Воспоминания старого шамана. Путь волка

Антон, хотя и был бурятом по крови, но к своему стыду языка не знал. Лишь некоторые фразы когда-то сохранились в его памяти. Лена же присутствовала на обрядах и запомнила последовательность, она общалась со старшими женщинами Рода. Именно они передавали мелкие нюансы и особенности: что нужно делать, как готовить, и по какому поводу.

Все родственные связи и истории хранились в самом надежном месте: в головах у местных бабушек и дедушек.

Милхай произносил молитву, упоминая Родовое место, имена Антона, Лены и их детей. Закончив, он выплескивал водку в сторону ворот. После все повторялось заново.

Катя вынесла посуду и продукты, расставила их на столе, а сама вернулась в дом.

Степан с мальчишками. Урок механики

Степан ковырялся в гараже со старым отцовским мотоциклом. Хороший повод показать его для Коли:

«Мужик в доме растет, – обязан в технике разбираться».

Зеленый Милхаевский «Урал», с коляской, стоял посередине помещения, бензобак у него был откручен и снят.

Степан перелил остатки бензина в другую емкость, а бак промыл водой.

– Папа, а зачем ты туда воды налил? – спросил Коля.

– Сейчас мы его будем чистить. А водой промыл – от бензина, чтобы он не бабахнул. Знаешь, какие пары опасные: если рванет, то никуда не спрячешься – и окна вылетят, и двери с петель по срывает. Так что вот.… Пропарить бы его сначала, а после почистить.

– А что потом?

– А потом карбюратор будем разбирать.

– Папа, что такое карбюратор, зачем он нужен? – смутился Коля. Он слез с табурета и подошел к отцу.

– Карбюратор – это деталь такая, служит она, чтобы бензин смешивать с воздухом и рабочим газом. Потом вся эта смесь подается в цилиндры, – указывал Степан. – В цилиндрах смесь загорается и толкает поршень, а он уже вращает коленвал и передает усилие на трансмиссию… – Степан увлекся объяснениями, позабыв, что сын его еще маленький и многого не понимает.

– Чего-то я не понял, папа, – в подтверждение отозвался Коля. – Почему «калёный вал»? – он шмыгнул носом и утерся грязной рукой.

– «Коленвал» правильно надо говорить, – поправил отец. – Похож он сильно на колено. Так коленвал этот передает вращение в коробку передач, а оттуда цепью на колеса, и мотоцикл едет, – опять увлекся объяснением Степан.

– Папа, я не понял ничего, – озадаченный Коля почесал лоб своей маленькой ладошкой. На его лице – под носом и на лбу красовались темные следы отработанного масла.

– Ладно, видишь вот эту штуку? – указал отец на зеленую емкость. – Это бензобак, отсюда топливо в карбюратор попадает, а дальше в двигатель. – Вот они. Бензин сгорает в двигателе, и дальше… – задумался Степан, а потом махнул рукой: – Ну, в общем, дальше колеса крутятся и мотоцикл едет. – Он не нашел ничего лучшего, как сократить объяснения, чтобы не запутать сына. – Теперь понятно? – с сомнением посмотрел.

– Понятно! – Коля просиял. Он был смышленым, и любил все переделать на свой лад.

– Тогда давай, повтори, что я тебе сказал! – напрягся отец, объясняя сыну.

– Ну, ты сказал… и я понял… – растерялся Коля.

– Чего?

– Мы в эту дырку бензина наливаем, а мотоцикл его кушает. Силы у него появляются, и он от этого едет!

– Да нет же…, на самом деле.… Ну, в общем.… Да, примерно, так оно и есть, – махнул рукой Степан. – «Пусть лучше так всё понимает, чем совсем никак».

Коля залез на табурет. На коленях его штанов были аккуратно пришиты заплатки. Любил он все исследовать, залазить везде, проверять. Каждый вечер он приходил домой чумазый и растрепанный. Одни глаза да зубы белые, да детская улыбка на лице.

Оюна понимала, – ругаться не имеет смысла. Хотя, порой, нервы у нее не выдерживали, и Коле попадало по первое число:

– Ты чего там делал? Весь измазался, всю одежу замарал… – строгим голосом спрашивала мама. – Хоть бы немножко меня пожалел, каждый день такие ворохи стираю.

Одежда у Коли не однажды зашивалась. В основном разрывались локти, коленки и рукава. А пуговицы, – так вовсе служили расходным материалом: ежедневно в детских играх и «уличных боях» сын отрывал по одной, две, а иногда по три. Как-то дошло дело до того, что все пуговицы он оторвал разом, некоторые даже «с корнем». На их месте зияли разлохмаченные дырки.

Куртка Колина была не новая, не единожды перешитая, еще и перелицованная, из плотной ткани, выгоревшая на солнце. От времени она разъехалась по швам и изрядно растрепалась. Давно уже просилась на покой, – в утиль. Когда-то, в своей далекой молодости еще сам дед ее носил. Потом на Степана перешили. Ну а после, по наследству, к Коле перешла.

Теперь же, когда все пуговицы закончились, а поездок никуда не намечалось, мама сделала реставрацию раритетной семейной вещи. На место пуговиц она пришила светлые веревочки. Отпорола цветную бахрому от старых портьерных штор и обрамила ею рукава у куртки и гачены у брюк. Теперь у Коли появилась обнова – на модных завязках. В такой можно и до осени доходить.

«Все равно сын подрастет к школе, и надо будет новые вещи покупать».

В обновленной куртке Коля стал походить на главного героя из фильма про индейцев. Не хватало только перьев в голову, для полноты картины. Деревенские ребята окружили Колю и начали рассматривать. Кто-то уважительно назвал его «индейцем». Вот так и проходило счастливое детство: в родительской любви и в дедовых обносках… Новых вещей у Коли не было почти.

«Зачем тратиться, если старое можно перешить!» – говорил Милхай, а Оюна его поддерживала. – «Пацан растет у нас – не девочка. В моих вещах доходит да в папкиных».

Оюна же так говорила про своего маленького сына:

«Дед носил – не сносил, отец носил – не сносил, а на мне все как на огне горит!» – Уж больно шустрый был малый.

Степан с Колей так увлеклись разговором и не заметили, как из-под полога от входной двери высунулась чернявая голова. – Это был Колин друг – Дима.

– Здрасьте, дядя Степа! – громко поздоровался он.

Степан аж вздрогнул от неожиданности, а Коля чуть не упал с табурета.

– Ну ты даешь, Димон! Предупреждай хоть, когда идешь, а то так заикой можно – остаться. – Коля схватился за сердце, да не с той стороны, – с правой. – Ты как шпион подкрадываешься!

– Привет, Дима, как дела? – поздоровался Степан.

– Нормально, дядя Степа. Хотел, вот, Колю на улицу позвать.

– Ну, проходи, раз уже пришел. А мы тут мотоцикл разобрали. Садись вон на кресло, – продолжил Степан. Он отставил бензобак в сторону. – Завтра с дядей Андреем свозим в кочегарку, пропарим, а потом уже почистим.

– Дядя Степа, а зачем бензобак чистить, он же у вас не грязный. «Ур-ал», – с натугой прочитал Дима стертую от времени надпись.

– Понимаешь, бензобак работает, когда он чистый изнутри. – Степан смахнул металлическую стружку с верстака и продолжил рассказывать. – Если в нем грязь появилась, она может в карбюратор попасть и жиклеры забить.

– А что тогда будет? – вежливо спросил Дима, не понимая, о чем идет разговор.

– Тогда бензин в мотор не потечет, мотоцикл заглохнет и не поедет.

– Ка… карбюратор, правильно? Это что такое? – с удивлением спросил Дима.

– Вон та железка, видишь, на моторе стоит, – показал Коля со знанием дела. – Двигатель у мотоцикла бензин кушает с маслом и нас везет.

– Масло? Да ты шутишь, что ли? Это из той бутылки? – Дима показал на стеклянную посудину, заполненную золотистой жидкостью. – Мы его в сковородку льем, когда картошку жарим, оно еще семечками пахнет.

– Димон, ты чё? Сам-то подумай! Зачем тебе голова на плечах, шапку на ней носить, что ли? Масло в картошку – подсолнечное, – оно из подсолнуха делается. А в мотор минеральное масло заливается.

– Так если минеральное, значит, оно из минералов? – Дима попытался включить свою мальчишескую логику. – Минералы, они же твердые, а масло жидкое. – Он учил природоведение и точно об этом знал.

– Из каких таких твердых минералов, – садовая твоя голова? Ты сперва подумай, а потом уже говори! – Коля начал входить в раж.

– Из нефти оно производится, на большом заводе, – вмешался в разговор Степан. – Нефть из скважин добывают, из-под земли, потом по трубопроводу перекачивают на завод. И уже на заводе из нее получают разные продукты. А бутылка действительно из-под масла подсолнечного. Вон даже этикетка сохранилась.

– Дядя Степа, а скажите, какие продукты получаются из нефти? – начал ерзать Дима на стареньком кресле.

– Какие?.. – Ну, вот бензин, например, разных сортов. Дизельное топливо в трактор, мазут нам на котельную, чтобы школу обогревать с детсадом, битум вязкий, гудроном еще называется, его в асфальт добавляют, чтоб на дороги укладывать.

– А мы гудрон жевали с Колей! – похвастался Дима. – Он как сера, только горький.

– Да? Правда, что ли?

– Ага, – переглянулись пацаны, не зная, какая реакция последует.

– Ладно, не буду вас ругать. Было дело, я и сам его жевал, когда маленький был, – улыбнулся Степан, вспоминая свое детство. – Только не надо так больше делать.

– Дядя Степа, а что еще из нефти делают?

– Еще из нефти химию делают промышленную и бытовую: полимеры, пластмассы, препараты разные медицинские, духи, парфюмерию.

– И даже духи?! – удивился Дима.

– Это как можно? А зачем тогда шаманы нужны, если духи из нефти получаются? – он слышал от родителей, что Колин дед с Духами общается.

– Да нет же, – ответил ему Степан. За разговорами с ребятами он увлекся и позабыл про мотоцикл. – Из нефти делают духи, которые твоя мама покупает в магазине, чтобы на одежду брызгать и хорошо пахнуть. Духи, одеколоны, дезодоранты и другую парфюмерию.

– Интересно, это как? Из какой-то нефти и так всего много! Я по телевизору видел, как ее добывают. Она как черное жидкое масло, воняет еще, наверное. А духи с одеколоном – чистые и пахнут хорошо! – удивился Дима. – Вы, дядя Степа, так рассказываете, как будто сами там работали.

– Мой папа и не только про это знает, – гордо заявил Коля.

– У нас везде родственники есть. Один из них приезжает на обряд, из другого города. Он на комбинате работает, где нефть перерабатывают. От него-то я и узнал все, – Степану нравилось рассказывать мальчишкам. – Все на сегодня. Поздно уже, – завтра доделаем, – Степан поднялся, обтер руки ветошью, собрал инструмент и вышел во двор. Коля с Димой последовали за ним.

Окончание обряда

Обряд заканчивался. Милхай молился, упоминал далеких предков, имена Антона, Лены и их детей. Он брызгал чаем, молоком и водкой. Позади него сидели старики, и те, кто был моложе. Все они поддерживали Шамана. Рюмка переходила из рук в руки, по определенному порядку. Милхай наполнял ее водкой, негромко произносил слова и передавал родным. Они капали и пригубливали, потом отдавали родственникам. Так происходил обмен энергией и приобщение к Духам. Люди негромко разговаривали.

Степан с мальчишками помылись в умывальнике и прошли в дом. В доме хлопотала Янжима. Она закончила лепить очередную порцию пирожков, выставила их на противень и отправила в горячую духовку.

– Мам, наложи чего-нибудь поесть, – обратился Степан.

– Сейчас, подожди, – вот со стола сотру, – Янжима очистила клеенку от остатков муки.

– Давайте, пацаны, перекусите да дуйте на улицу, пока еще совсем не стемнело. – Степан разлил суп по тарелкам, а в отдельную, большую положил мясо. – Дима, а ты чего скромничаешь? – Давай, присоединяйся тоже.

– Спасибо, дядя Степа, – я не хочу.

– Да ты бульончику-то похлебай, пару ложек хотя бы, за компанию, – настоял Колин папа. – И пирожков возьми, вон бабушка свежих напекла.

Дима придвинул тарелку, взял ложку и потянулся за выпечкой. Коля в это время уплетал бухлер: в одной руке кость с мясом, которую он грыз, а в другой – надкушенный пирог с капустой. Где-то в промежутках между пирожком и костью появлялась ложка. Она зачерпывала суп и отправлялась в широко раскрытый рот. Коля торопился, хотел поскорей успеть на улицу, чтобы поиграть с друзьями. Кусками хватал, почти не прожевывая. Милхай всегда ругался, когда такое видел. Но деда не было рядом и потому все можно!

– Фифо, фофофей феу фи фа фулифу фойфе, – пробубнил Коля с набитыми щеками.

– Ой ты горе мое луковое! – улыбнулась Янжима. – Ты прожуй сначала хорошо, а потом уже скажи.

Коля с натугой прожевал, еле поворачивая языком, взял кружку с молоком и запил. Дима перестал кушать и уставился на друга. Тот проглотил остатки пищи и выдал наконец-то:

– Димон, скорее ешь, и на улицу пойдем!

– А в чем ты на улицу собрался, куртка-то у тебя грязная, – Янжима сняла одежду с вешалки и положила в грязное белье. – На вот тебе мастерку Катину, да аккуратненько носи, не порви, не замарай, – протянула внуку. – А твою куртку я постираю, – к обеду завтра высохнет.

Тут в дом вошла Катя, Колина старшая сестра.

– Баба, собирайтесь, там вас с папой уже ждут. Деда чаю попросил согреть. – Она налила воды в чайник и поставила на плитку.

– Хорошо, сейчас идем, папа только покушает, – Янжима накинула на плечи легкую шаль, повязала платок на голову и вместе с внучкой вышла во двор.

– Катя, а ты куда? Нечего тебе тут делать! – прикрикнул на неё Милхай.

Внучка всё поняла и вернулась в дом. Степан закончил с супом, хлебнул чаю с молоком и зажевал пирогом с капустой.

– Пап, подожди нас, мы тоже идем, – Коля допил молоко и начал натягивать Катину мастерку. Он торопился и запутался в молнии: со всей силы дернул за замок и тот заклинил. – Вот ты ёхорный мухор, – выдал рассерженный мальчуган.

– Чего ты там сказал? – отец строго посмотрел на сына.

– Да замок такой, сякой, не ел, что ли, каши сегодня? – повторил любимую поговорку деда. – Я его закрываю, а он не хочет. – Коля попытался справиться.

– Давай я помогу, – Катя потянула брата за рукав. – Да стой же ты на месте, – сделала замечание, по праву старшей.

Коля был неуемный, – энергия так и била через край. Не мог он находиться долго на одном месте. Когда Катя пыталась вставить «собачку», Коля переминался с ноги на ногу, весь устремленный на улицу.

– Ну-ка встань прямо! – не выдержав, громко скомандовала Катя. – Замри на месте! – Она строго посмотрела брату прямо в глаза.

«Маленький озорник» оцепенел от окрика. Катя хорошо приметилась и застегнула непослушную молнию, при этом отпустила брата. Коля воспользовался моментом, тут же вырвался и побежал к двери.

– Ты Диму-то подожди, видишь, он чай еще не допил! В гости ведь пришел к тебе, – попытался остановить сына Степан.

– А че его ждать, маленький что ли? Димон, я на улицу, а ты давай за мной. – Коля напялил ботинки и выскочил за дверь. Дима, не торопясь, вышел из-за стола, оделся и осторожно выглянул во двор.

Несмотря на одинаковый рост, сложением Коля был, как дед: такой же худощавый, жилистый и легкий на подъем. Колин друг – его прямая противоположность: круглое белое лицо, пухлые руки и небольшой животик, который мешал ему быстро бегать. Свою нерасторопность он компенсировал умом. Дима не любил попусту суетиться. У него сразу появлялась одышка, щеки его раздувались и краснели. Но когда наступала зима, Дима преображался. Он очень хорошо стоял на коньках и мог дать фору многим деревенским пацанам. Да и в хоккей у них, с Колей, здорово получалось. Они дружили с самого раннего детства. Не обходилось, правда, и без обид. Однако проходило время, и обиды забывались. Ребята по-прежнему оставались вместе. Коля подшучивал над своим другом и над его недостатками. Но большой и добродушный Дима почти не реагировал на колкости. Так Колина подвижность и любопытство дополнялись неторопливой рассудительностью друга.

На улице уже смеркалось. Коровы стали возвращаться с луга с деревенским пастухом. Своим мычанием и звоном колокольчиков они извещали домашних.

Милхай наполнил рюмку и передал супруге. Янжима капнула водкой на огонь. Тот ярко вспыхнул в ответ, поглощая очередную порцию прозрачной жидкости. Он расширился ярким свечением и обдал гостей жаром. Янжима попросила здоровья для своего мужа, для детей и внуков. Пожелала удачи Антону и Лене, благополучия и здоровья их родным. Немного пригубила сама, и вернула мужу. Шаман рюмку наполнил, пригубил и передал сыну.

Степан забрал свой пай, капнул, попросил предков за свою семью: за жену, за детей. Так же пригубил и передал отцу.

Антон и Лена оставались сидеть на своих местах: спиной к костру, напротив самых ворот. Шаман наполнял рюмку, произносил слова молитвы, и пригубливал, потом передавал ее родным: сначала старейшинам, а после другим, тем, кто помоложе.

Женщины получали «пай» и «капали» безымянным пальцем на грудь, – столько раз, сколько детей и внуков. Они просили ушедших бабушек о защите, о здоровье и о продлении Рода. Орошали содержимым землю и костер, а после выпивали. Кто не пил тот просто водку пригубливал.

Мужчины обращались к предкам. Просили их открыть дороги и не препятствовать в делах, удачи просили на работе и в обычной жизни. Каждый «приносил» сюда молитву, свое благодарение и просьбу.

Стихии разрастались, энергии сплетались и окутывали двор, поднимались выше, вокруг мерцающего пламени. Огонь питался деревом и трещал смоляными сучками. Яркое пламя пожирало жидкость – бесцветную прозрачную энергию. Душа огня подхватывала просьбы и молитвы, благодарения людей и возносила к Небу. Управлял всем этим человек, стоявший на границе мира. Шаман один руководил умами. Он был связующим звеном между далеким прошлым и нашим настоящим, между людьми и Духами.

К собравшимся пришли их предки. Духи Милхаевского Рода, Рода Антона с Леной. Бабушки и дедушки, ушедшие давно, все те, кого упоминал Милхай. Большие люди приходили и малые, простые и знатные. Правители и воины, торговцы, пастухи-кочевники, оседлые ремесленники и ушедшие шаманы. Энергии лучами исходила от их эфирных тел. Они общались, слушали молитвы, радовались поклонению. Получали угощение, благодарности и просьбы.

Так жил народ, свою культуру сохранял и поклонялся предкам. Так жили поколения людей на протяжении веков.

Никто не ощущал потустороннего присутствия. Хотя, в душе у каждого, волнение возникало. Как дуновение ветра, прикосновение света и теней: дым от костра отплясывал замысловатый танец. На крыше дома, и на заборе появились птицы. Они разглядывали двор, – невольно сами становились участниками древнего обряда.

Шаман молитву повторял. Как с водкой, делал тоже с молоком и чаем. Огонь горел, показывая свой характер, шипел и трескал, поднимался вверх. Он расцветал небесно-голубым свечением. Передавал молитвы и послания людей.

Огонь сжигал всю чернь и душу очищал, сливался с ней в единую структуру. Стихия возвращала человеку, его забытую божественную суть.