Полная версия
Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга шестая
Благословенно МВИЗРУ ПВО
Книга шестая
Редактор Владимир Борисович Броудо
ISBN 978-5-4496-3346-0 (т. 6)
ISBN 978-5-4496-1702-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Рыжик Анатолий Игоревич
(вып. МВИЗРУ ПВО 1971 г.)
Рыжик Анатолий Игоревич
Жизнь в зелёном мундире
(Отрывки из книги. Продолжение. Начало в Сборнике «Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга пятая», 2019 г)
Часть 6
Подготовка к сессии велась одновременно с подготовкой к свадьбе.
Нам были выделены родителями средства на покупку колец, платья, туфель и фаты. Средства ограничивали, приходилось носиться по всему Минску, чтобы купить что-то получше.
Помню цены. Обручальное кольцо Анны 98 рублей. Моё – 44. Мой свадебный костюм – 46 рублей.
Кстати, костюм я больше ни разу не надевал, а продал его сразу после свадьбы.
Заказали на автовокзале автобус в деревню – везти нас и приглашенных сокурсников.
Такое свадебное приглашение сделала моя Мама
На свадьбу был приглашён родителями начальник курса – подполковник Мачула.
Оказывается, он приходился отцу… дальним родственником!
Это выяснилось ещё тогда, когда Папа приезжал в училище в связи с моим рапортом на отчисление.
Дворцы бракосочетания в Минске были забронированы на полгода вперед, поэтому роспись мы решили произвести в ЗАГСе поселка (тогда, сейчас Минск) Уручье, недалеко от училища.
Свадьба
Автобус был заполнен. Роспись свершилась.
Нам предстояло проехать около сотни километров до деревни. Дорога пролетела незаметно, пели песни, шутили.
Пока мы ехали, я несколько раз пытался у Анны выяснить, какие будут на свадьбе белорусские «обычаи». Она отшучивалась: «Там узнаешь». Так и получилось – узнавал там.
Подъехали к дому, когда на улице была сплошная темнота. Двор был освещён. На всю деревню гремел духовой оркестр. Нас с Анной встречала самая древняя пара в деревне, прожившая в браке больше всех.
В руках они держали поднос с хлебом солью.
Анна предупредила – мы должны пройти под ним. Полезли. Во время этой церемонии мне ударили по темечку подносом.
Считая деда не удержавшим хлеб-соль, я буркнул: «Поаккуратней». Мне объяснили – это сделано, чтобы мы были богатыми… Обычай такой.
Олигархом я не стал. Думаю, виноват дед – слабо долбанул….
Белорусские ритуалы преследовали меня даже когда сели за стол. За столом был самый впечатляющий.
К молодым выстроилась очередь гостей с подарками.
Передо мной поставили поднос, на котором стояло рюмок двадцать наполненных водкой!
Гости поочерёдно подходили к нам, вручали подарки.
С «хозяином» (главой) семьи, которая уже вручила подарок, я должен был выпить, взяв рюмку с подноса.
Подарки дарили хорошие, и я, дабы не обижать гостей пил по полной рюмке.
Когда прошло пять семей, и я выпил со всеми, то увидел округлённые глаза Анны. Посмотрел на выстроившуюся очередь гостей – она заканчивалась на улице. Я понял – не выдержу…
Оказывается поднос с рюмками для гостей, а мне надо пить из моей рюмки. Можно не по полной.
Гостей было 149 человек. Столы стояли вдоль всех комнат дома. На мясо забили кабана и зарезали телёнка. Самогона сварили 80 литров, не из экономии.
Родители Анны предупредили, что деревенские не пьют другого напитка. Мы всё же заготовили несколько ящиков фирменной водки – «беловежской» и несколько ящиков вина. Почти всё осталось. Эти напитки употребляли только наши с Анной сокурсники и друзья.
Употреблял и подполковник Мачула. Жена через пару тостов пить ему запретила, и он перестал. Перед ним стояла одна рюмка, из которой он после тоста выпивал по полглотка.
Но воды он пил много – трижды просил Трёкина принести холодной, «ключевой водицы» из колодца. Тот бегал на улицу и приносил ему воду в здоровенной эмалированной кружке.
К полночи Мачула почему-то «поплыл», а его жена удивилась – ведь он очень мало выпил!
Не удивился только Трёкин.
Потом он нам рассказал, что в кружку входит полторы бутылки «беловежской». А о его действиях «по доставке воды» он был проинструктирован Мачулой заранее.
Из подарков на свадьбе запомнилась гора льняного белья, которым мы очень долго пользовались.
Запомнился подарок моих родителей, потому, что он произвёл фурор среди деревенских жителей. Они подарили мне ковёр и торшер. Торшер был фундаментальный, хромированный.
Папа не надел на него абажур, и деревенские решили, что это зубоврачебный агрегат.
По столу прошел ропот, мол, я умею чинить зубы, и Анне здорово повезло…
Запомнился подарок моих сокурсников.
Сразу после свадьбы я должен был сдавать экзамены по «35 дисциплине». Это зенитно-управляемая ракета ЗРК С – 75. Времени на подготовку у меня не было.
Ребята для меня пометили экзаменационный билет и вручили его номер мне на свадьбе.
К нему в комплекте дали готовую шпаргалку.
(Именно этот билет я на экзамене и вытащил).
Для свадебной ночи была специально подготовлена изба. Нарядная, светлая, праздничная.
Хозяева гордились, что была выбрана именно их изба и, проводив нас, ушли куда-то ночевать.
В Новогоднюю ночь (второй день свадьбы) был Дед Мороз и Снегурочка.
Все дни было искреннее веселье.
Особенно всем нравилось, когда пела семья Рогалевичей. В два голоса, а аккомпанировал на баяне младший брат Анны – Саша.
Отвозили нас с подарками, и ещё не пришедшим в себя Мачулой, до автобуса идущего в Минск на «розвальнях». Вёз старший брат Анны – Слава.
Свадьба была пять дней. Жаль, что мы с Анной уехали после трех – экзамены. А свадьба пела и плясала…
Наш уход оставался незамеченным два дня.
Семейная жизнь и выпуск
● После зимней сессии она продолжилась стажировкой. У обоих: у Анны и у меня. С разрывом в три недели. Я ехал на войсковую стажировку в город Поставы, который находится на границе Белоруссии и Литвы. На месяц. Затем – переезд в Москву – точнее в Кунцево, где предстояла стажировка на военном заводе.
В тот период, когда я должен был приехать в Москву, то в это же время там должна была оказаться и Анна. У неё проходила стажировка в столичных театрах. У нас получилось незапланированное, но очень удачное совпадение – о таком можно только мечтать. Можно даже засчитать это как свадебное путешествие – подарок от Господа Бога.
В Поставах, куда я приехал на войсковую стажировку, стоял полк. Оттуда меня переправили в зенитно-ракетный дивизион в Швенчёнис. Бывал я и в других дивизионах полка, которые стояли возле местечек Шауляй и Янчунай.
Ездил по делам и в город Елгава. (Повезло – посмотрел Прибалтику).
Служба в этих подразделениях была нетяжёлой, места были неотдалённые (по масштабам СССР) и красивые. Магазины (по советским временам) были наполнены товаром – хорошее снабжение.
Стажировался я в должности заместителя командира радиотехнической батареи (в такой должности меня должны были выпустить из училища и отправить в войска).
В дивизионе, в моей батарее, служили офицеры – двухгодичники (из студентов), с ними было легко решать все вопросы, кроме вопросов боевой готовности. Тут они были слабы.
Ещё запомнился мне начальник штаба дивизиона, который постоянно ходил в валенках с калошами. Он мне показался очень старым и каким-то обрюзгшим – ему было уже сорок пять лет! Запомнился он мне своими причудами и странностями. Например, он требовал, чтобы к нему подчинённые обращались не иначе как:
«Товарищ дембельный майор».
Отработав стажировку в Поставах, я поехал в Москву (без заезда в училище). Там, проходя свою стажировку, уже несколько дней ждала меня Анна. Для меня она взяла у кого-то студенческий билет Щукинского училища (2*24) и теперь я мог вместе с ней бесплатно ходить в театры.
За время пребывания в Москве мы сумели вдвоём с Анной посетить театры: Малый, Сатиры, Вахтангова, Ермоловой, Гоголя, Моссовета, Современник.
В СССР был такой указатель на г. Янчунай
Моя стажировка на заводе практически не контролировалась начальством, поэтому я смог сменить её на «стажировку» со студентами Белорусского театрального института.
Я правильно делал, полагая, что такой возможности посетить театры Москвы у меня больше не будет.
Кроме театров, мы исколесили Москву и её окрестности.
Кремль, панорама битвы в Бородино, мавзолей Ленина, Новодевичий собор, Пушкинский музей…
Коля Ларичев организовал нам экскурсию в Архангельское, которое мы с удовольствием посмотрели, посетили и дворец князя Юсупова. Три недели пребывания в Москве пролетели как миг, но оставили впечатление на всю жизнь.
На этом наше «свадебное путешествие» не закончилось – предстоял зимний каникулярный отпуск.
Из Москвы (через Минск) мы поехали в Кронштадт.
Как провели отпуск я уже не помню, но в альбоме сохранилось фото, на котором я и Анна едим шашлыки с блинами (?!) на Якорной площади.
Во время празднования масленицы
● Мне оставалось пребывать в Минске четыре месяца, а потом в войска. Анне ещё надо было учиться год.
В этот период Анна стала практикантом студии Белорусского телевидения и, периодически попадая на экран, зарабатывала деньжат. Она участвовала в детских программах, читала стихи, иногда были спектакли. В те времена на телевидении деньги платили не весть, какие, но от восьми до пятнадцати рублей Анна за раз приносила.
● В поселке Колодищи (от училища одна остановка автобуса) мы сняли комнату. Вторую комнату в этом же доме сняли Сергей Павлычев и Валя Диких (он мой, она Анны однокурсники).
В третьей комнате жили хозяева дома – дед и бабуля. Приятные, спокойные люди, которые нам совершенно не мешали. Они-то нет, а вот их «хобби» – варить самогон на кухне давал о себе знать. Хозяева неоднократно пытались угощать нас своим варевом, но мы, уже нанюхавшись паров с кухни, его возненавидели.
К нам в гости постоянно приходили мои и Анны однокурсники, у которых не было своего угла. Приходили поужинать и просто так.
Как-то раз пришли Алька Гинзбург и Витя Шорин отобедать.
«Принесли, – говорят, – вам подарок» Открывают портфель и начинают доставать из него посуду: глубокие и мелкие тарелки, ложки и вилки. Смотрю, а всё, что они вытряхивают из портфеля, – грязное.
Спрашиваю: «А что, нельзя было подарок чистым принести? Обязательно надо было сначала в нём пожрать?» Ребята ничуть не смутились: «Ты что, думаешь, мы в магазине купили? Мы в столовой поели, а посуду Вам принесли…»
Гостем «по неволе» у нас бывал однокурсник Олег П*. Дважды.
Оба раза, как он говорил, скрывался от милиции и ОБХСС.
Первый раз дело было связано с зарабатыванием денег на «дефиците». У отца П* были колоссальные связи, и он мог «устроить поступление» в любой институт.
Олег этим пользовался.
В ЦУМе он был знаком с молодыми продавщицами, которые собирались поступать в ВУЗ. Те в свою очередь знали возможности П*.
Продавщицы продавали Олегу «дефицит» в «счёт будущей помощи при поступлении».
А Олег продавал дефицит с «наваром».
Сейчас это называется бизнес, а тогда называлась спекуляция. За неё сажали в тюрьму.
Однажды П* продали очень мощный дефицит – ковёр. Олегу срочно нужны были деньги, и он решил продать ковер прямо на ступеньках ЦУМа.
Работники ОБХСС взяли его с поличным.
Кажется, всё пропало, от возмездия не уйти.
Панкратов не растерялся, сказал ОБХССникам, что они его напугали, да так, что он …!
Туалет у ЦУМа за углом, и он попросил отпустить его «почиститься». Убедил, что не убежит – он оставит в залог свой паспорт (у него был фальшивый) и ковер.
ОБХССники поверили – разрешили. Может, им нужен был ковёр.
А может, нечем было дышать…
П*в конечно убежал.
Скрывался у нас в Колодищах три дня – обошлось.
Второй раз, перепуганный, П* появился у нас по причине «воровства».
Днём мы отмечали чей-то день рождения в ресторане.
Я и Анна ушли раньше основной массы празднующих гостей. В их числе остался и П*.
Дальше события происходили так:
– У Олега в ресторане украли кошелек, в котором был жетон гардероба.
– Уходя из ресторана, он взял со стола бутылку водки и выпил её с гардеробщиком.
– После «употребления» гардеробщик дал Пону возможность забрать пальто без жетона.
– Французское пальто Олега отсутствовало, и он подобрал себе «подходящее».
– Уже у выхода его догнал гардеробщик и сообщил, что вместе с этим пальто на крючке висел пакет с женскими сапогами, и что Олег их… забыл!
Вот в этом-то «подобранном» пальто и авоськой набитой женскими сапогами П* появился у нас дома в Колодищах. Скрываться во второй раз.
Через сутки его разыскал отец.
Он с помощью милиции нашел французское пальто Олега и вернул владельцам «нечаянно забранные сыном сапоги».
● Учёба шла своим чередом и у Анны и у меня.
Мне она была не в тягость – выпускной курс поднял настроение и придал уверенность в себе.
Фотоколлаж о курсантской жизни
Вечера я и Анна проводили дома, восхищаясь тем малым уютом, который смогли себе позволить, проживая в Колодищах. Рестораны посещать мы стали значительно реже понимая, что обедать и ужинать надо каждый день, а на это нужны деньги. Обедали мы раздельно в своих учебных заведениях, а ужинали дома. Часто с друзьями, которым нравилось нас посещать. Ещё чаще вчетвером с соседями – семьей Сергея Павлычева, нашими однокашниками.
Ужин готовила Анна (она заканчивала учёбу раньше, чем я) на той самой кухне, где хозяева варили самогон. Я после занятий сразу же летел домой, нигде не задерживаясь. Самым изысканным блюдом для нас была жареная картошка с сардельками. Сардельки были сочные, вкусные и стоили рубль двадцать копеек.
Под конец месяца деньги обычно заканчивались, и мы переходили на одну картошку, благо её было достаточно – привозили с запасом из деревни от родителей Анны. Те деньги, которые у нас появлялись (стипендии и подработка Анны на телевидении) полностью обеспечивали наше бытиё, не создавая каких либо комплексов ущербности.
Мы жили на то, что имели, и совершенно не думали о том, что этого мало. Крайне редко брали в долг. Короче говоря – финансовое положение нас не тяготило. Активная жизнь после свадьбы у нас не изменилась: гуляли по городу, ходили в музеи, кино и на выставки. Я посещал спектакли, в которых участвовала Анна, смотрел её по телевидению, бывал на капустниках проводимых в театральном институте.
Иногда вместе с Анной (на правах студента) присутствовал на профессиональных встречах с мэтрами советского театрального искусства и кинорежиссерами (С. Герасимов, А. Баталов, Л. Быков).
С тех времён осталось несколько фотографий, на которых изображена Анна в гриме. Значительно позже в семейном альбоме я их использовал, сделав коллаж «Анна до замужества и после».
● С февраля по май 1971 года проводились практические и теоретические занятия по автомобильной подготовке.
Проехать на автомобиле на этих занятиях мне удалось два раза по 10 минут (положено было проехать в сумме около двадцати часов). Очевидно, (перед сдачей экзамена в ГАИ) на кафедре автоподготовки прорезалась ответственность за обучение и мне запланировали третье двухчасовое практическое вождение на грузовике. Я решил отнестись к нему очень серьёзно, ибо на экзамене при сдаче вождения не воспользуешься шпорами, а удостоверение водителя получать надо.
В указанное время я пришёл на занятие в автопарк. Старшина сверхсрочной службы, инструктор практического вождения, приказал мне сесть в кабину, а сам сел за руль. Сообщил: – «Надо выехать за город, а там за руль сядешь ты».
Выезжали мы более тридцати минут, со скоростью 80 км\час. Когда оказались в какой то деревне, он заехал в один из дворов, и мы вдвоём накидали полный кузов берёзовых дров. Затем инструктор посмотрел на часы и с сожалением произнёс: «Припозднились. Жаль… не успеешь порулить!» Прыгнул за руль, и мы помчались вываливать дрова к нему домой. За руль я, в самом деле, не успел. Но в конце «практического вождения» инструктор поставил мне «отлично» и сказал, что я молодец.
Экзамены мы сдавали ГАИшникам, а принимали они не переброску дров, а вождение. Причём принимали серьёзно. Я сдавал в конце группы и успел составить алгоритм действий.
Выглядел он так: нейтральная, зажигание, левый поворот, жим сцепления, газу и медленно отпустить сцепление. Всё, поехали.
Я многократно это повторял, видя ошибки ребят сдающих экзамен до меня. Олег Панкратов, очевидно, отрабатывал практику вождения тоже на перевозке дров или навоза, потому что вместе со мной повторял алгоритм действий. Однако времени у него было меньше – он сдавал раньше меня.
Сев в машину Поша благополучно тронулся с места, начал набирать скорость. Вдруг машина заревела, начала дёргаться и дымить. Буквально через минуту Панкратов вылез из кабины, и сообщил, что не сдал, а почему, не поймёт. Говорит: «Когда я тронулся с места, начал набирать скорость, ГАИшник говорит: «Быстрее», я добавил газ. ГАИшник опять говорит: «Быстрее». Я ещё добавил газ. Он опять – «Быстрее». Я ему говорю: «Это максимум – педаль нажата до отказа! Плохо машина едет…»
Я понял ошибку Олега и в свой алгоритм добавил: «Набрал скорость – переходи на повышенную передачу» Я сдал!
Сдавшим экзамен удостоверения на право управлением автомобилем были выданы 23 мая 1971 года. Выпускные (из училища) документы на нас готовились заранее. Фотографии в форме лейтенанта были сделаны за полгода до выпуска. Поэтому на удостоверении красовалась моя фотография в лейтенантской форме.
Получать водительские права в ГАИ я пошёл вместе с женой. У нас были билеты в кино, на французский фильм «Мужчина и Женщина» и мы собирались, получив документы, сходить на него.
● ГАИ находилось в каком-то районе Минска, а церемония получения прав длилась недолго. Я тогда ёще недооценивал значение полученного удостоверения, но был горд иметь международные водительские права. Конечно, будь деньги, мы с Анной зашли бы в какой-нибудь ресторанчик и отметили это событие, но…
Мы гуляли по солнечному Минску, строя дальнейшие планы на жизнь, когда я ЕГО увидел!
Он лежал на краю тротуара в траве. Первым желанием было бросится и поднять его, но усилием воли оно было подавлено. Я оглянулся по сторонам. В это время и Анна тоже заметила ЕГО и шепотом предупредила: «Нитка».
Точно: к рублю была привязана нитка, а тянулась она к автобусу стоявшему у обочины. Морды желавших посмеяться над нами облепили все окна.
Мы продолжали движение, как бы не видя рубля и рож, застывших в ожидании смеха, а когда подошли близко, я в стремительном прыжке запрыгнул на нитку. Она натянулась, но рубль не поплыл от меня!
Я наклонился, оторвал нитку и положил рубль в карман. Враз погрустневшие физиономии в автобусе поняли: без боя добычу я не отдам. Сделав слабые попытки вернуть своё – они быстро смирились с поражением.
Мы с Анной зашли в ближайшее кафе (Анна даже помнит его название – «Эра») и заказали по бифштексу, на котором лежало яйцо-глазунья. Какой вкусный был бифштекс!!!
Фильм «Мужчина и Женщина» и музыка в нём на нас тоже произвёли неизгладимое впечатление.
Дипломный проект
● Наступило время свободного, ответственного и волнительного творчества – период написания дипломного проекта.
Писали дипломную работу мы совместно с Мостивым. Вел нашу работу кандидат технических наук подполковник Прохоренко.
Дипломная работа имела задачу оценить надежностные характеристики зенитно-ракетных комплексов. Объём действий предстоял титанический – выписать радиоэлементы всех схем ЗРК. Составить их количественный список и перемножить на интенсивность отказов каждого элемента схемы. Вручную! Если серьёзно относиться к этой работе, то она заняла бы пару лет кропотливого труда.
Мы с Мостивым корпели над схемами, проклиная судьбу. Но это было недолго.
Однажды Валера появился со статьей в газете: «Смотри!» Написано было о Минском Государственном институте иностранных языков. В статье говорилось, что доктор филологических наук Петровский составил алгоритмы перевода иностранных языков с одного на другой.
«Ну и что?» – не понял я.
«Объясняю, – начал Мостивой. – «Буква сама по себе ничего не значит. Логическая связь букв – слово уже содержит смысловую нагрузку. Логическая связь слов – предложение – более ёмкая смысловая информация»
«Ну и …? – ещё не понимал я. – «Будем филологами?».
«Нет, конечно, – возразил Валера. – «Но посмотри. Радиоэлемент сам по себе ничего не значит. Логическая связь радиоэлементов – схема. Она уже содержит принципиальное решение какой-то задачи. Логическая связь схем – конструкция – зенитно-ракетный комплекс!»
«Шикарная идея, – подхватил я. – Выписав элементы и установив между ними связь, можно проектировать оптимальные и унифицированные схемы. Следующий этап – агрегаты и комплексы…»
Идея приобрела очертания. Когда мы доложили о ней нашему научному руководителю, то он подпрыгнул от радости: «Это будет моя докторская диссертация!»
«Чья???» – нескромно переспросили мы.
Однако эйфория Прохоренко была недолгой и сменилась печалью:
«Стоп, а что толку от вашей идеи? У меня самого идей как на… морщин! Как её реализовать? Где взять алгоритмы?»
Он был уверен, что доктор филологических наук Петровский свои алгоритмы перевода иностранных языков нам не даст. Но мы с Мостивым решили – попробуем добыть. Чем чёрт не шутит?
Сходили в Минский Государственный институт иностранных языков, записались на приём к Петровскому. В назначенный день и час мы пришли в институт. Он нас принял:
«Слушаю Вас, молодые люди. Чем я интересен защитникам Отечества?».
Как могли, рассказали о нашей идее воспользоваться плодами его труда.
Идея ему очень не понравилась.
«Это моя докторская диссертация, которую я защитил. В настоящее время работаю над её совершенствованием и никому ничего давать не собираюсь. Это во-первых.
Во-вторых, работа имеет гриф «секретно». Всё. Разговор окончен».
Валерка толкнул ответную речь, в которой сказал о значимости работы для науки, о многом хорошем, присущем самому Петровскому…
«Мы уверены, – закончил он, – что Вы окажете содействие укреплению обороноспособности нашей великой Родины!» Уже были не Сталинские времена, но Петровский дрогнул:
«Хорошо. Завтра принесёте допуски к секретным работам, а я дам разрешение, и вы получите в секретной части института мою работу. В качестве исключения и без права копирования»
Мы ещё не успели восторжествовать, как он добавил: «Получите ровно на пятнадцать минут».
Мы ушли в раздумье: «Что делать? Ведь пятнадцать минут нам ничего не дадут!»
На следующий день я даже не хотел идти в институт, но Мостивой настоял: «Надо!» Получили в училище допуски к секретным работам и пошли.
Секретная часть института была маленькой комнатой с одиноким столом. В ней никого. Постучали в небольшое окошко стены, и оно распахнулось. В окне просматривалась седая голова старушки – секретчицы. Она была в курсе, и, выдавая работу Петровского, предупредила:
«Садитесь за стол. Переписывать ничего нельзя. Засекаю пятнадцать минут…»
Работа была формата А 4, но её толщина была ужасна. Стол, за которым нам предстояло работать, из окошечка секретчицы не просматривался, так как прилегал к стене сбоку от него.
В работе мы опустили вступление – сразу перешли к алгоритмам. Только я собрался их посмотреть, как Мостивой прошептал: