Иллюзии

Шимода улыбнулся старику и пожал плечами.

– Это он сказал тебе, что ты будешь летчиком, да, Сара?

– Нет, я сама. Ведь я уже хорошо разбираюсь в моторах, ты же знаешь!

– Ладно, поговоришь об этом со своей матерью. Нам пора домой.

Эти двое поблагодарили нас, и один пошел, а другая вприпрыжку побежала к своему грузовичку, оба изменившиеся от того, что случилось с ними на поле и в небе.

Появились еще два автомобиля, потом еще один, и весь день у нас было полно людей, которые хотели увидеть Феррис с высоты птичьего полета.

Мы сделали двенадцать или тринадцать рейсов, при этом торопились, как только могли, потом я помчался в город за горючим для Флита. Потом было еще несколько пассажиров, и еще, и настал вечер, а мы без остановки взлетали и садились до самого заката.

Где-то на дорожном указателе я прочитал: население 220, и к тому времени, как стемнело, я стал думать, что мы прокатили их всех, может, еще нескольких и из пригорода. В спешке я забыл спросить Дона о Саре и о том, что он ей сказал, придумал ли какую-то историю – или то, что он думал о смерти, было правдой. И краем глаза, пока пассажиры рассаживались, я внимательно наблюдал за его самолетом.

Нигде ни пятнышка – он явно умудрялся в полете уклоняться от насекомых, которых после часа-другого лёта мне приходилось счищать с ветрового стекла.

Небо уже почти потемнело, когда мы закончили. К моменту, когда я набил сухими кукурузными стеблями свою жестяную печку, положил сверху угольные брикеты и разжег огонь, стало совсем темно, и огонь бросал яркие блики на самолеты, стоящие рядом, и на золотые стебли соломы вокруг нас. Я заглянул в ящик с продуктами.

– Суп, тушенку или спагетти? – спросил я. – Может, груши или персики? Хочешь горячих персиков?

– Все равно, – сказал он мягко, – что-нибудь или ничего.

– Парень, ты что, не голоден? Это был трудный денек!

– Ты не предлагаешь ничего такого, ради чего стоило проголодаться, разве только это будет хорошая тушенка.

Я открыл банки тушенки своим швейцарским офицерским ножом, проделал то же самое с банкой спагетти и поставил обе банки на огонь. Карманы мои были набиты деньгами. Для меня это был один из наиболее приятных моментов дня. Я вытащил бумажки и пересчитал их, нимало не заботясь о том, чтобы расправить их или сложить. Вышло 147 долларов, и я стал считать в уме, что дается мне с немалым трудом.

– Постой… постой… дай-ка подумать, четыре и два в уме… сорок девять рейсов сегодня. Дон, я побил тот рекорд, когда у меня был стодолларовый день, – только я да Флит! А ты должен был побить и двухсотдолларовый, ведь ты в основном берешь двух за раз[1]?

– В основном… – повторил он.

– Кстати, о том учителе, которого ты ищешь… – немного погодя начал Дон.

– Не ищу я никакого учителя, – сказал я. – Я деньги считаю. Я могу неделю прожить на это. Целую неделю я могу ни фига не делать! Пусть хоть дождь зарядит, мне не страшно!

Он улыбнулся, глядя на меня.

– Когда ты наконец накупаешься в деньгах, не будешь ли ты так добр передать мне тушенку?

3

Бесконечная толпа людей, людские потоки, устремленные к одному-единственному человеку в самом центре этого скопища. Затем людской поток превращается в океан, готовый вот-вот поглотить этого человека, но он не тонет, он идет по океану, прямо по его поверхности, насвистывая. И исчезает. Водный океан превратился в травяной. Белый-и-золотой Тревл Эйр приземлился на эту траву, из кабины выбрался пилот с матерчатым транспарантом: ЛЕТИТЕ – 3 $ – ЛЕТИТЕ.

Было три часа утра, когда я проснулся от этого сна, помня его весь, и по какой-то непонятной причине почувствовал себя счастливым. Я открыл глаза и при свете луны увидел, что большой Тревл Эйр стоит рядом с моим Флитом. Шимода сидел на своем свернутом спальнике, опершись о левое колесо своего самолета, – точно так, как и когда я впервые его увидел. Нельзя сказать, что я его видел ясно, просто знал, что он там.

– Привет, Ричард, – тихонько позвал он из темноты. – Это тебе прояснило, что происходит?

– Что прояснило? – сказал я, плохо соображая спросонок, все еще вспоминая сон и, кажется, ничуть не удивляясь тому, что он не спит.

– Твой сон. Тот парень, толпа и самолет, – терпеливо проговорил он. – Тебе было любопытно узнать насчет меня – теперь ты знаешь, правда? Это было в новостях: «Дональд Шимода, которого прозвали Механик-Мессия, Американский Аватар, исчез однажды на глазах у двадцати пяти тысяч свидетелей».

Это я помнил, читал на газетном стенде в каком-то городишке в Огайо, но только потому, что это было напечатано на первой странице.

– Дональд Шимода?

– К вашим услугам, – сказал он. – Теперь ты знаешь, и не ломай больше голову на эту тему. А теперь спи.

Но я долгое время думал об этом, прежде чем заснуть.

* * *

– Разве так можно… я и не думал… Мессия… У тебя такая работа – да ведь от тебя ожидают, что ты спасешь мир, или как? Я и не знал, что Мессия может вот так запросто сдать ключи и смыться.

Я сидел верхом на капоте Флита и рассматривал своего странного приятеля.

– Дон, брось-ка мне, пожалуйста, ключ 9 на 16.

Он поискал в ящике и бросил мне гаечный ключ. Как и все прочие инструменты в то утро, ключ, который он мне бросил, замедлил свой полет и остановился в воздухе, плавая в невесомости и лениво вращаясь. Однако стоило мне коснуться его, он тяжело опустился мне в ладонь, обычный хромованадиевый авиационный гаечный ключ, хотя и не совсем обычный. С тех пор как у меня в руках сломался ключ 7 на 8, я купил самые лучшие инструменты, какие только смог найти… Этот вот был как раз первоклассный, а это, как знает каждый механик, не слишком-то обычный гаечный ключ. Он мог бы быть сделан из золота, судя по цене, но какое удовольствие держать его в руке и знать, что он ни за что не сломается, что бы с ним ни вытворяли.

– Конечно, ты можешь смыться. Бросить все, что хочешь, если передумал. Ты можешь перестать дышать, если захочешь.

Он пустил в воздух полетать филлипсовскую отвертку, просто так, для развлечения.

– Вот так я отказался быть Мессией, и если мои слова звучат так, будто я оправдываюсь, то это, возможно, потому, что я и на самом деле все еще чуть-чуть оправдываюсь. Лучше уж так, чем продолжать работу и ненавидеть ее. Хороший Мессия не испытывает чувства ненависти и свободен идти любой дорогой, по которой он хочет идти. Конечно, это справедливо для любого. Мы все сыновья Бога, или дети Сущего, или идеи Разума, или еще чего-то, называй, как хочешь.

Я трудился, затягивая гайки в основании цилиндра на моторе «Кинер». Хороший двигатель – старенький В-5, но через каких-нибудь сто часов лёта гайки так и норовят разболтаться, поэтому лучше уж не доводить их до этого и подтянуть заранее. Как и следовало ожидать, первая же, которую я попробовал ключом, была завернута на четверть оборота слабее, чем следует, и я порадовался своей предусмотрительности, решив заняться ими в это утро… до того, как появятся первые пассажиры.

– Может, ты и прав, Дон, но мне кажется, что мессианство отличается от других работ. А то, знаешь, Иисус, Который бы все бросил и зарабатывал на жизнь тем, что заколачивал гвозди… Может быть, это только звучит странно.

Он задумался, пытаясь понять мою точку зрения.

– Я не понимаю, что ты этим хочешь сказать. Странно в этом как раз именно то, что Он не бросил все, когда они впервые стали называть Его Спасителем. Вместо того чтобы удрать при этой скверной новости, Он попробовал рассуждать логически: «Ладно, я – Сын Божий, но мы все такие! Я – Спаситель, но и вы все тоже! Работу, которую я выполняю, – можете делать и вы!» Любой человек в здравом уме это понимает.

Наверху на капоте было жарко, но мне вовсе не казалось, что я занимаюсь каким-то тяжелым трудом. Чем больше мне хотелось что-то делать, тем меньше это называлось работой. Скорее удовольствием – ведь теперь цилиндры уж точно не отвалятся от двигателя.

– Ну скажи, что тебе нужен еще ключ.

– Мне не нужно никакого ключа, и я оказался настолько духовно продвинутым, что смотрю на эти твои трюки, Шимода, просто как на игры умеренно развитой души. Или, быть может, начинающего гипнотизера.

– Гипнотизера! Парень, ты все же мог бы и поточнее! Но уж лучше гипнотизер, чем Мессия. Что за глупая работа! И как это я не подумал, что она будет такой нудной.

– Ты знал, – сказал я мудро.

Он просто рассмеялся.

– Ты когда-нибудь думал, Дон, что после всего смыться будет не так уж и просто? Думаешь, ты сможешь теперь жить жизнью простого человеческого существа?

Теперь он не смеялся.

– Ты, конечно, прав, – сказал он и взъерошил свои черные волосы. – Стоит мне задержаться в каком-нибудь месте чуть подольше, на день-другой, и уже люди знают, что я представляю собой нечто странное. Погладишь меня по рукаву – исцелишься от конечной стадии рака, – и неделя не пройдет, как я снова посреди толпы. Этот самолет дает мне возможность передвигаться, и никто не знает, откуда я пришел и куда направлюсь дальше. Это меня вполне устраивает.

– Тебя ждут крутые времена, круче, чем ты думаешь, Дон.

– Да ну?

– Да, в наше время все идет от материального к духовному… Хоть и медленно, но все же этого движения не остановить… Думаю, мир не оставит тебя в покое.

– Это не я им нужен, им нужны чудеса! А это я могу передать кому-нибудь еще – пусть он и будет Мессией. Я не скажу ему, что это нудная работа. К тому же: «Нет настолько большой проблемы, чтобы от нее нельзя было убежать».

Я соскользнул с капота на траву и стал подтягивать гайки на третьем и четвертом цилиндрах. Они не все разболтались, но некоторые следовало довернуть.

– Ты что, цитируешь изречения знаменитого Песика Снупи, Дон?

– Я буду цитировать истину отовсюду, где бы ни находил ее, благодарю вас.

– Ты не можешь сбежать от этой проблемы, Дон. А что, если я начну поклоняться тебе прямо сейчас? Что, если я устану возиться со своим мотором и начну умолять, чтобы ты починил его за меня? Послушай: я отдам тебе каждый дайм, который я заработаю до заката, все до последнего цента, если только ты научишь меня парить в воздухе! Если же ты этого не сделаешь, тогда я буду знать, что обязан молиться Тебе, Святому, Посланному Облегчить Мою Ношу!

Он только улыбнулся в ответ. Я до сих пор думаю, что он заблуждался насчет своей способности сбежать. Как мог я знать то, чего не знал он сам?

– У тебя был весь этот спектакль, который мы видим в фильмах об Индии? Толпы на улицах, миллионы рук, касающихся тебя, цветы и фимиам, золотые платформы, увешанные серебристыми гобеленами, где бы ты мог стоять и говорить?

– Нет. Еще до того, как я попросил эту работу, я знал, что не смогу этого вынести. Вот я и выбрал Соединенные Штаты и получил только толпы.

Ему было мучительно вспоминать об этом, и я пожалел, что затеял этот разговор.

Он сидел в траве и продолжал говорить, глядя сквозь меня.

– Я хотел сказать: Бога ради, если вы хотите свободы и радости, неужели вы не видите, что этого нет нигде вне нас? Скажите себе, что это у вас есть, – и это у вас будет! Действуйте так, как будто она ваша, и она будет вашей! Ричард, что же здесь такого непонятного? Но они даже не слышали, большинство из них. Чудеса – это все равно что ходить на автогонки, желая увидеть аварии. Так они ходили на меня, чтобы увидеть чудеса. Сначала ты просто не находишь себе места от бессилия, а через какое-то время все это становится просто скучным. Я понятия не имею, как другие мессии могут выносить такое.

– Когда ты так это показываешь, это дело теряет некоторую долю очарования, – сказал я. Подтянув последнюю гайку, я убрал инструменты. – Куда мы сегодня отправимся?

Он подошел к моей кабине и, вместо того чтобы стереть насекомых с ветрового стекла, провел над ним рукой – и раздавленные маленькие создания ожили и улетели прочь. Его собственное ветровое стекло, конечно, никогда не нуждалось в чистке, и теперь я знал, что его мотор тоже никогда не потребует никаких забот.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

В отличие от Флита, Тревл Эйр – трехместный самолет, так как его передняя кабина рассчитана на двух пассажиров.