Багровая тень прошлого

Очень часто всё заканчивалось разгоном милиции. Она всегда появлялась внезапно, и было такое подозрение, что кто-то сообщал ей заранее о драке. Звуки сирен милицейских машин с разных сторон приводила всю толпу в панику и бегство. Все разбегались врассыпную. Бывало такое, что и та толпа с другого района знала о месте нашего сбора, и они тогда опережали нас и внезапно нападали врасплох. И вот тогда начиналась страшная кулачная драка, летели камни, начинали взрываться самодельные петарды. А потом стенка на стенку вскипала кулачная битва. Зрелище было не для слабонервных. Но чаще бывало так, что вся толпа направлялась в тот район, с кем была намечена встреча, и по пришествию туда толпа, словно одичалая, срывалась, бежала по дворам и била всех парней, встретившихся на пути, потом натыкались на ребят, которые ждали нас там и тогда тоже врезались стенкой на стенку. Но всегда наша толпа побеждала, разгоняя тех, они убегали, швыряясь камнями. Наш Заводской район был самым криминальным, и он собирал большое количество молодёжи, поэтому мы всегда и побеждали за счёт количества народа. А может быть, и ещё, кто знает по каким причинам. Может, наше старшее поколение было более авторитетное и умело руководить всем этим процессом. Иногда участники получали серьёзные травмы. Только спустя время, можно с полной уверенностью сказать, как это было всё глупо.

Но всё же, это было и, было, так бессмысленно и дико, что после столкновений между районами, начинались драки дворовые, с теми же самыми ребятами, с кем ещё вчера вместе ходили драться с чужими районами. Но в результате, конечно же, создавались лидеры и группировки, которые собирали в себя целые кланы поколений. Нельзя сказать, что все эти ребята были плохими и беспредельными. Нет, этого не было, среди всех находились более жёсткие и беспредельные, но, как правило, их держали за особое так называемое подразделение. Все же остальные просто попали в это перестроечное смутное время, которым правила всеобщая, беспредельная власть государственной системы. Невозможно обвинять поколение молодых, которые росли и готовились вступать во взрослую жизнь. В ту самую систему, которую нам предложили наши правители и создали ту обстановку, которая называется криминалом. Время восьмидесятых годов заканчивалось перестройкой и развалом страны. Развал страны был запланирован программой чиновников, которые готовились стать собственниками государственного достояния и умышленно загнали страну в тупик. Пустые полки магазинов, невыплата заработной платы, развал заводского производства, развал сельского хозяйства… После всего этого, в стране начали создаваться банды формирования. Начались грабежи и вымогательство, росли противозаконные захваты предприятий всех структур, и за всем этим стояли высокопоставленные лица, которые в дальнейшем захватили всё, что только возможно. И в дальнейшем они стали превращаться в богатые прослойки населения, подминая под себя народ. Подрастающее поколение всё это видело, понимало и начинало действовать по такому же принципу. В стране царил полный хаос. Впрочем, как и сейчас. И ничто не изменилось, кроме того, что перестреляли всех, так называемых криминальных личностей. Но страна не обрела порядок. Просто чиновники расчищали, таким образом, себе дорогу. Убирали ту молодёжь, которая им мешала разваливать страну и воровать. Вслед за убитыми лидерами группировок пришли на смену менты, которые также занялись вымогательством и крышеванием бизнеса. Вслед за криминалом пришли все высокопоставленные структуры чиновников, которые грабили страну и становились собственниками и олигархами.

Вечер, тихо, сижу дома, думаю о словах Чырыги, вдруг слышу на улице шум и крики. Выхожу на лоджию, смотрю, потасовка. Вначале не сразу понял, что трое бьют одного, присмотрелся, да это же Укум (Укум. Рецидивист. Множественные судимости). Трое атакуют его, он один из последних сил отбивается. Я открываю окно, начинаю громко им кричать:

– Эй вы, олени, вы совсем одурели, трое на одного!

Узнаю в этих троих своих знакомых, которых очень хорошо знаю, но Укум мне ближе по крови. Выбегаю на улицу, драки уже нет, трое ребят уходят. Укум лежит на земле, пытается встать, я подхватываю его под руки, поднимаю, идём, он хромает, потом останавливается.

– Спасибо, – говорит он, – ладно, я сам дойду, ты иди, не привлекай внимания, завтра вечером приходи ко мне, надо будет собраться, найти этих уродов. Он уходит, я иду, но не домой, а в противоположную сторону во дворы близстоящих домов, к пятиэтажкам. Подхожу, там за столиком сидят ребята, человек семь: Фран( Зверски убит), Лим (Умер. Передозировка), Кабоб (Умер. Передозировка), Соль (Осужден), Череп (Убит), Моль (Осужден), Болт (Осужден). Все они были ровесниками мне, плюс-минус год разницы. Мы поздоровались, пожав руки.

– Ты что такой понурый, что-то случилось? – спрашивает Фран. Я рассказываю им про драку. Они молчат, потом Лим говорит:

– Да ладно, давай играть дальше.

Они играли в карты. Фран становится задумчивым.

– Нет, я не буду, играйте, без меня. В общем, опять началось, ну теперь жди и к нам гостей.

Он всегда так говорил, когда предстояли очередные потасовки. Кто-то внезапно мог прийти во дворы и начать очередные разборки. Это происходило в то время очень часто.

– Да ладно тебе, мы-то тут причём, – сказал Лим.

– А то, ты не знаешь, как это бывает, – ответил Фран. – Завтра опять гора начнёт ходить и докапываться до всех, срывать злость (горой называли тех парней, которые жили выше трамвайной линии, дома которые уходили вверх к лесу, на гору).

Я начинаю его успокаивать.

– Брось, не паникуй, я прикрою, – говорю ему.

– Ну да, конечно, если только ты скажешь Укуму, чтобы они наши дома обходили стороной, – говорит Кабоб с сарказмом и ехидно смеётся.

– Да зачем им обходить вас стороной, ну соберутся они, пойдём, найдём этих троих, вы-то ни причём тут.

– Ну да, а если не найдёте, то начнётся срыв злости на других, – сказал Болт.

– Всё будет нормально, я обещаю. Во всяком случае, постараюсь сделать так, чтобы всё было нормально. Вы только завтра и послезавтра будьте начеку или вообще из дома не выходите. Потому что завтра мы соберёмся, и, по всей вероятности, будет много шуму.

– И что нам теперь, дома сидеть? – говорит Соль с особым недовольством в голосе.

– Да, посидите. Вон у Франа соберётесь, какая вам разница, где в карты играть.

Все расходятся. Фран перешёптывается со всеми по очереди. Это шушуканье всегда вызывало особую подозрительность и недоверие у всех остальных. Остаёмся вдвоём.

– Хочешь выпить? – предлагает Фран.

– Ты же знаешь, я не пью, а курнуть и подавно мне не предлагай никогда!

– Ну ладно, я всегда забываю, что ты спортсмен, – говорит Фран шутливо и расплывается в улыбке. – А у меня классный самогончик есть.

– Уговорил, давай самогончика по рюмашке жахнем, а то я совсем не понимаю, как водку эту палёную можно пить. И уж тем более разведённый водой спирт «Рояль» (в то время так называли спирт «Royal»).

Фран уходит в подъезд, быстро возвращается с бутылкой самогона.

– Где взял?

– У брата отобрал, прикинь, они с пацанами у мужика какого-то отняли, сели за гаражами, хотели распить, ну тут я, на их беду, проявил себя как старший брат.

Он засмеялся и открыл бутылку, пахнуло, как американским виски, а цвет самогона был такой же, как и цвет коньяка. Обычно самогон закрашивали чаем и добавляли всяких пряностей и лимона. Мы сделали по глотку, самогон был крепкий, а закусывать нечем. Фран потянулся к моей голове и сделал глубокий вдох, вдохнув запах волос, потом тоже самое проделал я. Мы занюхали волосы друг друга, обычно так делали, когда пили без закуски.

– Ну как? – спросил Фран

– Нормально! Крепкий! Я сел поудобнее, вытянул ноги и облокотился руками на лавку.

Фран начал говорить, что всё ему надоело. Он устал от всех дворовых разборок, которые происходили очень часто, надоели выкидоны его девушки, надоело сидеть без денег и работы. Я его слушал и молчал, смотрел на него и видел его таким потерянным, каким он себя боялся показать при всех остальных. Вдруг он посмотрел на меня и перестал говорить.

– Ой, ты что это?

– Что? – спросил я у него.

– Я боюсь тебя, ты смотришь, как будто сейчас готовишься дать мне в морду. У тебя такой взгляд страшный. Я никогда не видел тебя пьяным, тебя не переклинивает после водки? – с настороженностью спросил он меня.

– Не переклинивает, не бойся, просто взгляд у меня такой. Я не думал драться с тобой.

– Да кто тебя знает, – сказал Фран, – вы, боксёры, сдвинутые, а то, может, ты как Чырыга, когда выпьет, бросается на всех с кулаками, у него сильно переклинивает в мозгах, видать, ему в боксе основательно голову сотрясли. – Ладно, перестань, тебе уже мерещиться стало! Бывает так, нахлобучивает, когда есть причина, тогда я и становлюсь агрессивным, а когда в хорошей компании или с девушкой, то я добрый!

Фран облегчённо вздохнул и захихикал.

– Что ты думаешь по поводу завтрашнего? – спросил он.

– А что тут думать, соберемся, пошумим да разойдёмся, вот и всё.

– Хотел с тобой посоветоваться, – сказал Фран.

– Давай советуйся! – я насторожился и заострил своё внимание.

– Да тут такое дело, на работу зовут пацаны, меня и Аноя (Аной. Зверски убит).

– А что делать? Куда? В чём будет заключаться ваша работа?

– В бригаду! – Фран вытянулся, и мне показалось, что он на мгновение возгордился. –Смотри, какая сейчас обстановка в стране сложилась, каждая мразь, сидящая в мягком кресле, пытается набить себе карманы, развели торговлю, пустили сюда хачиков, раньше за фарцовку был срок, а теперь хачьё торгует, а евреи правят. А мы на что тут, так и будем смотреть, как на нашей земле беспредел устраивают? Везде коррупция, в институтах деканы хапают, в местной администрации хапают, директора рынков тоже, развелось лавочников-дармоедов, казино пооткрывали, всех их надо обкладывать и следить за тем, чтобы они не творили тут бесчинство!

– Подумай, прежде чем дать ответ, я тебе не советую, сейчас время смутное, подставят тебя, сядешь надолго за решетку или вообще стрельнут.

– Вот и я об этом же думаю, – ответил Фран. – Страшно, но как-то надо жить, на работу не устроишься, везде всё разваливается, да и платят мало. А девчонка моя уже достала меня, то одно, то второе, то третье, всё купи, и всё мало. Денег много надо, да и машину хочу!

– Ты не торопись, говорю тебе ещё раз, подумай! Всё взвесь, и лучше откажись, а то влезешь, обратной дороги не будет.

Вдруг Фран встрепенулся:

– Вон ко мне Конга идёт. – Сказал он тревожным голосом.

Я обернулся и увидел подошедшего к нам здоровенного парня по кличке Конга (Конга. Осужден на пожизненный срок). Он подошел, поздоровался, отозвал Франа в сторону, они стали о чём-то говорить. Время было уже к полночи, я решил, что надо идти домой.

– Ну ладно, всем спокойной ночи, пока!

Я пошёл домой и думал, что мы хорошо посидели, поговорили. На небе были звёзды, улица была пустая, и только луна слегка озаряла крыши домов. В кустах пели сверчки, я любил такие вечера, тёплые и тихие, в такие моменты становилось спокойно и хотелось думать о чём-то хорошем, ведь вся жизнь была ещё впереди. На следующий день я сходил на тренировку, Чырыги в зале не было, он вообще стал появляться редко на тренировки. А однажды он приехал на новенькой машине «жигули» восьмой модели. Это был триумф, эти модели только появились и мало ещё кто ездил на них. Вечером я, как и договорился с Укумом, пошёл после тренировки к нему домой. Возле его дома стояло несколько машин, и толпились ребята. В общей сложности народу было много, почти столько же, когда его встречали после первой отсидки. Я помню этот день. Я тогда пришёл к нему, конечно, машин было в тот день гораздо больше, и ребят тоже было много, и даже пришли те, которых я не знал и видел их в первый раз. Уже позже, познакомившись, я время от времени пересекался с ними или у него дома, или на стадионе, когда катались на коньках или играли в футбол. Когда я зашёл, они уже были настроены ехать и искать тех троих хлопцев, которые дрались с Укумом. Укум был очень сильный и бесстрашный, он всегда врывался в толпу, когда шла драка, и сшибал с ног одним ударом. Даже ребята порой говорили в шутку, что попасть под удар Укума всё равно что под электричку. Укум сидел на деревянном ящике и возле него стояли ребята: Нота (Убит киллером), Карась (Пропал без вести. Предположение, что убит), Диргач (Осужден), Анам (Повесился), Порох (Убит), Намид (Убит). Они были старше меня года на два, кто-то был одногодка со мной. Когда я подошёл к ним, они начали расспрашивать, как всё происходило. Я рассказал эту неприятную сцену. Добавив, что если бы у них не было палок в руках, то не справиться им с Укумом.

– Молодец, что пришёл, а то одни коровы тупые, – усмехнулся Нота.

– Да заткнись ты, обезьяна! – отмахнулся Укум.

– Сам ты обезьяна!

Они вступили в словесную перепалку, это было их обыденной нормой дружеского поднятия настроения. Ребята стояли, курили и посмеивались над шутливыми приколами и перепалками Укума и Ноты.

– Ну ладно, хорош вам, – вмешался Карась, – надо ехать, что тут штаны зря просиживать. Мы вышли на улицу, сели в машины, вазовские шестёрки и семёрки, не новые, но в хорошем состоянии. Те ребята, которые стояли на улице, тоже сели в машины, и мы поехали просматривать дворы. Мы заезжали в каждый двор, где собирались или могли собираться парни. На время останавливались, двигатели не глушили и смотрели по сторонам, выискивая тех, кто нам был нужен. Иногда из машины выходил Карась с Укумом, подходили к ребятам, которые стояли возле подъездов, спрашивали их, не знают ли они, где живут те, которых мы искали. Если Карасю и Укуму не нравилось, как им отвечают, то они делали по несколько ударов в грудь им, и толпа тут же разбегалась. Они садились обратно в машину, и мы ехали дальше и так объезжали каждый двор. Где-то в каких-то дворах были свои знакомые ребята, с которыми выкуривали по сигарете. В одном из дворов нам намекнули, где мы сможем найти одного из тех, кто был в этой тройке. Мы поехали в то место, где предположительно они могли жить. Поставили машины за деревьями, чтобы было не так видно и не могло отпугнуть тех, которых мы пытались найти. Стали ждать, и в этот день нам почти что повезло. Наконец мы увидели, как тот тип вышагивал под ручку со своей девушкой. И как бы ни кипел в сердце Укума огонь мести, мы не стали трогать этого красавчика. В то время был суровый закон справедливости, и в него входило одно правило: когда парень со своей девушкой, то его бить нельзя. Он спокойно прошёл, заметив неладное. Они скрылись в подъезде, и так он и не вышел. И это повторялось почти каждый день на протяжении трёх дней, пока Карасю всё это не надоело, и он подошёл к нему и сказал:

– Ты проводи свою принцессу и выходи, если ты мужик, с тобой хотят поговорить.

Он так и сделал. Проводил свою девушку домой и вышел, хотя и не сразу, а в руках держал палку. Палку, конечно, у него сразу отобрали и дали ему, как следует за это. Потом взяли его и поехали к его дружкам и проучили их. Наконец, успокоившись результатом, ребята решили пойти выпить. Они поставили машины, и мы пошли в кафе. В кафе было шумно, играла музыка, мы сели за столики, взяли выпить и закусить. Сидели, смеялись и шутили друг над другом, временами вспоминая эпизоды наказания этих трёх червей, которые оправдывались, когда их прижал к стене Укум. Было весело и беззаботно, потом взяли ещё бутылку и пошли гулять. Проходя через дворы, останавливались, подходили к знакомым ребятам, наливали им выпить и после, обнимаясь и веселясь, шли все вместе дальше по улицам и дворам. Со стороны была такая картина, как «Бурлаки на Волге». Ребята шли огромной вереницей на полупьяных ногах и пели песни. Дойдя до остановки трамвая, решили проехать несколько остановок. Тут подошёл трамвай, все ринулись в трамвай, как морской десант на корабль. Трамвай из двух вагонов тут же стал полон. Я встал на заднюю площадку, рядом со мной впихнулись Анам, Укум, Карась, Нота, Диргач, остальные расселись в среднюю и переднюю площадку, кто-то залез в первый вагон. Рядом с нами стояли уже ехавшие пассажиры. Вдруг я услышал резкий и наглый вопрос стоящего впереди меня парня, прилично одетого, старше нас лет на шесть.

– Ты что так пялишься? – он смотрел на Анама. Анам смотрел на него. У Анама были добрые и немного пьяные глаза. Анам всегда говорил спокойным голосом с улыбкой. Вот и в этот раз он так же сказал:

– А что, нельзя?

– Нет, нельзя!

– А как можно?

– Ты не понял, тупица?! Я тебе сказал, не смотри на меня так! – наглым голосом повторял этот нахальный парень.

Тут вмешался в перепалку ещё такой же пассажир трамвая, как потом выяснилось, они ехали вместе и были друзьями.

– Ты что, не понял, тебе говорят, пасть свою заткни и глаза не пяль.

Анам поднялся со ступеньки выше, он стоял, прижавшись к двери, и ему было неудобно на узкой подножке.

– Куда ты лезешь? – сказал он резко и, ухватившись за одежду Анама, толкнул его обратно.

Весь трамвай затих, и все ждали, что будет дальше.

– Ну что ты смотришь на эту тупую рожу, – сказал этот наглый пассажир своему другу. – Дай ты ему в репу!

Это был как сигнал к бою. Карась развернулся и нанёс удар этому наглецу. У Анама поменялось выражение его лица, его добрая мимика стала тигриной, он тоже нанёс пару ударов. Весь трамвай, словно корабль в море, заштормило, эти наглые два дружка начали махать кулаками. Нота обсыпал их молниеносными ударами, эти хамоватые псы пятились в мою сторону, я схватил их за воротники и ударил головами друг об друга. Нота наносил им удары в живот, Карась бил сбоку, Анаму уже совсем не удавалось к ним пробраться, потому что их оцепили в кольцо и каждый старался ударить. Женщины начали кричать. Двери открылись, когда трамвай подошёл к своей остановке. В этот момент Укум и Карась нанесли одному из них одновременно удары в голову, этот наглец, перелетая через ступеньки трамвая, вывалился на улицу, второй ринулся бежать в среднюю дверь, там ребята вытащили его за шиворот на улицу. Все ребята выскочили из трамвая, я оглянулся, в стороне уже колошматили того, кто пытался убежать, а второй на карачках попытался обратно залезть в трамвай. Его вытащили обратно за ноги со ступенек, на которые он старался забраться ползком, и продолжали бить. Ярость у Анама была велика, вдруг этот наглец, которого били, набрал силы и вскочил, я ему нанёс прямой удар в голову, он опять упал. Водитель трамвая выбежал на улицу и стал кричать:

– Разойдись, милиция, милиция!

Вдруг откуда-то и вправду показалась милицейская машина, они включили сирену. Все ребята дали драпу, только пятки сверкали, Анам и я никак не могли успокоиться. Нота кричал:

– Уходим, уходим, менты!

Анам стартанул что есть мочи, я вслед за ним и Нотой, рядом бежали Укум, Карась и Дергач. Я начал значительно отставать от всех, нога болела, видно, когда выпрыгивал из трамвая, неудачно её подвернул. Нота оглянулся:

– Давай, давай, не отставай.

Я старался бежать что есть сил, но боль в ноге не давала. Я остановился и начал ковылять. Нота оглянулся и тоже остановился, взял меня под руку, и мы пошли вслед за всеми. Те, кто бежали впереди, тоже остановились и спокойно пошли. Укум хромал так же, как и я. Мы сравнялись с ним, я подхватил его тоже под руки, и мы пошли втроём вслед за всеми. Зашли во двор, там у подъезда уже стояли те, кто бежал впереди нас. Увидев нас, они рассмеялись, картина была действительно смешная: трое шли в одну ногу, хромая, поддерживая друг друга. Мы расцепились, подошли к ним и начали обсуждать всё то, что произошло. Потом зашли в подъезд, Карась позвонил в квартиру и оттуда вышел Дима по кличке Японец. Мы ему начали рассказывать про то, что сейчас было. Каждый рассказывал, приукрасив всё в сотни раз. Японец ухмылялся, а потом зашёл домой и вышел обратно уже с бутылкой водки. Все засмеялись и радостно стали делать по глотку прямо из горлышка бутылки. Потом Нота сказал:

– Ну, пора расходиться по домам.

Время было уже позднее, и от нашего шума и хохота жильцы не могли уснуть и выходили в подъезд с просьбой, чтобы мы вели себя тихо. Мы начали расходиться по домам. Я и Дергач пошли в сторону наших домов, потом он свернул к своему дому, а я к своему. Я подошёл к подъезду, на лавочках сидели ребята, а у подъезда стояла восьмёрка Чырыги, та самая новая машина, которую он приобрёл на днях. Из окна Чырыги доносились весёлые разговоры. Я поднялся на его этаж, позвонил. Дверь открыл незнакомый парень и пригласил меня зайти. Я зашёл в квартиру, в квартире было много народу, на кухне, в комнате, в коридоре – везде толпились люди. Чырыга увидел меня. Мы поздоровались.

– Ты куда пропал? – спросил он меня.

– Да разве это я пропал? Это ты, как взял машину, то совсем тебя не видать стало, на тренировку не ходишь, дома не появляешься.

– Да, понимаешь, дела, дружище, дела, полно дел навалилось! – ответил Чырыга. – Ты заходи ко мне, как машину увидишь во дворе, так я дома.

– Ладно, хорошо! Давай в следующий раз поболтаем, а то я устал, пойду домой. Да и гостей у тебя хватает без меня!

– Ну хорошо, не пропадай, увидимся!

Эта была его коронная фраза. Я попрощался и пошёл домой. Сам не понимаю, зачем я заходил без всякой причины и надобности. Наверно, просто так, в то время всё было проще, и двери во многих домах были открыты для гостей днём и ночью.

На следующий день вечером я отправился на тренировку. Вдруг меня сзади кто-то окликнул. Я повернулся и увидел Серёгу по кличке Коса (Пропал без вести. Предположительно убит). Коса был бывший боксёр, старше меня лет на двадцать, и его знали в округе местные ребята. У него уже была семья, и он мало вмешивался в местные потасовки. Кличку Коса дали ему, видимо, потому, что у него была своеобразная походка. Он был накаченный, мышцы спины затекли уже возрастным жиром, и он ходил, широко расставив руки, подчёркивая значимость своих широчайших мышц. Раскачиваясь из стороны в сторону широкими шагами, он как бы замахивался и скашивал руками пространство так, что напоминало это человека с косой, который косит сено. Со стороны его походка смотрелась очень смешно, и местные ребята часто подшучивали над ним за глаза. Многие смеялись над его неуклюжей походкой, но он не догадывался об этом и считал себя крутым парнем. Но когда он подходил, конечно же, никто виду не подавал, что эта походка всех веселит. Коса был по возрасту старше, и хотел всегда превзойти всёх, с кем бы он ни общался. Сам же он был человек недалёкий, к тому же ещё и завистливый и очень жадный, и эта его характерная черта отражалась на его склочном отношении к другим людям. Он часто начинал возвышаться гордо и без причин над человеком, с которым он говорил. А уж если речь и вовсе заходила в пользу его интереса, то тут уж он мог грубить, напирать на человека и даже ринуться в драку. У меня с ним были ровные отношения, и мы иногда болтали ни о чём, просто так. Он давал какие-то свои советы или подтрунивал дурной шуткой.

Я остановился, Коса подошёл, мы поздоровались. И он с вальяжностью поставил ногу на бордюр, опираясь на колено рукой. Встав в эту позу, он настроился на очередной пустой разговор. Я сразу это пресёк, сказав, что я иду на тренировку. Ему это не очень понравилось, видно, ему хотелось с кем-то посплетничать, но на его пути встретился только я.

– А куда ты ходишь? – спросил он.

– В зал к Совку, – ответил я ему. Совком мы называли тренера из-за его фамилии Совокунин. Я стал ему рассказывать, что Чырыга мне дал ключи от зала, и я хожу туда вместе с ним. Но вот только он что-то в последнее время стал ходить всё реже.

– Ну потому, что он ушёл в дела и бизнес. Какие ему тренировки. А ты ходишь в зал, молодец! Только там нет тренажеров, на которых можно качаться. А у нас есть.

– Где у вас? – спросил я его.

– У нас, в нашем зале.

Он начал рассказывать, что он тоже ходит в зал, который они сами сделали. Он в то время ещё работал в трамвайном депо. И там сотрудники выпросили у начальства комнату под спортзал и оборудовали тренажёрами.

– Приходи, посмотришь, как у нас там классно, – пригласил Коса. – Если тебе понравится, можешь приходить заниматься, а то мне там не с кем в спарринге поработать. Никто не соглашается со мной встать в спарринг, все боятся. И если понравится тебе наш зал, надо будет сделать вложение.

– Какое вложение?

– Ты говорил, у тебя есть дома боксёрский мешок, вот его можно привезти и повесить в зале.

– Ладно, я подумаю, – сказал я и пошёл на тренировку. Мне его предложение показалось смутным, зачем мне ходить в зал, в который ещё я должен и грушу свою притащить, и про спарринг тоже было непонятно. Дело в том, что в нём было килограммов сто, а то и больше, а во мне от силы шестьдесят. Наши весовые категории явно не совпадали. Но в его словах крылся подвох, и дружеским приглашением явно тут и не пахло. Спустя какое-то время я всё же пришёл в тот зал, в который звал меня Коса. Он в очередной раз встретился мне во дворе и уговорил прийти позаниматься. Ему хотелось показать и похвастаться этим спортивным залом. Я стал иногда приходить туда. Там стояли уже современные тренажеры, и висела пара боксёрских мешков. Как-то раз Коса настоятельно уговорил меня с ним побоксировать. Я понимал, что силы неравные, но считал, что отказываться как-то не по-мужски. Я, конечно, говорил ему, что он намного тяжелей меня в весе, и разряд его по боксу был кандидата мастера спорта. Но он убеждал меня, что ему хочется подвигаться в лёгком бою, и он уже подзабыл, как боксируют, и хвалил меня за свежие навыками бокса. Я согласился. Ребята, которые там занимались, тихонько отговаривали меня и приводили примеры его непорядочности. Деваться некуда, я надел перчатки, размялся, он тоже надел перчатки. Мы начали боксировать, вначале мне показалось, что он и вправду не мог боксировать, двигался он тяжело, пропускал мои удары. Но он, видимо, изучал мою тактику, ведь ему это было просто, потому, что сила моих ударов была совершенно не совместима с силой его ударов. Так всё и произошло, в тот момент, как я только расслабился и подошёл в ближний бой, он стремительно нанёс мне два тяжелейших удара в голову. В глазах всё потемнело, в ушах появился шум, я совсем потерял ориентир, но всё же устоял на ногах. Когда темнота в глазах перешла в лёгкую рябь, и я снова увидел его, стоявшего напротив, в стойке с сияющей удовлетворённой улыбкой, выжидавшего момент добить меня. Тут вмешался парень, занимающийся с нами в зале. Он подошёл, поняв, что сейчас может случиться что-то непоправимое, и резким голосом сказал: