвить супротив.

Для них жестокость нормой жизни стала,

Ползут тихонько, глазки опустив.

Коронованным особям

Опять дожди и тучи обложные

Закрыли солнышко на небе грозовом.

А на душе тоскливо, как в пустыне,

И пасмурно, как утро за окном.

Не хочется смотреть в чужие лица,

Я видеть эти лица не могу!

В них словно яд через глаза сочится,

От этих глаз я с ужасом бегу.

Но избежать порой не удается,

Ведь здесь везде глаза, как ни крутись,

И, видимо, принять мне бой придется,

И словом по душонкам их пройтись.

Снимите с головы своей корону!

Поверьте мне, она вам не к лицу.

Не коронуют грязную ворону.

Венец не возлагают подлецу.

Фемида

Фемида, развяжи свои глаза

И посмотри, что делается в мире.

Когда-то справедливой ты была.

Поверь мне, по-другому все отныне.

Взгляни на чаши ты своих весов,

В них правды нет, лишь подтасовка фактов.

Как много роздано судом оков,

Согласно утвержденных прейскурантов.

Твой меч, которым ты должна карать,

Уж обагрен невинной кровью судеб.

Открой глаза, ведь ты должна узнать,

Что с теми судьбами в дальнейшем будет.

Здесь правосудие – рутина бытия,

Обычный день рабочий, и не боле.

Глухая честь и сердца немота,

И равнодушие, и черствость к чьей-то боли.

Регламент и сухой язык статей

Уже давно руководит судами.

Судья, прикрывшись мантией своей,

Вершит дела бездушными словами.

А где же справедливость, гуманизм?

Та справедливость, что заложена в Законе?

Ведь за делами просто чья-то жизнь!

Так нужно ли губить ее на зоне?

Справедливость

Может быть, слова про справедливость

Не уместны там, где я сейчас?

Может, просто я с луны свалилась,

Слово «справедливость» не для нас?

Может, справедливость устарела,

Обветшав, как старое тряпье?

Может быть… Но вот какое дело,

Не хватает мне, порой, ее.

Мне порой становится так горько

От того, что так безумен мир,

Как жестоки мы к другим. И только –

Слово «я». А Бог нам не кумир.

Только «я» и только «мне, родному».

Остальные – могут подождать.

А ведь можно жить и по-другому,

Надо лишь друг друга поддержать.

Доброе и чувственное слово

Делает порою чудеса.

Мир вокруг посмотрит по-иному

В ваши влажные от слез глаза.

Ведь добро – и есть та справедливость,

О которой позабыли мы.

Что же с вами, люди, приключилось?

Зло затмило души и умы!

Вам приятна власть и помыканье,

Вам приятна ложь и просто лесть.

Уваженье и взаимопониманье

Не в почете и не нужно здесь.

Задождила осень

Задождило, мзгой заморосило,

Загрустила осень, как и я.

Будто бы неведомая сила

Испытать решила вновь меня.

Ничего, что вымокли все вещи

И внутри сковало, словно лед,

В горле ком, а сердце давят клещи,

Ничего, прорвемся, все пройдет.

Главное, что дома ждут и любят.

Остальное можно пережить.

Ненависть людская души губит,

Надо нашей жизнью дорожить.

Я не буду обращать вниманья

на жестокость нелюдей вокруг,

Не дождусь взаимопониманья,

Мне не разорвать порочный круг.

Здесь, как в джунглях, как в звериной стае.

Зазевался – тут же загрызут.

Мы такими были или стали?

Сколько мерзости я вижу тут!

Кажется, что эта мука – осень,

Мне для испытания дана.

Холодно и не уютно очень,

Но я пережить ее должна.

Мне не в радость все, что здесь я вижу.

Жду, когда прервется страшный сон.

Я грешна уж тем, что ненавижу

Диких джунглей подленький закон.

Осень, унеси с дождем унынье,

Ветром унеси мою печаль.

Все, что пережито мною ныне,

Все не в радость, ничего не жаль.

Отчего?

Отчего сегодня мне так грустно?

Отчего тревога и тоска?

На душе невыносимо пусто,

Сердце давит и болит слегка.

Может быть, виновна в этом осень?

Ветра заунывный страшный плач?

Безысходность треплет нервы очень

И казнит мне душу, как палач.

Это дьявол, что страшнее зверя,

Правит бал жестокости своей.

Никого нисколько не жалея,

В стадо превращает нас, людей.

Мы идем покорно на закланье,

Улыбаясь, когда бьют других,

Избежав сегодня наказанья.

«Только бы не нас! Пусть бьют, но их!»

Очнитесь, люди!

О люди! Вы ведь все же не рабы,

Нельзя назвать вас бессловесным стадом.

Над вами издеваются. А вы?

А вы молчите. Вы побоям рады?

Иль рады вы тому, что против вас

Система зла работает активно?

Или тому, что живы вы сейчас?

А вам самим, девчата, не противно?

У них на службе мрази, вроде той,

Которой убивать людей привычно.

В ее душе, холодной и пустой,

Не важно все, что ей не нужно лично.

Но их не большинство, не бойтесь их.

Они и сами вас, порой, боятся.

Они боятся вас и в снах своих,

Они боятся даже просыпаться.

Терпенье может лопнуть и тогда,

Им не уйти уже от наказанья.

И будут вздрагивать они всегда

От стука за спиной и ожиданья.

Очнитесь, люди! И не бойтесь их!

И знайте, что зверей нельзя бояться.

И только тот останется в живых,

Кто сможет с этой мерзостью сражаться.

Распоясалось зверье

Распоясалось зверье,

В ход пошли дубинки.

А за ними – воронье,

Знают дело-то свое,

Послетались, словно на поминки.

Чтобы слов не подбирать,

Стукнуть побольнее.

Где же интеллекта взять?

Чтоб мозги не напрягать,

Слабых бей! Ведь ты же их сильнее!

Растоптать живых людей

И сломить их волю –

Это дело сволочей,

Не похожих на людей.

Зверь не может управлять собою.

Стиснув зубы, не молчи,

Дай отпор бандитам.

Правду горькую кричи!

Чтобы знали сволочи,

Зло не будет никогда забыто!

Пустота

До чего же пусто на душе!

Разговоры о пустом и мысли.

Сколько лет я в пустоте уже?

Кажется, порою, что полжизни.

Каждый день похож, до тошноты,

Друг на друга, словно отраженье.

Кто я среди этой пустоты?

Я – ее слепое продолженье.

Бесполезны людям и пусты

На помойку сваленные годы.

Все на свалку – жизнь, любовь, мечты.

Все пустое, все против природы.

Для чего нужна мне пустота?

Жизнь уходит, как песок, свозь пальцы.

Разве может «с чистого листа»

Время из пустого начинаться?

Пусть говорят

Пусть говорят, что я, как Дон Кихот,

Напрасно с мельницами здесь сражаюсь,

Что ничего хорошего не ждет

Таких, как я. Но я не обижаюсь.

К чему обиды? Каждому из нас

Дано пройти своею лишь дорогой.

Расписан нам судьбою каждый час

Из жизни нашей, длинной иль короткой.

Мне мельницы чужие не нужны,

Сражаться с ними не моя задача.

Но для меня, конечно же, важны

Добро и справедливость. Не иначе.

Что делать с ними, если каждый день

Я вижу лишь жестокость и коварство?

Когда несправедливость, словно тень,

За спинами высокого начальства?

Мне с ними никогда не совладать.

Держать ответ придется перед Богом.

Они должны об этом просто знать.

Сказать им я считаю своим долгом.

«Вы можете меня не отпускать,

И обысками унижать морально.

Но вам придется тоже испытать

Всю боль души, поверьте мне, реально.

Вам будет жаль когда-то, как и мне,

Что ваше сердце было безучастно

К судьбе чужой. И будет, как в огне,

Оно гореть. И будет очень страшно.

Не за себя, а за детей своих,

За внуков, что пока что не родились.

Ведь все грехи останутся на них.

Молитесь Богу, чтоб они простились.

Пора уже покаяться и вам,

И совершить молитву перед Богом.

И в душу вашу запустить, как в храм,

Добро. А зло оставить за порогом»

Отчего я ненавижу?

Отчего я ненавижу?

А порой, до слез люблю?

Справедливости не вижу,

Грубость с тупостью терплю.

Кажется, что я в дурдоме.

Кто здесь лечит? И кого?

Отлежать бы срок свой в коме,

Чтоб не видеть ничего.

Чтоб не видеть и не слышать

И свой мозг не засорять,

Чтобы как-то все же выжить

И не сильно пострадать.

Вот, тогда бы и любила

Всех вокруг, как идиот,

Всех, конечно же, простила…

Или же – наоборот?

Нет, пожалуй, этот способ

Не подходит для меня.

От поставленных вопросов

Убежать пытаюсь зря.

Так уж жизнь распорядилась,

Все придется испытать.

Что б со мною не случилось,

Ничего не избежать.

Запреты

Будь внимательней, народ!

На промзоне шмон идет.

Ищут кружки, как «запрет»,

Здесь ведь и воды-то нет.

Под запретом – сигареты,

Спички, хлебушек, конфеты.

Их понять, увы, не сложно,

Здесь работать только можно.

Без обеда, сверхурочно.

Будет «база» – это точно!

Выходные – под «запрет»,

Их и так давно уж нет.

Телевизор ни к чему,

Легче мозгу твоему.

Новости здесь под «запретом».

Меньше знаешь – лучше это.

Под «запретом» и спецчасть,

Нам за зону не попасть.

Не узнаешь про отправку,

Не возьмешь для дела справку.

Здесь работать – только нам,

Немым, покладистым рабам.

Это нам, конечно, можно!

А зачем, понять не сложно.

Даешь теплицу!

А сегодня – новая забава!

Перенос теплицы на руках.

Весь каркас теплицы из металла.

Видно, силы нет совсем в мозгах…

Главное – заставить этих женщин,

Показав им, что такое власть.

Автокраном, может быть, и легче…

Но дороже. Денег жалко… Страсть!

Ну, а бабы, да еще и зэчки,

Одолеют, если есть приказ.

Выдать аспирина из аптечки!

Или дубинала!… Хоть сейчас!

Проверки

Как выбраться из этой переделки?

Как в этом сумасшедшем доме жить?

По сотни раз контрольные проверки,

Стоим по часу. Некуда спешить!

Пора, наверное, носить с собою стулья,

Чтоб на плацу сидеть, а не стоять.

Здесь книжку, «счетовода» карауля,

Мы сможем за проверку прочитать.

Такое ощущение, порою,

Что это развлечение для нас.

Мы, на плацу общаясь меж собою,

Решаем многие вопросы в этот час.

Кому-то нужно новости поведать,

Кому-то про посылки рассказать,

Одни уже успели пообедать,

Другие – завтрак продолжают ждать.

Так жить, поверьте, не для слабонервных.

Здесь юмор, как защитная стена.

От разных травм, телесных и душевных,

Задорным смехом бережет она.

Ненависть

Я ненавижу вас за подлость и жестокость,

За хамство наглое с презрением в глазах,

За то, что безнаказанность и вольность

У власть имущих затмевает страх.

Совсем утратив нынче чувство меры,

Вы превратили здесь людей в рабов.

По сути, вы ведь просто – изуверы,

Ломая судьбы и играя здесь в Богов.

Такие игры обернутся боком,

Но вы не чувствуете, ведь в глазах азарт.

И вот… Один зовет себя Пророком,

Он знает все и может. Он – гарант!

Он может все! Назначить наказанье,

Воздействия направив рычаги.

Или помиловать, увидев «осознанье»,

И разрешить остаться «у ноги»

Ну, а другой – от власти задыхаясь,

До капли выжимая кровь людей,

От этого звереет, возбуждаясь.

Он Богом чувствует себя! Он – царь зверей!

И все для вас – привычная система,

В которой каждый – винтик, а не человек.

И нет отдельных жизней, просто – схема.

А ненависть моя – лишь просто талый снег.

Про лохматые руки

Для «лохматых» жадных рук

Нет достойных лиц вокруг.

Надоеды, наглецы,

Бестолковые глупцы.

Есть родня и окруженье,

«Царственное» приближенье.

Остальные – подождут.

Раз послали, пусть идут.

Пристают к «царям» с работой,

Нагружают их заботой,

Но «лохматая» рука

Защищает их слегка.

В звании повысить сможет,

Дать «царям» повыше должность,

Надоедливых – к ногтю.

Все устроит «по-путю»

Вот бы лапе той «лохматой»,

Размахнувшись, дать лопатой.

Чтоб работою своей

Озадачить их, «царей»

Все будет хорошо!

Нет тепла, постель сырая,

Дождь идет который день,

Мерзнешь, даже засыпая.

Мы не бабы, мы – кремень!

Нам ли, бабы, обижаться?

Ведь у нас все хорошо!

Так что, надо постараться,

Крепануться, если что.

Чтоб пальто быстрее сохло,

На себе его суши.

Ни одна ведь не подохла,

Так что, смейся от души.

Под дождем идет зарядка.

Это, бабы, просто душ!

Это, девочки, закалка

Для преступных наших душ.

Чтобы спать в постели мокрой,

Предназначено пальто.

Выбирайте попросторней,

Плащ-палатка, если что!

Мы, девчата, сохранимся

В этой вечной мерзлоте,

И от влаги освежимся,

Тело будет в чистоте!

Подлость

Подлог и подлость – норма жизни,

Как воспитательный процесс,

А плагиат удачной мысли,

Как воровство стихов и пьес.

Все объясняется привычно,

Как будто, так и должно быть.

Работа подлости, обычно,

Здесь может мудростью прослыть.

Иль объяснением, что нужно

Перевоспитывать людей,

Инакомыслящих. Возможно,

За наглость стоящих идей.

Быть подлым выгодно, удобно.

Начальство любит подлецов.

Наверно, в этом мире модно

Плодить бездарность и льстецов.

К чему же общество однажды

Придет с позицией такой?

Когда бездарным станет каждый,

Угаснет жизнь сама-собой.

Снегопад

Хлопьями пушистыми летают

Белые снежинки за окном.

Как красиво это, люди знают,

Но не знают вольные о том,

Что, насыпав снега по колено,

Нам зима добавила хлопот.

Вновь на плац идет вторая смена,

Убирают снег, а он идет, идет.

И работе этой бесполезной

Ни конца, ни края будто нет.

Снег идет из бездны поднебесной,

И не видно, будет ли просвет.

Если к ночи снег не прекратится,

Завтра, в 5 утра – опять на плац.

После первой смены потрудиться

Бабушкам придется, и не раз.

Снегу женщины совсем не рады,

Без него хватает им работ.

Здесь, как пытка, эти снегопады,

Нет покоя, если снег идет.

Опустело на душе

Опустело, что ли, на душе?

Или просто нервы на пределе?

Или надоело все уже?

Или же – хандра, на самом деле?

Мне безумно хочется домой,

А недели тащатся, как клячи.

Мне не справиться самой с собой,

Но держусь пока. А как иначе?

Я шагаю, будто бы во сне.

Ох, не сбиться бы мне сослепу с дорожки!

Светится она едва во тьме,

Не идут, устали мои ножки.

Я себя ругаю и иду,

И ворчу себе по-стариковски:

«А чего же, собственно, я жду?

Все ветшает, даже тело, в ходе носки»

Здесь, в аду, живя среди чертей,

Выгорают в людях даже души,

Да и люди здесь не тех мастей,

И от разговоров местных вянут уши.

Пеплом душ дорогу занесло,

И туманом подлости укрыло,

В воздухе витает только зло,

А тепло в сердцах давно остыло.

Моя вера – щит, а ум – копье,

Мое слово – меч. Вернулись силы.

Разлетайся, злое воронье!

Ваши крылья долго зло носили.

Я терпела все почти 5 лет.

Что ж, последней буду я смеяться,

Ведь в моей душе сомнений нет,

Я в долгу не буду оставаться.

Нововведенье

Испытание на прочность

И проверка на запас.

Ох, взорвется кто-то точно

Прямо здесь и прям сейчас!

Что ни день – нововведенье,

Но не к лучшему, увы.

«Скоро ль кончатся мученья?» -

Задаем вопросы мы.

Усиление режима

Нам проводят каждый день.

Как дорожная машина,

Давят все, кому не лень.

Под конвоем, с картотекой,

Мы в столовую идем.

В пиджаках ли все одеты?

Ел, не ел, друг друга ждем.

А в здравпункте, как в музее,

На крылечко не взойти.

Не топчи, не то – по шее

Можно быстро «огрести»

Целый день расписан плотно,

Зэк без дела не сидит.

Да…взялись за нас добротно,

А инспектор, знай, кричит.

Хозработы и проверки,

И в столовой свой дресс-код…

Ну, держись, пенсионерки!

Фуру грузим. Все вперед!

Свора

Вокруг меня сомкнулась стая псов,

Рычат и лают, брызгая слюною,

Кусать пытаются, и мерзкий яд с клыков

Стекает в землю за моей спиною.

Я не привыкла опускать глаза,

Когда мне кто-то вдруг бросает вызов.

Когда вдруг начинается гроза,

Иду вперед, назло чужим капризам.

И мне не страшно, просто все равно.

Мне ль этой своры бешеной бояться?

Я поняла уже давным-давно –

Не надо падать, чтоб не подниматься.

Не надо глаз от своры отводить,

Чтобы тебя мгновенно не загрызли.

И по-собачьи я не стану выть,

Мое достоинство – дороже жизни.

Зарядка

Пришла весна, но нет еще тепла.

Мордовия пугает нас морозом.

Мы на зарядку в минус 22

Шагаем строем с ярко-красным носом.

Здесь о здоровье нашем не с проста

Заботится колония родная.

Мы проживем, наверно, лет до ста,

Весь срок себя промзоне отдавая.

И пусть нас кашель будит по утру,

Пусть нас опять всех на плацу продует.

Мы делаем зарядку на ветру,

Режим мордовский нас, любя, прессует.

Размышления

Ну вот, еще вчера нам солнышко светило,

И птички пели, и текли вовсю ручьи.

А нынче снова небо потемнело,

И дождь со снегом снова стал идти.

Когда же эти хляби прекратятся?!

Здесь жизнь и так не радует меня.

Когда тепло, и дни быстрее мчатся.

Как ни крути, я время трачу зря.

Ну от чего меня должна исправить

Колония, где я почти пять лет?

Жить так, как здесь, нельзя меня заставить,

Ведь здесь и жизни-то нормальной нет.

Есть только грязь в душе людей и теле,

Есть зависть темная, и подлость – как закон.

И если честной быть, на самом деле,

Здесь не колония, а истинно – притон.

Здесь продается честь за сигареты,

А совесть – за возможное УДО.

Здесь продадут тебя за полкотлеты.

Ты здесь не человек, ты здесь – ничто.

В колониях Мордовских нет закона,

Они здесь красные от крови тех людей,

Которым, как животным из загона,

Нельзя здесь жить по совести своей.

Здесь дубинал – не просто наказанье,

А как пример, как назидание другим.

Здесь принято слепое послушанье

И восхищенье шуточкам тупым.

Смотрю на все и кажется порою,

Что про фашистов вижу кинофильм.

Хочу остаться здесь самой собою,

Не изменяя принципам своим.

Мое желание обходится мне «боком»,

Но ничего, кончается мой срок.

А это время будет мне уроком,

Был труден путь на волю и далек.

Холодно

Холодно и телу, и душе…

Может быть предчувствие плохое?

Все здесь опостылело уже!

Связи нет. Ну что это такое?!

Ни звонков, ни писем нет давно.

Паникуем от того, конечно.

Мы смеемся, хоть и не смешно.

Кажется, что будет это вечно.

Понимаем мы своим умом,

В отпуске одна, другие – в деле,

Ну, а мы надеждами живем

И считаем грустные недели.

Чтоб услышать голосок родной,

Прочитать душевные странички,

Мыслями умчаться в дом родной,

Вновь смахнуть слезу свою с реснички.

Много ли нам надо? Боже мой!

Мы и так наказаны жестоко.

Как же хочется скорей домой!

Здесь так грустно, пусто, одиноко…

Назиданье

Кто «фофаны» отпустит в назиданье,

Кто – просто кулаком по голове.

Такое ль суд назначил наказанье?

Как-будто жизней не одна, а две.

Как можно называть себя мужчиной,

Когда ты женщин бьешь своей рукой?

Ты хвалишься мужской, наверно, силой?

Хотя, ты и мужчина – никакой…

В тебе нет ни любви, ни состраданья,

И возраст женщин для тебя не в счет.

Мне разум твой – за гранью пониманья.

Нет, не мужчина ты, а просто скот.

Приезжает генерал

Приезжает генерал,

На ушах вся зона.

У строителей аврал,

Ради чести трона.

Все сдают второй отряд

После капремонта.

Будет кто-то очень рад,

Это ж вроде фронта.

Каждый день без хозработ

Не было минутки.

Дни и ночи, круглый год,

Фронтовые сутки.

Так же, как на всех фронтах,

С кровью и слезами,

И превозмогая страх,

С сонными глазами.

Зэчки ночью базу шьют,

Днем – на хозработы.

Как же, бедные, живут?

Тошно, аж до рвоты…

Генералу дела нет

До проблем на зоне.

Стройку принял и «Привет!»

Не понятно, что ли?

Уходящему году

Уходит год… Что ж, подведу итог.

Что он принес? Ударов горечь и потери.

Чем он меня порадовать не смог?

Уходят прочь из жизни дни, недели.

Я знаю, мы пред Богом все грешны,

Но я раскаялась, прошу лишь снисхожденья,

Хочу я лишь семью свою спасти,

Пытаясь получить освобожденье.

Я никому здесь не желаю зла,

По Заповедям Божьим жить стараюсь,

Но в ваших душах нет ко мне добра,

Я в них лишь на жестокость натыкаюсь.

Я каждый день стучусь в глухую дверь,

К слепым пытаясь тщетно достучаться.

Здесь Бога нет, здесь правит только Зверь,

Который заставляет меня сдаться.

Здесь все не так, и все против меня,

Здесь каждый день – сплошное испытанье,

Здесь дни летят, как стаи воронья,

Здесь выживание, как наказанье.

Но я молюсь, хоть бесятся они.

Я верю, что здесь каждому воздастся,

И отольются слезы им мои,

А справедливость уничтожить не удастся.

Тому, кто Богом возомнил себя,

Кто мнит себя вершителями судеб,

Не избежать Господнего огня,

Он праведным Судом наказан будет.

Знаки судьбы?

Судьба

Ты расскажи, судьба моя шальная,

На что надеяться? Чего мне ждать?

У испытаний нет конца и края,

Но от судьбы своей не убежать.

Проходят годы, вновь не возвратятся.

Уйду и я, оставив бренный свет.

Во что мои поступки обратятся?

За что пред Богом мне держать ответ?

Пусть я не Ангел и грешу порою,

Гордыня мною правит иногда.

Но я для близких дверь души открою,

В беде семью не брошу никогда.

Я – человек, мне можно ошибаться,