Полная версия
Летний детектив (сборник)
Пил… Не то чтобы вино лилось рекой, но выпил больше обычного и, как ни странно, совершенно не опьянел. И выиграл, чёрт вас возьми всех! Не такую баснословную сумму, как Виктор, но столько Флору и не надо было. Он не хотел получать столь значимый подарок от судьбы именно в казино. Для этого были куда более важные и значимые места.
Разные карты были на руках: и пара, и две пары, и порядок, один раз даже «Four of a Kind» пришёл – редкая и выгодная комбинация, но «флеш роял» не было.
А напротив, слева от крупье, сидел этот самый тип, которого сегодня нашли в крапиве. Сидел и буравил Флора глазами, а потом сел рядом. Мужику явно не везло, и с горя он усердствовал с выпивкой. Он ненавидел весь мир, а заодно и Лёвушку, хоть тот и не принимал участия в игре. Он посматривал на него так, словно давно его знает, и он-то и есть его главный враг.
– Кто это? – спросил Флор тогда Лёву шёпотом.
– Не знаю. Какой-то псих. И, видно, он очень не любит проигрывать.
Потом Лёва куда-то делся, Флор опять остался за столом без присмотра и поддержки, а крапивный мужик – глаза от злости у него совершенно обесцветились – переключил свою неприязнь на него. Он вдруг задышал Флору в ухо и вначале негромко, а потом всё возвышая голос, стал бубнить:
– Ты увёл у меня семьсот баксов. Понял? А может быть, и восемьсот.
Флор вначале отмалчивался, а потом не выдержал:
– Как я у тебя могу что-то увести, если мы играем против дилера? Это у тебя казино деньги увело, а не я.
Незнакомец вскочил на ноги и громко крикнул, указывая на Флора:
– Он у меня смотрел в карты. Каждую игру он ночевал в моих картах. Это нарушение правил! Идём в покер-клуб, и там разберёмся, кто прав! Будем играть без всяких дилеров!
Потом пошла нецензурщина. Незнакомец был пьян. Естественно, его вывели из зала. Двигаясь к двери, он обернулся, смерил Флора ненавидящим взглядом и просипел:
– Я тебя ещё найду.
Когда Флор увидел труп в крапиве, он первым делом на Лёвушку посмотрел, но тот не ответил ему взглядом. Ладно, не до этого. Флор бросился в машину и помчался в Кашино, а когда вернулся назад с милиционером, то был совершенно уверен, что Лёва обнародовал свои знания о покойном, сказал всенародно – я, мол, там-то и тогда-то видел этого человека.
А Лёва промолчал. Более того, при опросе он твёрдо сказал милиционеру, что никогда не видел раньше покойного. Может быть, Лев его просто не узнал? Это очень вероятно, потому что в тот вечер Лёвушка вообще не играл, и держать в памяти всех психов, которые проигрываются, вообще невозможно. Конечно, Флор мог напомнить. И мог подробно рассказать милиционеру, при каких обстоятельствах и где видел убитого. Но он не стал этого делать. Всякому ясно, что опрос носил чисто формальный характер, потому что уже появилась версия об убийцах – двух амнистированных уголовниках. Зачем в таких обстоятельствах светиться?
Да и стыдно было рассказывать лопоухому Зыкину и всему честному народу, как Флор на искусство деньги зарабатывает! И почему бы милиционеру не предположить, что убитый явился в Верхний Стан деньги проигранные назад требовать? Дальше воображение легко дорисует картинку: гроза, дождь, как из ведра, Флор и потерпевший пошли для крупного разговора под кровлю собора, там разругались в дым, и один другого спихнул.
Нет, пусть лучше с амнистированными опер разбирается. И потом, задним числом Флор совершенно не уверен, что убитый смотрел на него и Лёвушку каким-то особенным взглядом. Убитый тогда проиграл, он был пьян, и решил сорвать зло на первом, кто подвернулся под руку.
И вообще… работы сверх головы, жара, всё растёт-колосится. Только бы успеть! А ввязываться в беседы с опером – это поставить под срыв всю работу.
9
Первое, что сказала Инна Лёвушке, когда после разговора с милиционером он явился в дом, было:
– Зачем ты сказал Марье про зажигалку в виде пистолета? Тётка твоя, конечно, дура, но не настолько, чтобы поверить в эту ложь.
Лев прямо опешил. Вчера ещё головой кивала, улыбалась сладко, когда он тётке про Артура рассказывал, а тут вдруг упреки, да ещё с такой раздражительностью… Ну, напугал тебя вид трупа – такое кого хочешь напугает, – но зачем же бочку катить?
– Где ты, собственно, увидела ложь? У Артура действительно есть такая зажигалка. И Лидия в самом деле исцарапала ему лицо. В чём, правда, не сознаётся.
– Она была пьяная в дым. Что она может помнить? – проворчала Инна. – А Марью ты своими рассказом только насторожил. Её без труда можно было уговорить, что весь этот бред с незнакомцем и пистолетом ей просто приснился. А ты признал, что веришь каждому её слову. Теперь она начнет копать, выспрашивать, наговорит с три короба всякой ерунды.
– Слушай, прекрати! Я еле на ногах держусь. Принеси что-нибудь холодненькое из холодильника. Только не пива.
Инна пошла на кухню и вернулась с яблочным соком. Наполняя стаканы, она хмурилась, морщилась, – словом, всем своим видом выражала крайнее недовольство.
Лев залпом выпил сок, отдышался, расслабился. Он не хотел ссориться, но оставить Иннины упрёки без ответа тоже не мог. Он знал, что она всё равно вернётся к этому разговору и поведёт его в ещё более драматических тонах. Инка – лучший в мире мастер устраивать истерики.
– Тётя Маша вовсе не болтлива, – сказал он, наливая себе ещё соку.
– Как бы не так, – тут же отозвалась Инна. – Она уже расспрашивала меня… Пристала как банный лист.
– О чём?
– Какие у Лёвушки враги? Требовала объяснений. Назови ей имена всех нехороших людей, которые могли бы Лёвушку ненавидеть. И не связан ли её драгоценный племянник с криминальным миром?
На щеках Льва заходили желваки.
– В нашей стране каждый бизнесмен в той или иной степени связан с криминальным миром. И я не понимаю, чем тебя так раздражают вопросы тёти Маши. Она меня любит и боится за меня. Между прочим, не без основания, и ты это знаешь.
Лёва вздохнул и с отвлечённым видом стал обозревать прекрасный открывающийся с террасы пейзаж. Он имел все основания беспокоиться. Зависло над его фирмой одно дельце трёхлетней давности. Лёвушка считал, что сполна расплатился за кредит, а на том конце вбили себе в голову, что с процентами произошла большая неувязка.
Никогда бы Лев не связался с чёрным налом и с этой чёрной публикой, если бы не полетело всё в тартарары в девяносто восьмом году. Тогда, в августе, у него выбора не было. Надо было спасать не только дело, но и собственную шкуру. Пришлось занять под баснословные проценты. А теперь эта публика считает, что можно до скончания века тянуть с него деньги. К угрозам Лев давно привык и научился не обращать на них внимания. Но теперь эта шпана от угроз перешла к делу. Какой-то отморозок безграмотный взрывчатку подкинул ему под дверь. Взрыв прогремел ночью. Разворотило потолок на лестничной клетке, все стёкла повышибало. Особенно жалко было цветные витражи. Но стальная дверь в его квартиру выдержала. Ясное дело, убить его не хотели, просто пугали. Но в этой компании недоумков много. Могут обидеться… А от обиды до выстрела у конкретных пацанов один вздох. Всё это Инна знала, и сейчас было самое время сосредоточиться и высказать конкретные предположения, – какой именно гад посмел нарушить в Верхнем Стане Лёвин покой, но вместо этого она вдруг резко крутанула головой, из-за чего волосы её, как в рекламе, рассыпались веером, потом, размазывая тушь, прижала безымянные пальцы к глазам и прокричала на истерической ноте, забыв, что её могут услышать:
– Мамочка моя родная! Опять ты о себе. Неужели ты не понял, что вся эта опереточная возня с пистолетом направлена против меня? А твоя тётка необдуманной болтовнёй только усугубляет ситуацию.
Лёва обиженно засопел. Он никак не ожидал такого поворота в разговоре. На его глазах происходила удивительная метаморфоза. Обычно Инна была упакована, застёгнута и защищена боевым косметическим окрасом так надёжно, что добраться до её сердцевины не представлялось возможным. Имидж, как со страниц глянцевого журнала, и разговор был таким же отлакированным. Она вела себя безукоризненно, умела вовремя дать дельный совет, всегда находила правильный тон в разговоре, не скупилась на сочувствие, если того требовала ситуация, и сочувствие её выглядело всегда искренним. И вдруг эта железная женщина ни с того ни с сего стала тащить одеяло на себя. Весь имидж, весь целенаправленно созданный образ – вдребезги!
– При чём здесь ты? – взорвался Лёвушка. – И почему ты употребляешь слово «оперетка»? Прости, но в этой ситуации это просто кощунственно.
– Убитый… ну, труп около церкви… Я его знаю. Очень близко знаю, – из-под Инниных пальцев выползли две мутные серые капли. – В общем… это… Андрей.
– Какой ещё Андрей?
– Мой муж.
Лёва умел держать удар. Профессия бизнесмена в эпоху перемен – это профессия риска, которая сродни водолазам, спелеологам, альпинистам, разведчикам и инкассаторам. Иногда такое приходится услышать! Но держал себя в руках. А здесь вдруг разозлился.
– Вот, значит, как нам довелось познакомиться! А ты, стало быть, в неутешном горе?
– При чём здесь мое горе? Он измучил меня, довёл до точки. Я видела его здесь ночью в пятницу. Мы разговаривали. Он поклялся, что уедет. Милиционер начнет копать, и подозрение падёт на меня в первую очередь.
– А во вторую – на меня! – крикнул Лёва.
Инкин муж давно был у него костью в горле. Лёва никогда его не видел и не так уж много о нём знал. Сведения были самые общие: негодяй, подлец, склочник и неудачник с садистскими наклонностями. Нет, кажется, не с садистскими, а с мазохистскими… А впрочем, один чёрт! В последнем определении Инка сама путалась. И возникал этот субъект всегда в таких ситуациях, когда его наличие на горизонте было особенно нежелательным.
Хотя кто рассудит? Сейчас можно сознаться себе, что этот садист-мазохист, сам того не ведая, спас Лёвушку, когда тот, влюблённый до обморока, решил пять лет назад непременно сочетаться с Инной браком. Лев тогда умолял: «Разведись!», а она твердила: «Нет, он не даст мне развода». Лёвушка возражал: «В наше время могут развести без согласия одного из супругов. В конце концов, судье можно заплатить», а Инна ломала пальцы: «Он без меня погибнет, он обещал наложить на себя руки». Ой, что-то не похоже. Синяки на теле Инны говорили о том, что этот страдалец ещё и руки распускал.
В конце концов Инна сбежала от Андрея, Лёвушка помог ей купить однокомнатную квартиру. Но Андрей и тут не оставил жену в покое. Он являлся в самое неподходящее время и требовал денег. И не тридцатку на водку, а приличную сумму в долларах. Это называлось у него «воспоможествованием». И подоплёка у этих поборов была: «Я делюсь с твоим банкиром женой, а он пусть поделится со мной капиталом». И удивительно, что Инна каждый раз безропотно давала ему деньги.
Всё это Лёвушка узнал позднее. Пока для «воспоможествования» мужу у Инны хватало собственной зарплаты, она ничего не рассказывала Льву. Но потом Андрей запросил слишком большую сумму денег, и Инне пришлось обратиться за помощью к шефу и любовнику. Лёва потребовал объяснений, а когда их получил, то пришёл в ужас. Никаких денег он не даст, он проломит неудачнику и садисту башку, а Инна немедленно подаст на развод!
Но именно в этот момент Андрей исчез из общения. Три года о нём не было ни слуху ни духу. Инна считала, что он уехал за границу. А теперь вдруг он опять объявился, и, как всегда, в самый неподходящий момент.
– О чём он разговаривал с тобой ночью?
– Как обычно, просил денег.
– И ты дала?
Инна промолчала.
– Как он вообще отыскал тебя в этой глухомани?
– Вычислил. Покойник был хитрец, каких мало.
– Это уже что-то новенькое в его характеристике. Раньше он числился под кличкой «неудачник, подлец, негодяй», но никак не «хитрец», а скорее «лох».
– А ты не остри!
– А я не острю. Давай подробности.
– Как я и думала, он был в Европе. Чем он там занимался – не знаю. Наверное, каким-нибудь мелким бизнесом. Потом вернулся домой. Вернулся, но мне даже не позвонил.
– Ты что, огорчена задним числом?
– Нет, Лёва, нет. Не надо со мной так. Если Андрей мне не позвонил, значит, дела его были не так уж плохи. Мы встретились случайно. Столкнулись нос к носу в казино.
– Я там тоже был в тот вечер?
– Да. Ты как раз играл. Андрей поманил меня пальцем, я и пошла на ватных ногах. Он мне и говорит: «А ты, благоверная, неплохо устроилась в жизни. В казино ходишь развлекаться». Я возразила – мол, ты тоже неплохо устроился, если я тебя здесь встретила. Он мне в ответ зло: «Я здесь не развлекаюсь. Я тут играю по маленькой, а чаще крохи собираю с чужих столов, чтобы не сдохнуть с голоду». А сам на дохлого совсем не похож. Одет великолепно и морда сытая.
– А дальше что?
– Всё как обычно. Стал требовать денег.
– И ты дала?
Инна кивнула.
– Почему ты даёшь ему деньги вместо того, чтоб послать его к чёрту? В конце концов, можно в милицию сообщить.
– Он шантажирует меня. Он мне угрожает.
– Чем тебя можно шантажировать?
– Каждого человека можно чем-нибудь шантажировать, – уклончиво ответила Инна. – Как он узнал про Верхний Стан, я не знаю. Мы только приехали, вещи выгрузили. Я пошла в банный дом. Вдруг меня кто-то за руку хвать! Темно было. Я обозлилась – что ещё за шутки! А это, оказывается, Андрей. И шепчет мне в самое ухо: «Приходи через полчаса на кладбище. Буду ждать тебя у входа в церковь, а не придёшь, я такой скандал учиню, что мало не покажется».
– И ты пошла.
– А что мне оставалось делать? Его надо было усмирить. Он же сумасшедший.
– Ещё одна характеристика. Раньше он был нормальным.
– Со мной он никогда не был нормальным! И я не удивлюсь, что он нарочно с крыши прыгнул, чтобы мне разом за всё отомстить.
– О чём вы говорили в церкви?
– Я умоляла его уехать. Денег немного дала. Но он меня не слышал, твердил, что у него здесь какое-то дело.
– Так ты думаешь, что к тёте Маше ночью наведывался он?
– А кто же ещё?
Лицо у Лёвы было такое, словно он сейчас набросится на Инну с кулаками.
– И ты молчала? Зачем он явился в мою спальню? Грабить? Тут нечего украсть. Цель у него могла быть одна.
– Но ведь все живы, – Инна опять принялась плакать. – Он ведь никого не убил, а сам, как последний дурак, упал с крыши. Андрей ведь тоже человек. Он раньше таким не был. Его жизнь изуродовала.
– Ладно. Успокойся, – Лёвушка оторвал её руки от зарёванного лица, вытер полотенцем ей глаза, потом подумал и поцеловал в лоб. – Раз мы ни в чём не виноваты, то и бояться нам нечего.
– Фальстаф с Лидией – вот они умные. Взяли и укатили в субботу. И все наши переживания их никак не касаются. Может, нам тоже сбежать?
– Нет, Иннусь. До субботы мне в Москву возвращаться негоже. А в субботу мы как раз визы получим и прямиком на Средиземное море.
– Конечно, здесь безопасно, – согласилась Инна. – Давай что-нибудь выпьем. Водки, например.
– Давай.
– А скажи, мой милый Лев, много ли найдётся в мире людей, которые не боялись бы, что их могут убить? И что самое удивительное – за дело.
10
В тот же день, то есть в воскресенье вечером, как и обещал, приехал Артур, привёз десять ящиков пива, батарею бутылок коньяка и водки, а также мартини и хванчкару для дам. Узнав, что Лидия уже отбыла в Москву, огорчился. Он, оказывается, собирался у неё прощения просить за то, что из лужи её поднял и до кровати доволок. Царапины на его лице были аккуратно замазаны и запудрены.
– С выпивкой ты переусердствовал, – сказал Лёвушка.
– Это ты скажешь в конце недели. Водки, сколько её ни купи, всегда мало, а относительно пива… Давно уже пора провести параллельно водопроводной ещё одну сеть, чтоб неиссякаемо… чтоб только кран открыть, и порядок!
– В пивопроводе все сорта перемешаются, – рассмеялся Лёва. – Но я думаю, производители на это пойдут…
– Ещё как пойдут. Бабки ведь тоже потекут рекой. Только счётчики надо поставить в каждую квартиру.
– А мы час назад решили вести здоровый образ жизни, – строго сказала Инна.
– С чего бы это?
– Здесь у нас такое произошло!
– Какое – такое?
Артур всё ещё пытался балагурить, хоть и не находил в друзьях поддержки. После душной Москвы, долгой дороги он мечтал об одном – выкупаться и засесть в уголке террасы с бутылкой холодненького. Настроение хозяев настораживало. Всем своим видом они давали понять, что у них на вечер заготовлен совсем другой сценарий. Артур только сигарету закурил, как они наперебой стали рассказывать про труп, найденный в крапиве. О том, кто убитый, не было сказано ни слова. Зато про похищение «запорожца» было рассказано во всех подробностях. Первая версия по поводу загадочного нахождения трупа обрастала подробностями.
Артур на рассказ отреагировал спокойно. Шутить перестал, но и ужасаться не захотел. Что он, трупов не видел? Их полна Москва, а в телевизионном ящике мертвецов всех мастей как шпрот в банке. Нет, ребятки, вы его мертвецом в крапиве не смутите. На террасе жарко, душно, всё тело липкое от пота. Семь часов вечера, а солнце так палит, что дышать нечем. Артур хотел пойти на реку и пойдёт. Лев вызвался его сопровождать. Инна на реку идти отказалась, сославшись на головную боль. Она лучше полежит.
Марья Ивановна спряталась от пекла в цветнике, в тенёчке. Мысли её были простые. Вишни надо собирать. А может, погодить? Ещё не вся покраснела до полной готовности. Уж больно жарко за ягодой тянуться. И мухи появились какие-то мерзкие. Так больно кусают, словно крапивой тебя хлестнули. А потом через сутки рука или нога в месте укуса так зудит, словно заморозка отходит. Но всё равно надо вишню собирать, а то воробьи её склюют, и ничего на варенье не останется. Завтра она этим и займётся.
Через березняк вышли к ручью, и сразу стало прохладно. Ручей бежал с угора через чащобы лозняка, чёрной ольхи, черёмухи, двухметровых зонтичных, переплетённых хмелём, через мёртвые стволы упавших ив, а потом, падая уступом, водопадом, выбирался на волю. Здесь он омывал старые корни дикой яблони, и та в благодарность кидала в его певучее каменное русло свои мелкие горьковатые плоды. Через ручей был перекинут хилый мосток с перильцами из слег.
– Красиво… – сказал Лёва.
– До одурения, – согласился Артур.
Лёва именно этот мостик назначил для приватного разговора, но потом передумал. Как-то не подходила благодатная тень для суетливых, заранее приготовленных фраз. Вот уже омоем распаренные тела в реке, тогда и начнём разводить турусы на колёсах.
Омыли. Вода у берега была совсем тёплой, но дальше, на быстротоке, можно было хорошо освежиться. Главное, не сопротивляться течению, которое волочит тебя к заросшему лозой островку. На камне с удочкой сидел Игнат.
– Клюет?
– Так себе.
– Приходите все вечером пиво пить. И этого приводите, толстого, как его… Сидорова-Сикорского.
Назад пошли той же дорогой. Не доходя до мостика, Лёвушка сказал:
– Здесь ещё было происшествие неприятное. Кто-то мою тётку ночью напугал. Для того чтобы её успокоить, я сказал, что это был ты. Прости, старик, но лучшего ничего в голову не пришло.
– Это был я? – переспросил Артур. – И что же я сделал?
– Ты ночью, когда от Лидии возвращался, малость заблудился и зашарашился в тёткину комнату.
– А где её комната?
– А ты не знаешь? Её комната – моя спальня. Она часто там ночует. Там матрас противорадикулитный. Ты туда и зашёл.
– Зачем?
– Откуда я знаю? Может, закурить хотел.
– Я что – со странностями?
– Артур, войди в моё положение. У тебя зажигалка в виде пистолета. Тётка утверждает, что злоумышленник в неё целился. В моей спальне выключатель барахлит и имеет обыкновение самостоятельно включаться. Вот он среди ночи и включился. И тётка увидела якобы убийцу. Понял?
Лёва настороженно посмотрел на Артура: смутился или нет? Не разберёшь, но разговор этот Артуру явно не нравился.
– Пусть это буду я, если тебе это надо, – ответил он наконец. – Но если зажёгся свет, то твоя тётя Маша должна была меня рассмотреть.
– Не рассмотрела. То ли свет её ослепил, то ли она со страху глаза закрыла. Теперь лепечет что-то про бороду и шляпу.
– Я был без шляпы, – быстро сказал Артур. – И с бородой у меня тоже нелады.
– Старик, ну какая разница. Главное, если что, сознайся, что это был ты.
– А что, будет разговор?
– Вдруг она решит с тобой объясниться.
– И как она будет со мной объясняться?
– Может быть, и не будет. Ладно. Забудем об этом.
– Хорошо, забудем, – пожал плечами Артур.
Солнце, косматое и страшное, наконец спряталось за верхушками ёлок на дальних горках. Небо полыхало самыми разнообразными красками. Здесь были и голубизна, и бирюза, и золотые каёмки на лёгких облачках. Флор прямо-таки облизывался, глядя на этот закат. Сидоров-Сикорский разжигал самовар. Артур притащил ящик пива. Явилась Инна и, таращась со сна, оглядывала всех с удивлением. Лёва шипел ей в ухо:
– Я всех позвал. Нельзя предаваться бесконечной мерехлюндии. Очнись, пожалуйста, и всем улыбайся.
– Я улыбаюсь, – шипела Инна сквозь зубы.
Последним пришёл Флор.
– А что Эрика не привёл? – спросил Лёва.
– Так он в Москве. Ещё в пятницу уехал.
– Забавный парень, флегматичный, – заметил Лёва.
– Это Эрик-то флегматичный? Да у него в душе всё так и бурлит, только пар наружу он порциями выпускает. Но снопы он вяжет отлично.
– А Игнат так и сидит с удочкой?
– Нет. Он себя туалетной водой полил и навострил лыжи к женскому полу. У него тут любовь.
– В деревне-то любовь? – осуждающе заметил одноглазый Харитонов; один глаз его был скрыт повязкой, а другой – узкая щёлочка в отёчных веках – смотрел на мир настороженно и осуждающе. – Не понимаю я наших молодых мужчин. За тридцать лет перевалило. А они всё «на выданье». Такая инфантильность! Или это наша национальная болезнь?
С этого невинного вопроса и зашёл разговор о менталитете разных народов. Тёплыми летними вечерами в Верхнем Стане любили потрепаться на отвлечённые темы. Лёвушка принимал в этом самое активное участие. Эти неторопливые пересыпанные остротами разговоры с внезапно вспыхивающими спорами под чаёк, кофеёк, водочку или, как сейчас, под пиво, напоминали ему давние кухонные беседы в Москве, когда он был ещё учёным и не помышлял о бизнесе. Сейчас по этой части тоскливо стало. Соберёшься со своими в клубе или в казино, сядут за стол. Выпивки до чёрта. И будут они тебе бескорыстно обсуждать чей-то менталитет? Да ни в коем случае! Каждый будет бубнить о насущном – обсуждать достоинства своей тачки. Один будет говорить, что у его «мерса» самая надёжная подвеска, другой – хвастаться металлическими прибамбасами на новом джипе «тойота-раннер», третий – гордо сообщать, что он отказался к свиньям от больших машин, купил «Опель», и теперь у него нет проблем с парковкой. Тут же все хором осудят Жорика, который приобрёл «линкольн» – немыслимой длины и роскошества средство передвижения: зачем оно ему, если он не Пугачёва и не Филипп, а скромный бизнесмен по производству оконных пакетов?
Было время в Верхнем Стане, когда по вечерам на террасе надрывались от политических споров. Года два или около того назад эти разговоры вспыхивали, как порох. И даже не споры это были, а грызня, потому что отношение к политике государства базировалось не на разумных доводах, а на чисто физиологическом посыле. «Я его ненавижу! Я рожу его не переношу!» – вот и весь сказ. Находились такие, которые не могли слушать по телику последние известия. На экране то и дело появлялись «рожи», вызывающие рвотный инстинкт. Приходилось немедленно бежать из комнаты, а сосед за столом сидел и думал про страдальца: «С ума он, что ли, сошёл? Лицо как лицо. И политика нормальная». А потом как-то вдруг разом договорились – политические темы закрыть. Тем более что в жизни всё как-то устроилось, и лодку перестали раскачивать, и появился намёк на стабильность. Оставим в покое президента, а вот менталитет каждой отдельно взятой нации… самое то, чтобы обсудить.
Артур выступил с полным знанием вопроса. Никто толком не знал, кто он по профессии. Знали только, что он каким-то боком сотрудничает с Лёвиной фирмой. Здесь, вечером на террасе, он и распустил хвост. Артур заявил, что у нас, при нашей невычесанной свободе, когда кажется, что всё, что хочешь, то и делай, в общественных науках вовсе не всем можно заниматься. Материться по телевизору – пожалуйста, паскудство показывать на экране – да сколько угодно, а вот взять, например, и с научной точки зрения обсудить психологию каждой нации, не только обычаи, но и генетические способности, скажем, к математике – вот здесь табу. И если ты за собственные деньги напечатаешь статью на эту тему, и общество начнет её обсуждать, то ты получишь дискуссию не на научную тему, а на политическую. И будешь ты враг современного гуманизма.