«Пьяный вопрос» в России и «сухой закон» 1914-1925 годов. Том 1. От корчмы до винных акцизов Александра II

Мясо использовалось свиное и козье, говядину ели только тогда, кода быков приносили в жертву богам. Охота доставляла к столу дичь, в основном зайчатину; высоко ценилась рыба, которую привозили с Сицилии, с Черного моря. Богачи имели в своих поместьях пруды, где разводили рыб ценных пород для пиршественных столов, в садках выращивали улиток и устриц. На виллах в птичниках помимо обычной домашней птицы разводили фазанов, цесарок, павлинов, которых съедали на пирах; при императоре Августе стали готовить блюда из аистов, при Тиберии дошла очередь до певчих птиц, даже до соловьев.

Вино было принадлежностью и повседневных трапез, и тем более пиров, сорта вин менялись с течением времени; их пили все. Затем появились законы, запрещавшие пить вино женщинам. Возможно, здесь решающую роль сыграли этические соображения. В провинции этот закон соблюдался, но в самом Риме женщинам разрешалось пить вино, но очень слабое, из виноградных выжимок или изюма. Но в целом пьющая женщина не только пользовалась дурной репутацией, но и подвергалась таким же наказанием в суде, как и та, что изменяла своему мужу. Как и у греков, у римлян важным было вести беседу за пиршественным столом.

В малых людских сообществах это удавалось сделать, небольшая группа легко поддерживала разговор на общую тему. Но в Риме у богатых людей, вельмож и императоров бывали пиры с огромным количеством приглашенных, и вести общую беседу было просто невозможно. Сам пир или большой парадный обед протекал в специальном пиршественном зале, который располагался в задней части дома, примыкающей к саду богатых особняков. В середине его стоял стол, с трех сторон окруженный массивными ложами, на которых, по трое на каждом, лежали пирующие. Это называлось «триклинием». В триклинии царила теснота. Тесно сидящие друг к другу люди, хотя и одетые очень легко, разогретые едой и вином постоянно потели, и чтобы не простужаться на сквозняке открытых из-за духоты дверей, укрывались специальными цветными накидками. Их меняли часто в течении пира, иногда до десяти раз45.

Теснота царила и на столе, блюд было очень много, поэтому рядом с триклинием ставились вспомогательные столики-серванты. Женщины, как и в Греции, не могли располагаться на ложах, они сидели на стульях вместе со случайными гостями. Места с правой стороны от слуги, прислуживающего за обедом, считались «высшими», с левой – «низшими», гостей высокопоставленных и тех, в ком хозяин дома был особо заинтересован, усаживали (точнее, укладывали) посередине, напротив входа, откуда приносили кушанья. На столы ставили сосуды с вином, солонку и уксусник. Рабы разносили пищу на деревянном или серебряном блюде, складывали их на специальный поставец – репозиторий. Особый раб придавал кушаньям на блюде как можно более изящный вид. Мясо подавалось иногда целым куском, и тогда особый раб – кравчий – ловко разрезал его на глазах пирующих, что требовало большой сноровки.

После омовения рук гости сами накладывали себе кушанье в тарелки, мелкие или глубокие. Человеком воспитанным, умеющим хорошо держать себя в обществе других за столом, считался тот, кто, помогая себе пальцами, пачкался меньше других. Ножи использовались для того, чтобы разрезать мясо на порции. Зато ложки были уже в ходу, и им придавали различные формы в зависимости от их предназначения. Особое внимание уделялось приборам для приготовления вин: для смешивания, подогревания или охлаждения напитков.

Римский пир состоял обычно из трех частей: закуски, собственно обеда и десерта. Закуска представляла собой кушанья, предназначенные для возбуждения аппетита. Это были яйца, салаты, капуста, артишоки, спаржа, тыква, дыни с приправой из перца и уксуса, огурцы, мальва, порей, отваренный в вине, консервы из репы, слив, грибов, трюфелей, соленой рыбы, устриц и других разносолов. При закуске пили красное вино. Главная трапеза сначала состояла из трех перемен, а затем из 7–9. Каждая перемена состояла из целого набора кушаний, зачастую совершенно несовместимых друг с другом. В начале трапезы всегда возносились молитвы богам, в подражании грекам на голову надевались венки. Ритуал требовал, чтобы после обеда водворялось глубокое молчание, которое было необходимо для того, чтобы принести жертву богам. На очаг клалась часть пищи, которая была заблаговременно отложена, а именно пироги из поджаренной муки с солью и чаша вина. После этого подавался десерт, во время которого усердно пили вино. Существовала даже обязательная норма, которую должен был выпить гость на пиру46.

Многие часы, которые длился римский пир, были богаты не только едой; он предполагал так же и культурную программу. В большинстве случаев цель ее состояла в том, чтобы развеселить сотрапезников. В зале появлялись шуты, актеры – комики или танцоры. Если хозяин не хотел тратиться на такие представления, то он сам мог организовать какие-либо развлечения – например, аукцион картин, повернутых изображением к стене, или просто играть с приглашенными в кости. Нередко были и развлечения более высокого уровня – выступления музыкантов, исполнение стихов, чтение вслух. Распоряжался всем застольем особый человек – метрдотель. Столы стали накрывать скатертями только в I в. н. э. при императоре Доминициане. Салфетки для вытирания губ и рук, часто очень красивые, выдавал сам хозяин, но нередко гости рангом пониже, особенно всякого рода прихлебатели, кормившиеся за чужим столом, дабы незаметно положить в салфетки оставшиеся после пира лакомые кусочки, приносили салфетки с собой. В периоды, когда простой народ остро чувствовал нехватку продовольствия, пиршественные столы богачей были уставлены роскошными яствами: уже в I в. н. э. многие в Риме далеко отошли от завещанных предками традиций скромности и неприхотливости в еде.

При императорах чревоугодие состоятельных римлян превысили всякую меру, и литературные памятники сохранили немало картин пиршественного разгула. Например, в середине I в. до н. э. Корнелий Лептул, добивавшись должности жреца бога Марса, устроил пышное торжество с огромным количеством кушаний и с женщинами. Описывая этот неслыханный, запомнившейся римлянам пир, писатель Макробий не мог удержаться от вопроса: можно ли было упрекать жителей города в расточительстве, если сами жрецы ведут себя подобным образом?

В эпоху империи настало время, когда все традиции и ритуалы отбрасывались, а пиры превращались в страшные оргии и обжорство, особенно при императоре Александре Севере Вителлии. Последний правил всего несколько месяцев, но прославился своим обжорством. В это время, как отмечал Гораций, хороший вкус и нравы были потеряны полностью. За столом песни были непристойными, а женщины почти неодетыми. В эпоху империи стал широко распространяться и другой сомнительный обычай: приглашенных стали делить на «важных» и «менее важных». Вторыми считались лица маловлиятельные. Угощение «менее важным» подавалось более скромное, вина – плохие, тогда как сам хозяин дома и некоторые почетные гости лакомились изысканными кушаньями и винами. Многие современники тоже стали считать это в порядке вещей: Цицерон тоже делил своих гостей приглашенных на пир по их социальной значимости47.

Особенно пренебрежительно стали со временем обходиться с клиентами. Тесные связи, существовавшие в эпоху республики между зависимыми клиентами и их патронами, основанные на взаимных услугах, постепенно ослабли. Знатные римляне перестали нуждаться в окружавших их людях – клиентах, и те постепенно превратились в простых прихлебателей, которых принимали неохотно и которые не удостаивались былого внимания. Тем не менее клиенты продолжали посещать пиры, стремясь съесть там как можно больше и как можно больше унести с собой в прихваченной из дома салфетке – тарра. Таким образом, пир в Риме, который по традиции организовывали под девизом: «проведем время вместе», на практике превращался в чванство и кичливость одних и унижение других. Не оставались в долгу и обиженные клиенты: они крали у хозяина выданные им салфетки, а иногда и другие предметы обихода.

Чревоугодие, нерациональная и неумеренная пища на пирах осуждались римскими писателями и давали возможность сочинения сатиры на римские нравы. Ни предостережения врачей, ни упреки философов не могли отучить богатых римлян от злоупотребления едой, губительного по своим последствиям. То, что в прежние времена считалось на пирах роскошным обедом, теперь, в первые века нашей эры, считалось убогим, нищенским. Сенека стыдит сограждан за «обжорство на пирах, бездонное и ненасытное», и убеждает их в том, что нападавшие на них болезни являются следствием чревоугодия и пьянства. Причем на закате римской империи женщины уже состязались с мужчинами в пьянстве. Римские врачи взяли на вооружение пришедшую из Греции новую науку о рациональном питании – диетологию. Но достучаться до разума пирующих им не удалось. Более того, до нас дошли сведения об известном человеке времен императоров Августа и Тиберия – Марке Гавии Апиции: когда в преклонном возрасте здоровье не позволяло ему пользоваться роскошью изощренной кухни, Марк Гавий счел такую жизнь не нужной и покончил с собой. Государство при помощи законов вынуждено было ограничить расходы на пиры и торжественные приемы, уменьшить склонность граждан к расточительству. Диктатор Сулла вынужден был издать закон, по которому на пиры в календарные праздники каждого месяца, а также в дни публичных зрелищ дозволялось тратить не более 300 сестерциев, а в остальные – не более 30.

Закон ограничивал не только трату денежных средств, но и количество блюд на пирах. Но при последующих императорах эта планка опять поднялась, пиры стали еще более роскошными и дорогими до такой степени, что многие из-за своего чревоугодия разорялись, теряя не только состояние, но и свободу, и честь. Хотя законы против роскоши существовали и в более поздний период, римляне научились их обходить. Небольшая горстка блюстителей строгих нравов не в силах была справиться с растущей склонностью римского общества к пышности и пиршественному разгулу48.

Причин падения Римской империи конечно же было множество. Но главной является деградация римского общества. Вначале у древних римлян обильные выпивки порицались. Особенно строгие запреты касались пьянства у женщин. Однако повышался уровень жизни, бурно развивалось виноградарство, запреты снимались. Например, древнеримский писатель Плиний Старший (22–79 гг. н. э.) насчитывал уже 91 сорт винограда около Рима и 160 различных сортов вина, с которыми были знакомы римляне. Погреба знати были переполнены винными запасами. Так, римский оратор и адвокат Квинт Гортензий Гортал (114–50 гг. до н. э.) оставил наследникам 10 тыс. бочек вина. Пьянство принимало все более широкий размах: пьянствовали и знать и низы общества. До сих пор в лексиконе сохранилось выражение «лукулловы пиры» – синоним пьянства и обжорства. Охмелевшие участники таких пиров после приема в значительных количествах вина и пищи сознательно вызывали у себя рвоту с тем, чтобы вновь насладиться сменой блюд и новыми винами. Важно, что те же дионисии, вакханалии, имевшие и в Риме первоначально характер строгих религиозных мистерий, превращались в образцы безудержного пьянства и разгула. Пиршества, происходившие в роще Симелы у Тибра и сопровождавшиеся приемом огромных количеств вина, часто доводили до неистовства, разврата и преступлений. Все это привело к падению рождаемости и обезлюдиванию целых провинций, которые заселялись варварами. То, что римляне не могли их остановить, являлось лишь следствием их деградации, а не причиной (ведь создали же они до этого огромную империю, значит, на что-то все-таки были способны). В результате Древний Рим пал.

1.2. Славянские боги виноделия – Корс, Хмель, Квасура, Услад. Пиры, братчины и тризны

У русских было несколько богов, которые в той или иной мере покровительствовали винопитию (Корс, Хмель, Квасура, Услад). Корс – бог пива и меда (он же – Корша и Корш – первоначально «ковш» назывался «корш»). Российский филолог, поэт, прозаик и переводчик Г.А. Глинка так описывал Корса: «Нагой, одутловатый, венок на нем сплетен из хмелевых плетей с листьями; перевязь на нем хмелевая тоже. В правой руке держит ковш, из которого хочет пить; вокруг него лежат груды черепков от разбитых кувшинов; сам же сидит на утлой, вверх опрокинутой дном бочке. Славяне молились ему, выходя на пьяные «поединки». Ибо в древности не только у славян, но и в целой Европе тот немалым почитался богатырем, кто мог перепить всех. Тогда как в наши вычищенные времена пьянство не только не приносило стыда, но еще тот должен был терпеть посмеяние, кто или не пил, или не мог пить много»49.

Согласно легенде, когда боги устроили Всемирный потоп, они не жалели никого, ни людей, ни зверей. Но Корсу всегда нравились люди своим простодушным весельем, и он наклонил небесную виноградную лозу так низко, чтобы за нее могли уцепиться мужчина и женщина, которые уже отчаялись спастись. И все время, пока продолжался потоп, они висели, держась за лозу, а Корс поддерживал их дух веселыми песнями. Потом вода сошла, и обессиленные люди рухнули наземь. Тогда Корс влил им в уста несколько капель виноградного сока, и они почувствовали в себе новые силы.

Хмель – вечно веселый бог-покровитель праздничных трапез и братчин, всех пчеловодов и медоваров, а также квасо- и пивоворения. Бог Хмель управляет цветением полевых цветов и трав, а также плодоносных растений. Он был супругом Сурицы (дочери Дажьбога – одного из древнейших славянских богов, бога всей Вселенной, солнечного бога, сына Перуна и русалки Роси, прародитель русского народа; супруг Злато-горки, Марены и Живы) – богини радости, веселья и света (напиток сурья – мед питный – изготовлялся из забродившего меда с использованием хмеля, других трав и молока). Богиня Сурица (по-другому ее называли Радость) вызывала у людей ощущение счастья без применения всяких сторонних веществ. Перед началом сбора первого меда и во время праздничных торжеств и трапез богу Хмелю приносили пышные требы и дары из продуктов, в которые добавляли мед, различных напитков, настоянных на травах и ягодах, букетов из самых прекрасных полевых цветов.

Квасура (Квасир) – один из самых жизнерадостных богов, покровитель радости, веселья и хмеля. Древние летописи указывают на то, что Квасура родился от самого Перуна – буквально появился на свет из бедра верховного бога всех славян. Бедро Перуна набухло, пришлось его разрезать, а оттуда и явился Квасура, которого Лада почти сразу научила великому искусству приготовления «питного» меда или сурьи. Квасура оказался не только способным учеником, но и стал совершенствовать хмельные напитки, придумывать все новые и новые рецепты, благодаря чему вскоре и прославился как бог, дарующий радость и веселье. Квасура – бог сочетающий в себе черты положительные с чертами отрицательными. Квасура дарит веселье, но потом может сделать так, что последствия этого веселья будут очень даже печальными. Это Квасура, с вечера одарив радостью, утром может тому же самому человеку наслать стыд и позор, переживание и грусть, скорбь и горечь. Благодаря Квасуре человек старается помнить о том, что за любое веселье придется, возможно, платить печалью. Почитание Квасуры идет еще от праславянских времен, так как сур близко к индуисткому божеству Солнца «Сурья», квасы на Руси подлежали осуриванию, т. е. их выдерживали на солнце, дабы они забродили.

Квасура был частым гостем на пирах, на праздниках разного рода, где не брезговали хмельными напитками (выглядел он как обычный человек, с рыжими волосами и бородой). Приходил он не с самого начала, а только тогда, когда гости уже изрядно выпивали и начинали веселиться и радоваться жизни. Как раз тогда важен был приход Квасуры, когда веселье могло вдруг после вновь выпитого обернуться злобой, когда дружба от первых чарок вдруг превращалась в ненависть, когда любезный разговор становился сердитой ссорой, готовой перерасти в драку… Но приходил Квасура, и сразу же веселье, дружба и радостный разговор возобновлялись вновь, потому что там, где Квасура – там всегда царит радость, пусть и хмельная. Правда, Квасуре в какой-то момент делалось грустно, и тогда он покидал пирующих, а стоило этому случиться, как все выпитое оборачивалось злобой и ненавистью. Ну а особенно плохо было всем наутро после пира. Видя все это, перестал Квасура посещать пиры и застолья, решив, что все равно особой радости пирующим его визиты не давали, а стал, напротив, являться к тем, кто находился уже в состоянии грусти после радостного вечера. Квасура являлся братом Китовраса – бог мудрости и смелости, что было выражено в его облике полуконя-получеловека. Сущность конская отвечала за храбрость, а сущность человеческая – за мудрость50.

Услад (он произошел от индоевропейского бога счастливой любви Камы) был почитаем как покровитель всяких удовольствий и увеселений. Первоначально это божество изображало душевные и телесные удовольствия; позднее Услад стал богом роскоши, пиров, утех, увеселений, забав, праздников, отправляемых по ночам, «явственных услаждений» (т. е. еды), завсегдатаем винных погребов. Согласно народной легенде он появился так: бог солнца Ярила произнес однажды: «Я дарую всем людям страсть как порыв, как жестокость и злость даже, а нужен кто-то еще, кто дарил бы страсть-радость». И был им дан завет Велесу – сотворить такого духа. Что и было сделано… И когда, вернувшись из похода, Велес встал у колыбели и взглянул на сына, то испытал небывалую радость в душе, которая передалась всем. И воскликнули люди: «Воинственных и грозных богов и духов было много и прежде, а вот умеющего всех радовать не было». Даже сердитый громовержец Перун, подойдя к младенцу, вдруг раздвинул губы в скупой улыбке и произнес: «Я тебе рад, Услад!» – и все изумились, так как проживший несколько веков древний бог улыбался впервые в жизни. Услад подрастал, и все, кто находился рядом с ним, испытывали радость, а если в душе таилась тоска, боль или скука, то они тотчас пропадали.

Народ безмерно любил Услада за широту души, за удаль и размах, с которым он пировал. Люди охотно зазывали его на праздники, потому что подмечали – где Услад, там и пир красен, т. е. богат, красив и весел. При этом нет на нем перепивших, буянов и обжор. Зато много плясок, песен и забав. Говорили, что именно Услад делал так, чтобы запойные пьяницы и те, кто не знает меры в винопитии, выглядели обрюзгшими, опухшими, имели красные глаза и сизые носы. Чтоб знали неразумные – вино дано богами на радость, а не на горе или пустое баловство.

Во главе стола ставили чарку с медовухой и яблоки – угощение для Услада. Существовало поверье, что больших даров ему преподносить не надо. Поговаривали, что те, кто усердно жертвовал этому духу и часто поднимал за него полный стакан спиртного, становились похожи на глупого болвана, а то и совсем разума лишались. Изображался он золоченой статуей в виде прекрасного юноши с радостью на челе, румянцем на щеках, в венке. Одет Услад был весьма небрежно, так как всегда был готов к удовлетворению своих чувственных прихотей. Во время всяких пиршествах это божество было призываемо в качестве самого почетного гостя, и первый глоток из всякого кубка жертвовался ему, так же, как и первый поцелуй, сорванный гулякою с уст своей красавицы. Со временем стали почитать его и как бога приятного сна и сновидений. Он верный спутник Лады, богини любви. Кумир его по приказу князя Владимира I был воздвигнут в Киеве, а потом свергнут после принятия христианства.

В Древней Руси употребляли следующие алкогольные напитки: мед ставленый, вино виноградное, березовица пьяная, квас, сикера, пиво, брага, сбитень, сыта.

Мед ставленый – корень слова «мед» индоевропейский. У греков слово «мэду» подразумевало «хмельной напиток», т. е. алкоголь, а временами употреблялось в смысле «чистое вино», т. е. слишком крепкое, опьяняющее, не совсем питьевое по греческим представлениям. Похожим словом «мэдэе» греки обозначали «пьянство». Все это свидетельство того, что крепость меда была намного больше, чем крепость обычного виноградного вина, и потому византийцы считали, что употребление таких крепких напитков свойственно нецивилизованным варварам. Мед был главным парадным напитком почти всех европейских народов средней полосы. Мед, например, встречался у древних германских племен (мeth), в Скандинавии (мjod), где он считался напитком богов. Встречался мед как «божественный напиток» и у прибалтийских племен, особенно у литовцев. Мед ставленый состоял из двух третей (и более) меда и одной трети натурального сока ягод (в основном малины, брусники или вишни) без примеси воды. Указанная смесь подвергалась естественному брожению в открытых чанах или бочках большого объема – порядка 120–140 ведер, а затем многократно переливалась и выдерживалась в засмоленных бочонках, зарываемых в землю на 15–20 и даже 35–40 лет. Фактически весь процесс напоминал приготовление вина. Наиболее коротким сроком для созревания меда таким способом считался срок в 5–8 лет. Но такой мед расценивался как «плохой», «сырой», «молодой». Ставленые меды считались на Руси дорогим ценным напитком, так как на их изготовление шло большое количество меда. Для приготовления бочки меда, вмещавшей в себя 40 ведер (500 л), требовалось 90 ведер меда, т. е. 1 260 л.

Уже в X в. ставленый мед был слишком «медленно зреющим» продуктом, и ему стали искать замену в более быстро приготавливаемом и относительно более дешевом и более крепком хмельном меде. Для ускорения в медово-ягодное сусло добавлялся сразу же, до начала брожения, так называемый оксимель, т. е. заранее приготовленный медовой уксус, а также побочную растительную добавку – хмель. В остальном процесс оставался таким же, как и у ставленого меда, но готовый продукт получался уже на третий год. Пятилетний хмельной мед считался средним по качеству, а 10-летний – превосходным.

Для массовых целей стали употреблять вареный мед, который изготовлялся по технологии, близкой не к вину, а к пиву, и был готов уже через две–три недели или даже в течение одной недели. Этот тип питного меда требовал меньше сырья, давал гораздо меньше отходов, но открывал путь к широкой фальсификации напитка путем внесения в варящийся мед различных добавок, усиливающих опьянение: не только хмеля, но и бузины, табака, белладонны и других дурманящих растений.

Вино виноградное – само слово «вино» в русском языке появилось после перевода евангелия на древнерусский язык от латинского «винум» (vinum), хотя само вино появилось на Руси еще в дохристианскую эпоху. После крещения, в конце Х в., вино становится обязательным ритуальным напитком. Вино было привозным. Оно доставлялось из Византии и потому называлось греческим или сирским (сурьским), т. е. сирийским. До середины XII в. вино обязательно разбавлялось водой так же, как это делалось в Византии. С середины XII в. под вином понимают уже чистое виноградное вино без добавления воды.

Березовица пьяная – такого термина нет в источниках на древнерусском (старославянском) языке, но из сообщений Ахмета ибн Фадлана – арабского путешественника, посетившего Булгарию и Биармию в 921 г., известно, что древние славяне употребляли березовицу пьяную. Готовился напиток из собранного весной березового сока, который, оставлялся для естественного брожения в больших открытых бочках. После брожения получался слабоалкогольный сладковатый напиток. До X–XI вв. березовица была основным русским напитком, и лишь со временем уступила место квасу. Березовица пьяная действовала после забраживания опьяняюще.

Квас – в письменных документах этот напиток впервые упоминается в 989 г., когда, согласно летописи, киевский князь Владимир принял вместе со своими подданными христианство и повелел: «Раздать народу пищу, мед и квас». Однако возникновение этого напитка своими корнями уходит куда дальше, в глубину веков. Ученые-археологи уверены, что квас появился примерно в одно время с хлебопечением, а это никак не позже, чем за 8000 лет до н. э. Согласно преданию первый квас получился совершенно случайно. В емкости с зерном по неосторожности попала вода, и то проросло, стало киснуть. Хозяин, пытаясь избежать убытков, постарался высушить проросшее зерно и смолоть. Однако его затея не удалась, хотя в процессе его манипуляций получился солод. В итоге незадачливый владелец просто развел «плохую муку» кипятком и дал ей выбродиться. В результате он получил вполне съедобную сытную пищу. Так образовался первый квас.

Следует отметить, что первоначально квас не был столь безобидным напитком, каковым является сейчас, и содержал в среднем до 15 % алкоголя, а то и больше. То есть был крепче современного пива. Безусловно, опьянял этот квас намного сильнее. Людей, злоупотребляющих этим напитком, звали не пьяницами, а квасниками. В XI в. квас, как и мед, варили. Только с XII в. стали различать алкогольный квас – «творенный», сваренный и обычный слабоалкогольный кислый напиток. Квасов на Руси было более 600 сортов. Квас был не только повседневным напитком утоляющим жажду, но главное он служил той общепринятой пищевой жидкостью, на базе которой готовилась вся пища. Квас повсеместно и непременно присутствовал в каждом доме в количестве не менее 200–250 л. Приготавливался он порциями не менее 500–1 000 л одновременно. Это происходило потому, что тогдашние семьи насчитывали 25–30 человек. Чтобы обеспечить бесперебойную подачу пищи нужно было именно такое количество кваса для приготовления холодной и горячей пищи. При отсутствии пищи в доме хлебным квасом питались, сдабривая его различными травами (мята, чебрец, липовый цвет, смородина, душица и т. д.). Квас помогал и при голоде, и при полуголодном существовании, ведь это был жидкий хлеб, более того он был насыщен всевозможными ферментами и витаминами, биологически активными веществами. Обычная норма потребления кваса достигала 5 л в сутки на человека. Его употребляли и вместе с едой, и в качестве еды. Запивать за столом соленое, жирное, мучное в русском народе было принято только квасом.