Неуловимое совершенство

– Куда? В Барселону?

– Si. И там за обедом обсудим детали нашей сделки. А пока могу сказать, если согласишься на мои условия, здание, о котором ты так мечтаешь, считай, у тебя в кармане.

Чарли прикусила губы и сжала кулаки. Хорошо, что ногти не такие, как раньше, когда она жила с Раулем, иначе бы причинила себе ощутимую боль. Хотя сейчас боль была не такой сильной, этого оказалось достаточно, чтобы заглушить начинающуюся панику.

– Тогда скажи, почему ты изменил решение?

– Не торопись. Мы все обсудим, когда доберемся домой.

Уступать не хотелось, но Чарли заставила себя мыслить разумно. Сейчас его отношение к ней улучшилось. Во всяком случае, по сравнению с тем нескрываемым отвращением в субботний вечер в отеле. Он здесь и, если верить его словам, собирается помочь. В данный момент только это имеет значение. Об остальном можно позаботиться позже. Спор – не решение проблемы. В конце концов, ради детей можно и пострадать.

Сознание расценило это как страдание, зато тело, оказавшись рядом с ним в ограниченном пространстве салона, казалось, имело на этот счет свое мнение. До боли знакомая пытка: легкие сдавило, пульс участился, кожа натянулась.

Она медленно выдохнула и незаметно скосила глаза на Рауля. Рукава его рубашки были закатаны, загорелая левая рука лежала на открытом окне. В отличие от людей его круга он предпочитал сам сидеть за рулем, за исключением тех случаев, когда бывал на вечеринках. В его день рождения, который они впервые отмечали вместе, она подарила ему день езды по гоночному треку. Он слишком хорошо воспитан и не сказал, что ездил по этому треку миллион раз, и даже обрадовался подарку.

Как же они были счастливы тогда.

Подавив вздох, Чарли перевела взгляд на дорогу.

Через несколько минут они прибыли на вертолетную площадку. Пилот запустил мотор, и через четверть часа они прилетели в Барселону.

Чарли с изумлением смотрела на новый дом Рауля.

– Когда ты сюда переехал?

– Год назад.

По контрасту со старой виллой на берегу реки в секторе частного землевладения эта вилла располагалась в эксклюзивном предместье Авенидо-Тибидабо. Трехэтажного здания с кремовыми стенами и башенками под терракотовой крышей было почти не видно из-за высоких пальм, высаженных вдоль кованой ограды.

Интуиция подсказывала, что именно здесь скрывается ловушка. Но какая? Неопределенность действовала на нервы. Неопределенность – общество Рауля. Ее смущало, что даже сейчас, по прошествии времени, тело по-прежнему реагирует на него.

Дом, в котором они жили с Раулем, был большим и современным, со всеми удобствами, хотя и без излишеств. Этот, по размерам такой же, стал шагом в роскошь. Мозаичный пол, высокие потолки, арки с фресками – все дышало историей.

Чарли откашлялась, проглотив привкус горечи.

– А где прислуга? – В это время, особенно по понедельникам, дом всегда был активен.

– Я отпустил всех на выходной. – Глаза Рауля странно блеснули. – Думал, лучше мы побудем одни.

Жар запульсировал у нее в животе, растекаясь по венам.

Почему она реагирует на него так, словно и не было никаких этих двух лет?

Она потерла руки, беспокойство нарастало с каждой минутой.

– Не знаю, к чему вся эта прелюдия, только завтра я работаю в центре и должна вернуться в Валенсию не слишком поздно. Итак, каковы твои условия? Давай обсудим.

– Мы поговорим за обедом.

– Ладно.

Она прошла за ним в столовую с высокими окнами, выходящими во внутренний сад, где яркое солнце освещало идеально подстриженную лужайку с обилием цветущих растений.

Длинный стол из темного дерева был накрыт на двоих. Рауль выдвинул для нее стул.

– Нам приготовили обед. Чувствуй себя как дома. Дома? Чарли подавила невеселый смешок. Это пространство никогда не станет ее домом. Через две недели они будут официально разведены. Она, можно сказать, уже считала дни.

Осторожно опустившись на стул, Чарли пробежала пальцами по серебряным приборам, словно в бессловесной медитации.

В любой момент Рауль может признаться, зачем ему понадобилось привозить ее сюда. Вряд ли это связано с деньгами. В отличие от нее – идеального примера неудачника в бизнесе – он способен превращать все, чего бы ни коснулся, в золото. Сколько бы она ни призывала себя ничего не читать о нем, это было все равно что запретить ребенку трогать красивую игрушку. Еще до того, как несчастье с отцом вынудило его заняться отелями Казорла, Рауль продал свою фирму информационных технологий. Продажа принесла ему, как сообщали интернет-издания, два с половиной биллиона евро. А с тех пор, как принял семейную фирму, он успел добавить в свою копилку дюжину аэропланов и столько же новых сверкающих морских лайнеров.

Короче говоря, сейчас ее муж стоит больше, чем некоторые страны.

Если бы она прислушалась к адвокату, могла бы отхватить приличный кусок от его состояния, намного превосходящий десять миллионов, которые он перевел на ее счет. Чарли несколько месяцев не прикасалась к ним. Это деньги Рауля, а она ничего не вложила, так почему должна что-то требовать? Она и так во время их брака потратила кучу его денег.

Рауль вернулся в столовую с большим подносом. Мясные деликатесы, маринованные овощи, запеченные перцы, вяленые томаты, сыры, деревенский хлеб. Словом, все, что она любит. И это только закуска.

Он разлил по бокалам красное вино, оставленное на столе «подышать». Потом в молчаливом тосте поднял бокал и, прежде чем сесть, сделал из него глоток.

Чарли не могла больше терпеть.

– Все это, конечно, чудесно. И я тебе благодарна. Но не смогу проглотить ни кусочка, пока ты не скажешь, какие у тебя условия.

Положив себе на тарелку понемногу от каждого блюда, Рауль отломил хлеба, прожевал, сделал еще глоток вина.

– Я готов дать деньги на покупку здания и сделать там реконструкцию. Сколько времени, по-твоему, могут занять все работы? Четыре месяца?

– Да. Новый собственник согласился дать нам шесть месяцев на перемещение. Два из них уже прошли.

Владелец здания, где сейчас находился Поко Рио, скоропостижно скончался, оставив команду на своего не слишком активного заместителя. Хуже всего, что семья покойного, не питавшая сентиментальных чувств к несчастным детям, предпочла продать дом застройщику, сообщив об этом сотрудникам центра лишь тогда, когда сделка уже состоялась.

– Четыре месяца, чтобы оформить покупку и провести реконструкцию?

– Да, времени в обрез. Но мы должны сделать дом как можно более удобным для детей. Снести многие межкомнатные перегородки, расширить дверные проемы.

– Хорошо. Все это можно обсудить после того, как мы достигнем соглашения.

– На что я должна согласиться? Центр располагает достаточным фондом, чтобы выплачивать любые проценты по займу.

Его улыбка походила на оскал чувственной акулы.

– Повторяю, я не собираюсь давать тебе деньги взаймы. Кто знает, получу ли их обратно.

Она почувствовала раздражение.

– Я уже сказала…

– Знаю, знаю. Твои способности к бизнесу не больше, чем у ребенка. Я так же доверяю твоим подсчетам, как и твоей проницательности.

– Проницательность подвела меня единственный раз, когда я выходила за тебя замуж, – бросила она и тут же пожалела о своих словах. Не стоит вступать с ним в конфронтацию, пока не состоится сделка.

Его глаза превратились в лед.

– Жаль, что ты к этому так относишься. Когда я сказал «дам деньги», я буквально это и имел в виду. Конечно, мне хотелось бы получить что-то взамен, но не в денежном эквиваленте.

Она знала это!

Уже с той минуты, как села в его машину. Знала, что в этом кроется какой-то подвох.

– За то, что я согласился дать деньги и весь имеющийся опыт, условия весьма скромные. Я хочу, чтобы ты вернулась в мою постель и жила со мной как жена до завершения проекта.

Глава 3

Краска так быстро сбежала с лица Чарли, что Рауль бросил на стол вилку и нож, чтобы при случае поддержать ее.

Но уже через мгновение на ее щеках запылал гневный румянец.

– Что значит, твоя жена? Мы же разводимся!

– Развод может и подождать. Если тебе действительно нужен новый дом для центра, невелика плата.

– Почему именно это? До прошлой субботы мы не разговаривали два года. Наш брак мертв!

– Развод еще в процессе. Мы поставим его на паузу, пока не завершится реконструкция.

– Не вижу причин притворяться, что мы снова вместе.

– Мы и не будем притворяться. Но я отвечу. Я собираюсь расстаться со значительной суммой денег и хочу быть уверен, что ты не бросишь все на полдороге.

– Я бы ни за что этого не сделала.

– За то время, что мы были вместе, ты начинала три разных бизнес-проекта. И все они провалились. В основном потому, что ты потеряла к ним интерес. Не принимала советов. Пустила все на самотек. Теперь же я собираюсь не только помогать, но и контролировать проект. От начала и до конца.

– Ты не имеешь представления, что входит в проект и что нужно для реконструкции.

– Ты будешь мне помогать. Считай это учебной практикой. Четыре месяца учебы – как правильно вести дело, не полагаясь на догадки и предположения. В конце концов, если ты прогоришь, пострадает не только мой баланс в банке, но и дети и их семьи, которым ты дала обещание.

Ее щеки запылали ярче, глаза потемнели от гнева. Он оставался невозмутим.

Чарли любит детей. Рауль это знает. Когда она попросила подождать с рождением ребенка несколько лет, он отнесся к этому с пониманием.

Он давал ей все, что она просила. Она же, в свою очередь, отказала ему в том, чего он хотел больше всего: родить ребенка, которого она обещала. А ведь они могли бы создать идеальную семью. Он тысячи раз представлял их ребенка. Представлял, каким он мог стать отцом – полной противоположностью Эдуардо Казорла. Его ребенок никогда бы не чувствовал себя второсортным. Его успехи были бы оценены, промахи – поняты и прощены, мнение – услышано.

Он показал бы, что значит быть настоящим отцом. Таким, каким никогда не был его отец.

– Ладно. Пусть так. Контролируй проект, если считаешь это обязательным. Будь доминантой, большим альфа-мэном, распространяй вокруг свою власть и деньги, как делал это всегда. Главное, чтобы через четыре месяца центр был открыт. Остальное меня не волнует. Не вижу необходимости проходить через испытание «быть вместе».

Рауль старался не поддаваться на провокацию, держать контроль над ситуацией. Это он умеет. И вовсе он не собирается кого-то терроризировать. Чарли намеренно представила его тираном. Его жена при отсутствии образования – далеко не дура. Хорошо, что, в отличие от нее, он умеет держать себя в руках.

– К чему ты клонишь? Когда тебе было на руку, ты не моргнув глазом соврала, что мы снова вместе. Мне это тоже на руку, только без вранья. Четыре месяца ты живешь со мной как жена, а потом свободна как ветер. Но на этот раз наш брак закончится на моих условиях.

Он уже предвкушал, как будет удовлетворен. Почти так же сладко, как жена в постели.

Первобытная необузданность, которую он сразу в ней распознал, полностью проявилась в спальне. Заниматься с ней любовью всегда было чем-то запредельным. Быстро или медленно – без разницы, жестко или нежно, их страсть друг к другу никогда не иссякала.

– Это говорит твое эго. За то, что хватило духа уйти от тебя, ты хочешь меня унизить?

– Вовсе нет. Ты нуждаешься в помощи, я могу ее оказать. Вполне естественно, что в обмен хочу что-то получить. Единственное, чем ты сейчас располагаешь, – твое тело.

Рауль мгновенно почувствовал возбуждение, когда ее лицо стало цвета розы. Таким оно становилось на вершине страсти.

Чарли вскочила.

– Ты что, хочешь сделать из меня проститутку?

– Я попросил пока еще мою жену на какое-то время вернуться в нашу брачную постель. Только и всего.

Все эти годы он делал все, чтобы доставить ей удовольствие, в частности в постели. Теперь ее очередь доставлять ему удовольствие.

Да, четырех месяцев достаточно. Во время брака они не всегда находились рядом, а когда встречались, использовали каждую минуту. Расстояние лишь поддерживает огонь желания. На этот раз она всегда будет рядом. Их страсть наконец угаснет. И он сможет спокойно уйти от нее. Как ушла от него она.

Ноги Чарли стали ватными. Она не могла ни стоять, ни сидеть, ни притронуться к пище. Ее трясло, но она заставила себя выдержать его взгляд.

– Никогда еще я не испытывала к тебе такой ненависти. Ненавижу тебя больше, чем думала, это вообще возможно.

Он встал с улыбкой на губах и глазами холодными как лед, скользнул пальцами по ее ключице.

– Меня больше интересует твоя любовь, чем ненависть.

Чарли не хотела реагировать, но прикосновение его пальцев действовало помимо ее воли. Сердце учащенно забилось, кровь прилила к потаенным местам. Впервые его прикосновение было таким долгим.

Рауль перешел на шепот:

– Я собираюсь дать тебе то, что ты хочешь. Ну а ты дашь ли мне то, чего хочу я? Будем откровенны, это единственное, в чем ты действительно хороша.

Если бы его пальцы не нашли место на шее, что всегда посылало по телу сладкую дрожь, она бы отреагировала быстрее чем через несколько секунд. Она оттолкнула его руку.

– Как ты смеешь! Я не игрушка для секса!

Его глаза сверкнули. Он принял вызов. Встав перед ней, запер в ловушку между столом и своими руками.

– Раньше ты никогда не возражала против подобных игр.

Жар заструился по ее коже. Все образы, которые она шестьсот тридцать пять дней пыталась забыть, вновь вспыхнули в сознании. А желание и вовсе проснулось после их первого разговора.

Он не похож ни на кого, с кем она раньше встречалась. Невероятно красив и невероятно богат, мечта любой девушки двадцати лет. В ее жизни появился сказочный принц, и ему понадобилась ее туфелька. Стоит ли удивляться, что у нее закружилась голова.

И секс. Чарли и не подозревала, какой сексуальный голод скрывался в ней. Он пробудился и сейчас, когда голова должна быть ясной.

Горе ей, она по ошибке приняла страсть за любовь. То, что у них было, тянет лишь на курортную интрижку.

Как бы ни старалась соответствовать – а она очень старалась, – она не принадлежала к его миру. Девочка с юго-востока Лондона, из неблагополучной семьи, не окончившая колледж. Уроки риторики, за которые платил муж, с трудом избавили ее от акцента кокни. Ее семья не имела постоянного дохода. Рауль, напротив, вырос в достатке, обладал всеми качествами, характерными для его круга.

Нельзя было больше не подходить друг другу, даже если бы они воспользовались программой «подобрать пару с диаметрально противоположными качествами».

Исключение составляло только одно. Обоюдная страсть.

– Тогда я тебя любила.

Любовь, выросшая из страсти. Уйти от него было легко. Оставаться вдали – почти невыносимо. Теперь эта любовь превратилась в ненависть. Но желание по-прежнему осталось.

– Если у тебя когда-нибудь были ко мне какие-то чувства, ты не предложил бы подобное.

– О, я до сих пор много чего к тебе чувствую. Он провел пальцами по ее шее, сильнее прижав к себе. Она невольно выдохнула, ощутив его твердость.

Не теряй контроль, Чарли. Не показывай ему свою слабость.

– Ты не можешь заставить меня. – Слова, которые должны были прозвучать громко и уверенно, походили на шепот. Каждый вздох добавлял в легкие запах дома. Память тела призывала петь от восторга.

Тихо рассмеявшись ей на ухо, он провел пальцами по ее шее.

– Мне не нужно тебя заставлять.

Словно в доказательство, его рука скользнула ниже, накрывая затвердевший сосок. Жар, пылавший у нее в животе, разгорелся еще сильнее. Чарли сжала ноги, пытаясь подавить его.

Он может требовать от нее все, что угодно, она никогда не отдастся ему добровольно. Не теперь, когда он обнажил свое истинное лицо.

Чарли попыталась вывернуться из-под его рук. Ничего не получилось.

– Вот вишь, carino, – он разжал ее руки, заводя их ей за спину, – страсть между нами осталась прежней. Когда я попросил, чтобы ты вернулась ко мне, твоя голова, может, и хотела сказать «нет», но тело говорило об обратном.

Она смутилась. Это правда. Он хочет, чтобы она заплатила за то, что ушла. Хуже всего то, что предательское тело с радостью откликнулось на предложение.

– Я ненавижу тебя.

– Знаю… – Он легонько куснул ее за ухо. – А теперь представь, как эта ненависть воспламенит нашу страсть.

Ощущения переполняли ее. Казалось, каждая клеточка пробудилась к жизни от его прикосновений. Как она смогла прожить без этого два года?

Чарли удалось освободить руки и оттолкнуть его, впрочем, нет, обнять его за шею. Инстинкт – схватить то, чего жаждет тело.

Сближенье губ, сплетенье языков.

Они слились, проникая друг в друга.

Дыхание смешалось. Его вкус наполнил ее, посылая стрелы желания. Все в ней, каждая часть жаждала прикосновения, поцелуя, ласки.

Его рука, скользнув под юбку, оттянула трусики, чтобы ощутить ее жар и влажность.

А потом он отпустил ее, отстранившись так резко, что, если бы не стол, вряд ли бы она удержалась на ногах.

Лишь на короткий момент на его лице мелькнуло смятение. И снова скрылось под маской невозмутимости.

Рауль одернул рубашку и кивнул на окно:

– Садовник.

Обернувшись, Чарли увидела фигуру с газонокосилкой. Всего в несколько метрах от балконной двери. Этого оказалось достаточно, чтобы отрезвить ее.

Что, черт возьми, на нее нашло? Чарли одернула юбку и выпрямилась.

На губах Рауля играла насмешливая улыбка.

– Вот видишь, carino, я прав. Ненависть лишь добавляет жару.

Опустив глаза, она вытерла губы, ненавидя себя и его. Себя за то, что последовала инстинкту, его – за насмешливый тон и бессовестное желание воспользоваться своей властью.

– Продолжения не будет, – бросила она, пытаясь выровнять дыхание.

– Думаю, за эту неделю ты уже достаточно лгала.

Каким образом все так быстро вышло из-под контроля?

Он собирался подразнить ее, показать свое превосходство. Насладиться этим, удерживая сознание на своей цели – обольщении. Это она обняла его за шею и поцеловала. Его сознание сразу померкло. Все затмило желание. Теперь она, судя по всему, сожалеет.

Химия между ними всегда отличалась взрывоопасностью. Но это похоже на пружину, поначалу крепко закрытую в тесной коробке, впоследствии выпущенную на свободу.

Рауль был в двух шагах от того, чтобы взять ее на столе. Торопясь освободить для них дом, забыл о садовнике. Если бы он не услышал жужжание газонокосилки, как далеко смогло бы зайти?

Чарли по-прежнему стояла у стола. Зеленые глаза метали в него ненавистные взгляды.

Кого она ненавидит больше? Его – за то, что тянет в свою постель? Или себя – за то, что хочет этого?

– Итак, carino, мы договорились? – Меньше всего ему хотелось обнаружить перед ней свою слабость. – Здание для центра будет куплено и реконструировано в обмен на четыре месяца в моей постели.

Четыре месяца. Наверняка достаточно, чтобы навсегда избавиться от страсти.

Можно сказать, повезло, что она вернулась в его жизнь. Ему нужно освободиться не только от разбитого брака, но и сексуального плена, в котором он томится до сих пор.

Ее ноздри трепетали.

– Я принимаю предложение. Но с одним условием. Я согласна делить с тобой постель с того момента, когда будут подписаны бумаги на владение зданием.

– Все документы на имя Казорла будут оформлены в конце недели.

– Значит, тебе придется ждать до конца недели.

– Ты не в том положении, чтобы диктовать условия, carino.

– Почему? К тому же ты можешь бегать к подруге, если четыре дня ожидания покажутся тебе чересчур долгими.

– Эти отношения уже закончились. – Более того, даже не начинались.

Ее губы скривились в подобии усмешки, в глазах мелькнуло презрение.

Еще четыре дня.

Рауль легко может сократить этот срок, если захочет. Ему всего-то и нужно дотронуться до нее.

Четыре дня.

Предвкушение тоже приятно.

Он знает свою жену. Вполне земное существо. Притяжение между ними ничуть не ослабло, если не усилилось.

Через четыре дня она будет умолять взять ее.

Он два года жил без этого. Четыре дня – ерунда.

– Во сколько ты заканчиваешь работу? – Рауль остановил машину у центра Поко Рио.

– В пять. Могу немного задержаться.

– Я буду здесь в пять, жди меня у входа.

Не споря и не прощаясь, Чарли пожала плечами, сгребла сумку и с треском захлопнула дверь. Она не видела его лица, но представляла, как скривились идеальные черты за такое обращение с бесценным «лотусом».

Когда они только познакомились, ее манеры были далеко не рафинированными, если не сказать больше.

Ее лишь научили говорить «спасибо» и «пожалуйста», не разговаривать с набитым ртом. Да и то не родители. Все это ей привили в начальной школе. Мать была слишком занята, пропадая на двух работах, чтобы найти время и силы для воспитания дочери. А отец едва появлялся, хватаясь то за одно дело, то за другое.

Родители никогда не жили вместе, и могло пройти немало времени, прежде чем Грэхем Хатчинсон соблаговолил бы навестить единственную дочь.

Чарли помнила, как однажды попросила мать перебраться ближе к отцу, но такой вариант оказался неприемлемым. Мария была готова сделать для дочери все, что угодно, но уехать за пятьдесят миль означало лишиться поддержки ее сплоченной дружной семьи.

Перед свадьбой Рауль нанял для Чарли репетиторов, чтобы помочь войти в высшее общество. Тогда ей казалось это забавным. Она представляла, что играет роль в фильме «Из золушек в принцессы», и ей доставляло удовольствие брать уроки риторики и хорошего тона.

Они с матерью привыкли обедать, сидя перед телевизором, держа поднос с едой на коленях и обсуждая происходящее на экране. Вряд ли они даже ощущали вкус еды. Единственное исключение – воскресный обед. Они отправлялись в гости к дедушке с бабушкой. Все устраивались вокруг маленького кухонного стола с дымящейся кастрюлей жаркого и огромными чашками чая.

Мир Рауля с красиво сервированным столом с разнообразными блюдами и дорогим вином был совершенно другим. Сказочный сон, ставший реальностью. Все это было очень интересно. Поначалу.

Прошло немало времени, прежде чем Чарли поняла, что он хотел сделать из нее не просто жену, с которой не стыдно стоять рядом, а совершенную жену, достойную Казорла.

Все эти шестьсот тридцать шесть дней она по нему ужасно скучала, зато снова нашла себя.

Расставшись с ним, она снова получила возможность дышать. Больше не нужно было, встречаясь с другими людьми, представлять себя Шарлоттой. Теперь она могла быть той, кем всегда была, – Чарли. Имя, которое Рауль никогда не использовал, обращаясь к ней.

Что бы ни случилось за эти четыре месяца, она не потеряет себя вновь. Чарли. Шарлотта – это просто имя в метрике.

У входа ее встретила Карин, девятилетняя девочка, которая попала в автомобильную аварию. Ее отец погиб, а она осталась с одним нормально функционирующим легким и серьезными внутримозговыми нарушениями. Замкнутая в собственном мире, девочка всегда каким-то образом чувствовала, когда Чарли должна появиться на дежурстве.

Чарли поцеловала ее в бледную щечку и взяла за руку. Теперь весь день Карин будет ее тенью. Такая привязанность и удивляла, и согревала.

Она смотрела на детей в игровой комнате, чувствуя, как к горлу подступает ком. Большинство из них имели серьезные проблемы, но были живы вопреки всему. Чарли боролась за этих несчастных детей. И это позволит ей продержаться эти четыре месяца.

Ради этих детей она готова на что угодно. Даже снова сойтись с мужем.

Глава 4

Сидя в машине, Рауль хмуро покосился на телефон. Было уже пять тридцать, а Чарли так и не появилась. На звонки тоже не отвечала.

Он снова посмотрел на входную дверь, решая, стоит ли зайти внутрь. Серое здание – куча цементных блоков, слепленных вместе кое-как. Единственное цветное пятно – блеклая голубая вывеска «Поко Рио». Маленькая река. Нелепость. Никакой реки здесь и в помине не было. Даже до печально знаменитого наводнения 1957 года, послужившего причиной решения изменить русло и направить Туриа вокруг города.

Непонятно, кто мог захотеть, чтобы ребенок проводил время в таком месте? Никакого сравнения со светлым экстерьером зданий, которые обычно проектируются для детских учреждений. Серый бетонный блок, окруженный диким пустырем.

Рауль вспомнил реабилитационный центр, где некоторое время после инсульта находился отец, пока мать занималась переустройством для его нужд восточного крыла дома. Тот центр скорее напоминал отель, расположенный в живописном месте.

Новый детский комплекс может стать таким же красивым и цветущим, как первый отель Казорла, построенный дедом Рауля, Нестором Казорла, в 1955 году. Эдуардо его терпеть не мог. Отель, возведенный в Мадриде, стал ударом не в бровь, а в глаз всем «Ритцам» и «Уолдорфам» этого мира. Доказательством, что они сделали все, что могли сделать Казорла.