Политическая коммуникация: опыт мультимодального и критического дискурс-анализа

1.2. Политический дискурс как пространство экспликации чужеродности

1.2.1. Дискурс как основа современного лингвистического инструментария

В настоящее время в академической среде сложились научные школы и направления, предлагающие разные подходы к определению дискурса: [Алефиренко, 2005а, 2005б; Арутюнова, 2009; Бергельсон, 2005; Дейк, 1989; Карасик, 2002, 2009, 2010; Кашкин, 2010; Макаров, 2003; Манаенко, 2009; Олешков, 2010; Почепцов, 2000, 2001, 2008; П. Серио, 1993, 2008; Методы анализа…, 2009; Шейгал, 2003; Blommaert, 2000; Dijk, 1989, 1997б, 2011; Fairclough, 1992а, 1993, 1995, 2001, 2003; Fairclough, Wodak, 2004; Lemke, 1995 и др.]. Несмотря на такое активное изучение данной области научного знания, единого понимания термина «дискурс» нет.

Под дискурсом в широком смысле понимается систематизированный, внутренне согласованный корпус моделей; язык, используемый в данной социальной практике, рассматриваемой с определенной точки зрения [Riggins, 1997: 2]. Социальная практика представляет собой способ контролирования выбора одних структур и исключения других, а также удержания этих преференций в течение времени в определенных сферах общественной жизни [Fairclough, 2003: 23–24]. Т. А. ван Дейк отмечает, что дискурс включает три измерения: использование языка, когницию и взаимодействие, взятые в их социокультурных контекстах [Dijk, 1997б: 32]. При трактовке дискурса с позиции семиотики к данному понятию могут относиться такие семиотические модальности, как рисунки, фотографии, картины и т. п., а также невербальная коммуникация (жесты, мимика и т. д.) [Дейк, 2013: 130; Fairclough, 1993: 134; Lemke, 1995: 8]. Такое понимание дискурса восходит к идеям М. Фуко, согласно которым дискурс выступает как часть «дискурсивной практики» – совокупного множества разнообразных сфер человеческого познания. Это совокупность анонимных, исторических, детерминированных всегда временем и пространством правил, которые в данной эпохе и для данного социального, экономического, географического или языкового окружения определили условия воздействия высказывания. Настаивая на исторической обусловленности дискурса, Фуко хочет подчеркнуть, что дискурс – не только совокупность знаков, используемых для обозначения предметов, явлений. Это нечто большее, что подлежит собственно дискурсивному анализу, социально-историческая информация, фон, соотносящий события с дискурсом [Foucault, 1969], цит. по: [Чернявская, 2006: 70].

Отнесенность дискурса к форме социальной практики [Fairclough, Wodak, 2004] предполагает диалектические отношения между определенными дискурсивными событиями и ситуативными, институциональными и социальными условиями, в которых эти события происходят: с одной стороны, ситуативные, институциональные и социальные контексты формируют дискурс и оказывают на него воздействие; с другой стороны, дискурсы сами влияют на социальную и политическую реальность. Иными словами, дискурс конституирует социальную практику и в то же время конституируется ею [Fairclough, Wodak, 2004: 258; The discursive construction…, 1999: 157]. То есть социальное взаимодействие отражается и конструируется в дискурсе, а поэтому дискурс может использоваться для утверждения власти, для защиты, критики. Говорящий или пишущий выражает свои идеологические установки в текстах посредством определенных лингвистических форм. С точки зрения реализации чужеродности дискурс может выполнять ряд функций. Так, через дискурс происходит конструирование определенных социальных условий, например идентификация «чужих» в политической коммуникации. Также посредством дискурса можно утвердить и обосновать уже сложившееся положение вещей, в частности объяснить или доказать, что субъект – «чужой». Кроме того, дискурс может служить средством изменения имеющегося положения дел, то есть показать, что было бы, если бы «они» вели себя так или иначе. И наконец, с помощью дискурса можно разрушить образ оппонента, делегитимировав его.

В отечественной лингвистике разрабатывается несколько подходов к исследованию дискурса.

1. Интерпретативный подход, получивший развитие в работах В. З. Демьянкова. При таком подходе дискурс понимается как смысловое развертывание некоторого опорного концепта, в результате чего создается общий контекст.

2. Идеологический подход, обоснованный Ю. С. Степановым. Дискурс при этом определяется как «язык в языке», но представленный в виде особой социальной данности. Иными словами, акцентируется специфическое использование языка в рамках определенной идеологии.

3. Генеративно-тематический подход, предложенный В. Е. Чернявской, рассматривает дискурс как конкретное коммуникативное событие, привязанное к определенным прагматическим, ментальным условиям порождения и восприятия сообщения и определенным моделям текстопорождения – типам текста, и как совокупность тематически соотнесенных текстов.

4. Интерпретативно-идеологический подход Г. Н. Манаенко, при котором дискурс является общепринятым типом речевого поведения субъекта в какой-либо сфере человеческой деятельности, детерминированный социально-историческими условиями, а также утвердившимися стереотипами организации и интерпретации текстов.

5. Драматургический подход, обоснованный И. Гофманом, в основе которого лежит идея сходства повседневного поведения с театральным представлением. Данный подход позволяет акцентировать в дискурсе меняющееся позиционирование ситуантов [Карасик, 2009: 270–273].

Н. Ф. Алефиренко рассматривает дискурс в рамках ситуативной и событийной обусловленности как элементарную невербализованную единицу текста, представляющую собой сложное целое, и выделяемое содержательное единство, которое на уровне языка реализуется в последовательности предложений, связанных между собой смысловыми отношениями [Алефиренко, 2005б: 298].

В работах В. И. Карасика дискурс рассматривается как текст, погруженный в ситуацию общения, или наоборот – как общение посредством текста [Карасик, 2009: 278]. При этом автор отмечает, что ситуативно-ориентированная модель дискурса допускает различные измерения, в частности социолингвистическое и прагмалингвистическое. В первом случае нас интересуют характеристики участников дискурса, во втором – характеристики его тональности [Там же: 278].

Для отечественных и зарубежных исследований характерно особое внимание к соотнесенности друг с другом понятий текста и дискурса, что отражено непосредственно в определениях: «дискурс представляет собой уровень между текстом как таковым и социальным контекстом, осуществляющим связь между внутренними отношениями в тексте и его внешними отношениями» [Fairclough, 2003: 37]; «дискурс относится к социальному процессу, в который включены тексты, в то время как текст представляет собой конкретный материальный объект, созданный в дискурсе» [Hodge and Kress, 1995: 6]; «дискурс – это связный текст в совокупности с экстралингвистическими – прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; текст, взятый в событийном аспекте» [Арутюнова, 2009: 1243]; «дискурс как процесс интенционально обусловленной реализации устного текста является способом передачи смысла, соответствующего макроинтенции говорящего. При этом нарративная основа итогового (“зафиксированного” наблюдателем) текста имеет интегративную природу и представляет собой своеобразный “макросмысл”, коррелирующий с макроинтенцией продуцента речи» [Олешков, 2010: 50]. Таким образом, дискурс выступает понятием более широким, чем текст и если текст – это результат языковой деятельности, то дискурс – это одновременно и процесс языковой деятельности, и ее результат [Кибрик, Плунгян, 2010: 307]. Анализируя текст как продукт, созданный при определенных обстоятельствах для конкретной ситуации и представляющий собой вербальную часть дискурса, необходимо учитывать такие экстралингвистические факторы, как участники общения с их ментальными установками и идеологическими взглядами, социальный контекст ситуации, в которой осуществляется коммуникация, и, наконец, присутствие невербальных символических систем, например визуальных образов. Подобный подход к пониманию текста и дискурса способствует более полной интерпретации смыслов, заложенных участниками коммуникации и опосредованных условиями общения.